недееспособным или патологически агрессивным, то срока у тебя нет. То есть отлежал ты в закрытого типа дурке, скажем, года два или три. Собирается врачебный консилиум, решает: понизился уровень социальной агрессивности, невменяемости у данного субъекта или нет? Если понизился – могут перевести в отделение с более легким режимом, а впоследствии в обычную психбольницу.
Если же нет и ты, по мнению докторов, все еще слишком опасен, то оставляют подлечиться еще на полгода. После снова собирается консилиум докторов и чего-то там решает. Повезет – признают улучшения и, проходя облегчение больничных режимов ступень за ступенью, может, попадешь в конце концов на обычное, нестрогое отделение обычной больницы, хоть нашей Пряжки. А там и вовсе выпишут – как карта ляжет.
А не повезет совсем или плохо себя вести будешь, персоналу грубить, режим нарушать или еще что, и, чувак, могут вовсе никогда не признать тебя вменяемым и «социально добрым». Да, врачи, суки, такие.
Уловили разницу? Если по обычной, уголовной теме чалиться[22], то отсидишь свое и откинешься в самом благоприятном случае досрочно.
А если психом тебя признали, то… В самом благоприятном случае, если будет на то воля – нет, не Бога, конечно – врачей, освободиться имеешь шанс тоже досрочно (за взятку – весьма досрочно). Но! Если сильно невезучий ты, или врачам/персоналу насолил, или просто моча им в голову бьет – сидеть тебе не пересидеть. Без предела. А как в случае с Женей, считай, пожизненно. Ибо сколько ему уже лет жизни осталось?
В общем, условно можно определить так: если обычный преступник – тебя судит закон, а если псих несчастный – целиком и полностью зависишь от прихоти или произвола добрых мозгоправов. Спите, психи дорогие, ваших баб ебут другие!
Ну, если семейный ты, может, дадут родственники на лапу, и выпустят тебя раньше, знавал я и таких. А нет – ты лишь шарик на рулетке судьбы, бро.
Что же до Жени, я бы его выпустил. Прямо сейчас, и без всяких освидетельствований, просто из милосердия. Какую, в конце концов, представляет он теперь опасность для общества? Тихий, вежливый, спокойный, сломанный человечек.
Энтузиасты
Хотя… не так все мрачно, как может показаться. Врачи, завотделениями – неплохие специалисты, ответственные люди. Не их вина, что за всем просто не успеешь, не уследишь.
Пример: по регламенту, распорядку положено каждый день проводить обход. То есть побеседовать с каждым пациентом минут… три-пять, наверное (это же психиатрия все-таки, область человеческой души, а не просто срастание переломов). На отделении лежат человек сорок – пятьдесят, если не больше. Конечно, примерно четверть из них – лежачие старики, с которыми уже не побеседуешь. Но даже если принять за правило трехминутный разговор с каждым из оставшихся тридцати, положим, человек, то лишь на обход у врача уйдет полтора часа ежедневно. А то и два с половиной. Комментарии излишни.
Вообще же врачи, как уже говорилось, находятся на недосягаемой от нас дистанции, как бог гностиков от сотворенного мира. А мы – низшая каста, социальный мусор.
Впрочем, находятся и неравнодушные, увлеченные своим делом специалисты. «По делам их узнаете их»[23]: был, помнится, один доктор. Толковый мужик. Все пытался хоть как-то расшевелить это болото.
Известно ли вам, что изначально заведение наше создавалось не как больница, а в качестве приюта для социально неадаптированных личностей? Заведение до «славной» революции называли честнее – богадельней, оно и было богадельней, а не больницей, лечебным Учреждением. Больница имени Деда Мороза – это не госпиталь, разумеется, но центр временного содержания, где никого не лечат, но лишь изымают на время из – мать его так! – социума.
Так вот, о чем это мы? Доктор тот все суетился (в хорошем смысле слова): встречи, мероприятия, экскурсии организовывал, беседы, наподобие встреч анонимных алкоголиков. Его стараниями даже вывели нас однажды на экскурсию в музей Блока. Нет, что ни говори, не нужно мазать подряд черной краской всю постсоветскую психиатрию.
Кадры решают все, и мужчина этот как раз из таких кадров. Как сказал Ямамото Цунэтомо, «чтобы найти деньги, достаточно лишь попросить, но хороший человек на дороге не валяется».
Редко, но встретишь даже среди больничной гнили и плесени такой самородок. А я даже не запомнил его фамилии! И имени-отчества не помню. Что ж, так и уйдет он из нашей истории безымянным, незаметный герой психиатрического фронта. Приберите ухмылки, я серьезно!
На таких людях все всегда и везде держится, бро!
Больше ничего не добавлю, чтоб не испортить: о хорошем трудно рассказать хорошо.
Терминатор
Показывали как-то раз на нашем тринадцатом отделении по телевидению художественный кинофильм «Терминатор-2». В сцене, где мальчик Джон с терминатором приходят в лечебницу, чтобы вызволить мать мальчика, психи невероятно оживились: «Да это же американская Пряжка!..»
Причуды
Мы сидим в палате, уминаем принесенные родственниками – у кого они есть, конечно – продуктовые передачи: болезнь поезда, железнодорожный синдром прогрессирует.
А вот в столовой один из психов намазывает (ножиком, аккуратно) сливочное масло на лоб. Хорошо, не на жопу.
Кто-то из стариков-маразматиков намотал на голову туалетную бумагу – взамен полотенца, отобранного медбратом. Голова у него болит.
В соседней, рядом с моей, палате умирал от голода паренек (способ самоубийства). Но делал это по-хитрому: врачи и персонал пока еще ни о чем не догадались.
Парень отказывался от пищи, перекладывая ее в миску соседа по столовой, раздавал свою еду другим психам.
Мы знали об этом, конечно, многие знали, но никто не сообщал. Я считал, что право на смерть принадлежит каждому изначально, неотъемлемо, и, если выбора умереть нет, а есть лишь хваленое право на жизнь, исчезает и свобода воли. А остальным было, наверное, просто наплевать.
Кто-то из пациентов носит трусы поверх больничных штанов.
«Хуй пожилого зайца!» – доносится из туалета. Зайца? Пожилого?!
«Чем веселее на дурке, тем грустнее после на воле», – фиксировал я ученическим, школьным, неровным, прыгающим почерком. Почерк отражает характер.
Кирилл Голодаев – вот дурак-то! – попал в больницу из-за… потери аппетита! Лежал дома в апатии, ничего не ел. То есть, получается, у него даже серьезной депрессии не было. Что за мир, что за бытие? Куда мы идем? Что за люди!:-(
Миша Обсценус – жирный ублюдок, ◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼, барыга и тюремный сиделец с многолетним стажем, примитивный эротоман – моет в унитазе задницу, ноги, смачивает руки унитазной водой. Почему бы и голову там не помыть?
Как-то раз заботливая мамаша принесла Михаилу в день посещений видеокассету с порнографией по его просьбе, и он устроил просмотр в столовой для всего отделения, для всех, кто мог ходить. Сам Миша с удовольствием пялился в экран, нецензурно комментируя наиболее смачные моменты, до тех пор, пока одна из медсестер не прекратила это безобразие.
Миша сидит на унитазе, широко раздвинув жирные (очень жирные!) ляжки. Трусы спущены до колен. В руке – сигарета, на полу перед ним – пакет сока с этикеткой «Caprise». Время от времени он (Миша, а не пакет) тихо матерится в паузах между затяжками. Иногда он любил сидеть на диване в коридоре, вывалив из штанов на всеобщее обозрение свое хозяйство. Такие вот у нашего Миши капризы.
Есть еще примета местная: правильно разгадавшему послание, «зашифрованное» в номере больничного штампа на наволочке, светит скорая выписка.
Кто-то лепит шарики из дерьма, вот один из особо одаренных изображает на разные голоса (даже с использованием иностранных языков – английского, немецкого, китайского и финского (?!)) различных политических деятелей. Володя Успенский мастерит из пустых пластиковых бутылочек из-под йогурта детскую игрушку-робота. Кто-то мастурбирует под одеялом. В дальней палате народ засыпает в сигарету смесь табака и кондитерского мака. Зачем?!
Беспонтовые[24] забавы в отсутствие большой осмысленной цели.
Что может быть хуже, утомительнее добровольного безделья? Да к тому же безделья трезвого? Пожалуй, самая характерная особенность дурки – всеобщее тупое ничегонеделанье, не исключая, по сути, и персонал. Только у персонала к этому добавляется иной раз еще и пьянство. Лишь врачи чем-то заняты.
Кто-то строгает пластиковую зажигалку ножиком. Откуда взял? Колюще-режущие инструменты здесь строжайше запрещены.
В углу у столовой кто-то читает скандинавский эпос.
Словом, разные у людей бывают причуды.
Калеки
Вы видели когда-нибудь в кино или в реальности, может, людей с тяжелой формой детского церебрального паралича, ДЦП? Эта характерная, со сведенными коленями и вихляющими в стороны при каждом шаге голенями походка. Общая скованность движений, трудная – вплоть до полной немоты – речь. Словом, идеально подходит такой человек для сбора милостыни: так и хочется пожалеть.
Похожим образом выглядят больные (в действительности – сравнительно здоровые для применения столь тяжелых средств) под воздействием ◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼. Это лекарство назначают порой в таких больших дозах, что человека в узел завязывает. Выглядит в точности как больной ДЦП, только еще и голова скручена на сторону: мышцы шеи, челюстей сводит спазмом, язык вывалился и торчит изо рта сбоку, произнести что-либо членораздельно человек не в силах, лишь пытается нечто сказать. Так и ходит по отделению, калечный, руки-ноги вывернуты на сторону, голова набок, язык вывален, мычит нечленораздельно.
Такова лечебная процедура.
Раньше еще на дурках ◼◼◼◼◼◼◼◼◼ вкалывали, теперь он запрещен, но это уж было средство чисто карательной, репрессивной психиатрии, по жесткости, тяжести воздействия нынешним препаратам до ◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼ далеко.