— А самое главное, — капитан Глеб подошел к жующему Виталику и молча внимательно посмотрел на него, так уютно усевшегося на мягкой кухонной табуреточке, — самое странное, что денег там, около костра, было набросано очень много. Подозрительно много. Я бы сказал — ненормально много.
Не поднимая головы и зачастив дыханием, Виталик швырнул вилку на пол и заорал:
— Да чего тут странного-то?! Несчастный случай, об этом тыщу лет все уже знают, а ты только что сюда приехал и сразу же: «Странно, странно…»! Что тут криминального-то! Ну, был взрыв и что?! Ну нашел ты там медяки, подобрал около еще какие-то стекла. Зачем ты все это в одну кучу-то сваливаешь, придумываешь лишнее?! И без стекла нам всем тут дерьма хватает!
— Мелочь была именно в этой банке. И в костре. И там же — снаряд. И копейка, вылетевшая после взрыва из этого костра, убила Маришку.
— Послушай, — Виталик сложил ладони, взмолился, жалко поглядывая на Глеба, — если ты это все только выдумал, то не трави Жанке душу — она ведь только-только успокоилась после всего этого… У тебя же ни фига нет — ни фактов, ни железных доказательств, а милиционеры пошлют тебя с твоими медяками и стекляшками куда подальше.
— Это я и сам знаю. Монеты из песка я уже безо всяких понятых собрал, стекла от банки — тоже.
Убеждать верного оруженосца в чем-то непонятном, совсем еще не ясном и для него самого, Глеб Никитин не хотел. С грустью смотрел он на сгорбившегося за столом Панаса:
— Ты, конечно, Глеб, много чего и раньше нашим-то мужикам по жизни помогал, да и нам с Антониной, спасибо тебе громадное, в трудную минуту сильно подсобил. Не спорь — я знаю, что говорю! Но что сейчас-то ты можешь со всем этим сделать?! Кого в этот-то раз выручать собрался?! Девчонку ведь ты уже не воскресишь, Жанке тоже никто дочку не вернет, правду же говорю, согласись, а? Ну правда же или как?
Они оба не стремились смотреть друг другу прямо в глаза.
В ответе капитана Глеба лишь только близкий ему человек мог уловить легкие нотки упрямства:
— Даже если и нельзя сегодня сделать что-то доброе, то необходимо отыскать и наказать злое.
Виталик вроде как согласился с ним:
— Если и так — то не пугай никого лишний-то раз, не мути зря без повода людей, здесь у нас все так тихо и хорошо.
— Хорошо? Здесь?! — Глеб со злостью двинул ногой легкий кухонный стул. — На этих поминках у вас тут все замечательно, да?! Ты очень, очень добрый человек, Виталя…
Вы все странно изменились. Перессорились. Думаете что-то не так. Говорите не по-человечески, каждый со своим умыслом… Пойми пока не поздно — это сделал кто-то из своих! Причем устроил сознательно, готовясь к такому убийству не один день. Если он понял, чего натворил, то это еще полбеды. Если же он уверен, что не достиг своей цели, и захочет продолжить — всех нас ждет беда, страшная беда… Именно поэтому до сих пор от него может исходить большая опасность. Для кого — я пока не знаю… Может, даже для него самого. Или для нее самой.
Застекленная дверь кухни скрипнула.
Никитин и Панасенко одновременно оглянулись. Виталик осторожно подошел, посмотрел в узкую дверную щелку.
— Никого.
— Ты каблуки слышал? Женские…
— Думаешь, успели подслушать, как мы с тобой тут… про убийство?
— Конечно.
Виталик невнимательно присел за стол и сразу же в отчаянии обхватил голову руками.
— Ой, что теперь будет-то! Ведь в пять же секунд растреплются бабы про твои эти расследования!
Глеб аккуратно прикрыл дверь, повернулся к ней спиной и тихо продолжил:
— Я уверен, что история не закончена. Еще я думаю, что кому-то из наших грозит серьезная опасность. Ты можешь мне сейчас не верить, можешь сомневаться в моих словах, но все равно должен сделать то, о чем я тебя сейчас попрошу.
Обнять сзади за плечи вконец расстроенного и нахохлившегося на своем стульчике Виталика Глебу удалось не очень сильно, по-дружески ласково, но тот все равно почему-то сжался, задрожав всем телом.
Глеб пристально посмотрел приятелю в глаза.
— Я хочу, чтобы ты, да, именно ты, Виталик, убедил одного человека в важности этой темы, и чтобы он за день-два поговорил со всеми нашими и задал им один и тот же вопрос.
— Кого это я должен, по-твоему, уговаривать?
Капитан Глеб Никитин наклонился к уху Виталика и прошептал.
— Да ты с ума сошел?! Как ты мог выдумать-то такое?!
— Мне от тебя нужно только одно — уговори этого человека задать как-нибудь невзначай всем нашим ребятам вопрос о том, у кого они видели дома стеклянную стограммовую банку из-под кофе «Нескафе голд» с мелочью внутри. Вроде как бы копилку. А я пока тоже попытаюсь поговорить с некоторыми… молчунами.
Виталик вяло дожевал толстый розовый кусок колбасы, поднял глаза на Глеба.
— Раз уж на то пошло — ты знаешь, что Жанка встречается с Назаром?
Глеб скривился и махнул рукой.
…Горячая вода пошла из крана потоком.
Виталик ополоснул тарелку с остатками салата, вытер руки кухонным полотенцем, подошел к Глебу, тронул его за плечо.
— Вот так, дружище, ситуация-то у нас тут и загнулась… А может, это Назар хотел грохнуть Данилова из-за Жанки? Помнишь, в школе-то он вечно с магнием возился, с разными бомбочками. — Виталик испуганно осекся под тяжелым взглядом Глеба и не успел ничего добавить, когда кухонная дверь скрипнула на этот раз уже совсем откровенно громко и очередная старушка всунула в проем двери важное личико.
— Вас Жанна Владимировна просит к ней подойти. Да, да, вас, именно вас, — старушка осторожно указала мизинцем на капитана Глеба.
За неопрятными столами в большой комнате все еще продолжали бестолково гомонить нетрезвые и довольные обильными закусками гости. Некоторые из теток старались заговорщически смотреть на стремительно проходящего мимо них Глеба, а малознакомые мужики почему-то отводили от него любопытные взгляды.
— Оставьте нас…
Жанка лежала на кровати, опираясь спиной на очень высокую подушку.
Видно было, что она уже успокоилась, только глаза блестели горячо и отчаянно. Для Глеба сейчас не существовало в мире никого, кроме нее.
— За что мне это все, Глебушка? Плохо ведь так сразу стало…
Некрасиво сморщившись, Жанка заморгала, из ее глаз покатились неожиданно крупные слезы.
— Я помню, все помню… Ты мне тогда давно позвонил… сказал еще, чтобы я молчала и слушала. Мне тоже было плохо тогда там, в Москве. Я единственный раз в жизни слышала в телефоне морской прибой… Ты ведь с Севера мне тогда звонил, издалека, правда ведь, скажи?
— Из Швеции.
— Мне сейчас тоже очень плохо, очень… Но я не уеду! Никуда, ни с кем я отсюда не уеду.
Глеб посмотрел на нее, промолчал.
— Нет, правда! У меня ведь мама больная здесь. И Гера так любит меня…
Жанка повернулась под пледом, постаралась приподняться еще выше на подушке.
— Что ты там говорил, на кухне? Про Маришку. Повтори. Бабки шептались, думали, что я сплю… Что такое странное случилось тогда с Маришкой?
«Черт возьми, как это все зря! Зачем это сегодня?! Как не хочется сейчас ничего ей объяснять…»
Он вдохнул незаметно поглубже, выдохнул, чтобы нечаянно в разговоре не запнуться. Начал уже уверенно:
— Маришку убили. Случайно конечно. Тот, кто это сделал… он хотел, чтобы кто-то из мужиков у костра или, может, чтобы они все вместе умерли. И еще он очень хотел, чтобы они были убиты деньгами. Этот человек хотел, чтобы было именно так.
Жанка опустила голову:
— Значит, кто-то из наших.
И опять внезапно закричала, как там за столом:
— Я убью его, гада! Я, я… Какой же он дурак! Дурак несчастный…
Позже, когда Глеб уходил из ее комнаты, Жанка, до самых глаз заботливо укрытая пледом, продолжала бормотать:
— Уеду в Москву, уеду, не хочу здесь, с этими… Ты, пожалуйста, не говори никому ничего больше такого, ладно, Глебушка?
В подъезде пьяный Азбель продолжал что-то втолковывать большому и невозмутимому Данилову. Когда капитан Глеб подошел к ним и встал у самого окна на ветерке, к нему повернулся Герман.
— Ну?
— Нормально, засыпает. Самое главное, ты проследи, чтобы до вечера к ней никто зря не совался. Может, пора разогнать всех гостей, а?
Данилов пожевал губами:
— Дерьмо вопрос! Сейчас вот курнем немного, я с мамашей перебазарю, пусть командует этим дармоедам на выход.
Знакомо и очень тихо зажужжал в кармане пиджака телефон.
Глеб посмотрел, обернулся и подмигнул Азбелю.
— Да. Я. Привет!
В трубке радостно зазвенел голос Назара:
— Здорово, мореплаватель! Мы тут с Людмилой не смогли сегодня прийти, вроде как дела неожиданные семейные образовались. Сейчас она здесь… Да-а, рядом, передает тебе большой привет… Слушай, давай завтра подъезжай с утречка ко мне на яхту, посмотришь мою красавицу, выйдем на воду, веревки потягаем, порыбачим по случаю, а потом к нам домой мотанемся — ушицы хлебанем, водочкой немного побалуемся, а? И поговорить бы надо, вопрос серьезный есть… Людмила ждет тебя, говорит, что очень. А? Заметано?
Придавливая окурок в жестяной банке, висящей на перилах, Данилов со снисхождением посмотрел на Глеба.
— Чего там у Назара не срослось сегодня-то? Побрезговал, что ли, прийти к нам? И в тот раз Людка девчонку свою на костер не пустила, сегодня сами вообще не пришли… Игнорируют, что ли? Че он от тебя-то хочет?
— Пригласил завтра с утра на рыбалку на его линкоре сходить, а потом еще и к ним в гости. Пошли вместе.
Данилов сморщился:
— Нет, я завтра на весь день в магазин засяду, там дел по бизнесу накопилось по самое горло. А ты чего, не нарыбачился еще там, у себя в океанах-то? Оно тебе надо?
Откуда-то снизу и сбоку между ними появилась физиономия Марека.
— А чего такого-то?! Я вот завтра с вами тоже обязательно на яхте пойду! И побазарю с Вадькой там по всем нашим с ним темам фактически! Понимаешь, Глеб, и ты своими глазами посмотришь, сам убедишься, чего он там гонит, как планирует дела-то свои… Так, что ли?!