— Дорогое заведение. Сплошные люксы.
— А вы по машине не видите, капитан, что пострадавшие тоже не из бедных.
— А что в такую рань поехала?
— А писатель мне сказал, что времени у него на нас нет. Он делает получасовые пробежки по утрам, предложил побегать с ним, а заодно и поболтать.
— Добегался, допрыгался.
Милиционеры вытащили труп из машины. Зрелище неприятное.
— Бог мой! — вскрикнула девушка. — Даже фотографировать страшно.
— И не надо. Не положено.
— С какой стати, капитан? Не препятствуйте роботе прессы. К тому же вам тоже фотографии понадобятся. А вы как всегда с пустыми руками приехали. Зато пистолет не забыли и бланки протоколов. Здесь стрелять и допрашивать некого, здесь спасать надо тех, кто еще дышит.
— Черт с тобой, снимай. Потом дашь показания.
— Договорились.
Статья называлась «Звезды на дне пропасти» текст сопровождался серией кровавых фотоснимков.
— И что ты об этом думаешь? Спросила Настя подругу, стряхивая пепел.
— Всю ночь не спала и думала.
— Вижу. Пепельница переполнена окурками.
— Несчастный случай, — уверенно произнесла Алла и поставила опустевший бокал на стол. — Не придерешься. В крови Угрюмова обнаружили алкоголь. В дороге он мог заснуть. На месте крушения перед мостом идет сужение дороги. Этот самый Саша Фальк ничего не помнит. Утверждает, что заснул, как только они выехали из Москвы. Свидетелей нет. Доказать ничего невозможно. Фальк в больнице. Пара переломов, сотрясение мозга, — пустяки, конечно. Милиция зафиксировала несчастный случай по вине водителя, находящегося в нетрезвом состоянии. На дороге нет тормозного пути. Пели Угрюмов не хотел кончить жизнь самоубийством, то значит, он спал.
— Все эти выводы я и сама прочитала. Нет, Алена, надо копать глубже. Уверена, что через пару недель выйдет книга о Виталии Угрюмове. Новая бомба. А значит, это убийство. Если в первом случае они выбрали жертву, дышащую на ладан и естественная смерть Акишина закономерность, а не случайность, то второй случай предугадать было невозможно. За месяц книгу не напишешь. Она уже написана. И ни кем другим, как твоим мужем. Но что с нее проку, если Угрюмов жив и здоров. Очередная сплетня и все. Можно и перед судом предстать за клевету; Но герой в могиле, и пиши о нем, что в голову взбредет.
— Паша не может быть сообщником убийства. Это исключено. Он не подарок, мужик с амбициями, характер сложный, но обвинить его в непорядочности и нечестности я не могу. И никто не сможет.
— В сообщники я его не записываю. Им ловко манипулируют. Кто такой этот Фальк в конце концов?
— Пестриков Станислав Ильич. Тебе от этого легче, Алена?
— Значит, ты узнала?
— Как ты понимаешь, в протоколах фигурируют только настоящие имена, а не псевдонимы. Наш друге Петровки все выяснил. Он получил копии протоколов. Придраться не к чему. Люкс в пансионате был заказан на имя Угрюмова за две недели. Заказывал ли сам Угрюмов или его друг, никто сказать не может. За день до катастрофы Угрюмов звонил в пансионат и попросил придержать номер. Они запаздывали на день. Все совпадает. Ехали они в пансионат. Другой дороги нет. Мало того, Угрюмов лично позвонил руководителю труппы театра и попросил дать ему два дня отгулов по причине неважного самочувствия. И здесь не подкопаешься. Его никто не похищал. За рулем сидел не Фальк, а Угрюмов. Ну, что? Чистая работа?
— А как эта курочка оказалась на месте происшествия за двести километров от Москвы?
— Ты о Новоселовой? Она ехала брать интервью у Фалька. В тот же пансионат. У них была такая договоренность. Фальк этого не отрицает. И тут все чисто.
— И опять она первая на месте преступления. Похоже, Новоселова пользуется той же уральской схемой, когда она находила трупы бизнесменов раньше милиции и ни разу не попадала под подозрение.
— Очень похоже. Но в данном случае ее никак не обвинишь в соучастии. По словам Фалька они заправились на бензоколонке при выезде из Москвы. Такую машину трудно не запомнить. Мальчик, бегающий со шлангами, запомнил «Порше» и даже время заправки. Новоселова заправлялась там же. И ее парень запомнил. Она красивая женщина и оставила ему хорошие чаевые. К тому же посылала его за сигаретами. Но Новоселова подъехала к заправке через час после того, как на ней побывал Угрюмов. Догнать «Порше» невозможно.
— Но они соучастники. Фальк и Новоселова.
— И ты знаешь, Аленушка, они даже не скрывают этого. Вот в чем главная проблема.
— Ничего не понимаю. Алла развела руками.
— Сейчас поймешь. В журнале ты об этом прочитать не сможешь. А в милицейском протоколе сказано так…
Настя достала из сумочки ксерокопии и зачитала вслух:
«По словам потерпевшего Пестрикова он очень благодарен Алене Новоселовой за оказанную ему первую медицинскую помощь. «Это провидение! Ведь я никому не даю никаких интервью и не посещаю тусовок. Моя личная жизнь принадлежит только мне и никому больше. Если я что-то хочу выплеснуть наружу, то делаю это в книгах. Алена успешно рекламировала мою книгу, и я не смог ей отказать в интервью. Мы с ней знакомы много лет. Вместе учились на одном курсе в институте. С тех пор не виделись, каждый из нас пошел своим путем». Вот так вот! Марецкий проверил эту версию, и она подтвердилась. После института Пестриков работал в Питере внештатным корреспондентом в еженедельнике. О нем давно забыли. Пропал из поля зрения три года назад. Любовные дела не оставляли времени для работы. Родных нет. Свою квартиру продал. Год назад объявился в Москве и купил себе загородный дом под Москвой. Нигде не работал. И вот недавно написал первую книгу. Это все. Только нам от этого не легче.
— Однако ты не будешь спорить с тем, что Новоселова ехала фотографировать труп Угрюмова. Упоминание о Паше Фальке и его друге в ярко-красной машине возле морга в предыдущей статье, — вовсе не случайность.
— Упоминала об этом дочь Акишина. А может она ничего не говорила о машине, мы не проверим. Мифическая миллионерша исчезла так же таинственно, как и появилась.
Алла не успокаивалась.
— А что думает об этом твой Марецкий с Петровки?
— Он не думает. Криминала нет, уголовное дело никто не заводил, расследование ему не поручали. Ты думаешь, ему делать нечего? Он занятой человек. Это мы можем позволить себе заниматься домыслами, а ему нужны факты и состав преступления.
— Что толку от наших домыслов. Мы беспомощны, как слепые котята. Что будет, если в очередной статье Новоселовой какой-нибудь свидетель упомянет о белом Мерседесе? Жди следующего трупа?
— Моли Бога, Алена, чтобы не упоминали машину твоего бывшего мужа.
Алла вздрогнула.
Вечером того же дня Аллу Васильевну посетил Слепцов. Легок на помине. Пришел без звонка вдрызг пьяный с каким-то драным портфелем.
— Тс-с-с! Я к тебе по секрету.
Сказал он с порога, едва ворочая языком и, пошатываясь, прошел в комнату.
— Интересно, с кем ты пила?
Он указал на журнальный столик, где стояли две бутылки вина и два бокала.
— С любовником. Тебе-то что?
Слепцов глянул на окурки в пепельнице.
— С желтым фильтром твои. А с белым любовника. Он голубой?
— С чего ты взял?
— Нормальный мужик губы красить не будет.
В одной из бутылок еще оставалось вино, он вылил его в бокал и залпом выпил.
— Фу, какая мерзость.
— Не пей, тебя не уговаривают.
— Все правильно. Допью дома. У меня есть запас.
— И она тебя терпит в таком виде? И что в тебе нашла молодая девка?
— Я упругий.
— Ты на себя в зеркало смотришь?
— Конечно. И все время думаю, что за урод напялил мой любимый халат.
— Совесть заела, потому и пьешь?
— Совесть — слово, созданное трусом! «Кулак нам совесть и закон нам меч». Черт! Даже Шекспира еще помню. Я принес тебе портфельчик. Там мои дневники и рукописи, написанные моей рукой. Сохрани у себя. Пока. Дневники ты все равно уже читала, ничего нового в них не найдешь.
— А ты ее боишься, Паша. Пригретая на груди змея может ужалить. Такие женщины не могут любить. Они живут ненавистью. Она ненавидит вежливо, учтиво и с улыбкой.
Слепцов рухнул в кресло.
— Мне бояться нечего. Сначала надо найти золото, а потом можно меня грохнуть. Иначе золото никому не достанется. А найти его невозможно. Кощеева игла. Я бессмертен, пока его не нашли.
— Может у тебя уже крыша поехала?
— Крыша набекрень сползла.
— Когда книга об Угрюмове выйдет?
— На днях. Умная ты баба, Алена. Все знаешь.
— Больше чем ты во всяком случае. Вот только не знаю, кто будет следующей жертвой. Судя по твоему виду, за новую книгу ты еще не брался. Кратковременный отпуск?
— Никаких книг больше не будет. Хватит. Я уже посмотрел на себя со стороны.
— Преждевременное заявление, Пашенька. Не будешь писать, она от тебя уйдет. Или ты до сих пор считаешь себя неотразимым?
Он ее уже не слышал. Слепцов крепко спал.
Алла накрыла его пледом, села напротив, подставила ладони под подбородок, уперев локти в стол, и долго смотрела на спящего мужа.
Зарок не бывает пророком.
— Ты все еще мне не веришь, Паша?
Спросила Лена, глядя ему в глаза.
— Веришь, не веришь, но больше я писать не буду.
— Будешь, Пашенька. Моя новая идея должна тебе поправиться,
— Идея, которая кончится смертью?
— Не знаю. Это может быть смерть, а может и казнь. Посмотрим по ходу событий.
— Пиши без меня. У тебя получится.
— Значит, ты мне не веришь. Хорошо.
— Ты была в Париже, а не в командировке. Я видел твой загранпаспорт с визой и билеты.
— Лазаешь по чужим сумочкам? Не стыдно? Впрочем, я тоже не безгрешна.
— Паспорт оформлен на Лилию Акишину, но в нем твоя фотография в парике и с темными линзами. Что ты там забыла?
— Боже мой, Пашенька. Я тебя не обманывала. В Париж я ездила в командировку. Как агент Саши Фалька. Первая книга переведена на французский язык, и я отвозила рукопись в издательство «Лемар». Они очень заинтересовались материалом. Слухи идо Парижа дошли. К тому же Акишина там очень хорошо знают и помнят. Я и сама бы тебе об этом рассказала. Никаких тайн. Надо раскручивать имя. Французы живут слишком благополучно и пресно. А книга может расшевелить кого хочешь. Сейчас рукопись переводится на английский язык. Думаю, что и Лондон заинтересуется книгой.