Смешной сноб заботой напоминал маму. Правда, она уже лет шесть, как не вмешивалась в ее жизнь, только просила заранее сообщать, если Сунан пропускала ужин.
Девушка улыбнулась, набивая ответ:
«Да, мамочка».
Сноб в ответ прислал угрожающую рожицу.
— Вижу, у вас хорошее настроение, — заметил водитель, и она стерла улыбку с лица. Бросила взгляд в окно машины — они въезжали в город.
— Высадите меня около метро, — попросила, — дальше я доберусь сама.
— Не могу, — отказал ей водитель, — председатель Юн хочет вас видеть. Он просил привезти вас сразу после аэропорта.
Сердце кольнуло дурное предчувствие. Что понадобилось старому лису? Да еще так срочно, что не стал ждать до завтра, когда она приедет домой после школы. Вряд ли он соскучился или желал быстрее получить сувениры.
Сунан откинулась на спинку сидения, прикрыла глаза, перебирая варианты от плохого до наихудшего. Пока развлекалась, они успели добраться до дома.
— Проходи, — пригласил председатель, стоило ей стукнуть разок в дверь. Поднялся из-за стола. Подошел. Придирчиво осмотрел.
— Отлично выглядишь, девочка. Подзагорела.
— Много гуляла, а погода была солнечной, — соврала, не моргнув глазом, Сунан.
— Рад, что тебе удалось отдохнуть, потому как у нас с тобой много дел. Присядь.
После таких слов самым правильным было покинуть дом. Вернуться в Гонконг и забыть про Сеул. Но она села на стул, сложив руки на коленях, как примерная внучка. Что бы там не вопила интуиция, у нее нет права самолично разорвать контракт. Только при прямой угрозе жизни, а Юн Вон Сун вряд ли опустится до убийства.
— Вчера Сунан Чи покончила с собой.
На стол перед ней веером легли фотографии. С них на Сунан смотрело до боли знакомое лицо, с застывшим взглядом, сине-белой кожей и багровой полосой на шее.
Сунан сглотнула, с трудом удержавшись, чтобы не потереть свою. Не каждый день видишь двойника мертвым. Дохлый кальмар, хуже только посмотреть в зеркало и узреть висельника вместо себя.
— Виновные будут наказаны, не переживай.
Как будто ей есть дело до того, кого председатель сочтет виновным в гибели своей внучки. Начинать надо с матери, которая своим самоубийством подала дурной пример дочери.
— Вы разрываете контракт? — подняла взгляд на председателя.
— Нет, — Юн Вон Сун выглядел спокойным, будто на столе лежали фото чужого человека, а не родной и безмерно любимой внучки. Сунан кольнуло понимание, что где-то она ошиблась с оценкой старого лиса… — хочу предложить его продлить. Видишь ли, смерть Сунан Чи сейчас некстати. Мы на пороге подписания крупного контракта, любое пятно на репутации может качнуть весы в пользу конкурентов. А ты прекрасно справляешься со своей ролью. За полтора месяца смогла прекратить травлю, учителя в восторге от твоих успехов. Мне намекнули, что могут перевести тебя на следующий курс, если сдашь экзамены. Даже с четверкой лучших учеников успела подружиться.
На стол легли новые фото. На них она и снобы вместе около школы. В ресторане за ужином. На вечеринке.
Дохлый. Нет, не просто дохлый, а почти разложившийся кальмар. Где она так прокололась, что не заметила слежки?
Разложила фото. Всмотрелась. Нет, постоянной слежки не было. Большая часть — фото из сети. А возле школы мог и водитель Пак постараться. Н-да… расслабилась. Решила, что месяца достаточно, чтобы семья Юн перестала за ней приглядывать.
Но что же получается? Ей предлагают не просто играть роль, а на самом деле стать Юн Сунан Чи, внучкой председателя Юна, богатой и в дальнейшем преуспевающей леди. Полный бред. Променять свою жизнь на чужую? Никогда.
Взгляд снова зацепился за фото бедняжки Сунан Чи. Почему бедняжки? Да потому, что теперь Сунан была уверена — внучку председателя убили. Убедились, что двойник прекрасно справляется с ролью и убрали лишнюю фигуру с доски. Вряд ли персонал швейцарской клиники мог довести пациентку до суицида. Да и когда она сама общалась с Сунан Чи, девушка не производила впечатления сумасшедшей. Немного чудная, озлобленная и озабоченная, но с мозгами все в порядке. И намерения были четкими: найти себе такого мужа, чтобы все стервы из класса сдохли от зависти.
Неужели председатель с самого начала не верил, что из внучки сделают нормального человека? Боялся, что пойдет в мать? Но зачем ему Сунан? Зачем при наличии двух сыновей и трех внуков нужна еще одна наследница?
— Контракт не продлят.
Ее не отпустят. Она лучшая на курсе. От нее просто так не могут избавиться. Продать, точно собачонку. И ничего еще не согласовано. Старый лис мог и и блефовать, подстраивая смерть внучки.
Сейчас он скажет что-то вроде: если ты согласишься, я заплачу любую цену. Подарю такую жизнь, которую никогда не даст твоя семья.
— Уже продлили.
Она невидяще взглянула на председателя.
— Что вы сказали? — спросила непослушными губами.
— Знал, ты не поверишь. Твой учитель записал видео для тебя. Посмотри, а потом обсудим детали
Председатель любезно пододвинул к ней ноут.
Разблокированный экран демонстрировал застывший на паузе ролик, но Сунан не торопилась нажать на пробел и запустить видео. Такими вещами не шутят, вряд ли председатель ее обманывал.
Остро полоснуло осознание предательства, наполняя душу жгучей горечью. Продали. С самого начала знали — это последний контракт. Выкинули из семьи, точно гнилой орех из корзины. Чем она заслужила подобное? Тем, что работала, не жалея себя? Тем, что была лучшей в группе? И раньше всех стала во главе пусть и крошечной, но все же части семьи? Как гордилась оказанным доверием. Где оно все? Продано за деньги семьи Юн…
Очень хотелось взять этот самый ноут и опустить на голову сидящего напротив мужчины. Раз, еще раз. С хрустом проламывая череп. С брызгами крови по сторонам.
— Не глупи, — нервно предупредил председатель, поймав ее темный взгляд, и выложил на стол пистолет. Как будто он ему чем-то поможет? Скорее облегчит ей задачу.
И она улыбнулась появившейся во лбу мужчины дырочке. Мысленной. Пока.
— Твой отец умер три года назад.
Воздух в легких закончился, но она продолжала растягивать губы в застывшей улыбке. Было бы странно, если бы председатель не знал о ней все, вплоть до имени парня, с которым она танцевала на выпускном. Но слушать, как он говорит о ее семье было так же гадко, как пить скисшее молоко.
— Мать вынуждена одна воспитывать твоего брата.
Легкомысленного тринадцатилетнего оболтуса, хотя кто из нас мудр в тринадцать?
— У нее больное сердце, и ей требуется дорогая операция.
Семья помогла, когда заболел отец. Они смогли продлить его жизнь на пять лет, но дальше тело отказалось бороться. Мать тяжело перенесла его уход. Она не жаловалась, нет, но Сунан видела — с ней что-то не так и с трудом уговорила пройти обследование. Результат звучал, как приговор: операция на сердце в течение года, иначе будет поздно.
Вознаграждение за контракт должно было покрыть половину от стоимости операции. Оставшуюся часть Сунан рассчитывала взять в долг.
— Я оплачу лечение твоей матери, учебу брата в колледже, а также буду оплачивать их содержание, пока брат не найдет работу и не сможет обеспечивать семью. При условии, что ты не будешь искать встречи с ними.
Сунан с трудом отвела взгляд от вороненной стали пистолета. Ладонь чесалась ощутить гладкую поверхность, провести пальцем по спусковому крючку, а потом плавно нажать…
Еще вчера у нее было три семьи. Одна — родная, подарившая жизнь. Вторая — названная, открывшая для маленькой девочки из бедного квартала целый мир. Третья — лживая от кончиков дорогих ботинок до золотой оправы очков.
«Раз, два, три — выбор не твой».
Что даст убийство председателя? Семья не простит неповиновения. Пусть ее найдут не сразу, но время будет упущено. Мать умрет без операции, а брат окажется в приюте.
Вернуться ей тоже не позволят. Как только окажется дома, ее тут же отправят обратно. Председатель уже заплатил за нее, значит, обратно ее не примут, не взирая на все просьбы. И вряд ли речь идет просто о деньгах. Деньгами председатель расплачивается с ней, а семье предложил что-то более ценное. Она не сможет перебить его цену. Тогда возникает законный вопрос:
— Зачем я вам, председатель?
Зачем нужна настолько, что вы пожертвовали родной внучкой, влезли в отношения с триадой и решились на подмену?
— Умница, — ей улыбнулись ласково, точно она на самом деле была родной внучкой. Но улыбка стекла, стоило председателю заглянуть в глаза девушки. Пусть тигр временно втянул когти и отступил, внутри все горело от желания убить. Растоптать, разорвать, сжечь, а пепел развеять над нечистым местом. Этот человек закрыл для нее столько дверей, что его перерождение точно не будет счастливым. На что он рассчитывал? За все деньги мира нельзя сделать из тигра домашнего котенка.
— Ты пропустила вопрос: что будет, если откажешься.
Она не пропустила, отложила, рассчитывая подчерпнуть информацию из речи учителя, но раз уж на председателя напала болтливость….
— Откажешься, и тебя заставят отработать все потраченные на тебя до последней воны. А я лично позабочусь, чтобы отрабатывать тебя отправили на Wan Chai*.
Дедушка оскалился, четко давая понять, что неповиновения не потерпит. Она оскалилась в ответ.
— Попробуйте, и тогда, прежде чем уйти отсюда, я с превеликим удовольствием сверну вам шею.
Кажется, до дедули дошло, что палку он перегнул. Но пистолет в руки брать не стал. Лишь поджал губы, нервно выбивая пальцами дробь по краю стола.
В чем не откажешь председателю, так это в смелости. Пойти на сделку с триадой, убить родную внучку, а теперь пытаться купить то, что не продается в принципе. И ведь почти удалось. Вот только у этого «почти» упрямый характер.
— Что станет с твоими родными, пока ты будешь гнить в тюрьме? Мне будет уже все равно — мертвых не призовешь к ответу, а вот твоим друзьям придется не сладко. Что скажут их семьи, когда выяснится с кем они проводили время?