В понедельник с утра Сунан порадовал бледный вид Дохляка, у которого она с ехидством поинтересовалась, не заболел ли? Парень хмуро буркнул, что у него все отлично, и лучше бы за собой присмотрела или уроки повторила, а то по отметкам — свинья и то умнее будет.
Свинью Сунан пообещала Дохляку припомнить. Сама она тоже легла поздно — успела пролистнуть дневник, заглянуть в конец и убедиться, что дневник был с девушкой в клинике. Последние страницы заставили ее похолодеть. Между описаний больных, метких наблюдений о врачах и санитарах, взгляд зацепился за текст:
«Я знаю, всех раздражаю. Дедушка скрывает свое недовольство, но я вижу, он злится, когда при виде меня. Я — неудачница. Учусь хуже всех, друзей нет, одноклассники сторонятся, способностей никаких, спортом и тем заниматься нельзя. Один лишь он меня понял и пожалел, за что и пострадал потом.
Дед сказал, замена — ради меня самой, только я не слепая и давно поняла, насколько она лучше меня: умнее, красивее, сильнее. Видела, как летом дед смотрел на нее… А недавно нашла выложенную на странице фотографию, где она обедает с четверкой. Странно, но по сути она — это я, вот только для этих парней я всегда была пустым местом. Что изменилось? И что изменится, если вернусь? А стоит ли возвращаться, если всем сейчас лучше без меня?»
Так вот почему злился председатель. Верил, что спасает внучку, а та посчитала, что ее заменили на лучшую копию. Даже если девочку убили, кто-то очень удачно выбрал момент. Или все-таки это был суицид? От всех этих мыслей Сунан полночи проворочалась без сна, и сейчас синхронно зевала с Дохляком в машине
Зазвонивший мобильник спугнул дремоту. Сунан недовольно достала телефон из сумки и замерла, потому как этот номер ей был знаком.
— У тебя мозги еще не проснулись мне звонить? — спросила раздраженно, и Дохляк кинул на нее заинтересованный взгляд. Сунан на мгновенье показалось, что уши парня стали раза в два больше, и она моргнула, прогоняя дурацкое видение водителя с ослиными ушами.
— Просто хотела напомнить о нашем уговоре, — сладко пропели в телефоне, — ты вчера не позвонила, я побоялась, вдруг передумала.
— Нет, — отрезала Сунан, сдерживаясь, чтобы не добавить что-нибудь нецензурное. Вряд ли Умник обрадуется, если сестра начнет выражаться, как продавщица рыбы с рынка, — у меня отличная память. Давай, до следующих выходных. И разве у тебя нет уроков в школе? Или мне поинтересоваться у твоего учителя, делаешь ли ты домашку?
В ответ раздраженно фыркнули, потом указали на очевидное:
— Ты мне не старшая сестра. Хватит и братца с его нотациями.
— Тогда наберись терпения и не тревожь по пустякам. Созвонимся ближе к выходным. Слышала в Starfield* начинается распродажа. Ты ведь хотела пройтись по магазинам?
Тишина в мобильнике означала, что Чжи Хен усиленно пыталась понять, когда именно она хотела пройтись по магазинам в компании Сунан.
— А-а-а!
Сунан отодвинула от уха разразившийся воплем телефон и подумала, что догадливостью сестренка явно не в брата пошла. А уши Дохляка тем временем доросли до размеров тушканчиковых, если бы могли расти, конечно. Сунан могла поклясться, что парень забыл, как дышать, боясь упустить слово из разговора. Главное, чтобы не забыл на дорогу смотреть, а то до школы они не доедут.
— Обожаю распродажи, — простонали в трубке, и Сунан стоило огромных сил сдержаться, чтобы не засмеяться.
— Тогда будь готова. В воскресенье утром.
Ай-фон исторгнул из себя радостные вопли:
— Буду ждать! Спасибо! Ты — лучшая!
Сунан поспешно нажала отбой, пока девчонка на радостях не забыла о конспирации. Вот же… Заноза, а не ребенок. И как только Умник ее терпит? Впрочем, сама она тоже хороша. Поддалась на шантаж, хотя могла бы послать, куда подальше. И думай теперь, где достать байк.
— И кто это был? — ожидаемо поинтересовался Дохляк.
— Слышал, наверное, что меня облили шампанским на вечере? Девчонка так сильно хотела извиниться, что я не смогла ей отказать. Ничего особенного. Прогуляемся по магазинам, поедим мороженное.
«А между делом, покатаемся на байке», — добавила про себя Сунан, но знать об этом Дохляку было не обязательно.
— Заводишь знакомства? — парень внезапно одобрил их план. — Это хорошо.
Вот и пойми его. Сунан с недоумением покосилась на виднеющиеся за сиденьем ухо и правое плечо. То слюной от злости брызжет, то одобряет новые знакомства. Или дело в том, что знакомая — девушка?
И все же, где взять байк? Тот, на котором она ездила в Сеуле, уже вернули. После того, как Сунан вынуждена была согласиться на пожизненный контракт, рисковать ездой на байке было неразумно. Она сама попросила избавиться от приметной машины, только кое-кому это не помешало упасть на след.
Мобильник второй раз за утро разразился трелью. Сунан ругнулась. То ни одного звонка за целый день, то словно прием у министра. Посмотрела на номер, и сердце свалилось куда-то вниз, в район желудка. Они точно сговорились сегодня вывести ее из себя. Дохляк снова занервничал. Правое ухо у него дернулось, став чуточку больше, и Сунан запретила себе следить за ушами парня, сосредоточившись на разговоре.
— Доброе утро, — поприветствовала Ши Вона.
— И тебе, доброе, Сунан Чи. Как спала? Все ли хорошо?
Все было совсем не хорошо. Ей срочно нужен был байк и еще куча вещей, начиная от медкарт наследников, заканчивая информацией о машине, но не вываливать же свои проблемы на чужого человека.
— Все хорошо, спасибо. Как у вас?
Называть Ши Вона на «вы» было пусть и правильно, не непривычно.
— У меня плохо. Всю ночь не смог уснуть. Как вспомню вчерашнее, так узел в животе скручивается от переживаний. Не каждый день тебя избивают на улице.
По мнению Сунан, у кого-то язык сейчас от вранья должен был скручиваться, а не живот.
— Уже придумала, чем расплачиваться будешь?
Все же мало она ему в клубе наваляла. Надо было от души добавить, может, мозги на место встали бы.
— И что вы хотите?
Машина резко вильнула в сторону, и Сунан бросила укоризненный взгляд на водителя.
— Поужинаем сегодня?
Сунан подавила рвущееся с языка ругательство.
— Как пожелаете. Только просьба, это наше с вами дело, не привлекайте никого больше.
Хочется надеется, у Ши Вона хватит благородства пойти навстречу пожеланиям дамы и не устроить из ужина засаду.
— Хорошо. Я скину адрес и время.
Машина затормозила так, что Сунан едва разминулась носом со спинкой переднего сиденья. Дохляк даже не соизволил нормально припарковаться, отщелкнул ремень, повернул к ней красное от гнева лицо.
— Я же просил: никуда с ним не ходить! Разве не ясно — сам разберусь!
Сунан отметила, что у Дохляка не только уши осла, но и гордость павлина. Или это ревность? Нет, парень точно потерял связь с реальностью.
Она нащупала ручку рюкзака, открыла дверь.
— Я помогаю тебе в память о том, как ты тащил Шнура по джунглям. Закрою этот долг и больше в твою сторону не посмотрю.
Выскочила из машины, захлопывая дверцу и отрезая ответ. Сзади нетерпеливо сигналили, машина перегородила проезд. Дохляк попытался броситься следом, но, досадливо поморщившись, нарываться не стал.
Сунан, обернувшись, проследила, как машина медленно уезжает с парковки. Она и не рассчитывала, что до парня дойдет с первого раза, но ей не сложно будет повторить этот урок еще раз.
Сунан вошла в отель Shilla Seoul, удостоилась цепкого взгляда от сотрудника безопасности, дежурившего в холле, но дорогое платье, модельная обувь и хмурая рожа Дохляка над плечом стали безоговорочным пропуском к лифту.
Ресторан La Yeon находился на двадцать третьем этаже отеля, и с его панорамных окон открывался потрясающий вид на залитый огнями вечерний Сеул. Оформленный в бежевых тонах зал действовал успокаивающе, а черные решетки, отгораживающие столики, добавляли уюта пафосному месту. Все-таки три звезды Мишлена — высшая награда для ресторана — не давалась только за белоснежные скатерти.
Ши Вон уже ждал. При виде одетого в белую рубашку парня в душе Сунан шевельнулась непривычная неловкость. Она помнила слова о его чувствах к ней, помнила боль во взгляде, и пусть не было ее вины в том, что другой поселился в сердце, но неловкость от этого не исчезала. Сунан чувствовала себя так, словно украла бумажник не у того человека, а теперь вынуждена была подбросить его обратно.
Полгода назад ей бы и в голову не пришло переживать из-за такого пустяка, как чье-то сердце. В школе пара парней вздыхала по ней, писали записки, звали в кино, но ее не трогала любовная лихорадка. Гораздо больше Сунан тогда интересовали учеба, тренировки и откровенные разговоры со старшими «братьями и сестрами». С высоты своего опыта она ощущала себя слишком взрослой по сравнению с одноклассниками.
Но чем дольше она жила в семье Юн, тем туманнее становился образ девчонки из Гонконга. Та могла легко и в драку влезть, дать затрещину, наорать, надрать уши или стрельнуть сигаретку.
Но как говорил учитель: «Даже такая сила, как вода, меняется, подстраиваясь под окружение. На равнине она — спокойная и ленивая, в горах — бурная и злая. Не мечтайте о том, чтобы остаться собой в новых условиях. Если вы не замечаете изменений, либо вы слепы, либо новые условия мало, чем отличаются от старых. Только по-настоящему сильные личности или старики могут позволить себе не меняться. Первые предпочитают менять мир, а не себя, вторым уже нечего терять».
Сунан не была слепой и чувствовала, как мир снобов шаг за шагом вползает в душу, меняя ее под себя. Ей начала нравится красивая одежда, дорогая косметика, она привыкла к тому, что не надо вскакивать на ночные тренировки, терпеть голод и холод. Не надо ходить с оглядкой по улицам. Вчитываться в полицейские сводки. Слушать ворчания матери о порванных джинсах и отсутствию денег на новые.
Она менялась, все больше погружаясь в мир снобов. И рано или поздно этот мир поглотит ее целиком. Вопрос только: прожует и выплюнет или сделает своей? И хочет ли она этого?