– Ой, это ваша? – Нелли улыбнулась и глянула на сопящую Зою. – Миленькая. То есть на этот раз ты решил поиграть в настоящую семью? Даже с детьми? – всё так же лучезарно даря улыбки, проговорила женщина.
– Неля, прекрати. – Славины руки ходили ходуном, он переставлял с места на место приборы, салфетки, специи.
– А что случилось? – вскинула брови женщина. – Милая, Слава прекрасно понимает, что у него нет возможности оставить меня. Нет, – она покачала головой, – не потому, что я его держу двумя руками. – женщина помолчала. – Просто он неудачник. Он гениальный художник по костюмам, но во всём остальном абсолютный ноль. Но при этом проявляет агрессию бизнес-акулы. – она глянула на Катю. – Возьмём для отдельного случая тот магазин в вашей деревне. Вы думаете, почему та женщина умерла у вас на руках?! Просто Слава уже третий день сидел там поблизости и изводил её и сына скандалами по поводу арендных денег. Хотя он столько обычно тратит на выходных в своём любимом месте. – она задумалась. – Ну, обычные мужские развлечения, скачки, ипподром, ставки, стрипушник. Но конечно, это всё, пока он не находит себе разочаровавшуюся в жизни женщину и не начинает её спасать. Цели всего этого я не знаю, – она глянула на часы, – потому что Слава прекрасно знает, что в одиночку, да ещё и с новой семьёй он не потянет привычный ему образ жизни. И этот ареол брутального мачо-спасителя быстро погаснет. – Нелли помолчала и продолжила. – А я прекрасно знаю, что без него не потяну несколько очень крупных контрактов. Так что, голуби мои, – Нелли протёрла руки салфеткой, – миловаться-то вы милуйтесь, но вот на большее не нужно рассчитывать. Милая Катя, вы не расстраивайтесь. Поверьте, Слава не такой уже мужчина-мечта. И видит бог, что я бы давно от него ушла, но я тоже в клетке. Обстоятельства, семейное дело и бла-бла-бла. – она выдохнула. – Ну я пойду?!
– А зачем вы приехали, если не боитесь, что он уйдёт? – сорвалось вдруг у Кати с языка.
– Катя, он уже уходил. – Нелли помолчала. – Громко, со скандалом, с криками. А потом вернулся. Я вижу, что он увлёкся вами, причём со свойственной Славе страстью. Но я смотрю далеко вперёд. Сейчас он насытится, потом мне придётся всё это пережить ещё раз, а я не могу себе позволить такие вольности раз в три года.
Увлёкшись разговором, Катя даже не увидела, что Слава встал и направился к двери. Она обернулась лишь на крик сына:
– Дядя Слава, вы куда? Я с вами хочу.
Но Слава уже был далеко, он быстро шагал по блестящему полу торгового центра, втянув голову в плечи и не оглядываясь.
– Поверьте, для вас это максимально безболезненно. – проговорила Нелли. – Он всегда так поступает, поэтому я в нашей семье всегда всё решаю. – Нелли глянула на Катю и подозвала официантку. – Принесите счёт, я оплачу его. И Катя, буди́те ребёнка, я вызвала вам такси, чтобы вас отвезли домой.
– Спасибо. – машинально ответила Катя, пытаясь осознать, что вообще сейчас произошло.
– Не расстраивайтесь вы так. Того не стоит. Вот я никуда не могу уйти. Слишком боюсь бедности, а если я не удержу в руках штурвал семейного корабля, то пойду на дно. Папа очень строгий. – она усмехнулась. – А на мою беду, когда-то Славина русская бабушка и Славин дед-грузин полюбили друг друга и пустили поросль. А потом мои родители и Славины подружились и четверть его грузинской крови сыграла решающую роль в моей судьбе. Наши родственники решили, что нам непременно нужно пожениться. – она улыбнулась. – Вы не подумайте, что я сижу и жалуюсь. Но поверьте, Катя, у каждого своё несчастье. Например, я бельмо на чистых склерах моей семьи, я бездетна. Я просто рабочая лошадка.
Нелли встала, чиркнула на салфетке номер такси, которое подъехало за Катей, и проговорила:
– Катя, мне очень дорого обходятся Славины выкрутасы, поэтому, пожалуйста, услышьте меня. Не ищите с ним встреч. Я не могу больше тратить на вас время.
Катя быстро собрала детей, дошла до ожидавшей на стоянке машины, всю дорогу держалась и весело отвечала на вопросы дочери, глядела на помрачневшего сына, а когда они приехали домой, просто заперлась в кладовке и даже прокусила себе руку, чтобы не закричать в голос. Женщина не понимала, что же такое она сотворила в своей жизни, что несчастье ходит, наступая ей на пятки. Катя зашлась в беззвучном плаче, билась головой о висевший здесь мягкий ватник и, переливаясь через край, горе её плескалось в огромной чаше души.
Проснувшись, она обнаружила себя всё ещё в кладовке, здесь было душно, летала надоевшая муха, которая никак не могла найти выход, и с кухни доносились ароматы чего-то вкусного. Катя еле разогнула крючок тела, вышла в коридор и увидела, что за окнами уже светлый день, а это значит, что она на всю ночь бросила детей одних.
– Доброе утро. А я сырники пеку. – с кухни послышался голос Ольги Петровны.
Катя мрачно заползла на кухню, села на стул и воззрилась на соседку.
– Сырники – это всегда хорошо. – глухо сказала она. – Вы, наверное, думаете, что я худшая мать года. – проговорила Катя.
– Отнюдь. Я просто у вас прячусь. – соседка налила Кате в кружку кофе и положила на тарелку несколько румяных сырников. – Ешьте. Дети пошли под надзором моей приятельницы за мороженым к остановке. Там сегодня какое-то веселье и приехала палатка со сладостями.
– А от кого вы прячетесь?
– Ох! – Ольга Петровна картинно рассмеялась, поправила забранные в пучок длинные седые волосы и улыбнулась. – От родственников. Мой муж давно на том свете, в моей квартире проживает пасынок с женой и матерью супруги. Эти две женщины с необычайно крикливыми голосами нагоняют на меня тоску, когда решают, что я нуждаюсь в их компании. На самом деле мне кажется, что они просто приезжают проверить, точно ли я жива и нельзя ли уже продать дачу.
– Почему они живут в вашей квартире? – Катя машинально поддерживала разговор.
– Милая, – Ольга Петровна сняла фартук и присела напротив, наливая себе кофе, – когда мы сошлись с моим вторым мужем, у него не было ничего, всё оставил прежней семье. У него был только сын, который жил у матери, но иногда приходил к нам. Когда ему исполнилось восемнадцать, его мать умерла, а он так и остался жить с нами, потому что мой супруг испытывал бесконечное чувство вины. А потом и сын, и чувство вины по наследству перешли ко мне. Поэтому я уступила им квартиру, а сама живу здесь. – она вздохнула. – Ну и потом у меня просто нет других родственников. А они хорошие, они даже покупают мне продукты. Правда, уценённые и иногда даже просроченные, но я внушила себе мысль, что они так обо мне заботятся.
Женщины ещё долго перебрасывались ничего не значащими фразами, пили кофе, молчали. Катино сердце снова развалилось на части, силы жить дальше куда-то испарялись и просто не хотелось ничего. Весь мир стал серым.
***
В красивом огромном зеркале, обрамлённом в искусственно застаренную раму, словно летящую над полом, а на самом деле держащемся на крепком железном основании, смотрелась девушка. Она недоверчиво притрагивалась к светло-русым прядям волос, поворачивала голову и ей казалось, что от волос исходит сияние. Лицо стало совсем другим, казалось, даже глаза поменяли цвет, а кожа теперь другого оттенка. Странно, что цвет и фактура волос иногда меняют человека до неузнаваемости.
– Ну как вам? – позади девушки появилась стилист в кислотно-розовом переднике, сплошь увешанным заколками. – Ну вы, конечно, на смелый эксперимент решились. Так вот кардинально всё поменять.
И сейчас Настя подумала, что это не она, это сама судьба распорядилась, чтобы девушка поменялась до неузнаваемости. Но сначала у неё сломалось мироощущение, потом душа, потом разбилось сердце, а теперь вот пришёл черёд внешности.
Настя была в Москве уже неделю, она жила в дешёвом хостеле, выбиралась только за продуктами и всё время думала. Ей нужно было найти точку опоры, удержаться на том чувстве решимости, которое возникло у неё ещё на острове. И сегодня утром, она поняла, что уже давно не та радостная девчонка из провинции, уже давно нет той Насти, и сегодня она должна уйти окончательно.
Сначала она хотела даже купить новые документы, уж чего-чего, а связей в среде, где легко могут сделать документы любой степени надёжности, у неё было полно. Но потом она подумала, что деньги нужно беречь, и сейчас она просто сможет раствориться в огромном организме города, стать невидимкой.
У Насти даже не было сейчас определённой цели. Она просто не знала, куда податься и с какой стороны начать разматывать ту нить, которая должна привести к клубку событий, в котором потерялся её любимый человек. Сердце ныло без Еремея, страдало, сохло. Насте казалось, что её душу вырвали как сорняк и выбросили. И некому было даже поплакаться или просто поговорить.
Вдруг Настя вспомнила о Юле. После той вечеринки она с бывшей подругой не встречалась и сейчас, пожалуй, это был единственный человек, кому она могла открыться. Конечно, тревожить Юлю своими проблемами было неправильно, ведь, насколько Настя поняла, у той всё хорошо, она в творчестве и впереди огромный, значимый для карьеры актрисы проект. Но здоровый эгоизм убрал все доводы против и оставил только вереницу фактов за то, чтобы найти приятельницу и выговориться.
Настя залезла в сеть, набрала имя Юли, чтобы понять, где звезда бывает чаще всего, потому что номер телефона она, конечно, не помнила, а в том доме появляться ей было нельзя.
– А я думала у меня проблемы. – проговорила Настя после того, как прочла все горячие и сочные новости о жизни звезды.
Как известно, если не можешь решить свои проблемы, то займись чужими. Поэтому Настя отправилась по магазинам, поменяла образ и теперь превратилась из яркой индивидуальности в многоликую, похожую на миллион других, барышню. Светлые длинные волосы, брендовая одежда среднего класса, обязательные поленья бровей и чуть надутые губы, хотя последнее она просто рисовала карандашом и помадой. И вот, после всех изменений внешности, она решила наведаться в больницу к Юле, потому что другого способа с ней увидеться точно не представиться.