– Плохо в наше время с кадрами, да?
– Ковач, – Хэнд выбросил вперед руку, словно физически пытаясь меня отодвинуть; взгляд его был жёстким от сдерживаемого гнева. – Я ничего не желаю слышать. Хорошо? Не желаю. Ничего слышать.
Я пожал плечами:
– Никто никогда не желает. Потому подобное и продолжает происходить.
Хэнд коротко выдохнул.
– Ковач, я не собираюсь дискутировать с тобой о трудовом законодательстве в пять часов утра, – он повернулся на каблуках. – И вообще, идите оба и приведите себя в порядок. В девять загружаемся в Дангрек.
Я покосился на Вардани и поймал взглядом ее ребячески заразительную ухмылку. Мы словно украдкой взялись за руки за спиной Хэнда.
Сделав десяток шагов, Хэнд остановился. Словно почувствовав.
– Ах, да, – он обернулся к нам. – Кстати. Час назад кемписты взорвали бомбу-«мародер» над Заубервилем. Бомба повышенной мощности, человеческие потери составили сто процентов.
Белая вспышка полыхнула в глазах Вардани, и она отвела от меня взгляд, уставившись куда-то вниз. Губы ее сжались.
Хэнд стоял, наблюдая за этим.
– Я подумал, что вам обоим будет интересна эта новость, – сказал он.
Дангрек.
Небо походило на старую джинсовку – в прорехах линялой голубизны виднелись белые нитки проплывавших в вышине облаков. Сквозь них сочился солнечный свет, достаточно яркий, чтобы заставить меня щуриться. Теплые солнечные пальцы ласково поглаживали кожу. Ветер был немного сильнее, чем в прошлый раз. Порывами налетая с запада, он поднимал легкие клубы радиоактивной пыли, шевелил траву и кусты.
Впереди, на мысе, все еще горел Заубервиль. Полосы дыма, ползущего по джинсовой ткани неба, напоминали жирные разводы.
– Гордишься собой, Ковач? – шепнула мне на ухо Вардани, поднимаясь выше по склону, где обзор был лучше.
Она впервые заговорила со мной с тех пор, как Хэнд огласил свою новость.
Я двинулся вслед за ней.
– Если у тебя есть жалобы, адресуй их Джошуа Кемпу, – сказал я, догнав ее. – И в любом случае не делай вид, что для тебя это неожиданность. Ты не хуже прочих знала, что так случится.
– Да, но сейчас меня слегка переполняют чувства.
Никуда от этого было не деться. Ролик безостановочно крутили на всех экранах по всей Башне «Мандрейк». Сначала – в абсолютной тишине – яркая, бьющая по нервам вспышка, снятая какой-то командой военных документалистов, а затем звук. Бормотание комментатора на фоне громового раската, и ядерный гриб, все шире и шире. Затем пауза и покадровый повтор.
ВИИ заглотил эту информацию и инкорпорировал ее в конструкт, стерев наконец раздражающую серую неопределенность.
– Сутьяди, выводите свою группу, – прогудел голос Хэнда в гарнитуре. Затем последовала порция военного жаргона, и я в раздражении выдернул из уха наушник. Не обращая внимания на топот ног позади нас, я сконцентрировал все внимание на неподвижной голове и шее Тани Вардани.
– Наверное, это была быстрая смерть, – сказала она, по-прежнему глядя на мыс.
– Нет ничего быстрее, как поется в песне.
– Госпожа Вардани, – это был Оле Хансен, в темных, широко расставленных глазах новой оболочки которого каким-то загадочным образом все еще проглядывал электрический огонь его прежних синих глаз. – Нам нужно будет осмотреть участок, определенный под взрывные работы.
Она подавила нечто похожее на смешок и удержалась от остроты, которая напрашивалась сама собой.
– Да, конечно, – сказала она вместо этого. – Идите за мной.
Они пошли по склону в другую сторону, по направлению к берегу.
– Эй! Посланничек!
Я неохотно повернулся и увидел Иветту Крукшенк, неуверенно вышагивающую вверх по склону в своей маорийской оболочке. На груди ее болтался «санджет», телескопические очки были сдвинуты на лоб. Я стал ждать, пока она вскарабкается, и она наконец добилась цели, всего два раза споткнувшись в высокой траве.
– Как новая оболочка? – крикнул я, когда она запнулась во второй раз.
– Слегка… – крикнула она в ответ, покачала головой, подошла ко мне и продолжила уже нормальным голосом, – непривычная, если понимаешь, о чем я.
Я кивнул. Мое первое переоблачение случилось, по субъективной оценке, тридцать лет назад, объективно же миновало уже почти два столетия, но такое не забывается. Первоначальный шок перезагрузки навсегда остается в памяти.
– И какая-то, сука, бледная, – она ущипнула кожу на запястье и фыркнула. – Чего это мне не досталась такая же раскрасивая черная упаковка, как у тебя?
– Меня-то не убивали, – напомнил я. – Кроме того, когда начнет припекать радиация, ты еще переменишь мнение. Тому, что на тебе надето, потребуется где-то половина дозы антирадпрепаратов, которую придется принять мне, чтобы остаться на ногах.
Она нахмурилась:
– Ну, в конце-то концов радиация положит нас всех, разве нет?
– Это же всего-навсего оболочка, Крукшенк.
– Так-то оно так, но не одним же посланникам хочется выглядеть круто, – она издала короткий смешок и перевернула свой «санджет», удерживая его за короткий, толстый ствол слишком изящной рукой. Переведя взгляд с разрядного канала на меня, она прищурилась:
– Так что, думаешь, мог бы запасть на оболочку беляночки типа этой?
Я поразмыслил. Маорийская боевая серия отличалась удлиненными конечностями и широкими грудью и плечами. Кожа многих из них, как и той, что стояла передо мной, действительно имела бледный тон, и сразу после клонирования этот эффект проявлялся особенно ярко; но лица характеризовались высокими скулами, широко посаженными глазами, рельефными носами и губами. «Беляночка» было все же некоторым преувеличением. А что касается фигуры, то даже и под бесформенным хамелеохромным комбинезоном…
– Будешь так прицениваться, – сказала Крукшенк, – придется что-нибудь купить.
– Пардон. Просто серьезно задумался над вопросом.
– Ну-ну. Проехали. Я не так уж заморачивалась по поводу ответа. Ты здесь был на задании?
– Пару месяцев назад.
– И как?
Я пожал плечами:
– Стреляют. В воздухе свистят куски металла, ищут цель. Все довольно обычно. А что?
– Говорят, что «Клину» хорошо досталось. Это правда?
– Ну, мне, по крайней мере, показалось именно так.
– А с какой тогда стати Кемп вдруг решает при своем-то преимуществе собрать манатки и шарахнуть бомбой на прощание?
– Крукшенк, – начал я и остановился, не зная, как пробиться сквозь облекающую ее броню юности.
Ей было двадцать два, и, как все двадцатидвухлетние, она полагала себя бессмертным центром Вселенной. Да, ее уже разок убили, но пока что это только доказало справедливость тезиса о бессмертии. Ей и в голову не могло прийти, что может существовать картина мира, в которой ее взгляды не только малозначащи, а попросту нерелевантны.
Она ждала ответа.
– Слушай, – сказал я наконец. – Мне никто не сообщал, за что мы тут сражались, и, судя по тому, что нам удалось выудить на допросах из пленных, им, похоже, тоже. Я давно оставил попытки постичь смысл этой войны и советую тебе сделать то же самое, если собираешься ее пережить.
Она удивленно подняла брови, что ей пока еще трудно давалось в новой оболочке:
– Так, значит, ты не знаешь?
– Нет.
– Крукшенк! – даже с вынутым наушником я прекрасно услышал доносящийся из гарнитуры пронзительный голос Маркуса Сутьяди. – Не соизволишь ли наконец спуститься и начать отрабатывать свое жалованье, как и все остальные?
– Иду, кэп.
Она состроила огорченную гримасу и двинулась по склону. Через пару шагов остановилась и оглянулась на меня.
– Эй, посланничек.
– Да?
– По поводу того, что «Клину» тогда досталось. Это я не в осуждение. Просто повторила, что слышала.
Из-за такого проявления чуткости я не мог не ухмыльнуться.
– Расслабься, Крукшенк. Мне на это насрать. Меня куда сильнее зацепило, что ты на меня фыркнула, когда я на тебя глазел.
– А, – она ухмыльнулась в ответ. – Ну я ж, в конце концов, сама напросилась, – она перевела взгляд на мой пах, скосив глаза к носу шутки ради. – Как насчет вернуться к этой теме попозже?
– Договорились.
На моей шее зажужжал динамик. Я вставил наушник обратно в ухо и включил микрофон.
– Да, Сутьяди?
– Если это вас не очень затруднит, сэр, – из последнего слова так и сочилась ирония, – не могли бы оставить моих солдат в покое на время тренировки?
– Да, прошу прощения. Больше не повторится.
– Вот и славно.
Я уже собирался отсоединиться, когда услышал приглушенную брань Тани Вардани.
– Это кто? – рявкнул Сутьяди. – Сунь?
– Поверить, на хрен, не могу!
– Это госпожа Вардани, сэр, – лаконично ответил спокойный голос Оле Хансена под аккомпанемент сдавленных проклятий Вардани. – Я думаю, вам всем стоит спуститься и увидеть это собственными глазами.
Мы с Хэндом наперегонки бросились к берегу и финишировали с разрывом в пару метров в пользу Хэнда. Сигареты и поврежденные легкие в виртуальности значения не имеют, так что невиданная прыть Хэнда, наверное, объяснялась его переживаниями за инвестицию «Мандрейк». Весьма похвально. Остальная команда, еще не освоившаяся в новых оболочках, отстала. Мы добежали до Вардани первыми.
Она стояла практически точно на том же месте перед каменным завалом, что и во время прошлого нашего посещения конструкта. Некоторое время я не мог понять, на что устремлен ее взгляд.
– А где Хансен? – глупо спросил я.
– Внутри, – она указала вперед. – Хотя это, конечно, бессмысленно.
И тут я увидел. Бледные отметины от недавнего взрыва, окружающие двухметровую расщелину, и тропинку, ведущую внутрь.
– Ковач? – произнес Хэнд с нарочитой небрежностью.
– Вижу. Когда делали обновление конструкта?
Хэнд подошел ближе, чтобы получше рассмотреть отметины:
– Сегодня.
Таня Вардани кивнула, словно он подтвердил ее предположения: