Я умиротворяюще поднял руки.
На ее лице снова появилась усталая улыбка, и я вдруг подумал о том, как сильно на ней успело сказаться радиационное отравление на пару с его химическим противовесом.
– Ты так и не понял, Ковач? Это же тебе не люди. Они мыслят иначе, чем мы. Вычинский называет это «повышенной демократической технодоступностью». Как и в случае со штормовыми укрытиями. Доступ к ним был открыт любому – в смысле, любому марсианину – по той причине, что, ну, а зачем разрабатывать технологию, недоступную представителям твоего же собственного вида?
– Да, тут ты права. Это не по-человечески.
– Это вообще одна из причин конфликта Вычинского с Гильдией. Он написал о штормовых укрытиях статью. С научной точки зрения укрытия устроены довольно сложно, но реализация их такова, что это не имеет значения. Системы управления сделаны так просто, что ими можем пользоваться даже мы. Он назвал это явным признаком внутривидового единства и заявил, что концепция марсианской империи, которую разрывает на части война, попросту фигня.
– Не понимал, в каких случаях надо помалкивать, значит?
– Можно и так сказать.
– А какова же была его точка зрения? Война против иной расы? Кого-то, с кем нам еще не пришлось столкнуться?
Вардани дернула плечом:
– Либо так, либо они просто покинули этот регион галактики и отправились куда-то еще. Он не стал разрабатывать вглубь ни ту ни другую линию. Вычинский был иконоборцем. Его больше заботило ниспровержение того идиотизма, который уже успела нагородить Гильдия, чем построение собственных теорий.
– Удивительно глупое поведение для столь неглупого человека.
– Или удивительно бесстрашное.
– Можно и так сказать.
Вардани покачала головой.
– Ну, как бы там ни было. Одним словом, мы можем пользоваться всеми обнаруженными нами технологиями, которые мы можем понять, – она указала на ряды оборудования вокруг портала. – Нам приходится синтезировать свет, излучаемый горловой железой марсиан, как и звуки, которые, как мы думаем, они производили, но если мы что-то понимаем, то можем этим чем-то пользоваться. Ты спрашиваешь, как мы могли расколоть его в прошлый раз. А он так устроен. Любой марсианин, желающий воспользоваться порталом, мог его открыть. А значит, располагая этим вот оборудованием и достаточным количеством времени, можем и мы.
В ее голосе прозвучали упрямые ноты. Она снова была на коне. Я медленно кивнул и сполз с крышки ящика.
– Уходишь?
– Я должен поговорить с Амели. Тебе что-нибудь нужно?
Она бросила на меня странный взгляд.
– Больше ничего, спасибо, – она слегка выпрямилась в кресле. – Мне надо прогнать еще пару последовательностей, потом пойду поем.
– Отлично. Увидимся там. А, – я притормозил, – что сказать Сутьяди? Что-то ему да придется сказать.
– Скажи, что я открою портал не позднее, чем через два дня.
– Что, правда?
Она улыбнулась:
– Вряд ли. Но ты все равно скажи.
Хэнд был занят.
На полу в его комнате змеились сложные узоры из песка, а во всех четырех углах курились ароматические черные свечи. Менеджер «Мандрейк» восседал в позе лотоса в точке, где сходились линии, и пребывал в некоем подобии транса. В руках Хэнд держал медную чашу, куда капала кровь из рассеченного большого пальца. В середине чаши лежал вырезанный из кости символ, белый в красную крапинку крови.
– Что за херней ты тут маешься, Хэнд?
Он вынырнул из транса, и его лицо исказилось от ярости:
– Я сказал Сутьяди, чтобы меня не беспокоили.
– Угу, он передал. Так что за херней ты маешься?
Повисла пауза. Я анализировал состояние Хэнда. Язык тела говорил о том, что он был близок к насилию, и это меня вполне устраивало. Процесс медленного умирания сделал меня дерганым и склонным к членовредительству. Вся та симпатия, которую я испытывал к Хэнду пару дней назад, быстро испарялась.
Наверное, он в свою очередь проанализировал меня. Его левая рука опустилась, напряжение сошло с лица. Отставив чашу, он слизнул с пальца остатки крови.
– Я и не рассчитывал на понимание с твоей стороны, Ковач.
– Давай угадаю, – я обвел взглядом свечи, в воздухе стоял тяжелый и резкий запах благовоний. – Хочешь разжиться поддержкой сверхъестественных сил, чтобы вытащить нас из нынешней передряги.
Хэнд перегнулся и, не вставая, задул ближайшую свечу. Его мандрейковская маска уже вернулась обратно, голос был спокойным:
– Как обычно, Ковач, ты касаешься темы, о которой не имеешь ни малейшего представления, с тактичностью стада шимпанзе. Скажу только, что существуют ритуалы, соблюдение которых необходимо для любых плодотворных взаимоотношений с духовным миром.
– Не, ну вот это я, наверное, способен понять, ну так, в общих чертах. Ты говоришь о системе «баш на баш». Quid pro quo. Лужица крови в обмен на горстку услуг. Весьма коммерческий подход, Хэнд, весьма корпоративный.
– Ты чего хочешь, Ковач?
– Интеллектуальной беседы. Я подожду снаружи.
Я откинул полог и вышел, с удивлением почувствовав, как задрожали при этом руки. Должно быть, необработанная обратная связь от биоэлектроники в ладонных пластинах. Они и в лучшее-то время вели себя нервно, как беговые собаки, в высшей степени враждебно реагируя на любое покушение на их операционную целостность, и от радиации страдали, наверное, не меньше, чем остальные части моего тела.
Пары от благовоний Хэнда застряли в носоглотке, как лоскуты мокрой тряпки. Я откашлялся. В висках запульсировало. Я скорчил рожу и издал вопль шимпанзе. Поскреб под мышками. Прочистил горло и еще раз откашлялся. Сел на один из стульев, составленных в круг, и осмотрел свою руку. Дрожь в конце концов унялась.
У Хэнда ушло минут пять, чтобы прибрать свою ритуальную атрибутику. Когда он вышел, то выглядел как достаточно рабочая версия того Матиаса Хэнда, которого мы привыкли видеть. Под глазами залегла синева и кожа приобрела сероватый оттенок, но той отрешенности, которую я видел во взглядах других людей, умирающих от радиационного отравления, в его взгляде не было. Хэнд не давал ей проявиться. На его лице читалось разве что медленно вызревающее осознание собственной неизбежной смертности, да и это мог различить лишь глаз посланника.
– Надеюсь, у тебя что-то очень важное, Ковач.
– Надеюсь, что нет. Амели Вонгсават сообщила мне, что прошлой ночью отключалась бортовая система наблюдения «Нагини».
Он посмотрел на меня.
Я кивнул:
– Ага. Минут на пять-шесть. Это нетрудно провернуть – Вонгсават говорит, систему можно убедить, что это часть стандартной процедуры инспекционной проверки. Так что сигналов тревоги не было.
– О Дамбалла, – он выглянул наружу и окинул взглядом берег. – Кто еще в курсе?
– Ты. Я. Амели Вонгсават. Она сказала мне, я сказал тебе. Ты, возможно, скажешь Геде, и он предпримет что-нибудь по этому поводу.
– Не начинай, Ковач.
– Время принять управленческое решение, Хэнд. Полагаю, Вонгсават вне подозрений – иначе с чего бы ей мне об этом рассказывать. Насчет себя я тоже уверен, и, полагаю, ты тоже ни при чем. За исключением нас троих, затрудняюсь сказать, кому еще мы можем доверять.
– Вонгсават проверила состояние корабля?
– Говорит, что настолько тщательно, насколько было можно, оставаясь на земле. Я больше беспокоюсь насчет оборудования в грузовом отсеке.
Хэнд закрыл глаза:
– Н-да. Просто замечательно.
Он начинал перенимать мою речевую манеру.
– В интересах безопасности я бы предложил, чтобы Вонгсават подняла корабль в воздух с нами двумя на борту – под предлогом слетать проведать наших наноприятелей. Она может запустить проверку систем, а мы займемся грузовой декларацией. Организуй это сегодня к ночи – как раз пройдет достаточно времени после обстрела нанобов.
– Хорошо.
– Также порекомендовал бы отныне иметь при себе одну из таких вот штучек, – я продемонстрировал компактный парализатор, которым меня снабдила Вонгсават. – И носить так, чтобы она не бросалась в глаза посторонним. Милая вещица, да? Как я понимаю, стандартная флотская модификация, прямиком из аварийного комплекта из пилотской кабины «Нагини». На случай мятежа. Минимальные последствия, если облажаешься и выстрелишь не в того, кого надо.
Он протянул руку.
– Не-а. Обзаведись собственным, – я опустил малютку-парализатор обратно в карман куртки. – Обратись к Вонгсават. Она тоже экипирована. Нас троих должно хватить, чтобы подавить в зародыше что бы то ни было.
– Ну да, – он снова прикрыл веки и потер большим и указательным пальцем внутренние уголки глаз. – Ну да.
– Да уж. Такое ощущение – кто-то сильно не хочет, чтобы мы прошли сквозь этот портал, правда? Может, ты не тем чувакам воскуриваешь фимиам?
Ультравиб-батареи снаружи дали новый залп.
Амели Вонгсават подняла корабль на пять километров, некоторое время покружила над землей, после чего включила автопилот. Сгрудившись в кабине, мы трое выжидательно уставились на полетный голодисплей, как дикари на пламя костра. Когда спустя три минуты ни в одной из систем «Нагини» не произошло никакого фатального сбоя, Вонгсават выпустила из легких воздух, который она, похоже, удерживала все это время.
– Наверное, не стоило волноваться, – сказала она без особой убежденности. – Тот, кто здесь развлекался, вряд ли захотел бы умереть вместе со всеми нами, какова бы ни была его цель.
– А это, – сказал я угрюмо, – зависит исключительно от степени его самоотверженности.
– Ты думаешь, что это Цз…
Я приложил к губам палец:
– Никаких имен. Пока рано. Не давай мыслям опережать события. Ну и к тому же стоит учитывать, что наш саботажник просто может уповать на профессионализм их поисковой команды. Все стеки ведь останутся целыми и невредимыми, если наш борт рухнет с небес, так ведь?
– Да, если только топливные элементы не заминированы.