– Привет, – тихо говорю я.
Он ловит грушу и отступает назад, вытирая лицо обмотанной пластырем рукой. У него красные глаза, и у меня мелькает мысль, что поблескивающие капли на его лице – это не только пот.
– Что случилось? – спрашивает Рид, и его голос срывается.
Сделав вид, что у него пересохло в горле, он наклоняется и берет бутылку воды.
– Близнецы уехали. Истон закрылся в своей комнате.
Рид кивает.
– Близнецы поехали к Лорен. А Истон… – Он замолкает, подбирая нужные слова. – Истон…
Рид замолкает и качает головой.
– Что не так? – требовательно спрашиваю я. – С ним все в порядке?
– Скажем так, ему лучше, чем было пару часов назад.
– А ты… ты в порядке?
Повисает пауза. Потом он медленно качает головой.
Несмотря на предупреждающие звоночки в голове, я подхожу ближе. Плохо. Моя защита рушится. Я чувствую, как поддаюсь ему. Он по-прежнему влечет меня своими поцелуями, рождающими зависимость, соблазняет меня своей силой и своей ранимостью, которую больше не пытается скрыть от меня.
– Что произошло? – спрашиваю я.
Рид сглатывает.
– Я… – Он откашливается. – Я попытался рассказать ему.
– Кому и что?
– Папе. Пошел прямо к нему в кабинет с твердой решимостью рассказать о том, что я сделал.
– Что ты сделал? – по-дурацки повторяю я за ним.
– Брук, – выплевывает он. – Я собирался рассказать ему про Брук. Но струсил. Стоял перед дверью и не мог заставить себя постучать. Я все представлял и представлял себе его отвращение, разочарование… и сдрейфил. Развернулся и пошел сюда, и вот колочу по груше, притворяясь, что я не трус и не эгоистичный козел.
В горле встает ком.
– Рид.
– Что? – бормочет он. – Ты знаешь, что это правда. Ты поэтому меня ненавидишь? Потому что я эгоистичный козел?
– Я… не ненавижу тебя, – шепчу я.
В его глазах что-то вспыхивает. Удивление? А может быть, надежда? Но что бы это ни было, оно быстро исчезает, сменившись грустью.
– Ты сказала, что никогда не простишь меня, – напоминает он.
– За что? – на моих губах появляется горькая улыбка. – За то, что у тебя был секс до меня? За то, что ты пытался предупредить меня?
Он в нерешительности кусает губы.
– За все. За то, что не рассказал тебе про Брук. За то, что не был рядом, когда ты нуждалась во мне. За то, что воспользовался случаем в ту ночь, когда Дэниел накачал тебя наркотиками…
– Той ночью я понимала, что делала, – перебиваю я его. – Если бы я сказала «нет», ты бы не прикоснулся ко мне. Я сама этого хотела, поэтому, пожалуйста, не порти все, искажая ситуацию, которая произошла.
Рид кидает бутылку в сторону и подходит ближе.
– Ну и хорошо. Я-то не жалею о той ночи. Мне за многое нужно извиниться, но я никогда не врал тебе. Та ночь была самой чудесной в моей жизни. – Он касается ладонью моей щеки. – И каждый следующий день был еще лучше, потому что я ждал с нетерпением, когда смогу снова обнять тебя, как тогда.
Я понимаю, что он имеет в виду. После той ночи мы оба отбросили свои щиты, и все стало таким… прекрасным. У меня еще никогда не было настоящего бойфренда, и я наслаждалась каждой секундой, которую проводила с Ридом: целуясь с ним, разговаривая, засыпая рядом – все было таким новым, таким волшебным.
– Я скучаю по маме, – сдавленным голосом говорит Рид. – Я даже не осознавал, как сильно скучаю по ней, пока не появилась ты. Мне кажется, ты стала моим зеркалом. Я смотрел на тебя, на то, какая ты сильная, и понимал, что во мне нет и грамма твоей мужественности.
– Неправда. Ты недооцениваешь себя.
– Может, ты меня переоцениваешь?
Я невольно смеюсь.
– По-моему, это слишком далеко от истины.
Он печально улыбается в ответ.
– Да уж, тут ты права.
Но он снова становится серьезным.
– Я хочу рассказать тебе о маме. Ты не против?
Я медленно киваю. Не знаю, что происходит сейчас между нами, но, что бы это ни было, оно кажется… правильным. В этом парне всегда было что-то правильное, даже когда он совершал ошибки… даже когда я поклялась, что никогда снова не попадусь на его крючок.
– Погоди, я приму душ.
Рид опускает руку.
– Никуда не уходи, – шепчет он, отходя. – Обещаешь?
– Обещаю.
Он исчезает в прилегающей к спортзалу ванной комнате. У меня или Вэл душ занял бы как минимум минут двадцать, но Рид управляется буквально за две минуты. Он выходит еще мокрый, в обмотанном вокруг талии полотенце, а вторым вытирает свои короткие волосы.
Вода извилистыми дорожками стекает по его груди, по рельефным мышцам живота и впитывается в махровую ткань. Полотенце закреплено вроде бы достаточно надежно, но я уверена, что, если разок потянуть, оно сразу поддастся.
– Твоя комната или моя?
Я быстро поднимаю голову. Рид ухмыляется, но не говорит ни слова. Умный мальчик.
– Моя, – отвечаю я.
Он протягивает мне руку.
– Веди.
Глава 24
Как только мы поднимаемся на второй этаж, Рид убегает в свою комнату переодеться, а я тем временем достаю из мини-холодильника две банки с газировкой и жду его. Когда Рид возвращается, я протягиваю ему колу, и он садится на кровать рядом со мной, развернувшись так, чтобы смотреть мне в лицо.
– Ты знаешь, что мой отец изменял моей маме, верно?
Я медлю с ответом. Каллум утверждал, что, женившись на Марии, он и пальцем не коснулся другой женщины, но его сыновья почему-то не хотят в это верить.
Рид замечает отразившиеся на моем лице сомнения.
– Это правда. Он изменял ей с другими, когда они ездили повсюду с дядей Стивом, который, кстати, принялся изменять Дине с первого дня.
Я сглатываю вставший в горле ком. Мне неприятно слышать подобные вещи о своем отце, что странно, потому что я даже не знала его.
– Дине было наплевать. Она вышла за дядю Стива только из-за денег, все это знали. У нее у самой всегда были любовники. Но мама была не такой. Она переживала.
– А у нее были доказательства того, что Каллум ей изменял? – осторожно спрашиваю я.
– Он вечно был в разъездах, всегда со Стивом, а этот чувак точно не держал свой член на привязи.
Я морщусь.
– Но это же ничего не доказывает, Рид. Это всего лишь подозрение. Почему ты так уверен, что он виноват?
– Потому что он виноват.
Рид непреклонен. Я бы еще с ним поспорила, но он не дает мне такой возможности.
– У мамы началась депрессия, и она принимала уйму таблеток.
– Я слышала, что в ее рецептах что-то напутали. Доктор сел в тюрьму или типа того, да?
– Никто ничего не путал, – с горечью отвечает Рид. – Ей прописали препараты от депрессии и от бессонницы, и со временем она стала увеличивать дозы.
– А еще она много пила… – Его голос дрожит. – Становилось все хуже и хуже, папы не было дома, и нам пришлось заботиться о ней.
– Нет ничего ужаснее, чем чувствовать себя беспомощным, – шепчу я, вспоминая, как мне самой пришлось заботиться о маме, когда она заболела.
В его глазах загорается осознание, что я как никто другой понимаю его чувства: каково это – видеть, как любимый человек сгорает от болезни, и знать, что ты ничего не можешь сделать.
– Да. Самое ужасное в мире ощущение.
– Откуда ты знаешь, что это был не просто несчастный случай? – спрашиваю я.
Он делает глубокий медленный вдох.
– Она сказала нам, мне и Гидеону, что любит нас, но больше не может это выносить, что ей очень, очень жаль. – Его губы кривятся в злобной усмешке. – Такие пустые слова, ты не находишь?
Рид закрывает глаза от отвращения к самому себе, будто вспоминая, сколько раз извинялся передо мной с тех пор, как я вернулась в Бейвью.
Прощальные слова Марии, похоже, принесли больше вреда, чем пользы. Может, если бы она не сказала о своей любви и сожалениях, Гидеон и Рид смогли бы убедить себя, что это был просто несчастный случай. Но теперь им приходится нести на своих плечах груз вины за то, что они недостаточно старались и позволили ей умереть.
Мария оказалась не лучше Каллума, понимаю я. Такой же эгоистичной и эмоционально зависимой. Стоит ли удивляться, что их дети тоже далеки от совершенства?
– Я ненавижу его за то, что он сделал с ней, что все мы сделали. А через шесть месяцев после ее смерти он привел в дом Брук. Мне хотелось убить его. Он буквально плюнул на мамину могилу.
Я судорожно выдыхаю, гадая, почему Каллум повел себя так глупо. Почему не мог подождать еще чуть-чуть, прежде чем представлять сыновьям свою новую пассию?
– Они встречались уже больше года, когда Брук начала заигрывать со мной, – признается Рид. – Я повел себя неправильно. Я понимаю, что ошибся. И самое смешное – я захотел отомстить папе, а сам так и не решился рассказать ему.
– Почему той ночью ты промолчал? – вырывается у меня. – Почему позволил мне подумать самое худшее?
Рид поднимает голову, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.
– Мне было стыдно. Я знал, что должен был сразу рассказать тебе про Брук, но побоялся, что ты возненавидишь меня. А она сказала, что ждет ребенка. Я понимал, что он никак не может быть моим, но… я одеревенел. Не мог шевельнуться. Я не вру. Пытался, но не мог. И я разозлился. Так сильно разозлился! На себя, на нее, на тебя.
Я напрягаюсь.
– На меня?
– Да, за то, что ты такая, каким я всегда хотел быть.
Его голос становится хриплым.
– Понимаешь, Ройалы известны своими деньгами и своим положением, больше ничем. Мы прогибаемся при малейшем давлении. Папин бизнес оказался под угрозой, и он начал спать с другими женщинами. Мама увеличила прием лекарств и… умерла. А я… – он сглатывает, – я был зол на отца и переспал с его девушкой.
Я сжимаю зубы, но не говорю ни слова.
– Я услышал, как хлопнула дверь, и это вырвало меня из оцепенения. Я бросился за тобой. Всю ночь искал тебя.
А я уже ехала в автобусе, твердо решив убраться из Бейвью восвояси.
– Прости меня. – Он берет мою руку и переплетает наши пальцы. – Прости за то, что причинил тебе боль, за то, что не сказал тебе правду сразу.