Луна: Какого хрена ты рылся в моем телефоне?
Узнал? Узнал о чем? О ее парне? Что она сделала шаг вперед? Что она влюбилась? Пока я ждал ее, тосковал, мучился в течение восьми лет – с тех пор, как нам исполнилось десять, когда Лилит Бланко послала мне записку с предложением встречаться, а я сказал ей, что между нами никогда не будет ничего серьезного, потому что какая-то часть меня уже принадлежала Луне Рексрот – а она трахалась с каким-то чуваком в колледже. Я выключил телефон, запихнул в спортивную сумку и открыл дверь.
– Никаких посетителей, – гавкнул я. – И никаких вопросов.
Папа крикнул мне не кричать. Мама проворчала, что я ее любимый псих и что она рядом, если мне надо поговорить. Лев был в своей комнате через коридор и, вероятно, болтал с Бейли по телефону, выслушивая сраные истории о балете.
Она френдзонит тебя, парень. Так ты и похоронишь свой член. Сломай этот гребаный круг, пока Бейли не нашла себе Джоша, чтобы ПОТРАХАТЬСЯ.
Кто-то позвонил в дверь, и я услышал, как папа говорит Луне, что я не в настроении.
Как раз наоборот, я еще в каком настроении. Я в таком настроении, что уже в аду. Было сложно понять реакцию Луны, так как она разговаривает на языке жестов, но папа продолжает говорить ей, что все нормально, что я просто в хреновом настроении и что ей надо насладиться временем в Тодос-Сантосе и не переживать из-за меня.
Царапины превратились в удары.
– Уходи. – Мой голос был настолько хриплым, что я даже я не узнал его.
Я не поворачивался, потому что знаю, что если я сделаю это, то увижу ее лицо, и она вытащит меня из моей ярости. Она отказывала мне три раза, дала пощечину за то, что я тусовался с другими девушками, а потом переспала с каким-то придурком. У меня есть право быть в ярости, и мне надоело быть понимающим, изображать из себя лучшего друга.
Хвала богам, что она не сделала нам браслеты дружбы с единорогами. Я бы носил это дерьмо, чтобы видеть улыбку на ее лице.
– Меня не волнует. Ты немая, милая. Не глухая. Даже если это и не так, да?
Я начал собирать вещи в спортивную сумку, просто чтобы занять руки. Что я скажу? Я не могу сейчас контролировать то, что вылетает из моего рта. Я уже пожалел об этом. Это было низко, не важно, что она сделала. Насколько она могла утверждать, я перетрахал всю лучшую половину города в разных позах, так что я принял это – лицемерие. Но дело в том, что мне все равно.
Я не хочу быть правым.
Я хочу быть злым.
Злым на Луну за то, что единственная девушка, которую я когда-либо любил, френдзонила меня не из-за того, что у нее какие-то там проблемы с парнями, а потому, что я не достаточно хорош и ей не нравится это во мне.
Удивительно, но она все еще около моего окна.
Я не отвечаю полностью за свои действия, или мысли, или эмоции, но я делаю самую тупую вещь в мире. Задаю вопрос, ответ на который не хочу слышать.
– Скажи мне вот что: ты хочешь попросить прощения? Один-единственный раз мы сделаем по-моему. Если ты не спала ни с кем, то постучи дважды, и я впущу тебя. Если ты спала с Джошем, то постучи три раза и сделай одну прекрасную вещь, оставь меня одного. Потому что я заслужил это, Луна. Я, черт возьми, заслужил.
Я стоял спиной к стеклу, когда Луна ударила первый раз. Мое сердце загорелось пламенем. Я сжал ручку сумки. Затем второй удар. Я сделал вдох и посмотрел вниз, заметив, как дрожат руки.
Не стучи еще раз. Не стучи еще раз. Не делай этого, Луна. Нет.
Третий удар был полон отчаяния. Извинения. Беззвучной молитвы.
Я уронил сумку и сжал веки.
Она ударила по стеклу еще несколько раз, и я услышал редкий всхлип. Она была раненым животным, умоляющим о помощи. Я услышал еще один удар, потом еще, еще и еще, она пыталась разбить стекло. Я поднял сумку и вышел через дверь, закрыв ее за собой.
Впервые за восемнадцать лет я знал, что мы с Луной столкнулись с чем-то, что нельзя исправить. С чем-то, что я не хочу исправлять.
С меня хватит.
Глава 5
Я внимательно осматриваю покрасневшие глаза у себя в ванной и наношу очередной слой красного блеска для губ.
Вот, что делают три дня без сна с вами: глаза с красной сеткой лопнувших сосудов и практически бесцветные губы. Я так и не смогла достучаться до Найта, как бы ни старалась. Каждое утро я караулю его под дверью. Но он проходит мимо, обычно держа телефон около уха, игнорируя мое существование по пути к своей машине «Астон-Мартин». Я чуть не упала, пытаясь забраться к нему в окно, но обнаружила, что оно заперто. Я ждала его в холле тренажерного зала, делая вид, что изучаю брошюры об уроках йоги, пока однажды охранники не подошли ко мне и не попросили покинуть помещение, потому что один джентльмен не может вернуться к своей машине.
Найт относился ко мне как к очередной фанатке. И, если говорить по-честному, я не то чтобы не одна из них. Мне необходимо, чтобы он выслушал меня.
Сейчас мы идем к Спенсерам на ежегодный ужин в честь Для благодарения и нам придется делить стол, обед и пространство, нравится ему это или нет. Я собираюсь сесть напротив него или рядом с ним, не знаю, рада ли я тому, что увижу его, или больше боюсь, что его там не будет.
Я облокотилась на дорогую, кремовую раковину, переступая с ноги на ногу на мраморной плитке, на полу с подогревом, игнорируя входящие сообщения.
Джош: Все нормально?
Джош: Ты, вероятно, занята. Просто скажи мне, когда у тебя будет время :)
– Детка, мы не хотим опаздывать. Ты готова? – позвал папа снизу.
Рэйсер одновременно постучал в дверь ванной, выкрикивая:
– Луна, Луна, Лунатик! Пошли!
– Не называй так свою сестру, разбойник, – упрекнула его Эди.
Она была очень корректна из-за моей молчаливости, иногда даже слишком, хотя, когда мы были наедине, я коротко отвечала ей. Обычно «да» или «нет». Не знаю, почему я настолько комфортно себя чувствую рядом с ней. Часть меня знает, что она слишком сильно любит меня, потому что моя родная мать – нет.
Я пытаюсь избавить глаза от красноты, но безрезультатно, и открываю дверь, хватая младшего брата за воротник и обнимая его. На мне платье с запахом, лавандового цвета с бахромой на краях, которое я одолжила у Эди. Ненавижу платья. Больше всего на свете я люблю сливаться с мебелью и становиться невидимкой. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, вот я и опустилась настолько низко, что надела открытое, обтягивающее платье, чтобы заставить Найта взглянуть на меня без явной ненависти и отвращения.
Отлично. Я предатель.
Предатель, который хочет найти способ достучаться до лучшего друга.
– Вау, Лунатик. Ты очень красивая. – Рэйсер сжал мою талию, подняв глаза, чтобы внимательно рассмотреть мое лицо своими кобальтовыми глазами.
Я взяла его за руку, и мы спустились по лестнице. Когда папа и Эди увидели меня, их глаза загорелись, но они не стали комментировать мой макияж или платье. Они уже устали спрашивать, что со мной не так и почему я не тусуюсь с Найтом или Воном.
Блин. Вон. Я ведь даже не рассматривала его как какую-то сложность. Рассказал ли Найт ему о нас с Джошем? Чутье подсказывает, что нет, потому что Найт защищает меня. Но, судя по его поведению в последние несколько недель, примирение не входит в наши планы. Но с другой стороны – если Вон в курсе, то я узнаю об этом сегодня вечером. Он не славится своими дипломатическими навыками.
– Красавица. – Папа поцеловал меня в висок, и мне было приятно слышать нежность в его голосе.
Когда он отпустил меня, Эди крепко обняла меня.
– Не знаю, что происходит, но я здесь, если что. – Она прижала меня к груди, шепча на ухо. – я всегда здесь. Я люблю тебя.
Мы отправились к Спенсерам, взяв с собой три разные запеканки, пять бутылок вина и десерт, который папа заказал из Лос-Анджелеса. Какие-то горячие кексы с мороженым внутри, которые надо съесть до того, как они остынут. Вот таков День благодарения, который празднуют мои родители и их друзья, – щедрый, богатый и идеальный.
Одна я была неидеальной частью этой картинки, включающей идеальный дом, блюда и окружающих меня людей.
Объятия и приятные любезности посыпались в тот же момент, когда мы пересекли порог дома Спенсеров.
Джейми и Мелоди Фоллоуил уже на месте с дочерьми, Бейли и Дарьей. Жених Дарьи, Пенн, и его сестра, Виа тоже на месте. Они приемные дети Фоллоуилов, что, как я догадываюсь, делает отношения Дарьи и Пенна запретными, но я не осуждаю их. Я всегда думала, что мои отношения с Найтом были бы еще более странными. Потому что мы выросли вместе. Я видела его в подгузниках. Он видел, как я изучала упаковку с прокладками с ужасом в глазах, и мы даже со смехом попробовали представить, как их носить.
Барон и Эмилия Спенсер выглядели так, будто только сошли с красной дорожки. Он в идеальном смокинге, которые сидел словно вторая кожа. Она в платье тыквенного цвета, длиной до пола, и с обнаженными плечами. Вон, который на их фоне выглядел как бомж, наградил меня далекой, но сговорчивой улыбкой, которая может означать, что он определенно не в курсе того, что происходит между мной и Найтом.
Это был маленький лучик надежды. Если Вон не знает, то, возможно, наши отношения с Найтом еще можно спасти, да? Найт не сказал ничего, что представило бы меня в негативном свете.
Он все еще защищает меня.
Я даже не знаю, какова моя цель. Еще три дня назад я стремилась дать всему этому с Найтом шанс. А потом, в течение двадцати четырех часов, я планировала будущее с Джошем – чьи сообщения я игнорировала последние дня три, так как была не в том состоянии, чтобы уделять ему внимание. И моим единственным желанием было… что? Вернуть Найта? Ну давайте начнем с того, что он и не был моим. Умолять его о прощении? Он был единственным, кто ясно дал понять, что мы свободны и можем вступать в отношения с кем угодно. Я хочу объясниться. Я даже чувствовала себя виноватой. Но сейчас я стою здесь, жду вердикта, но даже не уверена, что мне хотелось бы этих разбирательств.