– Найт.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я понял, что он обнимает меня. Или сколько прошло времени до того, как я обнял его в ответ, в этой комнате, между жизнью и смертью, на волоске, ни здесь ни там.
Я спрятался на его плече и старался не заплакать. Я все еще не могу плакать.
– Это конец, да? Ты должен рассказать мне, – сказал я.
Я почувствовал кивок, но он не сказал ничего. Не хочу, чтобы он говорил это. Для нас обоих это слишком тяжело.
– Сколько времени?
– Неделя, если повезет.
– О боже. А экспериментальное?
Я даже не стал притворяться, что подслушал срыв. Трагедия и потеря просто лишают вас этого – стыда, унижения, человечности. В какой-то момент тебя просто перестает волновать это.
Он покачал головой, крепче обнимая меня. Я так многое хочу сказать ему, что ему надо больше внимания уделять Льву. Что надо подготовить младшего брата к этому. Но впервые за долгое время я просто украл момент наедине с отцом, делая вид, что мама не умирает, что у меня нет зависимости, что моя девушка не несчастна со мной, что все под контролем.
Я вдохнул запал папиного парфюма, закрывая глаза.
Он вырезал слова «Или вместе, или никак» на дереве? Как я не заметил их в нашем шалаше?
Только когда Луна написала мне кровью, я заметил их.
Она все, что я вижу. Всегда.
Так как рассказать Луне о маме легче, чем Льву, то я решил начать с этого.
Я пошел в школу на следующее утро после больницы. Народ все еще был занят разговорами о Поппи, они не замечают перемен во мне, они ничего не знают о маме. Я знаю, что Вон и Хантер моментально прекратили бы сплетни, если бы люди вокруг узнали о том, как плохи дела с мамой.
Но есть что-то жалкое и стыдное в смерти, я пока не понял, что именно. Эта слабость есть у каждого, но все равно как-то стыдно.
Луна забрала меня после школы («Ты первокурсница в колледже! Рад за тебя», – сказал Хантер, когда увидел, как я целую ее в губы), и мы поехали на пляж. За весь день я не выпил ни капли алкоголя, я трезв, и я на грани. Я решил приложить все усилия, чтобы не разозлить свою девушку. Есть ощущение, что я и так хожу по краю, после вчерашнего разговора, когда я устроил сцену, упомянув ДЕБИЛЬНОГО ДЖОША.
Поездка, как многие часы моей жизни в последнее время, прошла в тишине. Луна принесла мороженое, и мы сели на песок, позволяя холодным волнам ударяться о наши ноги.
– Моей маме осталась неделя, плюс-минус, – сказал я, не сводя взгляда с магической серебряной линии, где океан целует небо – где маленькие дети переходят в другое измерение, по-видимому.
Я хочу, чтобы меня туда засосало. Забрало туда, где папа, мама, Лев и Луна не загружены проблемами.
– Найт, – прошептала она, положив руку мне на колено и сжав его. – Мне так жаль. Я здесь, с тобой. Все, что тебе понадобится, малыш. Я взяла отгулы до конца недели, и моя мама с тетей Эмилией сказали, что переедут в ваш дом пока…
Я повернулся к ней, вероятно, шок и удивление отразились на моем лице. Как она узнала обо всем этом, почему она не удивлена всеми этими испытаниями? Это, безусловно, застало меня врасплох.
– Я просто услышала разговор по телефону, – объяснила она, потирая шею. Дерьмо. Луна не смогла бы соврать даже во имя спасения своей жизни.
– Луна, – предупредил я.
Я не хочу делать этого. Не хочу. Но не только у Луны хорошая память. Я помню, как странно она себя вела в последнее время, когда заходил разговор о здоровье мамы. Как будто она знает что-то, чего не знаю я.
– Я правда не…
– Нет, ты знаешь, – перебил я. – Рассказывай мне.
Ее лицо изменилось. Она выглядит осторожной. Я не могу вынести этого. Она осторожна со мной. Я потер лицо, пытаясь не сорваться на нее. Я делаю все возможное, чтобы держать себя в руках.
– Пожалуйста, не ври мне, – мягко сказал я, не глядя на нее.
– Я знала, – прошептала она.
Мое сердце снова разбилось. Потому что она знала. Я единственный идиот, который все еще молился, когда все вокруг меня строили планы, приводя все в движение. Все готовились к горю, а я все еще в глубоком отрицании. Я резко выдохнул, руками закрывая лицо.
– Она попросила меня кое-что сделать для вас со Львом. Мы работали над этим все зимние каникулы. Это был секрет. Я пообещала ей, что буду заботиться о тебе, Найт, и я не шучу.
– Ты знала, что это случится, – повторил я. – Ты знала, что она умирает. Ты знала, и ты позволила мне приехать к тебе в Аппалачский, зная, что моей мамы может не стать, когда я вернусь. И это случилось. Она в коме. Я никогда не поговорю с ней снова.
Я не знаю, это предательство настолько большое или трагедия сама по себе усиливает его. В любом случае, я точно знаю одно: между осознанием того, что я стану сиротой, и тем, что моя девушка знала и не сказала мне, я зол, в саморазрушительном режиме, и я не в том настроении, чтобы быть милым.
В этот раз я закрылся.
Я не могу обругать ее и потерять. Она сделала глупый ход – без сомнения. Не могла же она потрахаться с кем-то и скрыть от меня нечто подобное в один год. Только вот она смогла. Я не собираюсь сражаться с ней, потому что знаю, что потеряю контроль.
Я не могу больше этого делать. Не после нашей маленькой перепалки в душе. Нет.
Я встал и улыбнулся.
– Найт?
– Прости, детка. Нервы.
– Ты пугаешь меня.
Подожди, пока прочитаешь мои мысли. Они заставят тебя взбежать в гору за одну секунду.
Очевидно, пьяный Найт не единственный урод во мне. В этот раз трезвый Найт тоже постарался.
– Не пугайся, Лунный свет. Я просто пытаюсь сдержаться изо всех сил. Отвезешь меня домой?
Она нахмурилась, все еще прижимая колени к груди.
– Что? Зачем?
– Домашняя работа.
– Ты думаешь, что я поверю в это? – Она подняла брови.
Иногда я все еще не верю, что она разговаривает. Но в этот раз я бы хотел, чтобы она не говорила ничего.
– Ты можешь сесть и наблюдать за мной, если хочешь, – я попытался придать лжи правдоподобность.
– Конечно, – сказала она и встала.
Неверный ответ. Мне надо побыть одному, прямо сейчас.
– Хотя… – Я протянул ей руку, когда мы поднимались по лестнице обратно на набережную, зная, насколько все неправильно в этой ситуации. – Я бы отвлекся и попытался бы засунуть свой член в тебя.
Как это прозвучало. Предложение. Мое оправдание. Моя улыбка. Все в этом. Но я вижу, она знает, как я стараюсь не быть придурком. Хотя это моя прирожденная реакция.
– Хорошо, – наконец-то она уступила, оглядываясь вокруг, будто где-то спрятана скрытая камера и ее не предупредили о розыгрыше. – Я собиралась отвезти Льва в больницу, чтобы он и Дин… поговорили.
Я практически вздохнул от облегчения. Мне надо напиться. Срочно.
– Правильно. – Потому что ты знала об этом разговоре до меня, что я упустил.
– Ты уверен, что все хорошо? – Луна остановилась перед машиной.
Это мой шанс все прояснить. Сказать, что я зол на нее из-за того, что она ничего не говорила мне. Взорваться. Но меня никогда не доводило до добра мое открытое сердце. В прошлый раз, когда я открылся, я оттолкнул ее.
Так что я просто предложил ей одну из многих улыбок, которые никогда не достигали моего сердца, а ее – даже близко.
– Никогда еще не был уверен так в своей жизни, детка.
Глава 23
Код Техаса?
Я перевела звонок на голосовую почту, откидываясь на кресле в бесконечном, доводящем до депрессии коридоре больницы. Напротив меня Лев свернулся в объятиях отца, долговязый, он стонал словно одержимый дьяволом. Бейли рядом с ним, раскачивается взад-вперед, реальность ударила их по лицу в полную силу. Слишком молодые. Слишком рано.
Эди, папа и Рэйсер сидят рядом со мной, мы рассеянно касаемся друг друга, благодарные, что можем. Папина рука на плече Эди. Она прижимает Рэйсера к груди, а он крепко сжимает мою руку.
Присутствует вся улица. Спенсеры. Фоллоуилы. Рексроты. Все втиснулись в комнату ожидания в больнице, чтобы поддержать Коулов.
Все, кроме Найта.
Мои предположения о том, где он, были те же, как и у остальных здесь. Когда я призналась, что знала о ситуации с Розой, я ждала, что он поднимет шум. Это было бы справедливо. Я утаила нечто важное от него. Это правда, что Роза попросила меня поклясться, что я буду все держать в тайне, но я могу понять его убежденность в предательстве.
Я ерзала на своем месте, вспоминая, как затуманились его глаза, когда я призналась, как радужные оболочки превратились в две темные реки крови. Тем не менее вместо того, чтобы противостоять мне, кричать, ломать вещи, разбивать костяшки – то, что обычно делал Найт, – он просто улыбнулся. Жуткой, тревожной улыбкой, которая заставила мое сердце биться, как у дикого зверя. И я хочу уважать его желание побыть в одиночестве, но я также боюсь, что потеряю его, оставив в покое, когда ему так больно.
Телефон завибрировал у меня в руке. Очередной звонок из Техаса. Что за чертовщина?
Я жду, пока Найт подаст признаки жизни. Я отправила ему дюжину сообщений. Ответы на телефонные звонки никогда не были моей сильной стороной. Все знают, что я не разговариваю – не разговаривала. В моем понимании разговор все еще зависит от случайных всплесков уверенности, это не регулярное явление. Многие в этой комнате еще не слышали мой голос.
Кажется странным просто ответить на звонок и начать разговаривать, когда ты не делал этого все восемнадцать лет.
Когда третий звонок из Техаса высветился на экране, я извинилась и вышла наружу, закрывая дверь за собой.
Я нажала ответить и поднесла телефон к уху, но ничего не сказала.
– Алло? – Я услышала отчаянный женский голос.
Кажется, что она бежит. Ее дыхание раздается у меня в ухе, слышен фоновый шум, скрип колес, лифт, звонки телефонов.
– Алло? Слышит меня кто-нибудь? Лунный свет?