Слон императора — страница 40 из 68

В сравнительно небольшой комнате, где на стенах были изображены умиротворяющие пасторальные сцены, вокруг стола стояло пять кресел. Я ничего не ел с самого утра, и при виде зеленых и черных маслин в мисках, блюд с сыром и вяленым мясом и ломтей хлеба у меня в животе заурчало от голода. Когда мы расселись, номенклатор принялся церемонно просить прощения за простоту блюд и объяснил, что его повару зимой трудно добывать свежие продукты. Однако к первой перемене нам подали блюдо печеных яиц, затем последовала рыба с острыми соусами, а потом небольшие чашки густого подслащенного молока с каким-то незнакомым мне ароматом. На всем продолжении трапезы слуги, передвигавшиеся за нашими спинами, следили, чтобы ни у кого из нас не опустел винный кубок. Когда убрали последнюю перемену, у меня уже слегка зашумело в голове. Тут-то наш хозяин и повернулся ко мне и, в очередной раз подмигнув глазом на перекошенном тиком лице, сказал:

– Ну а теперь пришло время поведать о вашем странствии.

Завидуя втайне моим товарищам, которым предстояло лишь слушать мой рассказ, я попросил воды, отхлебнул глоток и начал повествование с вызова к Алкуину и последовавшей за ним аудиенцией короля Карла в его личных покоях. Номенклатор слушал меня внимательно, время от времени окидывая взглядом лица остальных гостей и не забывая подавать слуге знак наполнить кубки.

Когда я дошел до неудачи в поисках единорога, Павел кивнул с явным сочувствием:

– Ты искал его совсем не в тех краях. Единорогов находили отнюдь не на севере, а, напротив, в Индии.

– Откуда такие сведения? – рискнул спросить я.

– В архивах имеется упоминание о похожем на быка звере с одним рогом, которого привезли в Рим для представления в Колизее. Зверя выставили против медведя. Медведь победил, – рассказал хозяин дома.

– Это животное было белым? – спросил я. Если в зверинце багдадского халифа имеется белый единорог, дары Карла будут смотреться рядом с ним довольно жалко.

– На этот счет там ничего не говорилось, – ответил номенклатор. – Но прошу тебя, продолжай рассказ. Много ли опасностей вы встретили в столь дальних северных краях?

– Много беспокойства нам могли бы доставить белые медведи. Но оказалось, что Вало, мой помощник, обладает способностью укрощать их.

Озрик деликатно кашлянул:

– Ты забыл о покушении на тебя в Каупанге.

В глазах Павла блеснуло любопытство:

– Ну-ка, ну-ка, расскажи!

Я описал двух злодеев, ворвавшихся с ножами ко мне в комнату. Когда же я закончил, Павел задумчиво произнес:

– Случись это в Риме, я сказал бы, что нападавшие на тебя вовсе не были простыми грабителями.

– Я тоже подумал, что это было подстроено, – ответил я и развязал висевший на поясе кошелек. Оттуда я вынул золотую монету Оффы, которую дал мне Редвальд и которую я хранил как память, и протянул номенклатору. – Этот человек – Оффа, король Мерсии, – был бы рад моей смерти. А сама эта монета принадлежала одному из нападавших и, возможно, была частью аванса.

– Можно мне взглянуть? – вмешался в разговор Аврам. Он сидел по правую руку от меня, и я передал ему монету. – Поразительно, – сказал раданит, повертев ее в пальцах. – Я, конечно, слышал о короле Оффе, но никогда прежде не видел его монеты. Это копия арабского динара, но я подумал бы, прежде чем пускать ее в оборот, торгуя с сарацинами. – Он ухмыльнулся, как будто имел в виду что-то, понятное не всем, и передал монету Озрику: – Ты наверняка поймешь, в чем тут дело.

Пока мой друг рассматривал монету, я недоуменно переводил взгляд с него на Аврама и обратно. Впрочем, продолжалось это лишь несколько мгновений.

– Конечно же, понимаю, – сказал Озрик. – Тут сарацинскими буквами написано имя Оффы. Беда лишь в том, что чеканщик не знал этой письменности и на монете имя перевернуто вверх ногами.

Он вернул мне монету, и я убрал ее в кошелек.

Павел кивнул слуге, и тот проворно убрал со стола чашки из-под молока и подал вместо него тарелки с орехами и сушеными фруктами.

– Тебе повезло, что ты выбрался из этой переделки живым, – заметил номенклатор.

– Меня тогда спас Редвальд, – отозвался я. – А в другой раз нам на выручку пришел Протис – вот он сидит. Нам в путешествии везло на корабельщиков.

– Значит, приключения еще не закончились? – удивился сановник, предвкушая продолжение рассказа, и, выбрав вяленый абрикос, откусил от него небольшой кусочек.

Я картинно описал, как медленно тонул корабль Протиса и как ему самому пришлось с командой спасаться в шлюпках. Когда же я дошел до появления на берегу приплывшего своим ходом тура, Павел в восхищении прищелкнул пальцами.

– Надо же – бык из моря, ни больше ни меньше! – воскликнул он. – Эта легенда изображена на одной из фресок, имеющихся в этом доме. Ведь седьмым подвигом Геракла была поимка Критского быка на острове, где тот обитал. Геракл сделал это по приказу царя Эврисфея, но, когда герой привел зверя к его дворцу в Греции, царь так перепугался, что даже не решился посмотреть на быка. Тогда Геракл выпустил зверя, и тот бесчинствовал в окрестностях Микен, пока его не убил другой герой, Тесей.

– Такой истории я не знал, – признался я. – Мне говорили, что Тесей убил Минотавра в Лабиринте.

Хозяин дома медленно, задумчиво откусил от абрикоса еще кусочек.

– Очень может быть, что Минотавр и Критский бык – это одно и то же. У каждой истории имеются разные варианты.

– Критский бык – это был просто бык, только очень опасный, – не выдержав, встрял в разговор Протис. – А Минотавр был диковинным чудовищем, наполовину быком, наполовину человеком.

– И какая же половина кому принадлежала? – чуть заметно улыбнувшись, осведомился Аврам.

Молодой грек воспринял вопрос со всей серьезностью:

– Минотавра рисуют то с головой человека, приставленной к бычьему телу, то с телом человека, но бычьими головой и хвостом.

– И то и другое крайне маловероятно, – проворчал себе под нос раданит.

Протис явно не услышал этой реплики.

– Минотавр, – продолжал он назидательным тоном школьного наставника, – был порождением королевы Крита, совокупившейся с быком. Она спряталась в чреве деревянного чучела коровы, и бык овладел ею.

Аврам громко хмыкнул, но увлекшийся рассказом моряк снова не обратил на это внимания.

– У людей ведь рождаются иногда самые странные на вид дети, – заявил он. – Наверняка все слышали и о младенцах с перепонками между пальцами рук и ног, как на лягушечьих лапах?

Я подумал, что лучше будет вмешаться, пока Протис не завязал спор с нашим драгоманом:

– Полагаю, мысль о существе с головой быка и человеческим туловищем не стоит отвергать так уж с порога. В бестиарии короля Карла имеется несколько диковинных животных, которые, вероятнее всего, являются плодами неестественного совокупления. Например, камелопард покрыт пятнистой шкурой, как леопард, а обликом похож на верблюда. Он вполне может быть порождением этих двух животных.

Наш маленький спор заинтересовал номенклатора. Он аккуратно положил на стол косточку абрикоса, взял у слуги салфетку и вытер губы.

– На представлениях с дикими зверями в Колизее, о которых я уже говорил, были и камелопарды.

– И что же они собой представляли? – полюбопытствовал я.

– Судя по всему, это были робкие и слабые создания. Двух таких доставили сюда из Африки – путешествие было долгим и трудным – и выпустили на арену. Они принялись метаться в панике, – стал рассказывать сановник. – Потом к ним пустили голодных львов… и толпу ждало сильное разочарование. Львы очень быстро повалили и убили камелопардов, а те даже не попытались защищаться.

– Если бы римлянам довелось увидеть белых медведей, вот тут-то они поразились бы! – важно заявил Протис. Должно быть, вино удалило ему в голову.

– А они видели их, – милостиво сообщил ему Павел. – Мне попалось описание одного представления на арене Колизея, когда в нее напустили воду и сделали несколько озер с островами, на которые пустили белых медведей и тюленей, и римляне смотрели, как медведи охотились на тюленей. Изумительно!

Тут мне пришла в голову новая мысль:

– Не осталось ли от предков каких-нибудь сведений о том, каким образом они содержали медведей взаперти живыми и здоровыми?

Номенклатор сразу сообразил, к чему я клоню:

– Завтра прикажу писцу как следует покопаться в архивах и поискать, не сохранилось ли там каких-нибудь записей об этом.

– Я буду вам глубоко признателен – эти сведения будут очень полезны Вало. Ему ведь еще придется думать о том, чтобы медведи не перегревались, когда мы летом отправимся в Багдад, – ответил я ему.

Разговор ненадолго прервался, и Павел, воспользовавшись возможностью, что-то прошептал своему слуге и вручил ему связку ключей. Тот вышел из комнаты и, вскоре вернувшись, положил на стол перед номенклатором маленький сверток материи, после чего вернул своему господину ключи.

Все мы, заинтригованные, смотрели, как хозяин дома, развернув материю, извлек из свертка тонкую бледно-коричневую палочку длиной в несколько дюймов.

– Что ты об этом скажешь? – спросил он, передавая мне эту вещицу.

Палочка оказалась очень легкой, почти невесомой, как будто ее долго и тщательно высушивали. Присмотревшись внимательнее, я понял, что это туго скрученная в спираль полоска коры.

– Понюхай, – посоветовал мне Павел.

Я поднес палочку к носу, потянул воздух, почувствовал тонкий, приятный, чуть маслянистый запах и через мгновение сообразил, что именно так пахло подслащенное молоко, которым нас угощали.

– Это из моей кухни, – пояснил сановник. – Очень дорогая вещь, поэтому повар держит ее под замком.

– И что же это такое? – спросил я, снова втягивая в себя приятный незнакомый запах.

– Полагаю, в бестиарии, о котором ты упоминал, имеется раздел, посвященный замечательным птицам, – сказал Павел, одновременно улыбаясь и подмигивая.

Я кивнул:

– Там, в частности, рассказано о кречетах. Те, которых мы везем, особые – белые.