Но для большинства астрономов радиоастрономия тогда была внове, и, по словам Робертса, немногие всерьез относились к полученным результатам. «Некоторые были настроены явно скептически, – говорит он. – Большинство воспринимали их как минимум очень осторожно. И, конечно же, никто не связывал их с результатами более ранних исследований скоплений галактик, выполненных Фрицом Цвикки». Многих еще предстояло убедить в реальности темной материи.
Ситуация в корне изменилась – как минимум в отношении кривых вращения – благодаря нидерландскому радиоинтерферометру Westerbork Synthesis Radio Telescope (Вестерборкский синтезаторный радиотелескоп), который работает по тому же принципу, что и интерферометр в Оуэнс-Вэлли, но состоит не из двух, а из 14 антенн диаметром 25 метров каждая17. Этот задуманный Яаном Оортом инструмент, введенный в строй 24 июня 1970 года и первоначально состоявший из 12 антенн, привлек множество ученых из других стран, большинство из которых стали работать в астрономической лаборатории Каптейна в Гронингенском университете. Рогстад провел там пару лет, консультируя студентов – среди которых был и Альберт Босма – по вопросам анализа данных и вычислительной техники. Робертс отправился в Гронинген для проведения вместе с Арнольдом Ротсом наблюдений спиральной галактики M81 в линии 21 см. А Шостак приехал в лабораторию в 1975 году и пробыл там 13 лет.
Босма как-то назвал гронингенских радиоастрономов «революционерами лаборатории Каптейна». На Кембриджской конференции 1973 года в Англии молодые коллеги беззастенчиво хвастались, утверждая, что Вестерборкский телескоп гораздо лучше старого Кембриджского интерферометра. Выдающийся британский радиоастроном и директор обсерватории Мартин Райл, который в некотором смысле является изобретателем метода апертурного синтеза, написал Оорту официальное письмо, в котором жаловался на неподобающее поведение некоторых его сотрудников. Впоследствии «вестерборкских ковбоев» допустили на конференцию в шведском Онсала только под присмотром более старшего сотрудника, чтобы они опять совсем не отбились от рук.
Хотя, конечно, как показало исследование Альберта Босмы, Вестерборкский телескоп действительно был очень мощным инструментом. Босма воспользовался новым прибором: вдохновившись идеей Рогстада, гронингенский астроном Рон Аллен разработал спектрометр, позволявший выполнять одновременные наблюдения на 80 слегка отличающихся длинах волн. С помощью этого 80-канального приемника с набором фильтров Босма исследовал одну галактику за другой, измеряя доплеровские смещения как внутри, так и вне оптических границ, и в каждом случае строил карту распределения скоростей и распределения нейтрального водорода во всей галактике, обнаруживая изгибы в самых внешних частях водородного диска.
Радиоинтерферометр Westerbork Synthesis Radio Telescope (Вестерборкский синтезаторный радиотелескоп) в Нидерландах, с помощью которого Альберт Босма измерял скорости вращения во внешних областях спиральных галактик
Это все, похоже, подтверждало более ранние и менее точные результаты, полученные с менее чувствительными инструментами Рогстадом и Шостаком, а также Робертсом и Уайтхерстом. Оказалось, что как минимум у 25 галактик кривые вращения остаются плоскими очень далеко от центра, что свидетельствует о большом количестве невидимой массы далеко за пределами оптического диска. Босма доложил предварительные результаты на конференциях в 1976 и 1977 годах, но значение работы стало в полной мере ясно после опубликования в 1978 году его диссертации «Распределение и кинематика нейтрального водорода в спиральных галактиках разных морфологических типов»18. Уже позже, в том же году Рубин, Форд и Тоннард представили свои результаты всего лишь для 10 галактик, основанные исключительно на оптических наблюдениях.
Так что, Альберту Босма действительно обидно?
Ну, во всяком случае замечательно было прочесть столько разных точек зрения, сказал он. Например, в книге «Космический коктейль» (The Cosmic Cocktail), изданной в 2014 году, астрофизик-теоретик Кэтрин Фриз пишет: «Именно работа Рубин и Форда окончательно решила вопрос о темной материи в галактиках. Выполненные ими наблюдения убедили астрономов в существовании темной материи… и за это открытие они оба заслуживают Нобелевской премии»19. В опубликованном в журнале Nature некрологе Рубин астрофизик Нета Бакал тоже называет ее «“матерью” плоских кривых вращения и темной материи» и отмечает, что «ее революционная работа подтвердила существование темной материи и то, что галактики окружены гало из темной материи, в которых, как мы теперь знаем, сосредоточена большая часть массы Вселенной»20.
Да, Босма написал письмо в редакцию по поводу опубликованного Бакал некролога21. В этом письме он объясняет, что в тексте Бакал «проблема темной материи представлена в чрезмерно упрощенном виде» – для исследования самых внешних областей галактик требуются данные радиоастрономических наблюдений. Но невозможно реагировать на все неполные или предвзятые публикации, когда так много интересных задач в радиоастрономии. «Так много всяких толкований по этому поводу, – говорит он, – и в большинстве случаев они не имеют никакого отношения к истине. Я просто отслеживаю все точки зрения, но сомневаюсь, стоит ли писать книгу – у меня для этого просто недостаточно времени».
У Шостака тоже смешанные чувства по этому поводу. «Альберт мне очень симпатичен, – говорит он мне, – но я не очень расстроен». Конечно, «Вера действительно была не первой. Все эти разговоры про Нобелевскую премию и то, что теперь в ее честь назван большой телескоп… оставляют чувство некоторой неловкости». Ну и вообще-то сама она никогда не заявляла о своем первенстве. И действительно, как я уже отмечал выше, в статье Рубин, Форда и Тоннарда есть ссылка на диссертацию Босмы. А в статье 1978 года ее авторы прямо говорят: «Именно Морт Робертс с соавторами первыми обратили внимание на плоские кривые вращения».
Сандра Фабер, которая впоследствии стала профессором Калифорнийского университета в Санта-Крузе, считает, вопреки общепринятому мнению, что то, что Рубин была женщиной, наоборот, помогло ей войти в историю. Это замечательный пример обратного гендерного неравенства. «Диссертация Босмы блестяща. Через 200 лет, – полагает она, – люди, безусловно, поймут важность его вклада [в науку]». Хотелось бы, чтобы это случилось поскорее.
Часть IIБивень
9. На холод
Вы уже, наверное, начали задаваться вопросом, когда же мы наконец оставим позади прошлое и перейдем к современности. В конце концов, мы уже проделали треть пути и до сих пор в 1970-х годах. Но не беспокойтесь, мы доберемся-таки до нашего времени. Если вы хотите разобраться в поисках решения загадки темной материи, то сначала надо узнать, как возникла сама эта проблема. И хотя этой загадке уже почти 100 лет, но, как мы могли убедиться в главе 3, случилось так, что почти все важнейшие события произошли в бурные семидесятые.
Если коротко, то мы узнали, что галактики могут быть устойчивыми только будучи окружены гигантскими массивными гало. Более того, галактики оказались гораздо массивнее, чем можно судить по их видимому содержимому. Скорость вращения не уменьшается с расстоянием от центра галактики, а остается более или менее постоянной – это свидетельствует о том, что вещества в галактиках больше, чем мы видим в телескоп. Относительно ровный характер распределения яркости фонового реликтового излучения говорит о том, что уже в первые мгновения после Большого взрыва началось образование темного массивного каркаса из каких-то странных элементарных частиц, который лишь потом стал «обрастать» притянутой к нему привычной барионной материей. Наконец, в процессе Большого взрыва не могло образоваться достаточного количества барионной материи, чтобы объяснить динамические наблюдения и рост крупномасштабной структуры Вселенной, а значит, большая часть гравитирующей массы во Вселенной должна быть сосредоточена в некой непонятной, небарионной форме.
Если все это кажется вам непонятным даже сейчас, спустя столько времени, представьте себе, насколько это было странным для ученых в 1970-е годы. Далеко не все имели в своем распоряжении полную информацию, некоторые наблюдения оказались более надежными, чем другие, да к тому же астрономам, привыкшим исследовать звезды и галактики с помощью оптических телескопов, вдруг пришлось разбираться в сложных вопросах радиоастрономии и физики элементарных частиц. Так что не следует удивляться неосведомленности, осторожности и скептицизму многих ученых. События развивались так стремительно, что многие ученые предпочитали занимать выжидательную позицию.
Началось это в 1979 году благодаря 52-страничной обзорной статье в журнале Annual Reviews of Astronomy and Astrophysics, написанной Сандрой Фабер и Джоном Галлахером1. Этот обзор, озаглавленный «Массы и отношение массы к светимости в галактиках», подытоживал имевшиеся на тот момент свидетельства существования темной материи, включая описанные в последней главе наблюдения Альберта Босмы. Авторов интересовали в первую очередь динамика и массы галактик – статья начинается следующими словами: «Есть ли в галактиках нечто, скрытое от нашего взгляда (или невидимое на фотографиях)?» Как писали Фабер и Галлахер, их «особенно интересовало современное состояние проблемы “недостающей массы”», и они пришли к недвусмысленному выводу: «Мы считаем, что совокупность рассмотренных свидетельств говорит о том, что аргументы в пользу существования невидимой массы во Вселенной очень убедительны и становятся все более вескими».
Напомним, что всего за восемь лет до этого – когда Мортон Робертс демонстрировал Вере Рубин результаты своих радиоастрономических наблюдений галактики Андромеды – Фабер, тогда еще аспирантку, плоские кривые вращения совершенно не впе