– Феминизм тут ни при чем. Мужчины использовали женщин с незапамятных времен. Брали, что хотели, и отчаливали. Я поступаю так же. Что в этом плохого? Не хочу, чтобы мое тело использовали ради удовольствия, хочу наслаждаться сама.
Взгляд Лиама будто говорил: «Как же ты наивна!»
– Любому мужчине на земле доставило бы удовольствие просто смотреть на тебя, Марфиль. Для них прикоснуться к тебе – все равно что выиграть в лотерею.
После пары секунд молчания я ответила:
– Ты был единственным, с кем я была готова это сделать, но только потому, что мы друзья.
Лиам подавился пивом.
– Когда ты выдаешь нечто подобное, вспоминаю, что ты все еще юна. Ладно, давай отвезу тебя домой.
Я не солгала, когда сказала, что Лиам был единственным мужчиной, которому я была готова предложить свое тело. Все именно так, как он говорил: лишь к нему одному у меня было полное доверие. Много раз могло дойти до чего-то большего, с предварительными ласками я справлялась довольно неплохо, а вот переступить последнюю черту боялась. Отец с детства внушал, что целомудрие – главная добродетель женщины; монахини в школе-интернате в мельчайших подробностях описывали кары и муки, что ожидают дев, которые поддадутся соблазну… В новом окружении девственность считалась недостатком, и хотя в глубине души я хотела раскрыть собственную сексуальность, даже по-своему это делала, но на самый важный шаг пока решиться не могла.
Лиам довез меня до дома на серой «Ауди». Он купил ее недавно, так что салон все еще приятно пах новой машиной. В отличие от большинства студентов, я не жила в университетском общежитии. Отец разрешил переехать в Нью-Йорк и поступить в университет при условии, что найдет место для жилья.
Квартира, которую я ни с кем не делила, находилась в одном из самых дорогих районов города, в пятнадцати минутах езды от факультета, в месте, которое все знают как Верхний Ист-Сайд. Это может прозвучать высокомерно, но для меня не играло роли, что я живу в одном из лучших многоквартирных домов Манхэттена. Всю жизнь меня окружала роскошь, и, хотя многие считали глупостью желание учиться, когда было ясно, что отец оставит немалое состояние, я всегда знала: вымостить дорогу в будущее я хочу сама.
Математика давалась мне легко, так что изучать экономику всегда было планом Б, но почти всю юность я умоляла отца разрешить поступить в Нью-йоркскую балетную школу. Его ответом всегда было категорическое «нет», и хотя упрашивать было бесполезно, однажды я решила настоять на своем. Но впоследствии поклялась больше никогда не заговаривать с ним об этом. До сих пор пробирает дрожь всякий раз, как вспоминаю его реакцию. Но несмотря ни на что, я продолжила танцевать. У отдельной квартиры есть несомненный плюс – могу танцевать столько, сколько захочу.
На прощание чмокнула Лиама в щеку и пообещала, что увидимся до выходных.
Войдя в здание, поздоровалась с консьержем Норманом и зашагала через холл к лифту. Жить одной в Нью-Йорке могло быть опасно, особенно молодой девушке, но в этом районе люди были очень спокойными, в основном здесь жили семьи: родители, что вели дела на Уолл-стрит, зарабатывая неприличные суммы денег, и их юные наследники. Я и сама была из такой семьи. Почти.
Квартиру обставила довольно просто; выбирая мебель и предметы декора, следовала правилу: «Чем проще обстановка, тем меньше убирать». (Ярко-розовые подушки не в счет!) Квартира была небольшой: две спальни, две ванные комнаты и гостиная с открытой мини-кухней. В конце длинного коридора находились комнаты для прислуги, но, поскольку ее не было, я обустроила там маленькую танцевальную студию, где проводила практически все время, когда была дома. В ней попросила установить балетный станок и огромные зеркала, которые возвращали взгляд всякий раз, когда я расслаблялась в такт музыке.
На одной из стен в гостиной моя лучшая подруга Тамара начала рисовать фреску, состоящую из множества не связанных между собой рисунков, которые можно было созерцать бесконечно. Цитаты из книг, строчки из песен, прекрасные цветы, наши портреты, но больше всего было… глаз. Всех цветов и размеров. Тами обожала людские взгляды, а я поражалась ее способности почти идеально запечатлеть едва уловимую эмоцию или удивленный взмах ресниц на любой плоской поверхности. Тами всегда рисовала, если у нее было что-то под рукой. Однажды она нарисовала мне миньона на салфетке из «Старбакса» – пена от фраппучино вместо краски, соломинка в качестве кисточки!
Я оставила сумку на столешнице и направилась к холодильнику. К сожалению, когда дело доходило до готовки, здесь я была совершенно безнадежна. Помню, как однажды попыталась приготовить мясной рулет по рецепту мамы Габриэллы, и из-за того, что готовлю крайне редко, забыла, что сунула его в духовку, и чуть не спалила кухню.
Заказывать готовую еду гораздо проще.
Поскольку на следующей неделе зачет по микроэкономике, то я решила засесть за учебу. Взяла учебник, включила классическую музыку фоном и позволила времени протекать незаметно. Когда открыла глаза, поняла, что крепко заснула и к тому же в неудобной позе. Как могла, выпрямилась на диване, мечтая, чтобы кто-нибудь взял меня на руки и отнес на кровать.
Чуда не случилось.
Оставила учебник на тумбочке и потащилась в спальню. Когда уже свернулась калачиком под одеялом, вновь охватило чувство невыносимого одиночества. Не часто испытывала страх, просто… Сколько себя помню, всегда была окружена людьми: Люпита, экономка, которая заботилась обо мне и была как мама, а также Луи, Питер и даже Логан, в те редкие времена, когда отец бывал дома. В школе-интернате делила комнату с Тами и еще тремя девочками, и мы почти никогда не оставались одни. Иногда квартира становилась сосредоточением всех страхов. У вас когда-нибудь бывало, что разум начинает блуждать, а малейший шорох превращается в фильм ужасов? Ненавидела такие дни…
Укрывшись одеялом, закрыла глаза и начала считать про себя: один, два, три, восемнадцать, сорок четыре, сорок пять, двести шесть…
Где-то между двумястами семью и пятьюстами сорока тремя я, наконец, заснула.
Не заметила, как пролетели дни и наступила пятница. Получила приглашение на вечеринку в один из популярнейших городских ночных клубов, но отказалась. Не потому, что не люблю вечеринки, совсем наоборот, просто в тот вечер захотелось остаться дома потанцевать или посмотреть фильм. Провела два с небольшим часа у балетного станка, отрабатывая «плие», затем надела свободную белую футболку поверх трико и уставилась на визитку.
Я могла бы позвонить и спросить, хочет ли он поужинать со мной. Это избавило бы от необходимости идти в магазин за продуктами или снова заказывать пиццу в ресторанчике за углом. Но потом вспомнила, что он даже имени моего не спросил. Что мне делать? Позвонить и сказать: «Привет, я девушка из бара»?
Ну уж нет!
На улице было еще светло, поэтому я скользнула в любимые кроссовки, надела легинсы, футболку с короткими рукавами для бега и пошла на улицу. Обычно я старалась каждый день хотя бы на час выбираться на пробежку, но не по утрам, так как ненавижу вставать рано. Кроме того, мне нравилось смотреть, как водохранилище Центрального парка отражает яркие краски заходящего солнца.
С улыбкой прошла мимо Нормана и вышла на улицу, оказавшись в теплых объятиях апрельского денька. В Центральном парке всегда было много народу, особенно семей с детьми, которые играли на свежем воздухе, выгуливали собак и кормили уток. Когда солнце начало опускаться к горизонту, в парке стало посвободнее, остались в основном только физкультурники. Многих из них знаю, поэтому мы приветствовали друг друга кивками, если вдруг пересекались. Случилось пофлиртовать с одним из них, после чего поклялась никогда больше этого не делать. Было ужасно менять прогулочно-беговой маршрут, только бы не столкнуться с «бывшим».
Домой решила вернуться пешком. День сменился прекрасным, теплым вечером, и огни небоскребов сияли на водной глади справа от меня. Я любила этот город. Многие назвали бы это безумством: толпа людей и загрязненный воздух. Но почти всю жизнь прожив в сельской местности и оказавшись среди огней Нью-Йорка, почувствовала, что нахожусь в городе, равных которому нет, став частью чего-то особенного.
Остановилась у одного из многочисленных парковых питьевых фонтанчиков, чтобы выпить воды. В этот раз пробежала больше, чем обычно, и теперь умирала от жажды. Собрала в руку волосы, чтобы не намочить, склонилась над фонтанчиком и… Все произошло слишком быстро. Даже не успела закричать.
Кто-то обхватил меня за талию, потянул назад и заткнул рот влажной тряпкой, от которой исходил невероятно противный запах. Я пыталась сопротивляться изо всех сил, но паника уже завладела телом и разумом. Несмотря на попытки вырваться, чем бы ни была пропитана тряпица, вещество подействовало молниеносно. Веки отяжелели, конечности стали ватными. Безвольно упала на грудь кому-то высокому и мускулистому.
– Тащи ее в фургон.
Это было последнее, что услышала, прежде чем сознание погрузилось во тьму.
2Марфиль
Очнулась я уже в больничной палате. Кроме меня здесь никого не было, лишь пиканье аппаратов составляло компанию. Опустив глаза, увидела, что на мне зеленый больничный халат, в левую руку воткнута капельница, а правую ладонь закрывала повязка.
Сердце билось как бешеное, но, поскольку не была подключена ни к какому прибору, который бы его регистрировал, только я знала о сумасшедшем стуке сердца.
Что произошло?
В эту минуту дверь открылась, и к койке подошла медсестра.
– Мисс Кортес, как себя чувствуете?
Я растерянно моргнула.
– Где я? Что произошло?
Я попыталась встать с постели. Хотя не знала, куда идти, чутье подстегивало выбежать, убежать, скрыться…
Скрыться от кого?
– Не волнуйтесь, вы в безопасности.
Почувствовала, как к глазам подступают слезы, а разум возвращает обрывки последних воспоминаний: прогулка по парку, останавливаюсь, чтобы попить воды, чья-то рука зажимает рот, темнота и…