Мальчишка, завороженно разглядывающий маленький золотой кружок, вздохнул и закивал головой: мол, все понял.
– А это – уже тебе за расторопность.
Я положил на стол серебряный флорин.
– Вы очень добры, милорд.
Сбоку подошел Упитанный Ван: поставил на стол парящую тарелку с пахучим разваренным горохом, накрытую толстым ломтем хлеба. Юный Кошак торопливо спрятал деньги и решительно взялся за ложку.
– Да, еще. Скажешь боссу, что вечером я все-таки жду его у себя. Возможно, потребуется пара внимательных глаз и быстрых ног.
– Ага, – с трудом прошамкал мальчишка набитым ртом.
Худой и тощий, захлебывающийся от жадности гороховой похлебкой, он выглядел очень маленьким и ужасно худым. Язык не поворачивался назвать его членом банды. Но под дырявой штаниной к левой ноге Кошака был подвязан обломок ножа, заточенного до бритвенной остроты, а впалую птичью грудь пересекали косые резаные шрамы, полученные в уличных драках.
И татуировку-клеймо Кот не поставил бы абы кому.
К полудню я знал полное имя торговца из Сантагии: Родиньо де Суза-и-Терио, владелец лавки мануфактурных товаров на Коул-Тизис. А к вечеру мессир Родиньо де Суза, трясясь от страха и обильно потея (однако же не особо скрывая злорадных ноток в голосе), назвал имя своего обидчика.
Михел Лаврин, купец первой гильдии.
Крупный арборийский магнат, поставляющий в Ур корабельный лес, сукно и лен, мед и воск, а также бумагу. Последняя, если верить профессиональному заключению мессира де Сузы, отличалась ужасно низким качеством и годилась только на подтирку задницы, да и то не всякой, а токмо волосатой арборийской, ибо для прочих – слишком груба. И да, у этого трижды недостопочтимого купца – чтоб черти перекололи вилами всех бесчестных торгашей-бори! – есть молодая дочь.
Красивая.
Даже очень красивая для арборийки. Но, видит небо, к последнему Лаврин никакого отношения иметь не может, потому как даже ежу очевидно: все, к чему прикасаются руки этого бесстыдного сквалыги, неминуемо должно оборачиваться трухой да дерьмом. Небось шестнадцать лет назад в доме Лаврина задержался на ночь случайный менестрель из Сантагии.
Излишне пересказывать все дополнительные сведения, которыми снабдил меня словоохотливый негоциант. Забавно, но Мэриэтту Мастера Плоти, оказывается, и звали-то похоже – Мария.
Я нашел нужную девушку.
Не откладывая дело в долгий ящик, я тем же вечером нанес визит магнату и коротко переговорил с ним относительно странного ухажера. К моему удовольствию, Михел Лаврин сразу понял, о ком идет речь.
Негоциант оказался грузным сильным мужчиной с окладистой бородой и косматыми бровями. По-уранийски он говорил с чудовищным акцентом и длинными паузами, во время которых старательно подбирал слова. Кажется, он даже проговаривал фразы целиком про себя, прежде чем произнести вслух. Из-за этого со стороны Лаврин мог сойти за эдакого добродушного и недалекого деревенского мужика, но блеклые голубые глаза смотрели цепко и внимательно, а в густых зарослях бороды прятался упрямый волевой подбородок.
– Мальчишка, влюбленный в Марию, помню, как же. Ничего примечательного. Он был на… как это, про мелкие поручения?.. на побегать… на побегушках у городского травника. Да. Безродная семья, нищий, – медленно говорил купец, потягивая из чашки терпко пахнущий травяной чай с кусочками лимона.
Странное питье, которое в почете у многих выходцев из Арбории. Передо мной стыла такая же, но я к ней не прикоснулся. Терпеть не могу напитки, от которых вяжет рот. Вина предложить Лаврин не сообразил. Не привечал, что ли?
– Увидел дочку, когда его хозяин лечил мою жену. И… как это… оставил? забыл?.. а!.. потерял голову. Да. Однажды мои люди поймали его в саду под окнами Mashki-то. Я велел дать плетей, да как следует.
– Ничего примечательного? – переспросил я, машинально барабаня пальцами по рукояти шпаги. – Мне показалось, он очень даже примечательный. Его искусство исцеления велико даже для Ура, а здесь собрались лучшие маги со всего света.
– Не был хорошим лекарем, – покачал головой Лаврин. – Ученик простого травника. Никогда не учился у великих мастеров.
– Гений от рождения?
– Я бы знал, – хмыкнул купец. – Все бы знали. У нас лекарей ценят. Вот…
Он бесцеремонно задрал штанину и показал воспаленный красный рубец на ноге.
– Старая рана. Получил три года назад, когда гнал в Ур караван с товарами. Шайка разбойников попыталась отбить несколько подвод. Зажила, но в плохую… намоченную… как это?.. а!.. сырую погоду открывается и болит. Да. Почему же не помог, когда смотрел? Нет, не был великим лекарем.
Надо же. Чем дальше, тем все более интересным персонажем становится мой вранливый друг.
– Право слово, мессир Лаврин, у меня складывается впечатление, будто мы говорим о разных людях, – пробормотал я, озадаченно потирая подбородок.
Купец широко улыбнулся.
Будучи в Уре человеком новым, он держался в компании одного из детей Лилит довольно свободно, без той смеси подобострастия и страха, какую выказывают коренные уранийцы, имевшие возможность удостовериться: иные страшные истории о нас – лишь бледная тень истинных ужасов.
Это мне нравилось. Вечный страх на лицах все-таки утомляет.
– Едва ли это возможно. Вы хорошо описали парня. Я его узнал. Это он, нет сомнений.
– Целитель, которого видел я, мог срастить рану, просто проведя по ней пальцем.
– У вас убежавший… ушедший от ума… как это?.. а!.. сумасшедший город, – пожал плечами купец. – Да. Очень большой и древний. Здесь с ним всякое могло произойти.
Я смерил его долгим взглядом. Уж не держат ли меня за дурака?
Нет, не похоже.
Врать Выродку – себе дороже. И пусть страхи Лаврина перед Древней кровью не впитаны с молоком матери, он все же не мог не слышать жутких историй про детей Лилит. Всякий, кто норовит переселиться в Блистательный и Проклятый, слышит их первым делом. Опять же вежливость и почтительность, с которыми меня приняли в доме Лавринов, явно вызваны не удовольствием лицезреть мою неприятную, изрезанную шрамами физиономию.
Всего лишь разумная осторожность.
– Для меня важно найти мальчишку. Очень важно, мессир Лаврин. Я могу рассчитывать, что, едва он появится на пороге вашего дома, мне тут же будет выслана весточка?
– Дал слугам наказ гнать его прочь. Даже если мальчишка стал великим колдуном и вступил в этот ваш Ковен, все равно не считаю его за ровню моей Mashke.
(Мастер, оказывается, уже заявлялся сюда в ворованной синей мантии, уверяя, будто стал послушником Колдовского Ковена Ура. Я пока не стал открывать глаза Лаврину на эту – очередную – ложь со стороны поклонника его… Mashki).
– Подобные визиты только портят облик… вредят достоинству… как это?.. а!.. не делают чести девушке из хорошей семьи. Да.
Кто бы сомневался.
Если девушка действительно так красива, как говорил о ней Мастер, а ее папаша богат и способен выставить недюжинное приданое, то будущее предсказать нетрудно. Отец попытается выдать дочь замуж за родовитого уранийского нобиля и наверняка преуспеет. И все будут довольны.
Голубая кровь и фамилия супруга откроют девице путь ко двору, где свет, интриги, шуршание платьев и все самые свежие сплетни. А новоиспеченный тесть прибавит к арборийскому богатству, эребским коврам, черемисским скакунам и лютецианскому хрусталю пышный уранийский титул.
Учитывая, сколь часты марьяжи между отпрысками купцов, обладающих тугой мошной, и аристократами, зачастую ничем, кроме древности рода, не обладающими, планы Лаврина имели все шансы осуществиться, причем уже в самом недалеком будущем. Поэтому в них явно не входила страсть молодого мага, пусть даже он открыл в себе фантастические таланты и был принят в Колдовской Ковен Блистательного и Проклятого.
Уважение и почет, равно как и достаток, которые мальчишка мог дать, став ковенитом, Марию едва ли прельстили бы – всем этим уже обладал ее отец. А вот титул и место при дворе…
– Я бы просил об услуге, – веско сказал я и поерзал на стуле, чтобы красноречиво забрякала амуниция.
Лаврин пожевал губами. Он не производил впечатления человека, готового так просто уступить, и истинного страха в отношении меня не испытывал, но чувство тревоги, которое внушала моя грузная фигура, перевесило.
– Хорошо, сударь. Помогу вам. Если этот нахал еще раз заявится, попрошу пригласить его в дом и продержу ровно столько, чтобы вы успели… как это?.. проспать… пропеть… а!.. подоспеть. Или прислали своих людей. Да.
– Вот и славно, мессир Лаврин! – Я постарался сообщить своему лицу по-настоящему кровожадное выражение, не адресованное никому конкретно (на всякий случай, чтобы купец не подумал отделаться пустым обещанием). – Кто знает, может быть, это избавит вас от назойливого жениха раз и навсегда.
Купец скривился, но ничего не сказал.
Мы распрощались, после чего я покинул особняк Лавринов, на улице Ткачей – не самой фешенебельной, зато удачно расположенной относительно центра города и вернулся домой. Понятно, что на одну добрую волю арборийца я не понадеялся и тем же вечером проинструктировал Помойного Кота установить круглосуточное незаметное и неусыпное наблюдение за домом купца.
Тогда я еще не знал, что все это лишние хлопоты.
Скоро Мастер Плоти, этот новоиспеченный Джулиан, и в самом деле заявится к своей Мэриэтте. Да так, что вспоминать этот визит будет по сей день омерзительно даже такому толстокожему созданию, как Сет Слотер по прозвищу Ублюдок.
Глава XIПредложение Ковена
Ожидая, пока Мастер Плоти объявится возле дома своей возлюбленной, я не сидел сложа руки. За двое суток я обошел несколько злачных заведений из числа тех, что стремятся облюбовать жители Ура с испорченной репутацией, темным прошлым и вполне даже предопределенным будущим, где маячит если не нож коллеги по преступному промыслу, то десять футов доброй пеньковой веревки, пожертвованной от щедрот Палаты правосудия.