ировать заранее. Он просто знает.
— Старшие из нас умеют читать следы памяти в крови своих жертв, — потерев подбородок, сказал Тихоня. — Они обретают часть знаний тех, кого выпили. Это называется «приобретённые воспоминания». После первых убийств такой вампир познал бы город — на интуитивном уровне.
— Не считай меня за глупца, Реджис. Мне хорошо известно ваше племя, и эта его особенность тоже. Первыми пятью убитыми были бродяги и нищие! Все их познания об организации городской стражи и охране Квартала Склепов уместились бы на острие воробьиного клюва. Уверен, они и за пределы своей улицы в последний раз выбирались лет пять назад.
Смазливая девица поставила на наш стол новый кувшин вина и замерла рядом в ожидании дополнительных распоряжений. Я откинулся на спинку стула и жестом отослал её прочь.
— На карте города я обозначил все места, где были найдены тела, и соединил их линиями. Получилась занимательная мозаика, Реджис. Наш Ренегат старательно петляет по всему Блистательному и Проклятому, стараясь не отмечаться дважды в одном и том же районе. Можно предположить, что он обладает приметной внешностью и потому просто опасается примелькаться. Но сейчас речь не об этом. Главное, что наш кровосос прекрасно ориентируется в Уре. Он «местного разлива».
Реджис поморщился: «кровосос» — крайне неприличное слово в вампирском обществе.
— Я мало смыслю в охоте на себе подобных. Если ты пришёл за советом, то обратился не по адресу, Сет.
Я покачал головой.
— Мне не нужны твои советы, тут ты прав. Но ты ведь меня прекрасно знаешь, Реджис. Я всегда честно отрабатываю деньги заказчиков…
Выудив из кармашка на поясе серебряный флорин, я поставил его ребром и начал катать по столешнице из стороны в сторону, придерживая указательным пальцем.
— Этого кровожадного мерзавца можно считать уже мёртвым. Окончательно мёртвым, то бишь. Я найду его и оторву башку, это только вопрос времени. Однако есть у меня дурацкая привычка. Я, знаешь ли, люблю узнавать всё о мотивах своих заказчиков. Особенно скрытых. Это важная часть моей работы, Реджис. Если ей не уделять должного внимания, то в самый неподходящий момент можно оказаться погребённым под костями скелетов, сыплющихся из потаённых шкафов.
Я сделал паузу, и стало тихо, только монета издавала негромкий звук, катаясь ребристым гуртом по столешнице: тррр, тррр, тррр.
Реджис сидел спокойно. Я продолжил:
— То, что рассказала мне Шёпот Ночи о Ренегате и положении дел в Квартале Склепов, звучало достаточно убедительно. Но я знаю, что вампиры встревожены гораздо сильнее, чем хотят показать.
Тихоня старался ничем не выдать своего напряжения, но я почувствовал, как он подобрался. Я прав.
— Дело не только в погромных настроениях, нарастающих среди смертных. Днём, после визита вашей баронессы, я взял за труд пошарахаться по забегаловкам и кабакам. Люди, безусловно, напуганы, но их страх ещё не готов перерасти в агрессию. И эмиссары экзекуторов ещё только добираются до Блистательного и Проклятого. Так что формально у Алана остаётся немного времени, чтобы решить проблему своими силами, как это принято в гетто. Однако он предпочитает сделать самый неожиданный поступок, который только можно ожидать, — нанять Выродка-Слотера для охоты за кровным родичем. Как, по-твоему, почему? Что не рассказала мне баронесса?
Монета щёлкнула по столу, придавленная пальцем. Звук вышел резкий и звонкий, но Реджис ап Бейкон хорошо владел собой — даже не дрогнул, только взгляд потемнел и заострился. Моё общество начинало тяготить вампира-вышибалу.
— Реджис, мы оба понимаем, я мог бы пойти другим путём. Например, прищучить какого-нибудь мелкого упыря, чтобы он выложил мне всё, что я хочу знать. Но я пришёл за помощью к другу.
Вампир опустил голову и длинным острым ногтем принялся чертить на столешнице какие-то понятные только ему письмена. Носферату не любят выносить сор из избы, поскольку не доверяют смертным (не говоря уже о Выродках). И я их вполне понимаю, потому, как и сам мало кому доверяю. Однако сейчас не тот случай, когда следует играть в молчанку или вести куртуазные беседы, столь ценимые в обществе неумерших.
У Ренегата итак слишком большая фора.
Наконец Реджис заговорил:
— Ты же знаешь политику Алана, Сет. Чем меньше живые знают о делах мёртвых, тем лучше. Особенно если это плохие дела. Сейчас Некромейстер прилагает огромные усилия, чтобы не позволить распространиться по городу ещё одной волне слухов.
Тихоня замолк, нервно хрустя пальцами.
— Продолжай.
— У нас завёлся кровожор.
Вот оно!
Мало вампирам погромных настроений и экзекуторов, так ещё и кровожор. И прямо в гетто. Дела у Алана и впрямь пошли совсем плохо.
Редко, но случается, что кто-то из кровососущего племени, пресытившись человеческой кровью или, наоборот, оголодав до крайней степени, начинает косить алчным глазом на собственных собратьев. Смертного, отведавшего крови носферату, ждёт перерождение в вурдалака. А что будет с вампиром, высосавшим вампира же?
Могу совершенно точно сказать — ничего хорошего.
Хлебнувший запретной крови носферату теряет над собой контроль. Он превращается в безумного, сжираемого неутолимым голодом зверя, которого могут остановить только кол или святая вода. Сами вампиры называют таких рехнувшихся кровожорами и ненавидят пуще любого смертного охотника. Право кровного родства не запрещает нежитям убивать друг друга, но смотреть на себе подобного как на пищу — табу.
Каннибализм отвратителен даже среди мёртвых. И жестоко наказуем.
Пойманного кровожора подвергают страшным истязаниям, мучительным пыткам, которые могут тянуться недели, месяцы, а то и годы… у бессмертия есть и отрицательные стороны.
— Продолжай, Реджис.
— Если за пределами Квартала станет известно о вампире, который не подчиняется правилам и законам, установленным Аланом, его престиж и авторитет как Некромейстера пошатнутся. И не только в глазах вампиров, это ещё ладно, это всегда можно поправить. Будет хуже, если они пошатнутся в глазах живых. Это ведь кошмарный сон многих людей — гетто, вырывающееся из-под контроля.
— Новый Бунт нежити, — задумчиво произнёс я.
— Вот именно, Сет. Великий и могущественный Некромейстер Алан не может больше блюсти Договор Максимилиана настолько, что не способен защитить от вампиров даже собственных киндредов! Узнай об этом смертные, проблем не избежать. Они начнут принимать дополнительные меры по обеспечению своей безопасности, и кто знает, как это будет выглядеть. Предположим, стража не допустит погромов, но ведь смертные горазды выдумать для страховки и что-то… похуже этого. — Вампир нервно прижал руку к груди, где под рубашкой тускло поблёскивали Скрижали, — А нам такого не нужно! Поэтому о кровожорах, как правило, никто никогда не узнает. Такие проблемы в гетто решаются своими силами. Это разумно. Мёртвым пристало решать дела мёртвых.
— Знаешь, Реджис, для вампира, которого трудно разговорить, ты иной раз бываешь очень велеречив. Давай ближе к сути. Итак, у вас в квартале завёлся кровожор. Он как-то связан с Ренегатом?
Тихоня попытался уклониться от прямого ответа:
— Похоже на то. Хотя я не слишком сую нос в дела Некромейстера и его баронов.
— У Алана есть основания полагать, что кровожор — это Ренегат?
Я скорее утверждал, чем спрашивал.
— Я не знаю, о чём думает Некромейстер, — опустил голову Реджис. — Я всего лишь вампир, работающий на смертных вышибалой.
— Кровожор пойман?
— Нет.
— Тогда давай обобщим сведения, которые у нас есть. Некий вампир регулярно выходит на улицы города, чтобы убивать людей. Он прекрасно знаком со всеми лабиринтами улочек и переулков Ура, что позволяет ему благополучно уносить ноги с места преступления, не попадаясь никому на глаза. И он не прост, совсем не прост. Несмотря на все усилия, его не могут почуять бароны крови и ищейки. Бессилен даже сам великий и могучий Алан Владимир Карди!.. Почти одновременно с этим другой вампир начинает убивать себе подобных прямо во владениях Некромейстера. В свою очередь он хорошо осведомлён о порядках, царящих в Квартале Склепов и его укромных местах, что позволяет и ему высосать своих жертв и благополучно избежать поимки… Сколько уже вампиров погибло?
— Не знаю. Алан не даёт таким сведениям просочиться.
— Но слухи ведь ходят?
— Я слышал как минимум о двоих.
— Хм… Итак, от рук ушлых носферату гибнут и живые и мёртвые. Я, конечно, мог бы предположить, что у нас орудуют два вампира, одновременно свихнувшихся и одинаково сильных, чтобы укрыться даже от Некромейстера с его присными. Но для случайного стечения обстоятельств это было бы слишком. Ты согласен?
Реджис молчал. Посчитав его молчание знаком согласия, я заключил:
— У нас один убийца. Хитрый, изворотливый, ловкий и явно не из низших носферату. Вариант с пришлым вампиром скидываем со счетов. Наш обезумевший друг слишком хорошо изучил город и его порядки. Значит, это обитатель гетто…
— Почему ты так уверен, что Ренегат — один из нас? Почему не пришлый? Ты не думал, что вольный вампир мог долгое время скрытно жить в городе, исподволь готовясь к своей охоте?
— Столько ждать и оставаться вне поля зрения Алана? Столько таиться, чтобы потом устроить беспорядочную кровавую баню, привлекающую внимание всего Ура? Непохоже, Реджис. Если бы мы имели дело с обычным вампиром-нелегалом, объявившим Ур своими охотничьими владениями, он бы уже попался. Но Ренегат — нечто иное. Наутро после визита Шёпота Ночи я первым делом посетил Реанимационный амбар, осмотрел трупы убитых им людей. Это пустые оболочки. В их телах крови осталось меньше, чем вина в кружке пьяницы, мающегося с похмелья, — Я покачал головой. — Это не охота ради удовольствия, как можно было бы предположить. Это настойчивая необходимость. Он просто хочет жрать. Нашего «друга» гонит голод — более сильный, нежели у любого другого носферату… Как думаешь, может спровоцировать такой голод нелегальное удаление Скрижали из груди вампира?