латье.
Распахнутый ворот (вернее, то, что им когда-то было) открывал взгляду впалую грудь вампира, и я нахмурился, не увидев на ней следов от Скрижалей запрета. Вампиры, правда, хорошо умеют регенерировать повреждённые ткани, но по опыту знаю, что серебро выжигает на них отметины, которые частенько остаются навсегда. А уж серебро Скрижалей… Неужто гетто и впрямь ни при чём?
Нежить оказалась совсем некрупной и очень худой — натуральный скелет, кости так и торчат наружу. Ренегат производил одновременно и жуткое и жалкое впечатление. Я даже несколько озадачился. Безусловно, даже самый чахлый носферату обладает значительно большей физической силой, нежели обычный человек, но, клянусь Шестью, как этот заморыш мог оказаться кровожором?! Как он мог справиться с другими вампирами?
Вот ещё порция вопросов, ответы на которые искать здесь и сейчас не место и не время. Потом, всё потом!
Прежде нужно просто закончить дело. Поставить жирную точку в очередной кровавой истории Блистательного и Проклятого.
Правым пистолетом я прицелился вампиру промеж глаз, левым — в сердце. Ренегат не сделал попытки закрыться руками или отползти в сторону. Игнорируя наставленное оружие, он смотрел мне в глаза, и будь я проклят, если в этом взгляде присутствовал страх. Как бы не так!
Тварь смотрела на меня жадным, ищущим, голодным взглядом. Как безденежный пьяница на бутылку.
Кровь и пепел! Хотел бы я посмотреть на вампира, который попробует глотнуть Древней крови…
— Собираешься убить родича? — кривя чёрные пиявки губ в отвратительной ухмылке, спросил кровожор.
Если таким манером Ренегат пытался выиграть себе лишнюю секунду жизни, то совершенно напрасно. Жалкая уловка.
Я нажал оба спусковых крючка одновременно. Звук выстрелов, слившихся в один, гулко раскатился по погосту. Могила и сидевший на ней вампир исчезли в облачке порохового дыма. Не дожидаясь, пока оно развеется, я отбросил пистолеты, обнажил шпагу и, шагнув вперёд, с силой рассёк воздух, метя туда, где следовало находиться шее Ренегата.
Тяжёлый клинок Тора-Бесоборца глухо лязгнул по камню, не встретив на своём пути сопротивления плоти. Только искры брызнули в разные стороны. Не веря себе, я шагнул вперёд, точно кинжалом рассекая воздух колом, выхваченным левой рукой.
Пустота.
Пороховая дымка истаяла, а вместе с ней и вампир. Длинный скол от удара шпаги на надгробии и неглубокая щербина, оставленная пулей, красноречиво свидетельствовали, что удар и, по крайней мере, один выстрел с целью разминулись.
Но я не мог промахнуться с такого расстояния. Выходит, он увернулся? Быстрый! Слишком быстрый для простого кровососа.
Времени как следует удивиться Ренегат не оставил. Словно бы сама темнота шелохнулась справа. Я начал поворачиваться, но, прежде чем успел замахнуться шпагой, белёсая тяжесть обрушилась на мои плечи, повисла, злобно щёлкая клыками у самой шеи. Лишь в последнее мгновение я всё же успел — всегда успеваю в последний момент! — инстинктивно выставить навстречу движению руку с колом. Прыгнувшая нежить буквально наделась на него своим впалым животом, да так, что отточенный кусок осины пронзил его насквозь. Только благодаря этому зубы вампира не достали до моего горла.
Прыткий кровосос весил много меньше моего, так что не стоило труда вздёрнуть его на левой руке, подняв высоко над землёй. Ренегат отчаянно завизжал, задёргался, нанизанный на кол, словно червяк на рыболовный крючок. Беспомощно засучил ногами, не находя опоры. Его мёртвая плоть с влажным треском рвалась под тяжестью собственного тела, холодная чёрная слизь, смрадно воняя, текла по моей руке из ширившейся раны в брюхе вампира.
Мельком я успел убедиться, что один из выстрелов всё же не прошёл даром: сандаловая чётка, не попав в сердце, разворотила Ренегату левую руку выше локтя, она висела теперь плетью. Зато когтистые пальцы правой с удвоенной яростью рвали моё плечо. Вытянув тощую шею, точно уродливый птенец-кукушонок, Ренегат свирепо лязгал пастью, не оставляя попыток дотянуться клыками до моей глотки.
Кровь и пепел! Он и в самом деле намеревался пить Древнюю кровь!
Рехнулся… Проще сразу хлебнуть расплавленного свинца — кровь Лилит будет ядовита для любого носферату.
Насаженный на кол немертвый безумец бился так сильно, что в какой-то момент мне показалось, будто сейчас мой кулак вслед за отточенным куском осины прорвёт Ренегату брюшину, выйдет со спины, и тогда носферату просто съедет по руке аккурат к вожделенному горлу. Угоди я колом чуть выше, всё бы уже закончилось, а так…
Нанести удар шпагой мешала длина клинка, поэтому я просто повернул кисть, коротко размахнулся и, используя гарду точно кастет, влепил хорошую зуботычину в оскалившееся уродство, лишь отдалённо схожее с человеческим лицом. Хрустнули выламываемые из дёсен зубы, голова Ренегата отлетела назад. Смертному такой удар размозжил бы череп, но кровожор, несмотря на видимую тщедушность, оказался крепок.
Мгновением позже он исхитрился подобрать полусогнутые ноги, упереть их мне в живот и с силой оттолкнуться, сбрасывая себя с кола. Бледное, перепачканное землёй тело нежити рухнуло на соседнюю могилу, своротив надгробие и, несомненно, сломав о него пару рёбер. Последнее, впрочем, вампира замедлило не больше, чем дыра в животе, из которой вываливалось содержимое. Вампир с лёгкостью вскочил на ноги, разевая окровавленную и основательно прореженную ударом пасть.
Я ожидал нового броска, но Ренегат меня разочаровал.
Подхватив выпадающие внутренности в охапку, носферату повернулся, сиганул через могилу и ринулся прочь. Я двинулся за ним, на ходу нагибаясь и подхватывая с земли фонарь.
Сутулая спина нежити мелькала в сумраке среди надгробий, точно тушка петляющего зайца. Ещё несколько скачков — и тьма надёжно укроет его в своих объятиях.
На секунду сбившись с ноги, я отвёл руку назад, размахнулся и, описав широкую дугу, запустил фонарь вслед убегающей твари. Ренегат успел сделать ещё несколько шагов, прежде чем мой снаряд, вертясь в воздухе, расплёскивая масло и разгораясь всё ярче, догнал его и ударил промеж лопаток. Стекло лопнуло, масло разлилось и вспыхнуло. Огонь тут же объял отступника-носферату.
Ренегат завыл так, что скелеты, спящие под поверхностью кладбища, испуганно затрясли-забренчали костями. Кровожор завертелся волчком, пытаясь сбить пламя, потом упал на землю и начал кататься по ней, оставляя клочья горящего тряпья и собственной кожи.
Перепрыгивая через могилы, я подбежал к нему и с ходу рубанул шпагой, намереваясь располовинить. Негромко чавкнув, клинок ушёл в землю — каким-то чудом Ренегат ухитрился извернуться, разминувшись с разящей сталью буквально на толщину волоса. Однако я уже был слишком близко и, не останавливаясь, зарядил мощнейший пинок под рёбра вампиру. Сила удара приподняла лёгкую нежить с земли, пронесла несколько футов по воздуху и знатно припечатала к стене склепа, принадлежавшего какому-то богатому и знатному уранийскому нобилю. Полыхающий ком плоти — мёртвой, но кричащей от боли — врезался в камень и мешком рухнул к основанию стены.
Не обращая внимания на пламя, перекинувшееся на мой ботинок, я подошёл к корчащемуся на земле вампиру, вытаскивая из подсумка «громобой». Выстрелы из спаренных стволов почти в упор разнесли кровососу сначала одно колено, затем второе. Пули, забитые в стволы, были столь велики, что едва не отстрелили обе конечности напрочь.
Толчком ноги я опрокинул Ренегата на спину и поставил ботинок на грудь поверженного противника. Убийца-носферату затравленно смотрел снизу вверх. Чёрные губы тряслись.
— Я же просил дать мне закончить всё быстро, — произнёс я, вытаскивая из-за пояса новый кол.
Обгоревший, изувеченный, простреленный в трёх местах, кровожор уже не бился, а только слабо возился, пытаясь погасить языки пламени, пожирающие его заживо.
— Се-э-эт…
Убрав ногу, я пригнулся, примериваясь, как бы ловчее вонзить кол ему в грудь, чтобы избавить от страданий, слишком мучительных даже для того, кто уже разок умер.
Недооценил я живучесть и хитрость этого мерзавца.
Смирившийся, казалось бы, со своей участью, Ренегат загрёб полной горстью земли, сделавшейся влажной от его крови, и швырнул мне в лицо. Бросок застал меня врасплох. Комья грязи залепили глаза, набились под веки, полностью лишив зрения.
Зарычав скорее от ярости, нежели от рези в глазах, я вслепую ударил туда, где корчился этот измочаленный ошмёток плоти. Осиновый кол прочертил в воздухе короткую дугу и сломался, ударившись о камень. Бросив его, я упал на колени, вслепую загребая руками в надежде зацепить Ренегата и не дать ему уползти, но пальцы зачерпнули лишь по горсти земли и прелых листьев.
Чтобы очистить глаза от грязи да проморгаться, потребовалось несколько коротких секунд, но Ренегату вполне достало их, чтобы исчезнуть.
Ушёл.
Чресла Бегемота! Ушёл с переломанными рёбрами, практически оторванными ногами и раной в животе размером с кулак!
Я прямо не мог в это поверить.
Вампиры, даже низшие, конечно, обладают способностью к регенерации и могут быстро восстанавливаться после самых страшных ран… но ведь не так быстро! Да, рваные или рубленые раны на теле носферату затягиваются в считанные минуты, однако раздробленные или сломанные кости — другое дело. Тут требуется отдых в мёртвой земле в течение пары часов как минимум. У Ренегата же не было и пары минут. Уползти и закопаться в землю за отпущенные секунды было бы невозможно, равно как и произвести трансформацию в животное или туман…
Тогда где он?
Подпрыгнув, я уцепился за козырёк ближайшего мавзолея, подтянулся и взобрался наверх, чтобы окинуть взглядом погост.
Никого. Ренегата и след простыл. Только в паре мест тускло догорали клочки тряпья, пропитанного маслом. Кладбище было пустым и мёртвым.
— Ты меня удивил, гадёныш, — хрипло пробормотал я, тыльной стороной ладони размазывая грязь по лицу, — Честное слово, удивил. А это, поверь, нелегко.