Последовало предложение, от которого невозможно было отказаться…
Какое-то время «союз» работал к взаимному удовольствию и обогащению всех его участников. Разрушили эту преступно-коммерческую идиллию не происки стражи, а убийства, совершённые Ренегатом. Из-за них всеобщее внимание обратилось к вампирской теме и всему, что с ней связано. Торговля некрой сделалась смертельно опасным предприятием.
Я поднял руку и ожесточённо потёр лоб, стараясь не дать разбежаться хаотично мельтешащим мыслям. Пока всё складывается логично, но что было дальше?
Страх разоблачения рождает предательство и подозрительность.
Первыми должны были запаниковать (а не запаниковать, так крепко испугаться) поставщики крови, ибо при сложившихся обстоятельствах они больше прочих привлекали к себе внимание. Носферату, поставлявшим кровь для изготовления некры, надлежало затаиться у себя в Квартале Склепов и носа оттуда не казать, пока антивампирская истерия в Блистательном и Проклятом не пойдёт на убыль. В противном случае вероятность попасть в поле зрения стражи и тем более Второго Департамента возрастала в разы.
Но Патрик Варра отличался жадностью. Может быть, не такой всеобъемлющей, как жадность, прославившая в веках барона Румеля, но вполне достаточной, чтобы толкнуть на свершение «неблаговидных поступков», о которых упомянул Кхандир Калешти. Допустим, вопреки позиции гильдии Ночных ангелов и предупреждениям своих партнёров Варра продолжил толкать вампирский елей богатеям — из тех запасов, что успели наделать для продажи.
Безрассудно? Да. Но ради золотого дождя, идущего от продажи некры, Душистые Ручки был готов даже сложить с себя звание Пальца! А тут ещё все конкуренты, какие только имелись, либо легли на дно, либо убрались из Ура подобру-поздорову. Как упустить такой момент?
Что дальше? Думай, Сет, думай.
Дальше…
Хм. А дальше был я.
Допустим, в определённых кругах Ура становится известно, что подряд на голову Ренегата берёт Сет Ублюдок Слотер, охотник примечательный во всех отношениях, но в первую очередь, благодаря замечательному правилу: любое начатое дело будет доведено до конца, кто бы и что бы ни вставал (вставало) на пути. Известие о моём контракте (неважно, с кем заключённом) окончательно пугает немертвых партнёров Патрика Варры, ведь когда я начинаю выбивать из кого-то дерьмо, брызги летят во все стороны и пачкают многих. Знающие люди засвидетельствуют.
Опасаясь, что в своём расследовании Ублюдок Слотер традиционно пойдёт прямым путём и начнёт трясти подряд все вампирские шкафы, дабы покопаться среди попрятанных в них скелетах, упомянутые партнёры принимают решение «рубить хвосты». И вот уже Патрика Варру находят в собственном доме со сломанной шеей и обгаженными подштанниками. А спустя несколько часов в Аптечном переулке горит, занявшись с четырёх сторон сразу, «Лавка таинств и зелий магистров оккультных наук Эймара Гамона и Филиппе Сукко». Горит вместе со своим хозяином, что очень удачно. Огонь прекрасный чистильщик. После него нет шансов провести удачную анимацию трупа или вызвать и допросить дух.
Меры крайние, но очень даже верные, учитывая, что на хвосте сидит здоровенный и упёртый Выродок.
Репутация, подобная моей, долго строится и недёшево обходится, но ведь и стоит дорого. Иной раз дороговато выходит даже для меня самого! Ведь если рассудить здраво, какое мне дело до незаконной торговли некрой в Блистательном и Проклятом? Меня подрядили найти и оторвать голову вампиру-отступнику. Этим исчерпывается весь мой интерес к незаконным вампирским делишкам. Положим, узнал я некие подробности, связанные с производством некры, — что с того? Разве я Пёс правосудия, одержимый службой закону? Или ищейка Некромейстера, норовящая расправиться со всяким, кто своими безответственными действиями ставит под угрозу Квартал Склепов? Разве я обязан докладывать своим нанимателям обо всём, что выясню в ходе расследования?
Риторические вопросы.
Я пришёл в Аптечный переулок с одной целью: узнать у мастера Гамона тонкости изготовления субстанций из особой крови. Если из вампирской путём перегонок и вытяжек можно создать некру, то не существует ли возможности получить экстракт, обладающий аналогичными свойствами из крови другой — древней и пахнущей серой? Это бы объяснило нападение на Эдварда Треверса… и кое-что ещё.
Увы, благодаря репутации вместо ответов мне достались горсть остывших углей да словоохотливый доброхот. Или же…
Неясная мысль крутанулась на кончике хвоста и попыталась улизнуть в дебри подсознания, но я успел за неё зацепиться.
— А скажи-ка мне, молодец, в чём мастер Гамон был более всего искусен? Вытяжки и экстракты? Смеси из трав? Изготовление скрученных заклинаний?
— Ну, он, значит, вроде как на все руки умелец был. Всё понемногу умел. Только, как мой хозяин, мастер Боббер, говорит, значит, кто всему учится, тот в итоге ничего толком знать не будет. Для настоящего мастера важна эта, как её… специализация. Во!
— А у Эймара Гамона специализации, значит, не было?
— Почему же? Была. У него, значит, неплохо получалось големов по частным заказам делать. А ещё… — Тут подмастерье понизил голос и даже на пару шагов приблизился ко мне, — А ещё говорят, он, значит, пару раз гомункулусов выращивал. Только я вам этого не говорил! И от кого слышал — не скажу!
Я разочарованно хмыкнул: более всего услышанное походило на обычный уличный трёп из разряда тех, когда кто-то слыхал, будто чей-то брат видал, как некий лорд козу украдкой драл.
Гомункулусы (гомункулы), они же искусственные человеки, выращенные алхимическим способом, без материнской утробы, в своё время вызвали немало теологических и ещё больше юридических споров. Можно ли считать их полноценными людьми? Может ли быть у них душа? Как у них может быть душа, если та — дар Творца людям? Если у них нет души, можно ли их считать простыми магиматами? А если можно, то поставь рядом человека и гомункула — кто отличит одного от другого? И если завтра живых людей начнут объявлять гомункулами, не обернётся ли это возрождением рабства?..
В конечном счёте, производство гомункулов было осуждено и мессианской, и (частично) Чёрной Церквами, а потом и вовсе запрещено в границах Уранийского протектората особыми королевскими эдиктами. Более того, лицо, уличённое во взращивании гомункула, заочно приговаривалось к смертной казни, а имущество его подлежало конфискации в пользу казны его величества. Эдикты были подписаны относительно недавно и с тех пор не пересматривались.
Обвинение в изготовлении гомункула слишком даже по меркам Аптечного переулка. Это вообще одно из самых серьёзных преступлений, какие только можно инкриминировать человеку. Работая с некрой, позволять себе ещё и подобные эксперименты — явный перебор.
— А кто лучший в переулке мастер по изготовлению экстрактов? — выбросив из головы сказки про гомункулов, спросил я.
— Ну, кто лучший, тут, значит, и не скажешь. Они же здесь, — подмастерье широко махнул рукой, — всё заслугами и знаниями друг перед другом да перед клиентами, значит, щеголяют. Колбами меряются, пробирками машут, а сквернословят как… ужас… Даже мой мастер Боббер уж на что честный да спокойный человек, а иной раз, значит, не удержится, выскочит на улицу — и давай соседей чихвостить. Мол, не щёлочи у них, а моча ослиная, в розлив купленная, и всё такое…
— Гамон в таких перепалках участвовал?
Рыжий подмастерье на секунду задумался:
— Не припомню, свидетелем не был.
— А мог?
— Ну, по големским вопросам-то мог. Тут он, значит, в авторитете. А что до варки зелий и изготовления вытяжек всяких, то это вряд ли. При жизни мастера Сукко в их лавке сантагиец этим делом заведовал, а как он, значит, преставился, так мастеру Гамону бы и помалкивать в тряпочку… Да он, собственно, и помалкивал.
Всё не складывалось.
Я пришёл сюда в поисках искусника, способного тончайшим образом очищать мёртвую кровь, избавляя её даже от отравляющих эманаций Скрижалей, а нашёл всего лишь заурядного зельевара, истинным искусством которого было производство големов. И, тем не менее, он готовил лучшую некру во всём Блистательном и Проклятом. Каким образом?
Та самая неясная мысль, прихваченная за самый хвост, затрепыхалась и начала разворачиваться, рисуя в полумраке предположений новую картинку, прежде укрывавшуюся от внутреннего взгляда. Ответ лежал на поверхности.
Он — мать его! — укладывался в одно слово.
— Донор, — пробормотал я.
Патрик Варра и Эймар Гамон погибли вовсе не потому, что некие вампиры, сдававшие свою кровь для изготовления некры, испугались случайного раскрытия своей тайны. Матёрый бандит и нечистый на руку алхимик были убиты за то, что имели самое прямое отношение к появлению на улицах Ура безумного кровожадного чудища. Как и те, кто организовал их устранение, пытаясь ныне остаться в стороне.
— Что? — встрепенулся подмастерье, но я лишь раздражённо зыркнул на него.
Донор.
Одно слово снимает добрую половину вопросов, занимавших меня все последние ночи.
Почему я не подумал об этом сразу? Главная проблема с кровью для приготовления некры заключается в воздействии на неё четырёх серебряных Скрижалей запрета. Зачарованные кусочки металла изменяют вампирскую сущность: урезонивают жажду человеческой крови и подавляют отдельные умения. В случае с вампирским елеем больше всего должна досаждать третья Скрижаль, налагающая запрет на создание себе подобных существ, а также культивацию вурдалаков. Суть некры заключается в наделении смертного частичкой сущности носферату, а третья Скрижаль блокирует эту возможность. Она вытравливает её из мёртвой вампирской крови и, следовательно, лишает тех качеств, которые и делают некру некрой.
Я считал, что превозмочь эту проблему моему «союзу негоциантов» помог алхимик-зельевар высочайшего уровня. Но мастер Эймар Гамон таковой квалификацией отнюдь не обладал. Значит, Варра и его компаньоны пошли иным путём — более простым, пусть и более опасным.