Про отсутствующий пупок я распространяться не стал.
— Тогда весь вопрос в том, кто его сотворил. К примеру, если это один из баронов крови… — принялся рассуждать вслух Реджис, но тут же оборвал сам себя: — Сет, неужели ты хочешь сказать…
— Сначала я хочу услышать. Расскажи мне, что такое Кровавая лихорадка?
На лице вампира отобразилось удивление — вопрос застиг его врасплох.
— Мне казалось, ты это и сам знаешь, — осторожно сказал Тихоня, — Сет Слотер известен тем, что хорошо изучает… тех, на кого ему случается охотиться.
— Кое-что я действительно знаю. Но не всё. А потому хотел бы тебя послушать.
Помявшись для порядка, Реджис начал рассказывать:
— Говорят, что Кровавую лихорадку изобрёл лично Некромейстер. Это жестокое наказание, но я вполне понимаю, что двигало Аланом. Не так легко держать под контролем несколько тысяч бессмертных, привыкших жить обособленно и оберегать свои владения от любых посягательств. Тем более трудно это делать, когда вокруг буквально роятся тысячи смертных, чьи жилы полны ароматной крови. Скажи, Сет, легко ли будет дрессировать волка, заманив его в центр овечьей отары?
Старина Реджис в своём репертуаре. Либо упорно отмалчивается, вынуждая каждое слово тащить из него клещами, либо впадает в пышное многословие.
— Волк не стремится жить среди овец, как это делаете вы, — бросил я.
И благоразумно не стал добавлять, что вампиры всегда казались мне в большей степени паразитами, нежели хищниками, каковыми считают себя сами. Да и Древняя кровь здесь мало от них отличается. Нам точно так же нужно общество смертных, их цивилизация, их достижения и их пороки. Иначе жить слишком скучно…
— Не будем отвлекаться. Продолжай, Реджис.
— В обществе смертных каждый правитель вершит свою власть, держа в одной руке кнут, а в другой пряник. Наши пряники ты знаешь: это кролики и ягнята, которые выделяются Магистратом для прокорма гетто, в редких случаях — осуждённые преступники. А вот кнут… чем, по-твоему, можно напугать того, кто уже умер?
— Вообще-то кучей предметов. Чесноком. Святой водой. Серебряной пулей. Мессианским квадратом. Мной, наконец! Не знаю ни одного вампира, который бы меня не побаивался.
Тихоня раздражённо дёрнул щекой.
— Извини, — устало сказал я. — Я не хотел тебя задеть.
— Принято. Чеснок и кол, это не худший вариант, Сет. Для многих из нас далеко не худший… Быть вампиром — значит быть постоянно голодным. Голод непрерывно гложет нас, требуя вновь и вновь выходить на охоту. Несколько глотков крови позволяют притупить спазмы, но ненадолго. Проходит немного времени, и голод опять принимается пожирать изнутри, толкая на поиски новой жертвы. Соглашаясь приютить «серебряного Джона», мы отказываемся от охоты и начинаем полностью зависеть от поставок Магистрата. А они контролируются Аланом и его подручными. Если кто-то из носферату пытается оспорить волю Некромейстера, его могут оставить голодным.
— Звучит как наказание для детей.
— Это не смешно, Сет! — с неожиданной злостью рыкнул Реджис, резко подавшись вперёд.
Черты лица его исказились: вежливую маску сменил плотоядный оскал хищника. Огрубевшая глотка превратила негромкий, размеренный голос в почти нечленораздельный рык. Пришлось сделать некоторое усилие, дабы не показать, будто эта демонстрация демонического нутра не произвела на меня впечатления. Тем более разговор мы как раз с чего-то похожего начали.
— Ты ведь так много о нас знаешь, Сет, — успокаиваясь, сказал Реджис.
Рванувшийся на свободу зверь исчез так же внезапно, как появился.
— Тебе известно, что когда речь идёт о голодном вампире, не способном охотится, это совсем не смешно! Смертным не дано ощутить голод, который чувствуем мы. Голод, порождённый самой смертью. Это ненасытное чудовище, которое поселяется у тебя внутри и пожирает утробу, точно адово пламя. Сводит с ума. Подчиняет всё существо одной цели и одному желанию. Жрать! Насыщаться!
Тихоня стиснул кулаки, глубоко переживая то, о чём говорил.
— Какое-то время можно держаться без пищи. Если удастся сохранить рассудок и ввести себя в состояние транса, мы можем впасть в летаргический сон, который будет длиться, пока в пределах досягаемости не окажется подходящая жертва. Но это на воле. А в гетто подручные Некромейстера не позволят наказанному уснуть. Провинившегося будут вновь и вновь приводить в чувство, дразня запахом свежей крови, но не позволяя ею причаститься. Тогда и начинается Кровавая лихорадка.
Носферату замолк, глядя перед собой (пользуясь моментом, я быстро ущипнул талказианку, принёсшую бутыль тарнского).
— Доведённый до умопомрачения вампир теряет всякий контроль над зверем внутри, — с усилием продолжил Реджис. — Он начинает пожирать ту единственную пищу, которая ему доступна. Себя. Я видел вампиров, наказанных Некромейстером. Они отгрызали себе руки и ноги, вырывали внутренности. Были и те, кто выдирал из своего тела Скрижали, чтобы покончить с пыткой. Такие умирали милосердно быстро, но в то же время невероятно мучительно.
В последнее я мог поверить. Маги из Колдовского Ковена Ура знают своё дело. Не зря ведь на должности в магическое подразделение Магистрата конкурс строже, чем в королевские фаворитки. Смерть от удаления Скрижали должна сопровождаться мукой, перед которой бледнеет даже пытка солнечным светом. Ибо наказание тогда по-настоящему эффективно, когда способно вызвать ужас одним своим упоминанием.
— Правду ли говорят, будто Кровавая лихорадка вызывает и физиологические изменения?
— Так и есть. Тело сопротивляется дольше, чем разум. Отращивает более острые когти, более крепкие клыки, возрастают сила и ловкость… Но ищейки Алана умеют справляться с наказанными.
— Что случается после?
Реджис слегка подёрнул плечами:
— В конечном счёте, виновного убивают. Сжигают или оставляют на открытом месте до рассвета. Как иначе? Смерть к тому времени уже и не наказание, а скорее жест милосердия. Обратного пути для поражённого Кровавой лихорадкой нет. Оставлять же в живых существо, пожирающее самое себя, и жестоко и опасно.
— Как думаешь, если некий носферату всё время отдаёт часть своей крови, может ли это спровоцировать Кровавую лихорадку? Вызвать такой голод, чтобы вампир начал убивать, не делая различий между живыми и мёртвыми, лакая кровь снова и снова, но не насыщаясь?
— Я… не знаю. Я видел только двух приговорённых к подобному наказанию. И оба были убиты, — На лице Реджиса появилась гримаса отвращения, — Один через два месяца, другой через полгода. Когда обоих сожгли, они уже мало напоминали… разумных созданий. Не знаю, Сет. Но понимаю твою логику. На некру большой спрос: те, кто её готовил, брали кровь у своего донора снова и снова. Быстрее, чем он успевал восстановиться. Так?
— И однажды он не выдержал, — подхватил я. — Растущий голод свёл его с ума. Он вырвался и бежал, одержимый жаждой крови. Так на улицах Ура появился Ренегат. Скажи мне, Реджис, те двое ваших, убитых кровожором, о котором ты рассказывал в нашу первую встречу… они ведь погибли до того, как на улицах начали находить трупы смертных?
— Не знаю, — качая головой, пробормотал вампир, — Я не уверен. И… не хочу быть уверен.
Я подлил себе вина в кружку и сделал большой глоток:
— Между тем это важно, друг мой. Потому что убитые могут привести меня к тому, кто создал Ренегата. Если мои догадки верны, то вампир, организовавший торговлю некрой, мог доверять только тем, чья верность, так сказать, выжжена в крови. Чьи это были киндреды, Реджис?
— Я не… — начал было запираться Тихоня, но я остановил его резким жестом.
— Прежде чем ты снова скажешь своё «я не знаю», подумай, сколько вреда этот мерзавец уже принёс Кварталу Склепов. И сколько его будет принесено ещё, если я не поймаю Ренегата и не прищучу того, кем он создан, в ближайшие ночи.
Пытаясь сосредоточиться, Реджис опустил голову и сжал виски с такой силой, что у простого смертного череп бы точно лопнул.
— Даже если ты узнаешь, кто стоял за Ренегатом, что это изменит? — наконец произнёс вампир, — Его создатель уже не может контролировать собственное детище.
— Но он может дать подсказку к поимке взращённого им чудовища.
— Я знаю, что ты работаешь на Второй Департамент, Сет. Однако они платят тебе за убийство вампира-отступника, а не за то, чтобы ты вывел на чистую воду продавцов некры. Пообещай мне, что не будешь выходить за пределы своего заказа. Если смертные узнают про тёмные делишки с некрой, гетто придётся худо… Мы сами разберёмся с торговцами. Но не сейчас. Сейчас не время.
Реджис говорил медленно и мучительно. Принципиальный и верный негласному кодексу носферату — не выносить сор за пределы Квартала Склепов, он искал компромиссы со своей совестью.
— Для меня это уже не просто работа, Тихоня. Это вопрос чести. Безумный мерзавец ушёл от меня дважды. Третьего шанса я ему не дам. А что будет после, интересует меня в меньшей степени.
— Я не могу допустить, чтобы моим братьям был причинён лишний вред, — упрямо гнул свою линию Реджис, — Я хочу, чтобы ты…
Я вздохнул, понимая, что по-настоящему устал от запирательств Реджиса. Я не спал почти всю ночь, моё тело гудело от усталости, простреленное плечо пульсировало вспышками тупой, ноющей боли… а тут ещё этот упрямец!
— Заткнись и посмотри сюда.
Я встал из-за стола и вытащил из кармана нечто завёрнутое в кусок промасленной ткани.
— Это случилось с одним из твоих братьев только потому, что некто, кого ты невольно защищаешь, пытается встать на пути моего расследования. Сколько ещё людей и носферату должно умереть из-за того, что вы боитесь ворошить своё грязное бельё?!
Три невзрачные серебряные скобки зазвенели по столешнице, подскакивая и ударяясь друг о друга. Три Скрижали, выбранные мной из горстки праха в Аптечном переулке.
Четвёртой не хватало — ту, что была изуродована пулей, я послал с бесом-курьером дядюшке Витару, приложив записку с кратким изложением событий (не приоткрывающим, впрочем, некоторых деталей) и просьбой скорейши