Проснулся я от легкого прикосновения к плечу.
Инстинкты Сета Слотера отточены до бритвенной остроты: пистолет в моей руке сам собой взлетел вверх и уткнулся аккурат в чистенький лоб Таннис. Полуэльфийка не испугалась — только слегка насупилась и сердито отпихнула оружие в сторону. На гладкой коже осталось красное пятно.
Убрав оружие, я завозился в кресле, хрустя суставами и окидывая взглядом кабинет. Как я уже упоминал, комната, служившая мне личным кабинетом, не имела окон. Сейчас в ней царил полумрак, слабо разгоняемый лишь толстой свечой, за ночь оплывшей почти до основания. Запах нагара пробивался даже через густой «аромат» пота, крови, железа и пороха, тяжело висевший в воздухе. Судя по тому, что камин уже успел прогореть (только несколько крупных углей еще слабо рдели, подернутые золой), проспать удалось не меньше пяти часов.
Таннис недовольно морщила нос.
— Почему ты здесь? — нахмурившись, спросил я. — Разве я не просил оставаться в миссии святой Алесии Арборийской, пока все не закончится? Почему настоятельница отпустила тебя?
Полуэльфийка улыбнулась, взяла меня пальчиками за нос, силком повернула голову в сторону открытой двери и выразительно указала на пятно света, лежащее на полу соседней комнаты. День, сообразил я. Она знает, что я охочусь на вампира, и считает, что днем находится в безопасности.
Глупенькая! Ренегат — необычный носферату. Где гарантии, что, насосавшись Древней крови, этот мутант не станет настолько могуществен, что забудет даже о страхе перед солнечным светом?
— Таннис, — медленно, чтобы она верно прочитала по губам каждое слово, заговорил я, — понимаю, что ты скучаешь и тревожишься обо мне. Но в будущем делай все в точности, как я говорю. И если я говорю сидеть в миссии и ждать меня, значит, надо сидеть и ждать. Пойми, девочка, мне случается играть в опасные, нехорошие игры, и я не хочу, чтобы ты ненароком пострадала. Потому что всему этому городу сильно не поздоровится, если он вздумает отнять тебя у меня. Очень сильно…
Вместо ответа Таннис ткнула в меня пальцем, изобразила на лице гримаску и помахала ладошкой, словно отгоняя неприятный запах. Я недовольно заурчал. Если уж живущий в свинарнике Дэрек прошелся по поводу моего благоухания, чего ждать от наполовину эльфийки? Эльфы народ чистоплотный.
— Знаю, знаю. Я не менял одежду последние несколько дней и спал в ней же. Этот гаденыш меня вконец загонял. Но ничего, скоро все закончится. Еще ночь, максимум две — и я убью его. Это хлопотная, но хорошая работа. После нее не придется брать заказов пару месяцев, а то и больше. Будет время отмыться и надоесть друг другу.
Таннис покачала головой и потянула меня из кресла.
Выходя из кабинета, я почуял аромат свежевыпеченного хлеба и острый запах молодого чеснока. Желудок немедленно сжался от голодного спазма. Когда я в последний раз нормально ел?
Таннис скользнула к окну и приоткрыла его, впуская свежий морозный воздух, а с ним пронзительный деревянный скрип. Звук был знакомый, но от того ничуть не менее противный. Скрипел — словно протестовал против наложенных на него заклинаний — небольшой арборийский идол. Вырезанный из соснового бревна в виде злобного горбатого старикашки с бородой до земли, он торчал на заднем дворе дома вдовы Маркес. Простенькие, но действенные чары заставляли идола методично сгибаться и разгибаться, сжимая в деревянных кулаках рукоять помпы, качавшей воду из городского акведука.
По деревянным трубам вода попадала в большой медный котел, вмурованный в печь. Котел в свою очередь соединялся двойной металлической трубкой со здоровенной деревянной бадьей, собранной бочкарями из кедровых дощечек. В отличие от бронзовых и цинковых ванн, столь ценимых богатыми нобилями Блистательного и Проклятого, бадья была достаточно велика, чтобы вместить меня целиком. А, кроме того, как мы установили опытным путем, в ней оставалось еще немного места для Таннис.
Я поймал себя на том, что попеременно то хмурюсь, то улыбаюсь. Приятно было от чужой заботы. Раздражение же вызывал тот факт, что Таннис хозяйничает дома уже по меньшей мере час, а я все это время проспал, ничего не услышав и не почуяв.
Нельзя так расслабляться. Особенно когда ведешь охоту.
А пальчики подруги уже возились с крючками и застежками моей боевой сбруи. Разоблачившись с ее помощью донага, я полез в бадью, кряхтя в предвкушении удовольствия и стараясь не намочить повязки. Печь не успели протопить как следует, вода почти не прогрелась, но так вышло даже лучше: холод подействовал освежающе, выгоняя из мышц ломоту и тяжесть, оставшиеся от сна.
Пока тонкие, но сильные и настойчивые ручки Таннис нещадно скребли меня то щеткой, то мочалом, оттирая въевшуюся в поры грязь и засохшую кровь — как чужую, так и свою, — произошло несколько событий.
Сначала в окно царапнулся почтовый бес. Это был роскошный экземпляр — крупный огненно-рыжий, с густой спутанной шевелюрой, в которой терялись маленькие кривые рожки. На шее беса красовался ошейник Департамента магической обработки, на спине — торба с почтой. Таннис попыталась принять у магимата корреспонденцию, но нечисть проворно отскочила в сторону, отчаянно вереща и тыча когтистым пальцем в мою сторону.
Конфиденциальное послание.
Пришлось выбираться из бадьи и шлепать к окну, оставляя на полу мыльные лужи.
Доставленный конверт выглядел солидно: из редкого в наши дни пергамента, перетянутый шелковым шнуром с кистями. Отправитель запечатал его аж в трех местах: на застывших кляксах сургуча со значением змеился сложный вензель, поверх которого раскидывала рога баронская корона. Сломав печати, я обнаружил внутри короткое, но при этом достаточно витиеватое послание:
«Любезный мессир!
Настоящим желаю уведомить, что готов оказать Вам услугу и предоставить аудиенцию, о которой Вы столь настойчиво просили через известное нам обоим лицо.
По причинам, суть которых вполне очевидна, не смею настаивать на Вашем визите в мою скромную обитель. Также не рассчитываю быть принятым в Вашем доме. Посему намерен ждать Вас через час после наступления полуночи в патио при кофейне „У сантагийца“ что на улице Оттон-Тизис.
Прошу Вас не злоупотреблять как моим терпением, так и моим доверием: приходите вовремя и один.
С поклоном,
Закончив читать, я довольно усмехнулся.
Струхнул барон.
Но каков наглец! Ведь понимает, что я его крепко прищучил и при желании могу сдать если не Второму Департаменту, то самому Некромейстеру с его ищейками. И, тем не менее, обставляет нашу встречу так, будто делает мне большое и неохотное одолжение.
Ну-ну, Кроуфорд. Посмотрим, много ли спеси в тебе останется после нашей встречи!
Стоило мне забраться обратно в бадью, как в дверь нетерпеливо заколотила пара крепких кулаков. Рука инстинктивно потянулась за пистолетом, но я тут же расслабил напрягшиеся мышцы. Во всем Блистательном и Проклятом сыщется только одно живое создание, у которого хватит нахальства так долбиться в дверь Ублюдка Слотера.
— Девочка, впусти Помойного Кота. Пусть он посидит у нас в гостиной, — попросил я, тронув Таннис за плечо, чтобы привлечь внимание. — Вина этому мошеннику не предлагай.
Наскоро закончив мыться, я растер себя жестким полотенцем, облачился в чистые гейворийские штаны, каковые всегда предпочитал узким бриджам и чулкам, просторную льняную рубаху и вышел к своему гостю:
— Здравствуй, Кот. Какие успехи?
— Не очень. Ты уж извини, Сет, — Жизнерадостность гостя не вязалась с его словами. — Времени было в обрез, и, хоть мы с парнями расстарались, разнюхать удалось лишь то, что лежало на поверхности.
Время от времени я прибегаю к услугам малолетнего негодяя и его шайки как к сборщикам ценных сведений. Анчинка Ли-Ши рассказывала, что на языке ее народа есть выражение нье'хо — невидимые люди. Так называют уличных попрошаек и беспризорных мальчишек, а также мелких лакеев, слуг и просто рабов. Одним словом, всех тех, на кого высокородные господа привыкли не обращать внимания, даже если случайно наступят на них. Тайные службы божественного императора Анчины в великом множестве вербуют из нье'хо своих осведомителей и шпионов, ибо люди, которых не принято замечать, сами подмечают и слышат многое.
Мальчишки Помойного Кота в этом плане немногим отличаются от своих анчинских сверстников. Их тоже мало кто замечает… даже когда они жмутся к вам со спины, норовя подрезать завязки кошелька.
Сразу после возвращения из Аптечного переулка я отправил весточку юному негодяю с просьбой кое-что разузнать для меня, и по возможности, в самые короткие сроки. С тех пор прошло меньше суток, но, судя по довольной физиономии Кота, можно предположить, что его подручные не тратили время впустую.
— Ух! В горле пересохло. Угостишь стаканчиком вина? — Наглый мальчишка решил для начала набить себе цену.
— Будешь пить вино, когда начнешь за него платить. Таннис, ты, кажется, делала лимонад? Принеси этому юному нахалу… Кот, прекращай пялиться на ее зад, иначе, клянусь мошонкой Бегемота, вобью твою голову в плечи.
— Богиня! — восхищенно пробормотал малолетний мошенник, — Алесия Арборийская! Сет, а правда, она была…
— Давай ближе к делу, — рявкнул я.
Помойный Кот скорчил обиженную гримасу, но энтузиазм от хорошо проделанной работы слишком распирал его — долго обижаться мальчишка просто не смог.
— Я, как получил твою записку, немедленно отправил тройку Кошаков шнырять в Аптечный переулок, а еще пару — потрясти студиозусов, что учатся на алхимиков. Парни неплохо поработали, собирая слухи и сплетни, расспрашивая слуг и подмастерьев. Кое-что действительно удалось разузнать. Но, не обессудь, Сет, проверить толком, где правда, а где досужие выдумки, мы не успели.
— Ладно, обойдемся тем, что удалось собрать.
— Здесь… Спасибо, Таннис!.. Здесь все.
Кот с галантным поклоном принял стакан с лимонадом из рук полуэльфийки, а сам протянул мне несколько листков свернутых трубкой и перехваченных тонкой бечевкой. Я вытянул верхний и быстро пробежал глазами по рядам строчек, выведенных аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Кому-то может показаться странным, но составление отчетов из сведений, собранных по моим заданиям, доставляло юному мошеннику огромное удовольствие. Помойный Кот относился к этому как к важной работе, которую стоит выполнять не на страх, а на совесть. Выверенный стиль, ладный слог, отсутствие пустословия и сквернословия (что немаловажно) — и ни одной кляксы на бумаге.