– Может быть, мне прислать Джульетту? – Слова вырвались наружу, прежде чем Лидия успела подумать. Дикси с любопытством взглянула на подругу, пытаясь оценить, не шутка ли это. Лидия неубедительно улыбнулась и пожала плечами: – Я не о том, что она все равно половину времени болтается без дела, я…
– Все нормально, – перебила Дикси. – Честно. Я лучше буду сама помаленьку справляться, ладно?
Лидия понимала. Она знала Дикси лучше, чем кого-либо другого. С ее стороны глупо было даже предлагать такое. Лидия смотрела, как ее подруга запихивает одну бутылку в переполненный холодильник, а потом начинает открывать другую.
– Нет бокалов для шампанского, – сообщила Дикси. – Последний разбили на вечеринке Виолы. И, в сущности… – она заглянула в глубину буфета, – бокалов для вина тоже нет. Бокалы для виски или стопки?
– О господи, конечно же, бокалы для виски.
Дикси унесла бутылку и два бокала в гостиную и поставила на кофейный столик. На столике лежали пакет подгузников «Хаггис», нечто под названием «Инфакол» в бутылочке с пипеткой, тарелка со старыми тостами, позавчерашняя газета и пакетик фруктовой пастилы.
– Добро пожаловать в мою жизнь, – сказала Дикси, глядя на то, как Лидия изучает этот беспорядок. – Это центральный пост управления. Здесь происходит грудное вскармливание, здесь я готовлю, здесь я сплю днем, а Клемм часто спит по ночам. Здесь я пытаюсь читать газеты и смотреть телевизионные шоу, но больше двадцати минут подряд не получается. Вот так и живу.
Лидия в ужасе посмотрела на нее.
– Но, – продолжала Дикси, – прежде чем ты составишь неверное представление и решишь, что я испортила себе жизнь, позволь сказать… что это стоит каждой прожитой минуты. Правда. Это на самом деле так. Будем здоровы! – Она протянула Лидии бокал.
– Будем здоровы, – согласилась Лидия. – И прости меня.
– За что?
– За то, что я была такой паршивой подругой.
Дикси скривилась от замешательства.
– Что ты имеешь в виду?
– Сама знаешь что. Я была бесполезной. Я не звонила, не писала, не приносила тебе еду и так далее. Я видела Виолу всего лишь два раза с тех пор, как она родилась. Я просто дерьмо.
– Ну, ты даешь, Лидс! Ради всего святого, дело того не стоит. Я же знаю тебя. Мне известно, что дети – это не по твоей части, но ты была такой умницей, что собрала нас у себя, когда мы еще носились с новорожденным младенцем, и купила Виоле тот прелестный костюмчик. Это я была бесполезной. Серьезно. Я просто никак не могу собраться с силами. Понимаешь, я еще неделю назад знала, что сегодня вечером Клемма не будет дома, и только вчера удосужилась набрать твой номер и пригласить тебя. Просто все…
– Изменилось? – предположила Лидия.
– Да, – сказала Дикси. – Все изменилось. Но я чувствую, что начинаю выкарабкиваться. Смотри, я уже кладу ее спать по вечерам. Это что-то новое. Еще две недели назад она была со мной, пока я не ложилась в постель, и спала прямо на мне. Проходило несколько часов, и она просыпалась посреди ночи, но, по крайней мере, теперь я знаю, что могу выкроить для себя кусочек дня. – Она улыбнулась и потерла локти. – Послушай, я пригласила тебя не для того, чтобы слушать мой треп о грязных пеленках. Что у тебя нового? Ты выглядишь по-другому…
– Вот как?
– Да. Ты сбросила вес?
Лидия подняла руку и ощупала лицо, словно какой-то незнакомый предмет.
– Да, – наконец ответила она. – Да, наверное.
Дикси рассмеялась:
– Только ты, Лидия Пайк, можешь сбросить вес и даже не заметить этого. А мне кажется, что я до сих пор ношу в себе половину плаценты от Виолы. – Она взяла запасной бандаж и вздохнула. – Как идут дела с твоим личным тренером по фитнесу?
Лидия немного покраснела при мысли о нем. Само упоминание у Бендиксе оставило впечатление, будто она только что занималась с ним сексом. Она не могла рассказать Дикси о своих реальных чувствах к тренеру по фитнесу, иначе подруга решит, что она сошла с ума. Лидия кашлянула.
– Хорошо, – ответила она. – Просто замечательно. Когда начинаешь привыкать, это уже не кажется таким странным. И так гораздо лучше, потому что не нужно ходить в этот претенциозный спортивный клуб.
– Значит, он приходит к тебе?
– Да. Или мы тренируемся в парке.
– Ух ты… – протянула Дикси, и на ее лице промелькнуло выражение тоски по той жизни, которой у нее никогда не было. – А как твоя работа?
– Ох, мало-помалу… Ни шатко ни валко.
Дикси никогда не разговаривала с Лидией о ее работе. Это у Дикси с самого начала была интересная работа. Между ними существовало молчаливое соглашение, что любые разговоры о работе касаются только Дикси, но не Лидии.
– А как ты? – поинтересовалась Лидия. – Есть шанс, что ты вернешься к работе?
– О господи, нет. Нет, нет и нет. Думаю, я возьму отпуск на целый год. Я сейчас настолько далека от мыслей о работе, не говоря уже о настоящей работе, что все как будто происходило в другом мире. Трудно поверить, что все эти люди по-прежнему существуют, что они каждый день встают и занимаются разными вещами, пока я сижу здесь с Виолой, посреди этого бардака.
– Ты уже возила ее домой, в деревню?
Дикси кивнула:
– Да, несколько недель назад.
Лидия стерла воспоминания о «доме», возникшие перед ней, и выдавила улыбку.
– И как оно прошло?
– Да, это было великое событие. Ни одного ребенка не целовали, не щекотали и не обожали больше за всю историю от сотворения мира. И знаешь, было просто чудесно выбраться из города, послушать все эти ночные шорохи и… просто побыть дома. В сущности, – Дикси помедлила, Лидия ждала продолжения, – через месяц мы планируем еще одну поездку. Возможно, заглянем в разные места.
– Ага. – Лидия криво усмехнулась.
Это не требовало обсуждения. Дикси знала, как Лидия относится к своей малой родине, а Лидия знала, что Дикси до сих пор привязана к своему старому дому. Они раз и навсегда договорились о своих разных мнениях по поводу жизни в Уэльсе.
– Разве ты никогда, – начала Дикси, – не ощущала потребности? Ты ведь понимаешь. Разве ты не скучала по тем местам? По людям, по ощущениям?
Лидия со смехом покачала головой.
– Теперь, когда мы стали старше, я просто не знаю… – сказала Дикси. – Я думала, что стала настоящей столичной жительницей. Думала, что обрела свое место, свой ритм жизни, что теперь я нахожусь здесь по праву, но теперь мне почти тридцать, и все кажется… неоправданно большим. Понимаешь, что я имею в виду? Неоправданно большое количество магазинов, ресторанов, улиц, людей, звуков и запахов… Не знаю, мне просто больше не нужно так много. Для меня все это проходит впустую. И вот, я думаю, если бы я могла уединиться в своей маленькой деревеньке, видеть одних и тех же немногих людей, покупать одну и ту же еду в одних и тех же лавках, прогуливаться по лужайке и махать одним и тем же прохожим, так почему бы действительно не зажить сельской жизнью в таком месте, где я смогу позволить себе действительно хороший дом с садом и где моя мама будет помогать мне ухаживать за ребенком?
– Но как насчет работы? А твоя карьера? В Уолтерстоне не очень-то большой спрос на кинорежиссеров.
– Мы думали об этом. Мы с Клеммом будем работать по очереди. Я могу найти работу на телевидении в Кардиффе. У него есть товарищи, которые, при необходимости, смогут предоставить ему отдельный диван. У нас все должно получиться. Но пока это лишь концепция, а не план действий. Мы еще не решили окончательно.
Лидия понимающе кивнула. Это был лишь вопрос времени, вопрос «когда», а не «если». Ее друзья уедут. Они освободят эту квартиру, купят очаровательный ветхий коттедж, заберут с собой щуплого младенца и снова станут заправскими валлийцами. После этого она уже не сможет видеться с ними, потому что больше никогда не вернется в Уэльс. Лидия знала это с того самого момента, как семь лет назад со всем своим скарбом в небольшом чемодане села на поезд до Юстонского вокзала в Лондоне. В Уэльсе она слишком много пила. В Уэльсе умерли ее мать и отец. Там умерло ее детство после того, как что-то странное и непоправимое случилось на балконе крошечной квартиры в крошечном городке посреди ничто и нигде. Лидия уехала в Лондон, оставив все это позади, и с тех пор двигалась только вперед, вверх и за пределы возможностей. Лидия была благодарна Лондону в таком смысле, в каком она не могла быть благодарна ни одному человеку. Лондон дал ей больше, чем любой человек, и был более преданным, добрым и вдохновляющим. Здесь она тоже была одинокой и отделенной от остального мира, но она предпочитала одиночество и отчужденность в городе, который понимал ее, а не в деревне, которая ничего не понимала.
– Ты приедешь в гости, если мы переедем туда?
Лидия вздрогнула.
– Да, – ответила она. – Обязательно.
Дикси бросила взгляд, означавший, что она все понимает. Обе знали, что Лидия не приедет в гости, но в данный момент обеим приходилось делать вид, будто она приедет.
– А я буду часто возвращаться в Лондон.
– Ты можешь останавливаться у меня.
– Ну да, я как раз собиралась об этом сказать. Хотя, наверное, будет тесновато?
– Ничего страшного. Я просто открою для тебя западное крыло, так что…
– Ну, разумеется.
– А эта твоя квартира, она уйдет?
– Навсегда. Здесь будет жить какая-нибудь другая молодежь.
– Свободная, независимая и беззаботная.
– Кутежи, вечеринки, прыжки из одной постели в другую, таблетки для бодрости.
Они рассмеялись в унисон, а потом замолчали, по-прежнему улыбаясь.
– Хорошо было в молодости, да? – сказала Дикси.
– Это точно.
– Но я с надеждой смотрю на следующий этап. Большой, взрослый этап. Думаю, это будет весело. Я буду неспешно готовиться к среднему возрасту; полагаю, это меня устроит.
Лидия согласилась. В Дикси всегда было что-то от обитательницы загородного коттеджа: она слушала «Арчеров»[24], пекла пироги, вытирала пыль. Теперь, оглядываясь назад, Лидия думала о том, что ее подруга неизбежно должна была до тридцати лет завести ребенка и переехать за город. В той же манере, как некоторые девушки в юности имеют короткий лесбийский флирт, а потом живут с мужчиной, этап хипстерской жизни в Кэмдене для Дикси был просто переходным периодом, выпадавшим из ее системы ценностей.