Джульетта вышла на веранду с двумя маленькими чашками и блюдцами, балансировавшими на подносе вместе с разными бисквитами и двумя стаканами воды. Лидия вскочила, чтобы взять у нее поднос, но Джульетта добродушно цыкнула и сказала:
– Нет, садитесь. Садитесь.
Лидия испытала некоторое замешательство от чрезмерно формального и внимательного обращения к ней. В этом не было необходимости, и она не ожидала такой официальной претенциозности. Лидия всего лишь хотела, чтобы кто-то содержал ее дом в чистоте.
– Джульетта, – сказала она, стараясь убрать неловкость и придать происходящему более человечный оттенок. – Кажется, я еще не представила вас как следует. Это Бендикс. Он мой личный тренер по фитнесу. Бендикс, это Джульетта. Она заботится обо мне. – Лидия завершила свою речь нервным смешком. Слова «она заботится обо мне» выставляли ее в образе слегка помешанной старой девы, подверженной приступам лунатизма и выходящей из дома в ночной рубашке.
Джульетта недоверчиво улыбнулась Бендиксу и едва прикоснулась к его протянутой руке.
– Приятно познакомиться, – сказал он.
– Да, – неопределенно отозвалась Джульетта, прежде чем развернуться и направиться обратно в дом.
Бендикс рассмеялся.
– Она чрезвычайно заботливая, – сказал он.
Лидия немного подумала и рассудила, что, наверное, он прав. Лидия платила Джульетте за то, чтобы она присматривала за ней и ее домом, и все, что не вписывалось в первоначальную договоренность, включая кошек и гостей дома, отметалось с порога.
– Да, – согласилась Лидия. – Но Джульетта хорошо, очень хорошо выполняет свою работу. Мне кажется, это правильное капиталовложение. Я плачу ей за содержание дома, чтобы он выглядел точно так же, как в тот день, когда я приобрела его. Если бы я жила здесь сама по себе, то он был бы похож на студенческое общежитие. Знаете, я прожила здесь уже целый год и не видела ни пятнышка известкового налета. Все это позволяет сохранять ценность дома на прежнем уровне, если я вдруг решу продать его.
Бендикс улыбнулся.
– Все в порядке, – заверил он. – Я не англичанин, и вы не обязаны объяснять мне подобные вещи. Там, откуда я приехал, домохозяйку может позволить себе любой человек со средствами. Там люди считают тебя сумасшедшим, если у тебя есть деньги и ты этого не делаешь. Вы, англичане, очень странно относитесь к таким вещам. Вы как будто стыдитесь своих денег и успеха. Вам нужно радоваться и праздновать свой успех! Прекрасная молодая женщина, которая всего добилась сама, решительная и целеустремленная! Ого, да вам нужно кричать об этом с крыши! Вы должны гордиться собой!
Лидия заморгала, глядя на него. «Что он только что сказал?» – думала она. Он назвал ее прекрасной? Лидия понятия не имела, насколько она прекрасна. Каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, оно сообщало ей разные вещи. С другой стороны, еще никто не называл ее красавицей. Ей оставалось лишь делать собственные выводы, но тут она терялась в догадках. Однако комплимент от Бендикса был маленькой гирькой на весах, склонявшей Лидию к вере в свою красоту. Он не имел причин говорить ей это. Он не имел от этого никакой выгоды.
Когда Лидия сидела на веранде и солнце грело ей лицо, кошка сонно улыбалась, лежа на коленях у Бендикса, а сам Бендикс смотрел на Лидию со смешанным выражением гордости и приязни, у нее крепло ощущение, что в конце концов она не так уж оторвана от остальных людей, и впервые в жизни фрагменты ее личной головоломки начали складывать в одно целое. Кошка, тренер, тот факт, что она никогда не разделяла свою ДНК с ненавистным человеком, даже этот дурацкий большой дом – все это как будто означало нечто важное. Сцена был подготовлена. Расчет времени был правильным. Теперь Лидия нуждалась лишь в том, чтобы кто-то связался с ней и сказал, что хочет встретиться.
Робин
Сэм посмотрела на Робин, костяшки пальцев упирались ей в подбородок. Глаза были грустными и серьезными. У локтя стояла чашка чая с перечной мятой, и Робин уже знала, что она не будет пить. Им предстояло объяснить слишком многое.
– Почему ты мучаешь моего сына? – тихо спросила Сэм.
Робин вздрогнула. Она не ожидала таких слов. Она думала, что Сэм точно знает, почему она мучает ее сына. «Потому что он мой брат, разве не ясно?»
– Разве вы не знаете? – Робин стала дергать выбившуюся нитку на скатерти, не в силах выдержать напряженный взгляд Сэм.
– Что именно? – спросила мать Джека.
– Я думала, вам все известно, – пробормотала Робин.
– Юная леди, я скажу, что мне известно: мой сын ни к кому не испытывал таких чувств, какие он испытывает к тебе. Он впечатлительный человек, красивый, ласковый, замечательный, и он преподнес тебе свое сердце на тарелочке. Он думал, и я тоже думала, что ты испытываешь к нему такие же чувства. Мне было ясно, что вы оба без ума друг от друга… а теперь ты оставила его в преддверии ада. Я знаю, что он взрослый человек; я понимаю, что это не мое дело и я не должна здесь находиться, но я просто не могу иначе, потому что он мой единственный мальчик. Я очень люблю его и не могу вынести того, что ты делаешь с ним. Я этого не вынесу!
Голос Сэм пресекся на последних словах, и Робин посмотрела на нее. Сэм плакала. Робин снова отвернулась.
– Послушайте, все не так просто, – начала она. – Это… я думала, вы знаете. Вы правда не знаете?
– Что?
– Отец Джека… он на самом деле был сиротой из приюта Барнардо? Он на самом деле погиб в автокатастрофе?
Сэм сморгнула слезы и непонимающе уставилась на нее.
– Что? – повторила она.
– Это правда? История про отца Джека?
– Разумеется, это правда.
Уже когда она заговорила, Робин поняла, что это правда, и почувствовала, как все внутри нее рушится и течет, словно поток воды из открытого шлюза плотины. У нее подкосились ноги. Сердце почти остановилось, но потом возобновило свой ход, и Робин ощутила почти непреодолимый порыв маниакального смеха, нараставший у нее в груди. Она тяжело сглотнула и хладнокровно улыбнулась Сэм.
– В самом деле? – спросила она.
– Разумеется. Какой мне смысл лгать об этом? И какое отношение это может иметь к твоим отношениям с Джеком?
Смех снова закипел в груди Робин. Ее улыбка расширилась.
– Я думала… Сейчас вы решите, что я сошла с ума… но я думала, что он мой брат.
– Что?!
– Понимаю, это звучит безумно. Но было так много вещей… Мы очень похожи друг на друга, а потом я зарегистрировалась в реестре родственников по донорской сперме и узнала, что у меня есть брат, родившийся в 1983 году. И тогда я подумала… А вы! – Робин вдруг вспомнила. – Вы так необычно вели себя в тот вечер, когда мы пришли в гости и я рассказала, что родилась от анонимного донора. Вы так странно смотрели на меня…
Сэм заморгала и покачала головой.
– В самом деле?
– Да! Как будто это совпадало с вашими мыслями. Как будто вы сами брали сперму от анонимного донора.
Сэм рассмеялась.
– Ничего себе! – сказала она. – Честно говоря, я не помню. Но если я странно смотрела на тебя, то, наверное, потому, что меня интересует все, связанное с родословной. Потому что у Джека нет отца. Наверное, я всегда подсознательно ищу подтверждение, ищу другие взгляды, другие способы смотреть на вещи. Я всю жизнь чувствовала себя виноватой в том, что он рос без отца.
Ее суровое лицо смягчилось, и она положила большую, грубоватую руку на руку Робин.
– Ох, милая, – ласково заговорила Сэм. – Милая девочка. Не могу поверить, что ты так долго терпела и при этом считала, что все делаешь неправильно. Тебе нужно было сразу же обратиться ко мне. Я бы уже давно успокоила тебя на этот счет и избавила от всех этих страданий. Потому что вы с Джеком идеально подходите друг другу. И поверь, я сделаю все необходимое, чтобы поддержать вас. Я верю в вас, а мне трудно говорить подобные вещи. Это мой мальчик, мой единственный ребенок, и никто не может быть достаточно хорош для него. Но ты можешь. Я искренне верю в это. А иначе зачем бы я пришла сюда?
Она немного помедлила, слегка приоткрыв рот после окончания своей речи и широко раскинув руки. А потом откинулась на спинку стула и рассмеялась.
Робин улыбнулась. Наконец-то все закончилось. Она почувствовала, как все плохое, подтачивавшее ее изнутри, уходит без следа. Она не спала со своим братом. Она не была извращенной дурой. Она была нормальной. Она была совершенно, абсолютно, великолепно нормальной.
– Ну, – продолжала Сэм, снова наклонившись к столу, – как ты теперь себя чувствуешь? Ты больше не сомневаешься?
– Нет. – Робин улыбнулась. – Но, пожалуйста, пообещайте мне одну вещь.
Сэм испытующе посмотрела на нее.
– Не рассказывайте Джеку. Пожалуйста, не говорите ему. Мне становится плохо, когда я думаю, что он узнает обо всех этих мерзостях, с которыми я носилась. Я просто хочу, чтобы у нас снова все было нормально.
Сэм улыбнулась и кивнула.
– Не беспокойся, – заверила она. – Твой секрет в надежных руках.
Полчаса спустя, после ухода Сэм, Робин первым делом позвонила Джеку.
– Прости меня, – сказала она. – Прости. Я психанула и вела себя как безумная. Но теперь я совершенно нормальная. Я скучала по тебе. Я люблю тебя. Сейчас я держу в руке ключи и готова приехать. Я еще могу переехать к тебе?
После секундного ошеломленного молчания Джек рассмеялся:
– Что, сейчас?
– Да, – ответила Робин и затаила дыхание. – Почему бы нет? Я могу собраться и быть у тебя к вечеру.
Джек снова рассмеялся.
– Вот это да, – задумчиво произнес он.
– Ты в порядке?
– Да, – ответил он. – Я велик и могуч. Просто я… Черт, я не знаю. Я так… Господи, даже не могу выразить это в словах. Я совсем отчаялся. Мне так не хватало тебя. Я думал… – Он помедлил и вздохнул: – Я думал, между нами все кончено.
Она улыбнулась и страстно подышала в трубку.
– Я ненавижу себя, – заявила Робин. – Просто ненавижу. И это… это была не я. Честно. Я так не поступаю. Но, с другой стороны, еще никто не предлагал мне жить вместе с ним.