Она отцепила листок бумаги от пробковой доски и сунула его в сумку на ремне.
Робин подняла блестящую крышку серебристого мусорного бачка на кухне Джека, – нет, на ее кухне, как ей постоянно приходилось напоминать себе, – и отпрянула. Он был до краев наполнен грудами тухлых отбросов, слипшихся в чудовищную запеканку с бумажными обрывками и картонками, втиснутыми по краям; из трещин выглядывали скомканные чайные пакетики, и все это было покрыто дряблыми потеками старой каши, счищенной с тарелок. Этот бачок следовало опустошить двенадцать часов назад, если не вчера утром. Сегодня Джек уехал довольно рано, он встречался со своим агентом за завтраком в каком-то модном клубе, о котором Робин должна была что-то слышать, но не слышала. Это означало, что Робин либо придется сидеть в квартире с вонючим и переполненным мусорным бачком, либо самой выбросывать мусор.
Робин никогда в жизни не выбрасывала мусор.
Это не означало, что она не знала о мусорных бачках или о том, что мусор время от времени полагается выбрасывать. Она сотни раз видела, как мать отрывает черный пластиковый прямоугольник, раскрывает его кончиками пальцев, одним энергичным взмахом наполняет его воздухом, а потом без усилий вставляет в мусорный бачок, обретавшийся под раковиной. Робин видела, как мать достает из бачка раздутый пакет, иногда с некоторым усилием, потом ловко завязывает края в узел и уносит. Куда-то. Робин действительно не знала куда.
Родители никогда не просили ее выносить мусор.
Она осмотрела бачок. Он был вдвое больше того, что стоял в родительском доме.
Она выдвинула несколько ящиков в надежде найти черный цилиндр с пакетами для мусора. Она подошла к окну и изучила участок перед домом в поисках знаков или мест, куда можно выбрасывать большие пакеты с мусором. Она ощущала смутную панику. Она должна найти в себе силы сделать это. Ей уже почти девятнадцать. Она изучает медицину. У нее все получится. Она так и не нашла мешки для мусора, но решила, что сойдет и пластиковый пакет из магазина. Она сняла крышку бачка и начала дергать за края мусорного пакета.
– Тьфу, блин! – прошипела она, когда ее пальцы скользнули по липкой каше.
Она снова потянула, и пакет выполз на несколько дюймов. Она вытащила его до половины, но потом отпустила. Казалось, он был набит свинцом и бетоном. Она ухватилась за углы, попробовала еще раз, напряглась и с силой выдернула пакет из бачка. Когда она сделала это, пакет угрожающе распух, а потом взорвался у ее ног. Вощеный деревянный пол Джека был завален обрывками, обрезками, огрызками и шкурками. Откуда-то снизу просочилась струйка мутной жидкости и потекла между половицами. Запах был таким едким, что Робин закрыла лицо ладонью.
У нее возникло искушение схватить свою сумочку, выбежать за дверь и не возвращаться до тех пор, пока Джек не вернется домой. Вместо этого она проплакала пять минут, а потом нашла в шкафчике под кухонной раковиной пару довольно больших желтых перчаток. Робин натянула перчатки, по-прежнему всхлипывая, и начала соскребать с пола отвратительный компост и сваливать его в большой пластиковый пакет. Она понимала, что выглядит жалко. Она знала, что в Индии есть босоногие дети, которые по двенадцать часов в день в палящую жару занимаются уборкой чужого мусора. Робин знала, что была глупой и избалованной. Но от этого вовсе не было легче.
Прошлым вечером, на пути из колледжа домой, поезд слишком долго задержался в тоннеле, и вагон быстро нагрелся до неприятной температуры. Робин почувствовала, как сердце учащенно забилось в грудной клетке. Машинист объявил, что движение временно приостановлено и он не знает, когда поезд сможет тронуться с места. Робин обвела взглядом вагон и окружавших ее незнакомцев. Ей попалось на глаза пустое сиденье в нескольких футах наискосок, и она задумалась о том, как лучше пробраться туда, не привлекая особого внимания. Сердце забилось еще сильнее, и она не сомневалась, что мужчина, стоявший рядом с ней, слышит этот стук. Ее периферийное зрение начало затуманиваться, и она представила, как сползает по стене вагона, как ее несут к ожидающей машине «Скорой помощи», завернутую в серое одеяло, и все смотрят на нее. Когда Робин увидела все это со стороны, ее сердце забилось с такой частотой, что она уже собиралась позвать на помощь, но поезд наконец с шипением вернулся к жизни, рывком тронулся с места, и сердцебиение замедлилось. Но за те несколько мгновений она ощутила, каково это: потерять рассудок и не иметь власти над собой. В тот момент она совершенно забыла, кто она такая.
Она не понимала, почему чувствует себя такой расхлябанной. Сейчас, когда все наладилось, она была главной героиней собственной романтической истории. Она жила в квартире на Холлоуэй-авеню со своим возлюбленным литератором, имела безупречное лицо и тело, вела безупречную жизнь. Она была Робин Инглис, самой удачливой девушкой в мире. Но ее мир как будто застрял в тоннеле, как вчерашний поезд метро. Она не могла двигаться дальше от того темного места, где находилась, когда считала Джека своим братом. Она испытывала странную нервозность и печаль. Робин была счастлива только в то время, когда Джек находился рядом и они оставались наедине. В остальное время она чувствовала себя потерянной.
Робин посмотрела на тяжелый пакет, который она стащила по лестнице, задевая за каждую ступеньку. Она вынесла пакет на садовую дорожку и, к своему удивлению, обнаружила два больших зеленых контейнера немного ниже ее роста, стоявших бок о бок у садовых ворот. На них белой краской был написан номер дома. Робин осторожно откинула крышку, и ей в лицо ударила очередная порция густой вони. Робин попыталась забросить пакет в пасть мусорного контейнера, но потерпела неудачу. Мужчина средних лет проезжал на велосипеде мимо дома. Он замедлил ход, с любопытством посмотрел на Робин, и на мгновение ей показалось, что сейчас он остановится и предложит помочь. Но этого не произошло, и он поехал дальше. Робин смотрела, как он сворачивает на улицу; ей хотелось швырнуть пакет с мусором ему вслед. Она трижды пробовала загрузить пакет в контейнер, но потом сдалась и оставила его на мостовой.
Вернувшись в квартиру, она рассмотрела возможность заняться курсовой работой и немного подучиться, но вместо этого решила вернуться в постель. Простыни были еще слегка теплыми от их тел, и кровать пребывала в состоянии живописного беспорядка. Робин вспомнила, как, проснувшись утром, удовлетворенно любовалась затылком Джека, а потом испытала беспокойство и смутную панику, когда он напомнил, что собирается на деловую встречу. С этой минуты ее день словно раскололся пополам.
Робин лежала, прижавшись щекой к подушке Джека, и вдыхала его запах. Потом она снова расплакалась.
Во что она превратилась? Этот новый вариант своей личности был ей ненавистен. Она превратилась в одного из тех людей, которых сама презирала: эмоционально зависимых, прилипчивых, безнадежных. Она не могла вынести мусор. Она не могла ездить одна. Она не могла нормально функционировать в отсутствие своего партнера. Каждый раз, когда он выходил из комнаты, у нее опускались руки. Лишь запах его подушки мог вывести Робин из беспросветного уныния. Она выглядела жалкой.
Выплакавшись, она погрузилась в неглубокий сон. Перед ней развернулось сновидение о сестрах, об их изможденных лицах и измученных телах незадолго до конца, облаченных в красивые модные платья, которые родители упрямо продолжали покупать для них. А потом ей приснился мальчик. Он толкал одну из ее сестер, сидевшую в кресле-каталке. «Прыгай», – сказал он, и Робин запрыгнула на колени к сестре. Только это больше не была ее покойная сестра. Это была другая женщина, высокая, с длинными ногами и длинными волосами. Робин поняла, что между ними произошел контакт, и почувствовала, как руки той женщины обнимают ее. Робин слышала, как мальчик что-то насвистывает, и видела, что они приближаются к паре дверей перед ними. На одной двери висела табличка, но Робин не могла прочитать ее. Она знала, что, если захочет уйти от насвистывающего мальчика и длинноногой женщины, ей нужно спрыгнуть с кресла-каталки, прежде чем они достигнут двери, но потом она успокоилась и расслабилась в объятиях женщины и медленно подъехала к двери. Она держала руку женщины в своих ладонях и думала, что от нее приятно пахнет, совсем как от Джека. Потом двери открылись, и Робин проснулась.
Звонил ее телефон.
Она села и так быстро спустила ноги с кровати, что закружилась голова.
– Да, – прошептала Робин в телефон.
– Привет, милая. – Это была ее мама. – У тебя все в порядке?
Робин успокоилась.
– Да, – ответила она. – Все замечательно. Я только что видела странный сон.
– Ты спала? Но уже около одиннадцати.
– Знаю, знаю. Я уже вставала. Просто не знаю… я устала. Ночью мне не спалось.
– Ты уверена, что все в порядке?
– Да, правда. Я просто… – Она переместила телефон к другом уху. – Я не знаю. Все как-то странно.
– Ты одна?
– Да. У Джека деловая встреча.
– Хочешь, я приеду?
Робин помедлила. Ей хотелось сказать «да», но, с другой стороны, Джек должен был вернуться уже через полчаса. Она вздохнула:
– Нет, у меня правда все в порядке.
– Только что получила заказную бандероль для тебя. Я расписалась в получении. Хочешь, я посмотрю, что это такое?
– Хорошо. – Она зевнула.
– Ох, – сказала мать несколько секунд спустя. – Думаю, я знаю, что это. Это такой набор, знаешь, для тестирования ДНК. Он предназначен для тебя. – Ее голос был взволнованным. – Что мне с ним сделать?
Робин задумалась. Она заполнила формуляр две недели назад и поставила галочку в графе о согласии пройти тест на ДНК. Она сделала это лишь ради матери. «Какой от этого вред? – спросила мама. – Ты все равно можешь не встречаться с ними. Но по крайней мере ты будешь знать, кто они такие».
Робин представила коробочку в руке у матери. А потом она вспомнила свой сон: радостный мальчик, толкающий кресло-каталку, ласковая женщина с длинными руками, загадочные двери, ведущие в неведомое место. Робин думала о том, какие чувства вызвал этот сон: сначала неудобство, а потом радость, когда она позволила той женщине обнять себя и мальчик повез их неведомо куда. Это был один из тех снов, которые казались чем-то большим, чем обычные сны; он как будто указывал на что-то. Она заблудилась, и мальчик во сне показал ей, куда нужно идти. Она ощущала нечто вроде невидимого веревочного моста, протянутого между ее сознанием и коробочкой в руке матери. Там заключался ответ.