Он лег вместе с ней, и некоторое время они отдыхали в молчании, глядя на пронзительно-голубое небо думая каждый о своем.
Тишина была абсолютной, лишь иногда она прерывалась чириканьем какой-то мелкой птахи, скрытой в кустах. Дин не помнил такой тишины с самого детства, тогда он был в похожем месте где-то в Девоне и лежал рядом с Томми, потный и усталый после двух часов игры в солдатиков. Дин ясно помнил этот момент: оба громко и тяжело дышали, трава щекотала шею, щеки раскраснелись, глаза из-за опущенных ресниц смотрели на слабо пульсирующий шар солнца над головой. Дин помнил, как впитывал в себя это чувство, сохранял его глубоко внутри, потому что понимал, что это редкое и особенное чувство. А теперь снова стоял идеальный безоблачный день с ласковым солнцем, высокой травой и родственной душой. Дин закрыл глаза и снова вдохнул в себя это чувство, гадая, сколько пройдет времени, прежде чем он снова ощутит такую полноту.
Он позволил своим мыслям свободно блуждать в подсвеченной красноте за опущенными веками. Он думал о вещах, о которых не позволял себе размышлять уже долгое время. Он думал о минутах перед больничной палатой, где за дверью тихо умирала Скай. Он думал о лице Розы, когда врач объяснил им, что случилось; о том, как оно словно обрушилось и обвисло, превратив ее в столетнюю старуху. Еще Дин думал о том, как выглядела его дочь в той пластиковой коробке, – почти нечеловечески, вне представлений о нормальных существах, что-то вроде двухголового уродца или коровы с шестью ногами. Все было странно и ненормально, но дочка казалась лучезарно прекрасной, как мимолетное видение небесного ангела. Дин так долго не думал об этих вещах, потому что они вызывали у него тошноту, но здесь и сейчас он мог спокойно размышлять о них.
Внезапный порыв ветра прошумел как горный ручей. Дин открыл глаза и увидел, что Лидии рядом нет. Он сел слишком быстро, и кровь прихлынула к голове, раскачав мозг из стороны в сторону. Потом Дин увидел Лидию; она стояла в нескольких футах от него, засунув руки в карманы.
– Ты прав, – сказала она. – Я веду себя слишком театрально. Этому можно придумать любое объяснение. Но сейчас мне нужно увидеть дядю Рода.
Он кивнул.
– Ты знаешь, где он живет?
– Типа того, – сказала она. – Я знаю название поселка. Когда мы окажемся там, нужно будет лишь спросить. Правда, наступает вечер. К тому времени, когда мы закончим, будет уже слишком поздно торопиться на обратный поезд до Лондона. Я бы сняла комнату, что-нибудь простое, с ночлегом и завтраком. Но решать тебе. Если хочешь, я вызову такси, чтобы тебя подбросили к вокзалу, или же оставайся со мной.
Дин встал на ноги и потянулся. Он обдумал возможность выбора. Ему хотелось узнать, что случилось с маленьким братом Лидии. Но у него появилось ощущение, что Лидия хочет сделать это самостоятельно. Кроме того, у него были дела, которые нужно завершить, и люди, с которыми нужно поговорить. За последние десять минут в этой заброшенной лощине с густым и чистым воздухом Дин больше узнал о себе, чем за последние двадцать лет своей жизни. Он мог стать более полноценной личностью.
Теперь он знал, откуда происходит Лидия; он видел ее муниципальную квартиру, неказистый городок – то место, откуда она сбежала. И видел, к чему она пришла: особняк, домработница, дюжий тренер с фальшивым загаром. Дину не нужен особняк, домработница и личный тренер. Он просто хочет иметь больше, чем сейчас. Впервые в жизни он действительно поверил, что не только способен на большее, но и заслуживает большего.
– Пожалуй, я вернусь, если ты не возражаешь, – сказал он.
– Вот и отлично. – Лидия улыбнулась.
– А он клевый, этот твой дядя?
Она снова улыбнулась.
– Насколько я помню, да. Правда, я мало что помню, но совершенно уверена, что он милый человек.
– Хорошо. – Дин кивнул. – И с тобой все будет в порядке, если ты останешься здесь?
– Да. – Она расхохоталась. – Я большая девочка.
– Это точно, – согласился он. – Я знаю, какая ты. Ты блестящая. Я просто…
Какой-то момент он глубокомысленно созерцал свои кроссовки, гадая о том, должен ли он высказать то, что у него на уме. Потом посмотрел на нее и покраснел.
– Я совсем недавно нашел тебя и не хочу потерять еще раз. Вот и все.
С лицом Лидии произошло что-то странное. Оно приняло иное положение, как будто она собиралась изобразить какую-нибудь знаменитость, а потом она вдруг расплакалась.
– Иди сюда, – сказала она.
Он шагнул навстречу и позволил ей обнять себя. Сдержанность и жесткость остались, но прежняя напряженность прошла. Ощущение стало более знакомым.
– Я никуда не уйду, – прошептала Лидия, прижавшись губами к его уху. – Я буду с тобой сейчас и всегда, хорошо?
– Хорошо, – прошептал он ей на ухо.
Тогда они направились прочь от сладостной тишины и уединения этого крошечного уголка вселенной к ожидавшему их такси.
Лидия
Первый же человек, к которому обратилась Лидия, точно знал, где живет Родни.
– Вон там, – сказала немного рассеянная женщина в синем головном платке. – Там, по другую сторону от ратуши; его коттедж как будто заваливается набок. Снаружи растет плакучая ива.
Лидия благодарно улыбнулась, довольная своей памятью. Ничего не изменилось. Она была уверена, что местные жители стали бы возражать и говорить, что все уже не так, как раньше, что все изменилось, но для свежего взгляда Лидии место, где она выросла, осталось точно таким же, как раньше, вплоть до рассеянных женщин неопределенного возраста в синих платках.
Теперь Лидия стояла перед коттеджем, который был как раз таким, как его описали, – ветхим и неустойчивым, но не лишенным своих прелестей. Не последней из них была причудливая ива, склонившаяся, как запрокинутая длинноволосая голова, в маленьком саду, разрисовывая все, что находилось в ее тени, пестрыми мавританскими узорами.
Парадная дверь коттеджа была сбита из широких деревянных досок, выкрашенных в серый цвет. Лидия подняла тяжелое железное кольцо и постучала им в железную пластинку на двери. Потом повернулась к водителю такси, стоявшему на дороге, и послала ему нервную улыбку.
Секунду спустя дверь отворилась и перед Лидией предстал дядя Род. Он был маленьким жилистым мужчиной с моложавой фигурой, но костлявым и грубоватым лицом. Его волосы были выкрашены в черный цвет, и он по-прежнему носил маленькое серебряное колечко в мочке левого уха. Он был одет в клубную футболку, что-то из тематики хэви-металла, с крестами и змеями, и выцветшие голубые джинсы. Он с любопытством посмотрел на Лидию через круглые очки в проволочной оправе.
– Добрый день, – произнесла она так невозмутимо, как только смогла. – Я Лидия.
– Ну разумеется! – Его лицо расплылось в улыбке. – Боже правый, ты ничуть не изменилась. Заходи же. – Он шире распахнул дверь, показав кухню, выложенную каменными плитами, и маленькую собаку со свалявшейся шерстью, сидевшую рядом с ним с высунутым языком.
– Это нормально? – спросила она. – Я вовремя?
– Как раз вовремя. – Дядя Род снова улыбнулся. – Я только что собирался приготовить ужин. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне.
Лидия посмотрела на этого мужчину с внешностью лесного духа и ощутила приветливое тепло уютного и обжитого дома за его спиной. Желудок был совершенно пуст, и Лидия увидела на кухонной столешнице разделочную доску со свежими травами и маленькую сырую курицу в форме для жарки. Лидия подошла к водителю, отсчитала пять двадцатифутовых купюр из толстой пачки в своей сумочке, а потом проводила машину глазами.
– Должен сказать, – начал Род, проводив Лидию на кухню и усадив за видавший виды деревянный стол, покрытый бумагами и старыми газетами, – ты выглядишь очень хорошо. Пожалуй, когда я видел тебя в последний раз, тебе было около…
– Восемнадцать лет. Это было на отцовских похоронах.
– Да, правильно. Тогда я видел тебя, но издалека. Я не хотел мешать.
Лидия сочувственно кивнула, как будто прекрасно понимала, почему Род держал дистанцию на похоронах, хотя не имела ни малейшего представления об этом.
– Тетя Джин сказала, что ты тогда собиралась в университет со всеми своими высшими баллами. Готов поспорить, отец бы очень гордился тобой.
– Он не знал, – сказала Лидия и вытерла влажные ладони о бедра. – К тому времени, когда я получила результаты экзаменов, он лежал в клинике. Я рассказывала ему, но не думаю, что он слышал. Ты меня понимаешь?
Род кивнул и облокотился на столешницу, скрестив лодыжки.
– Думаю, я догадываюсь, почему ты здесь.
Лидия только улыбнулась.
– Значит, ты получила вырезки?
– Да, я все получила, – ответила она.
– Хорошо. Прошу прощения, это был далеко не идеальный план. Но, видишь ли, я хранил при себе этот чудесный секрет около тридцати лет, понимаешь? Иногда тридцать лет – это слишком много. – Он замолчал и повернулся к столешнице, где начал последовательно измельчать зелень, разделывать курицу, наполнять брюшную полость начинкой, втирать под кожицу сливочное масло, резать морковку, чистить картошку и кипятить воду. Лидия жадно следила за ним, прислушиваясь к словам, произносимым с протяжным валлийским выговором.
– Так или иначе, – продолжал Род, – иногда чувствуешь, что пришло нужное время. Ты оставляешь что-нибудь при себе и знаешь, что должен будешь что-то сделать с этим, но постоянно откладываешь, а потом что-то происходит, и ты думаешь: «Ага, теперь я понимаю, почему так долго ждал, потому что сейчас настал нужный момент». Так вот, именно это я почувствовал, когда увидел в газете ту статью. Я и дальше мог жить с пониманием того, что ты не знаешь своего настоящего отца, это было что-то вроде прощального дара моему брату, но ведь ты не знала и о своих братьях и сестрах и считала, что одна на целом свете… В общем, я совершил ужасную ошибку или не совершил ее, и ты можешь навеки возненавидеть меня за это, но в самой глубине души я чувствую, что поступил правильно.
Он отвернулся от нее, и она заметила, как острые края его лопаток ходят под тканью черной футболки. Лидия ощутила необъяснимую жалость к нему, поэтому поднялась из-за стола и встала рядом.