Робин не могла точно вспомнить, что они говорили: это были просто слова. Если бы этот момент был сценой из кинофильма или из книги ее жизни, там бы не было никакого диалога, только волнующий саундтрек, возможно, что-то эпическое, вроде «Игры Престолов». Но она помнила ошеломительное чувство принадлежности к чему-то большему и несравненное ощущение гордости, когда она шла вместе со своей прекрасной сестрой и симпатичным братом к платформе номер девять и к поезду, который должен был отвезти их к отцу.
Лидия
Лидия благоговейно смотрела на отца, а он смотрел на нее.
– Привет, – сказала она. – Я – Лидия.
Дэниэл напряженно всмотрелся в ее лицо и улыбнулся.
– Ты очень хорошенькая, – надтреснутым голосом произнес он. Потом он повернулся к Робин и добавил: – И ты тоже.
Девушки рассмеялись, радостно и немного нервозно. Потом он увидел Дина и протянул худую руку, похожую на клешню.
– А ты просто красавец.
Дэниэл закрыл глаза, словно усилие оказалось для него непомерным. Но его губы оставались изогнутыми в подобии улыбки, а рука по-прежнему удерживала руку Дина. Трое детей стояли и смотрели на отца.
В комнате стояла звенящая тишина, потрясенная, благоговейная тишина осознания и согласия, тишина впечатлений и размышлений, не находивших словесного выражения. Было ясно, что никто из них не получил ожидаемого, и каждый из них был глубоко взволнован ужасным видом человека, лежавшего на постели. Было ясно, что это не момент из финальной сцены слезливого телесериала. Беседа будет не пылкой и не проникновенной, а обычной и неловкой. Встреча с этим незнакомым человеком в последние часы его жизни никак не могла изменить жизнь Лидии. Да и всех остальных, если уж на то пошло.
Но из всех замечательных событий, произошедших в жизни Лидии на прошлой неделе, эта встреча, наверное, была самой замечательной. Она стояла рядом с отцом, в окружении брата и сестры. А на другом конце комнаты стоял человек, который был ее дядей, и не только дядей, но близнецом и двойником ее отца. Почти все в этой комнате были кровно связаны друг с другом. Эта мысль кружила голову. Лидия повернулась к Дину и улыбнулась, а он улыбнулся в ответ. Ей было интересно, о чем он думает. В отличие от Лидии и Робин, он впервые видел человека, которого мог называть своим отцом.
– Как вы себя чувствуете, Дэниэл? – спросила добрая женщина по имени Мэгги, которая по дороге от станции назвалась «подругой» Дэниэла.
Он слегка повернул голову.
– Я рад, – сказал он.
Женщина по имени Мэгги просияла при этих словах, и к ее глазам подступили слезы.
– Хорошо, – сказала она. – Это правда, правда хорошо.
Лидия чувствовала, что это все, чего желала женщина по имени Мэгги. И может быть, несмотря на цинизм, это и был торжественный финал, последнее «долго и счастливо». Простые слова. Замкнутый круг; история, доведенная до логического завершения.
Внезапно Дэниэл распахнул глаза, и его странный взгляд снова обошел всех троих, от одного лица к другому, прежде чем опустились тяжелые веки.
– Где мальчик? – хрипло спросил он. – Тот, другой?
Лидия сглотнула. Она знала, что это выйдет наружу. Грустно улыбнувшись, она прикоснулась к отцовскому плечу.
– Он был моим братом, – сказала она. – Он умер в младенчестве. Внезапная остановка дыхания.
Она видела, как отец зажмурился при этих словах.
– Я знал это, – сказал он. – Я знал. Бедный маленький мальчик. Сколько ему было?
– Шесть месяцев, – ответила она. – Его звали Томас.
– Томас. – Он попробовал имя на вкус. – Бедный маленький мальчик. Как грустно. Для тебя. Для твоей матери. Для всех нас. Очень, очень грустно.
Потом он отвернулся от них и тяжело уткнулся лицом в подушку.
– Спасибо вам, спасибо вам всем, что пришли сюда. Я счастлив.
Он снова закрыл глаза, и Лидия вопросительно посмотрела на Мэгги. Та улыбнулась и наклонилась к Дэниэлу.
– Хотите отдохнуть? – спросила она и взяла его за руку.
Он кивнул, медленно и мучительно. Секунду спустя стало ясно, что он заснул. У Лидии закололо сердце. Она внезапно оказалась в прошлом, в душной больничной палате в Кардиффе, в ожидании смерти своего отца, гадая, какой она будет, когда наконец придет к нему.
– Пойдемте, – сказала Мэгги и отпустила руку Дэниэла. – Давайте выпьем чаю, пусть он поспит.
Мэгги привезла их в квартиру Дэниэла около полуночи, когда стало ясно, что он еще жив, а последний поезд до Лондона давно ушел. Они оставили Марка в хосписе. Он собирался провести ночь на койке для посетителей рядом со своим братом, не в силах вынести мысль о том, что Дэниэл умрет посреди ночи, в полном одиночестве. Комната Дэниэла стала почти уютной. Марк лежал под одеялом и читал при включенном ночнике; все было тихо и спокойно, и трудно было поверить, что посреди этой тишины и уюта находится умирающий человек.
В автомобиле Мэгги все сидели тихо. Они разговаривали целый день, разговаривали о многом. Теперь им нужно было немного времени, чтобы переварить это. Лидия сидела впереди, теплый ветер трепал ее волосы через открытое окошко, глаза глядели на меняющийся ландшафт. Он пролетал мимо полосами и вспышками: уличные фонари и повороты, ночные кафе и сигнальные огни. А наверху взошла большая полная луна, смотревшая на Лидию и как будто читавшая ее мысли. Лидия смотрела на меловые очертания луны и размышляла о своем существовании, которое началось в маленькой пробирке на Харли-стрит и было готово закончиться в маленькой комнате в Бери-Сент-Эдмундсе. Она думала о худом, сером мужчине в кровати, мужчине, который сказал ей, что она прекрасна, и пыталась найти хотя бы проблеск чувства, за который могла бы уцепиться, но там ничего не было. Дэниэл казался приятным человеком. Если его брат и подруга были людьми, чье мнение стоило учитывать, наверное, он был очень хорошим человеком. Но не более того. Приятный француз.
Лидия отвернулась от луны и посмотрела на своих спутников. Она смотрела на своего угрюмого брата, чье лицо было окрашено разноцветными огнями снаружи, глядевшего в далекое пространство; она смотрела на хорошенькую младшую сестру с телефоном в руке, яростно набиравшую текстовое сообщение, и понимала, что все это значило для нее. Не отец, а эти двое. Ее брат и сестра. Лидия была рада, что увидела своего отца, рада для галочки в своей личной истории, но это был не тот отец, в котором она нуждалась, не член ее семьи.
– Хорошо, – сказала Мэгги и подавила зевок, вынимая вещи из высокого шкафа на вершине лестницы. – Может быть, девочки разделят двуспальную кровать в комнате Дэниэла? Мне нужно поменять белье, ведь там спал Марк. А вы, – она обратилась к Дину, – вы располагайтесь на диване, если не возражаете. Здесь много одеял. Договорились?
Дин молча кивнул и взял одеяло из протянутых рук Мэгги.
– На кухне есть все, что вам нужно: хлеб, молоко, сок и так далее. И у вас есть мой номер, в случае необходимости. Если понадобится что-то еще, только позвоните. Я живу в десяти минутах отсюда, могу приехать очень быстро.
Она показала им кухню, балкон, замки на входной двери, а потом, едва ли не извиняясь, попрощалась.
– Я буду здесь завтра утром, – сказала Мэгги. – Довольно рано. И если ночью будут какие-то известия, я дам вам знать.
Минуту спустя Лидия закрыла за ней дверь и посмотрела на Дина и Робин. Даже без слов было ясно, что все они думают об одном и том же. Сегодня был долгий, трезвый и напряженный день, и Мэгги, которая для них символизировала материнскую фигуру, только что оставила их наедине друг с другом. Даже с учетом их возраста казалось странным, что их оставили дома одних. После судьбоносных событий прошедшего дня они как будто получили разрешение вести себя соответственно своему возрасту.
– Кажется, в холодильнике лежала бутылка вина? – осведомилась Робин с озорным блеском в глазах.
– Две бутылки, – отозвалась Лидия.
– Да, а тут целый стеллаж; вы только посмотрите. – Дин указал на прямоугольный стеллаж, прикрученный к стене в коридоре.
– Я даже не устала, – заявила Робин.
– И я тоже, – сказал Дин.
Лидия улыбнулась.
– Ну что же, – сказала она. – Мне казалось, что я устала. Но, боже милосердный, после такого дня мне в самом деле нужно выпить.
– Тогда начнем? – предложила Робин.
– Не похоже, что он когда-нибудь выпьет все это, верно? – невинно спросила Лидия.
– Лидия! – в притворном шоке воскликнула Робин. – Как ты можешь так говорить?
Дин рассмеялся, и Лидия посмотрела на него.
– Что? – спросила она.
– Ты, – сказал он. – У тебя нет сердца.
– У меня есть сердце, – шутливо отозвалась она. – Но вино просто пропадет, если мы не выпьем его.
– А как насчет его брата? Ему тоже захочется, когда он вернется… знаешь, после…
– Смотри! – сказала Лидия и обвела жестом винный стеллаж. – Здесь целая куча! Мы просто заменим бутылки. Он хотел бы, чтобы мы выпили это, можете не сомневаться. Ради бога, он же француз!
Через несколько минут они собрали бокалы, нашли штопор, достали из холодильника бутылку вина – очень дорогого на вид – и устроились на полу в гостиной, наблюдая за тем, как Лидия вынимает пробку. Кто-то включил лампы на столе, и дверь балкона была открыта, впуская порывы прохладного ночного воздуха. Часы на каминной полке показывали четверть первого.
Лидия подняла полный бокал вина и обратилась к родственникам:
– За нас, кем бы мы ни были!
Но, глядя на них, она внезапно осознала, кем именно они были. Они были просто детьми. Не такими «детьми», которые входят в один и тот же дом и выходят оттуда. Не такими «детьми», о которых спрашивают родители, когда их нет рядом: «Вы не видели детей?» И тем не менее они были детьми.
– За детей Дэниэла, – с улыбкой сказала она. – Во всем блеске их славы.
Робин ухмыльнулась:
– Мы очень славные, правда?
Дин фыркнул:
– Да, вы двое. А я гадкий утенок.
Девушки ласково рассмеялись, а потом все трое сдвинули бокалы и выпили. Дин нашел проигрыватель и поставил единственный компакт-диск из коллекции их отца, который все трое одобрили к прослушиванию: альбом «