Долгие годы Лидия жила и дышала своей работой. Долгие годы ее разум был чистым и упорядоченным, просторным и открытым местом, словно мансардная квартира, оформленная в минималистском стиле. Теперь он больше напоминал безумный чердак, заваленный интригующими коробками, безделушками и старинными сокровищами. Нынешнее умственное состояние мешало Лидии хотя бы в некоторой степени сосредоточиться на работе. Через полчаса сидения за столом она встала и решила немного прогуляться. Посмотрев в окно, Лидия увидела место, которого старалась избегать уже несколько месяцев. Она слышала звуки, от которых стыло сердце: пронзительные крики и вопли маленьких детей на площадке для игр. Лидия никогда всерьез не думала о причине своего отвращения к детским площадкам, исходя из предположения, что это как-то связано с ее двойственным отношением к детям вообще. Но теперь она точно знала, почему старалась избегать их, а также понимала, что настало время встретиться с этим страхом лицом к лицу и преодолеть его.
Она почти спустилась по лестнице, когда услышала звук ключа в замке парадной двери и увидела через матовое стекло силуэт Бендикса. Лидия затаила дыхание, сдерживая вспышку нервной энергии, и даже нацепила на лицо улыбку. Бендикс вошел и сразу же изумленно уставился на нее.
– Ты вернулась! – произнес он. – Где ты была?
Его красота, как всегда, моментально захватила Лидию, и она ощутила где-то глубоко внутри глухую пульсацию, свидетельствовавшую о том, что ее влечение к нему ничуть не уменьшилось даже в свете его прегрешений.
– Я встречалась с отцом, – тихо сказала Лидия.
Бендикс выглядел сконфуженным.
– Но я думал, что твой отец…
Лидия опустилась на ступеньку и вздохнула:
– Нет, речь не о нем. Другой отец, мой настоящий отец, который был донором.
– Ого. – Бендикс остановился и потер подбородок. – Это и впрямь большое дело. Как прошла встреча? Все нормально?
Она улыбнулась, а потом рассказала ему о хосписе и о том, как второй раз в жизни наблюдала за смертью своего отца. Бендикс уселся на нижней ступеньке и смотрел на Лидию с сочувствием и состраданием.
– Ты очень сильный человек, Лидия, – искренне сказал он. – Правда, ты поразительная. Я что-нибудь могу для тебя сделать? Хочешь еще поговорить? Сегодня вечером я свободен, может быть, поужинаем вместе?
Она отвела за ухо выбившуюся прядь волос и кивнула.
– Было бы неплохо, – сказала Лидия. – Если ты уверен…
– Конечно же, я уверен! Я беспокоюсь о тебе! И хочу быть полезным здесь… – Тут он замешкался и неуклюже уставился в пол.
«Ну вот, начинается, – подумала Лидия. – Сейчас будет что-то плохое».
– Послушай, Лидия, – начал Бендикс. – Я… э-э-э… я хочу тебе кое-что сказать. Я уезжаю от тебя…
Сердце Лидии на мгновение замерло, и она заморгала.
– Ох, – только и сказала она.
– Ничего личного, честное слово. Это… – Он помедлил, глядя в пол и подбирая слова. – Дело во мне. Я слабый. Я снова начал транжирить деньги, Лидия. Я снова залез в долги.
– Ох, Бендикс… – Лидия едва не расплакалась от облегчения.
– Да, я знаю. У меня осталась одна кредитная карточка, которую не разрезали пополам. И пока я живу здесь, в этом прекрасном доме, я могу делать вид, будто все замечательно. Я могу притворяться, что у меня хорошая жизнь и что я успешный человек. Но моя жизнь не хорошая, а тупая. Я сам тупой. Поэтому сегодня я аннулировал свою карточку. И выставил на eBay все свои вещи: одежду, обувь и прочие игрушки. Все вещи, которые я почему-то считал нужными и важными для себя. Смотри. – Он толкнул курьерскую сумку, стоявшую у него между ног, и показал ее Лидии. – Я устроился курьером. Ха, словно подросток! Кроме того, я нашел себе комнату. Это что-то ужасное, и я даже не могу точно вспомнить адрес, какая-то Парковая улица. На самой окраине, Лидия! Но это очень дешевое место, и каждый раз, когда я буду просыпаться там, это будет напоминанием, что мне нужно усердно работать, играть по-честному и жить по средствам, если я хочу когда-нибудь стать человеком, который может жить в таком доме благодаря собственным заслугам. Понимаешь? Так что здесь нет ничего личного. Мне нравилось жить здесь, рядом с тобой. Это была честь для меня. Но я должен так поступить, если хочу вести нормальную жизнь. Да, и еще… – Он сунул руку в карман куртки и достал бумажник. – Вот, – сказал Бендикс, вынимая сложенные купюры, – сто пятьдесят фунтов. Твои. – Он протянул деньги, и Лидия молча посмотрела на них. – Возьми, пожалуйста.
– Нет, Бендикс, не надо. Мне не нужны твои деньги.
– Это не мои деньги, а твои. Которые я нечестно занял у тебя, хорошо понимая, что не смогу вернуть долг. Но эти деньги я выручил за свой телефон. Теперь я хочу, чтобы ты взяла их, и тогда я смогу спокойно спать по ночам…
Лидия продолжала смотреть на деньги. Она не нуждалась в них. Она не хотела их брать. Но понимала, что должна взять их ради Бендикса.
– Спасибо, – сказала она и взяла купюры. – Хотя не стоило этого делать, но все равно спасибо.
– Нет, Лидия, это я тебе благодарен. Спасибо за то, что ты была так добра ко мне. И спасибо за… ну, ты понимаешь… – Он застенчиво улыбнулся. – И надеюсь, что мы по-прежнему сможем встречаться друг с другом, если хочешь. Потому что я сам хочу этого. Очень хочу.
Лидия посмотрела на него и подумала: «Да, я хотела бы снова встретиться с тобой. Я хотела бы снова заняться с тобой сексом. И хотя я знаю, что это никогда не превратится во что-то серьезное, что мы не поженимся и не будем жить долго и счастливо, я надеюсь, что мы так или иначе останемся друзьями».
– Отлично, – сказала она. – Теперь я могу звонить и вызывать личного курьера.
– Да! – Бендикс просиял и раскатисто захохотал. – Да, я дам тебе свой новый номер!
Лидия улыбнулась и почувствовала, как крошечные фрагменты ее жизни, до сих пор парившие вокруг в неопределенном состоянии, аккуратно занимают свои места. «Ну вот, – подумала она. – Теперь все так, как должно быть. Теперь можно двигаться дальше». Но потом она вспомнила, что остался еще один фрагмент ее жизни, с которым нужно было разобраться.
На детской площадке царило оживление. Было четыре часа дня; школы и детские сады недавно опустели, и солнце стояло высоко в бледно-голубом небе. Лидия села на скамью, намеренно повернувшись лицом к площадке, и стала благоговейно наблюдать за происходящим через прутья решетки. «Посмотри на них, – твердила она себе. – Только посмотри на них». Откуда они пришли? Кем они станут? Были ли они зачаты по любви, из чувства долга, в момент страсти или в пьяном угаре? Знали ли они своих отцов? Знали ли они своих матерей? Может быть, у них есть сводные братья и сестры, кузены, дядюшки и тетушки. Каждый ребенок олицетворял целую увлекательную историю встреч и расставаний, причин и следствий, и каждый из них мог создать собственную новую историю. Это было умопомрачительно.
Раньше Лидия не замечала, как разные люди и события вписываются в нечто вроде огромной сети, не думала, каким образом каждый человек влияет на все остальное, что его окружает. Для нее всегда существовала только она сама. Только Лидия. Не имеющая прямого отношения ни к кому и ни к чему, обреченная не знать собственную историю. Она никогда не расспрашивала Джульетту о ее жизни, потому что один-единственный вопрос мог вызвать к жизни образы десятков других людей, о которых тоже придется думать. Именно поэтому Лидия завела кошку, хотя в душе была собачницей. Кошка не ожидает, что ты с ней подружишься. Именно поэтому Лидия испытывала такую неприязнь к ребенку Дикси. Ведь Дикси растила свое продолжение, порождающее новые истории, новых людей и новые связи. Продолжение рода, самая естественная вещь в жизни. Однако для Лидии это долго было пугающей идеей.
Но теперь она видела, как ее жизнь вписывается в целое. У нее появились связи и собственная история. Поразительная история, не похожая на чьи-то еще. У нее появились брат и сестра, а также новорожденная темноволосая племянница. У нее когда-то был другой брат – крошечный, похороненный в тихом уголке ее малой родины. У нее была домработница, возможно, чрезмерно заботливая и недоверчивая, но питавшая к ней взаимную привязанность и уважение. У нее был добросердечный дядюшка со стороны валлийского отца и еще один добросердечный дядюшка со стороны французского отца. И теперь она имела мужчину, который вожделел ее, считал ее желанной и интересной женщиной. У нее не осталось родителей, но она имела гораздо больше, чем многие другие.
Лидия сняла кашемировый кардиган и позволила солнцу какое-то время греть обнаженные руки. Она смотрела через прутья решетки на играющих детей, невинных и не знающих о собственных историях, которые медленно разворачивались и день за днем вели их к неизвестному завершению.
А потом она подумала о маленькой девочке, которая подрастала где-то в сельском коттедже в самом сердце Уэльса.
Лидия подумала о Виоле Диксон-Пэрри, о дочери своей лучшей подруги, о девочке, которую она никогда не держала на руках.
Лидия достала из сумочки мобильный телефон и набрала номер Дикси.