– Мы даем тебе неделю отпуска. Поезжай к своей матери, помирись с ней и отдай камень. Все расходы мы оплатим. Бен поедет с тобой.
– Ни за что! Если я решу встретиться с мамой, то сделаю это одна, без сопровождения. И никаких камер и фотографов! Это моя личная жизнь, Стюарт, а не реалити-шоу, ты меня понял?
Стюарт вскидывает брови.
– Так ты готова поехать?
Я задумываюсь о маме. Пожалуй, время пришло. Это мой долг перед ней и Бобом. Да, меня злит, что Стюарт пытается мной манипулировать, но теперь у меня есть причина вернуться в Харбор-Ков. Майкл тоже не будет возражать. Ситуация уже вышла из-под контроля. Анна Фарр готова простить. Однако я обязана думать о репутации Майкла и моей собственной, а также о самолюбии мамы, поэтому подробности никто и никогда не узнает. Лишь мне одной будет известно об этой поездке.
– Да. Я поеду, – вздыхаю я.
Стюарт довольно улыбается.
– Прекрасно. Когда ты вернешься, мы пригласим твою мать на шоу, и вы вдвоем…
– Нет! Произошедшее с Дороти ничему тебя не научило? Если так хочешь, мы сделаем программу об отношениях матерей и дочерей, я даже могу сказать несколько слов о себе, но моя мать не появится в этой студии, чтобы весь город смотрел на нее и осуждал. Это решено, Стюарт.
– Что ж, ты по-своему права.
Я резко разворачиваюсь и ухожу. Интересно, кого я сейчас защищала – маму или себя?
В коридоре я сталкиваюсь с Джейд. Она спешит на ланч.
– Теперь ты понимаешь, что я права? – спрашивает она и печально качает головой. – Я предупреждала, что Клаудия коварная стерва. Она с самого первого дня делала все, чтобы выпереть тебя с работы.
– Во всем виноват Стюарт, а не Клаудия. – Я задумываюсь, прежде чем открыть Джейд свой секрет. – Пообещай мне, что никому не скажешь. – Я склоняюсь к ее уху. – Жениха Клаудии купили в Майами. Зачем ей мое место?
Джейд смотрит на меня с сомнением.
– Брайан Джордан будет играть за «Дельфинов»? – Она хмурится. – Ну ладно. Значит, она просто стерва. Не коварная.
– Работа в средствах массовой информации не обходится без риска.
Я открываю дверь в свою гримерку и налетаю на Клаудию.
– О, извини. Я хотела оставить тебе записку. – Она заглядывает мне в глаза и берет за руку. – Ты в порядке, дорогая?
– Нет. И ты это видишь. Стюарт меня подставил.
Она гладит меня по плечу.
– Все образуется. Тебе ведь действительно нужно поговорить с мамой, Анна. Ты и сама это понимаешь.
Во мне закипает злость. Откуда ей знать, что мне нужно? Я смотрю прямо в ее голубые глаза под идеально изогнутыми бровями и невольно опять обращаю внимание на шрам, искусно замаскированный гримом. От его вида я внезапно смягчаюсь.
– Я хотела это сделать по собственной инициативе, а не потому, что меня подталкивает начальство.
– Когда уезжаешь? – интересуется Клаудия.
– Пока не решила. Через неделю или две. Сначала мне надо все обдумать. Послушай, а как ты? Не ожидала, что Фиона проболтается. Хорошо еще, что ты смогла взять себя в руки. Не представляю, что будет, если Лейси увидит шоу и поймет, что все открылось.
Клаудия смотрит на меня с удивлением и насмешкой, будто мои слова ее забавляют.
– Анна, дорогая, ты шутишь? Надеюсь, ты всерьез не веришь в то, что Лейси существует?
Она подмигивает мне и удаляется.
Я смотрю ей вслед с открытым ртом. Что? Черт! Шатаясь, добираюсь до рабочего стола и падаю в кресло. Господи, она придумала эту сказку, зная, что я в ответ расскажу ей о том, что у меня на сердце. Но откуда она узнала, что я храню тайну? Я хлопаю глазами, глядя на экран. Конечно, ноутбук! Точно! Он был открыт, когда она утром приходила с образцами средств от комаров. Она ослепила меня и смогла в нем покопаться. Господи, как я могла быть такой беспечной?
На столе я замечаю записку и беру ее в руку.
«Анна!
Спешу сообщить тебе, что буду рада замещать тебя, пока ты в Мичигане. Не беспокойся, дорогая, твое шоу в надежных руках.
Обнимаю тебя,
Уродливые недостатки некоторых людей не скроет даже профессиональный грим. Я опускаю листок в шредер и смотрю, как он превращается в конфетти.
Глава 23
Даже к моменту возвращения домой я еще не могу оправиться от шока после шоу. Я прохожу в кухню и бросаю корреспонденцию на «остров». Одно письмо выскальзывает и падает на кафельный пол. Наклоняюсь, чтобы поднять его, и вижу эмблему винодельни. Зажмурившись, прижимаю конверт к сердцу. Оно, пожалуй, единственное, что сегодня меня радует.
«Дорогая Анна!
Не стыдясь выглядеть мальчишкой, я хочу признаться, что каждый день бегу к ящику в надежде, что ты написала мне или, может, даже прислала буханку хлеба. От одного вида написанных тобой на розовой бумаге букв у меня поднимается настроение.
Как обстоят дела с получением места в Чикаго? На мой взгляд, это отличный шанс. Конечно, я преследую еще и собственные интересы. Ты ведь меня понимаешь? Тогда мы будем в каких-то пяти часах езды друг от друга.
Я с нетерпением жду твоего приезда и надеюсь, что это будет очень скоро. С каждым днем у нас все теплее, вовсю работает снегоуборочная техника, приехав, ты будешь удивлена, что белые шапки на вершинах гор растаяли. Шансы поскользнуться и порвать платье скоро будут равны нулю.
Я смеюсь и усаживаюсь на барный стул.
Ранним утром, когда солнце только встает, я начинаю свой ежедневный обход владений. Именно в эти минуты, когда могу остаться наедине с собой, я думаю в основном о тебе. Я понимаю, что тебе, скорее всего, наплевать на мою бейсболку «Дак Динсти», которую я с удовольствием иногда надеваю – мне подарили ее Зак и Иззи, – на фланелевую куртку, принадлежавшую некогда моему отцу, которую я ношу в холодную погоду, несмотря на то что она мне маловата. А может, и на то, что я работал как вол и кое-чего добился в деле, которое не под силу очень многим. Ты можешь считать меня дураком, но я счастлив. Я привык жить, никому не подчиняясь. В моей жизни нет начальников, строгого рабочего графика и дней начала и сдачи проекта. Ну, может, только последнее присутствует в определенной мере, но в целом я волен делать все, что захочу. Многие ли могут сказать такое?
Единственная моя печаль в том, что у меня нет близкого человека, с которым мы шли бы по жизни вместе. Разумеется, у меня бывают романы, но ты стала единственной, о ком я думаю, просыпаясь среди ночи, стараюсь вспомнить твою улыбку и представить, что ты делаешь в этот самый момент. Рядом со мной никогда не было женщины, чьей улыбкой я хотел бы любоваться вечно, в чьих глазах мечтал бы утонуть.
Если ты думаешь, что моя работа отнимает слишком много времени, спешу заметить, что четыре месяца в году я почти совершенно от нее свободен. В прошлом году я провел месяц в Италии, а следующей зимой собираюсь в Испанию. Впрочем, я готов рассмотреть и такой вариант, как Чикаго. Ты только скажи.
Прошу тебя, сообщи, когда ты приедешь в наши края? Здесь живет один винодел, который будет счастлив увидеть тебя вновь.
P. S. Если решишь бросить журналистику, знай, место пекаря тебя ждет».
Уже темнеет, когда мы с Джейд идем по Джефферсон-стрит к магазину «Октавия», чтобы встретиться с Дороти и другими поклонниками Фионы Ноулс и, разумеется, с ней самой.
У меня такое ощущение, что я обманываю весь мир, притворяясь сторонником идеи отправлять Камни прощения, но теперь у меня нет выбора. Моя тайна раскрыта.
– Я получила письмо от Эр-Джея, – говорю я Джейд.
– Правда? – Она поворачивается ко мне. – Того винодела? Что он пишет?
– Ну, ничего… и все. Он милый. Его мне хочется узнать лучше. Если бы я была одинокой женщиной, живущей в Мичигане…
– Ведь Мичиган на другом берегу от Чикаго, верно? Советую тебе держать этот вариант про запас. Вдруг твой мэр не сделает следующего шага.
– Ой, прошу тебя, Джейд. Это просто дружба по переписке. Я даже не дала ему адреса электронной почты. Мне кажется, это означало бы переступить определенную черту.
– Может, ее и стоит переступить?
– Все, хватит. – Я поднимаю руку. – Ты знаешь, какие чувства я испытываю к Майклу.
Мы сворачиваем на Лорел-стрит.
– А Мэрилин сегодня будет? – спрашивает Джейд.
– Нет, к сожалению. Я звонила ей днем, чтобы напомнить о встрече, но она отреагировала равнодушно, и ее сложно винить. Знаешь, я начала извиняться за вчерашнее, но она меня сразу остановила. Мэрилин не хочет даже слышать имени Дороти.
– Бедная Дороти. Хорошо хоть, что ты сможешь помириться с мамой. Дороти будет счастлива.
– Точно. Наконец я избавлюсь от этого груза.
– Дороти просто хочет, чтобы ты объяснилась с мамой, пока не стало слишком поздно.
– Джейд, ты говоришь это мне или себе?
– Ты права. Я должна рассказать папе правду о том дне рождения. Я и сама знаю.
Должна ли? Конечно, я сама убеждала в этом подругу, но сейчас думаю по-другому. Значимость чистой совести может быть слишком переоцененная, особенно когда речь идет о такой вещи, как ложь во благо.
– Джейд, может, тебе все-таки не стоит признаваться? Что плохого в том, что твой отец будет продолжать думать, что у него примерная дочь?
Книжный магазин заполнен преимущественно женщинами. Мне кажется или каждая указывает на меня пальцем и улыбается? Одна дама подмигивает мне и поднимает вверх большой палец.
Внезапно меня осеняет. Они все смотрели шоу и теперь считают меня великодушным человеком, готовым простить злую мать.
Мы с Джейд устраиваемся рядом с Дороти и Патриком Салливаном. Патрик что-то ей говорит, но она сидит молча, сложив руки на колени. Я касаюсь ее плеча, и она подается вперед.
– Как приятно, что ты пришла, – говорю я ей. – После того, что вчера случилось, не удивлюсь, если ты не захочешь даже слышать о Фионе и ее Камнях прощения.