– Знаешь, – негромко проворчал Каладин, обращаясь к Сил, – будь это один из моих старых отрядов, я бы решил, что копейщики хотят вытурить меня из лагеря, чтобы в мое отсутствие провернуть что-нибудь этакое.
– Сомневаюсь, что дело в этом, – возразила Сил, нахмурившись.
– Верно. Парни просто хотят убедиться, что я человек. – Именно по этой причине ему и впрямь пришла пора развеяться. Он слишком отдалился от своих солдат. Каладин не хотел, чтобы они видели в нем кого-то вроде светлоглазого.
– Ха! – воскликнул Камень, подбегая к ним. – Эти человеки, они заявляют, будто выпить больше рогоеда. Воздух вам в голову, низинники. Невозможно быть.
– Состязание выпивох? – Каладин мысленно застонал. Во что он ввязался?
– Никому из нас не нужно на дежурство до позднего утра. – Сигзил пожал плечами. Ночью за Холинами следил Тефт вместе с отрядом Лейтена.
– Сегодня, – провозгласил Лопен, воздев палец к небу, – я одержу победу. Всем известно, что никому не перепить однорукого гердазийца!
– Да ладно? – протянул Моаш.
– Всем будет известно, – поправился Лопен, – что никому не перепить однорукого гердазийца!
– Ты весишь примерно как изголодавшаяся рубигончая, – скептически заметил Моаш.
– Ага, но у меня есть сила воли.
Они шли по тропе, что вела к рынку. Военный лагерь состоял из объединенных в кварталы казарм, которые образовывали круг, огибавший дома светлоглазых. По пути к рынку, располагавшемуся во внешнем кольце, где обитали торговцы, они миновали множество других казарм – и люди там занимались тем, что Каладин редко видел в армии Садеаса. Точили копья, смазывали маслом кожаные доспехи – и все это перед сигналом к ужину.
Впрочем, отдыхать этим вечером отправились не только мостовики Каладина. Другие группы солдат уже поужинали и тоже неторопливо шли к рынку, смеясь. Они медленно приходили в себя после бойни, которая искалечила армию Далинара.
Оживленный рынок весь сиял, на большинстве зданий закрепили факелы и масляные фонари. Каладин не удивился. За обычной армией повсюду следовало множество маркитантов, даже если она перемещалась с места на место. Здесь торговцы демонстрировали свои товары. Зазывалы продавали новости, якобы полученные по даль-перьям со всех концов мира. Что там про войну в Йа-Кеведе? А новый император в Азире? У Каладина были лишь смутные представления о том, где это.
Сигзил побежал разузнать побольше новостей и заплатил зазывале сферу, в то время как Лопен и Камень спорили, какую таверну лучше навестить этой ночью. Каладин следил за тем, как мимо текла жизнь. Проходили солдаты на ночном дежурстве. Группа болтающих о чем-то темноглазых женщин перемещалась от одного торговца пряностями к другому. Светлоглазая курьерша записывала на доске предполагаемые даты и время Великих бурь, а рядом зевал ее муж – ему было скучно, словно его заставили отправиться с ней, чтобы составить компанию. Приближался Плач, время неустанных дождей без Великих бурь, не считая Светлодня, который приходился точно на его середину. Этот год был промежуточным в тысячедневном двухлетнем цикле, и это означало, что на сей раз Плач будет спокойным.
– Хватит спорить, – сказал Моаш Камню, Лопену и Питту. – Нам нужен «Вспыльчивый чулл».
– Ой! – воскликнул Камень. – Но у них нет светлого рогоедского пива!
– Это потому, что рогоедское пиво растворяет зубы, – буркнул Моаш. – В любом случае сегодня моя очередь выбирать.
Питт закивал. Он выбрал эту же таверну.
Вернулся Сигзил, наслушавшись новостей, и он, по всей видимости, успел остановиться еще где-то, поскольку нес что-то исходящее паром и завернутое в бумагу.
– И ты туда же… – сказал Каладин, застонав.
– Вкусно, – заявил Сигзил, оправдываясь, и откусил кусок чуто.
– Ты даже не знаешь, что это.
– Конечно знаю, – возразил Сигзил и засомневался. – Эй, Лопен! А что тут внутри?
– Флангрия, – радостно ответил гердазиец, а Камень побежал к разносчику, чтобы и себе купить чуто.
– А что это? – спросил Каладин.
– Мясо.
– Какое мясо?
– Такое… мясное.
– Духозаклятое, – уточнил Каладин, посмотрев на Сигзила.
– Ты ел духозаклятую еду каждый вечер, пока был мостовиком, – напомнил Сигзил, пожав плечами, и откусил еще кусок.
– Потому что у меня не было выбора. Ты только глянь. Он жарит хлеб!
– Флангрию тоже жарят, – встрял Лопен. – Смешивают с молотым лависом и делают маленькие шарики. Скатывают и жарят, потом начиняют этим поджаренный хлеб и поливают его соусом. Ням-ням! – Он облизал губы.
– Это дешевле воды, – заметил Питт, когда Камень прибежал обратно.
– Потому что, скорее всего, даже зерно духозаклятое, – усмехнулся Каладин. – И на вкус как плесень. Камень, я в тебе разочарован.
Рогоед с глуповатой миной откусил кусок своего чуто, и раздался хруст.
– Панцири? – ужаснулся Каладин.
– Клешни кремлецов, – ответил Камень с ухмылкой. – Сильно зажаренные.
Кэл вздохнул, но они наконец-то снова двинулись вперед через толпу и в конце концов достигли деревянного дома, пристроенного с подветренной стороны к большому каменному сооружению. Все здесь, разумеется, было устроено так, чтобы как можно меньше дверей указывали в противоположную от Изначалья сторону, а улицы шли с востока на запад, направляя ветра.
Из таверны лился теплый оранжевый свет. Живой огонь. Ни одно такое заведение не использовало для освещения сферы. Даже с замками на фонарях драгоценное сияние сфер представляло собой слишком сильное искушение для пьяных посетителей. Протолкавшись внутрь, мостовики окунулись в гул из болтовни, возгласов и пения.
– Тут нет свободных мест! – Каладин пытался перекричать грохот. Несмотря на то что население лагеря Далинара уменьшилось, в таверне было очень тесно.
– Еще как есть! – с ухмылкой возразил Камень. – У нас секретное оружие. – Он указал на длиннолицего тихого Питта, который пробирался через зал к стойке бара. Там полировала стакан миленькая темноглазая, и при виде Питта она сердечно ему улыбнулась.
– Итак, – с усмешкой обратился Сигзил к Каладину, – где ты будешь селить женатых мостовиков из Четвертого моста?
Женатых?! Судя по тому, с каким выражением лица Питт перегнулся через стойку и беседовал с женщиной, до этого и впрямь было недалеко. Каладин о таком вообще не думал. А зря. Он знал, что Камень женат, – рогоед уже посылал письма семье, хотя Пики были так далеко, что обратных вестей он пока не дождался. Тефт был когда-то женат, но его жена умерла, как и бо́льшая часть его семьи.
У других тоже могли быть семьи. Будучи мостовиками, они мало говорили о прошлом, но Каладин время от времени улавливал намеки. Все постепенно должны вернуться к нормальной жизни, частью которой были семьи – особенно здесь, в постоянном военном лагере.
– Вот буря! – воскликнул Каладин, хлопнув себя по лбу. – Придется попросить больше места.
– Есть много казарм, разделенных на помещения для семей, – заметил Сигзил. – А некоторые из женатых солдат снимают жилье на рынке. Можно выбрать то или другое.
– Но так Четвертый мост разделится! – возразил Камень. – Такое нельзя допустить.
Что ж, из женатых мужчин обычно получались лучшие солдаты. Придется как-то решить этот вопрос. В лагере Далинара теперь действительно появилось множество пустых казарм. Может, ему стоит попросить еще парочку.
Каладин кивком указал на женщину за стойкой:
– Я так понимаю, таверна принадлежит не ей.
– Нет, Ка – просто барменша, – пояснил Камень. – Питт ею весьма увлекся.
– Надо бы узнать, грамотная ли она, – пробормотал Каладин, отступая, чтобы пропустить полупьяного посетителя, который выбрался в ночь. – Клянусь бурей, было бы хорошо иметь рядом помощницу, умеющую читать. – В обычной армии юноша был бы светлоглазым, а его жена или сестра стала бы для батальона письмоводительницей и клерком.
Питт махнул им, и Ка провела всю компанию к столу чуть в стороне. Каладин устроился спиной к стене, достаточно близко к окну, чтобы выглянуть на улицу, если захочется, но так, чтобы его снаружи увидеть было нельзя. Он пожалел стул, на который опустился рогоед. Во всем отряде только Камень был выше Каладина на два дюйма и почти в два раза шире.
– Рогоедское светлое? – с надеждой спросил Камень, глядя на Ка.
– От него у нас кружки плавятся, – ответила она. – Эль?
– Эль, – со вздохом согласился Камень. – Эта вещь быть напитком для женщин, а не для больших мужчин-рогоедов. По крайней мере, она не быть вино.
Каладин, особо не задумываясь, попросил принести что-нибудь. Это место никак нельзя было назвать гостеприимным. Оно было шумным, неприятным, дымным и вонючим. И еще живым. Смех, тосты и возгласы, звон кружек. Это… ради этого многие люди и жили. День честного труда, а потом – вечер в таверне с друзьями.
Не такая уж плохая жизнь.
– Шумновато сегодня, – заметил Сигзил.
– Всегда шумно быть, – отозвался Камень. – Но сегодня, может, шумнее.
– Армия победила во время вылазки на плато вместе с войском Бетаба, – объяснил Питт.
Тем лучше для них. Далинара там не было, армией командовал Адолин, которого сопровождали трое из Четвертого моста. Но им не пришлось отправляться в бой – и любая вылазка на плато без опасности для солдат Каладина была удачной.
– Так много людей – хорошо быть, – сказал Камень. – В таверне делаться теплей. Снаружи слишком холодно быть.
– Слишком холодно? – переспросил Моаш. – Ты же с Пиков Рогоедов, буря бы их побрала!
– И? – Камень нахмурился.
– И они же горы! Там, наверху, должно быть холоднее, чем где угодно внизу.
Камень чуть не поперхнулся; было забавно видеть на его лице смесь негодования и недоверия, от которой светлая кожа рогоеда покраснела.
– Слишком много воздуха! От него вам трудно думать. Холодно? Пики Рогоедов теплыми быть! Замечательно теплыми.
– Правда? – скептически спросил Каладин. Возможно, это одна из шуток Камня. Порой они имели какой-то смысл только для самого рогоеда.