Шаллан шла по женской комнате, хорошо освещенной самосветами в кубках – ограненными, но не в сферах. Роскошное зрелище.
Девушка ощущала, что обе наставницы были бы недовольны ее разговором с Адолином. Тин хотела бы видеть, как она более активно манипулирует принцем; Ясна желала бы, чтобы Шаллан вела себя с большим достоинством и чаще держала язык за зубами.
Похоже, Адолину она все равно понравилось. Ей хотелось вопить от восторга.
Поведение дам вокруг нее быстро избавило Шаллан от этого чувства. Некоторые повернулись спиной, другие поджали губы и скептически ее разглядывали. Ухаживания самого завидного холостяка в королевстве не сделают ее популярной, особенно с учетом того, что она чужачка.
Это не беспокоило Шаллан. Ей не нужно признание этих женщин; она просто хочет отыскать Уритиру и секреты, которые там хранятся. Доверие Адолина было огромным шагом в этом направлении.
Она решила вознаградить себя, наевшись от души сладостей и поразмышляв о том, как забраться тайком в дом светлорда Амарама.
50Неграненые самосветы
И если и был среди Сияющих один неграненый самосвет, то таковым являлся орден волеформаторов, ибо при всей своей предприимчивости его члены отличались неорганизованностью, и Инвия называла их «капризными, досаждающими, ненадежными», не сомневаясь в том, что остальные придерживаются того же мнения; возможно, Инвия, как нередко случалось, отнеслась к ним предвзято, ибо об этом ордене говорили, что он самый пестрый, включает рыцарей с разными нравами и общее у них одно – любовь к приключениям, новизне и диковинкам.
Адолин сидел в кресле с высокой спинкой, держа в руке чашу с вином, и слушал, как снаружи грохочет Великая буря. В этом каменном убежище он должен был чувствовать себя в безопасности, но увы! Великие бури делали человека слабым и беззащитным, где бы тот ни находился. Быстрее бы уж пришел Плач, который положит конец штормам хотя бы на пару недель.
Принц поднял чашу, приветствуя Элита, – тот как раз шел мимо. Он не видел его наверху, на террасе питейного заведения, но эта комната также служила убежищем на случай Великих бурь для нескольких лавок Внешнего рынка.
– Ты готов к нашей дуэли? – спросил Адолин. – Я жду тебя вот уже целую неделю.
Лысеющий коротышка выпил вина, потом опустил чашу, не глядя на Адолина.
– Мой кузен намеревается убить тебя за то, что ты вызвал меня на дуэль, – бросил он. – Сразу же после того, как убьет меня за то, что я ответил согласием. – Элит наконец-то повернулся к Адолину. – Но когда я втопчу тебя в песок и заберу все осколки твоей семьи, то стану богачом, а его забудут. Готов ли я к нашей дуэли? Да я изнываю от нетерпения, Адолин Холин.
– Ты сам захотел подождать, – заметил Адолин.
– Чтобы продлить предвкушение. – Элит улыбнулся побелевшими губами и двинулся дальше.
Жутковатый парень. Что ж, Адолин разберется с ним через два дня. Но до того, завтра, предстоит встретиться с осколочником-паршенди. Эта встреча нависла над ним, словно грозовой фронт. Что случится, если наконец-то наступит мир?
Он обдумывал эту мысль, рассматривая вино в чаше и краем уха прислушиваясь к тому, как Элит позади него с кем-то разговаривает. Этот голос был Адолину знаком.
Принц резко выпрямился и бросил взгляд через плечо. Как давно Садеас стоял там и почему Адолин его не заметил сразу же, как вошел?
Садеас повернулся к нему со спокойной улыбкой.
«Может, он просто…»
Садеас, в модном коричневом жакете и в вышитом широком галстуке зеленого цвета, вальяжной походкой направился к Адолину, сцепив руки за спиной. Пуговицы на полах жакета были из самосветов. Изумруды – в тон галстуку.
Вот буря! Он совершенно не хотел сегодня сталкиваться с Садеасом.
Великий князь сел рядом с Адолином, у них за спиной паршун принялся разжигать огонь в камине. В комнате стоял тихий гул встревоженных разговоров. Нельзя чувствовать себя комфортно, даже если обстановка позволяет, когда снаружи ярится Великая буря.
– Юный Адолин, – обратился Садеас, – что ты скажешь о моем жакете?
Принц выпил вина, не доверяя себе в достаточной степени, чтобы ответить. «Я должен просто встать и уйти». Но он этого не сделал. Малая часть Адолина желала, чтобы Садеас его спровоцировал, – тогда можно будет отбросить все запреты и сотворить что-нибудь глупое. Если убить великого князя здесь и сейчас, Адолина, скорее всего, казнят – или по меньшей мере отправят в ссылку. Возможно, любое наказание того стоило.
– У тебя всегда был острый глаз в вопросах стиля, – продолжил Садеас. – Мне интересно твое мнение. Полагаю, жакет великолепен, но переживаю, не коротковат ли он для нынешней моды. Что сейчас носят в Лиафоре?
Садеас расправил полу жакета, проведя рукой так, чтобы продемонстрировать перстень, соответствующий пуговицам. Изумруд в перстне, как и пуговицы на жакете, был неграненый. Самосветы мягко лучились буресветом.
«Неграненые изумруды», – подумал Адолин и посмотрел Садеасу в глаза. Тот улыбнулся.
– Самосветы я приобрел недавно, – заметил Садеас. – Они мне очень нравятся.
Он заполучил камни во время вылазки на плато вместе с Рутаром, в которой не должен был участвовать. Помчался впереди других великих князей, как в старые добрые времена, когда каждый из них пытался первым заполучить трофей.
– Я тебя ненавижу, – прошептал Адолин.
– И правильно делаешь. – Садеас оставил в покое свой жакет. Он кивком указал на стоявших неподалеку телохранителей-мостовиков, которые наблюдали с явной враждебностью. – Моя бывшая собственность хорошо с тобой обращается? Я видел, как подобные им патрулируют здешний рынок. Мне это кажется забавным, но сомневаюсь, что я смогу когда-нибудь объяснить почему.
– Они патрулируют, чтобы создать лучший Алеткар.
– Так вот чего желает Далинар? Ты меня удивил. Он болтает о справедливости, конечно, однако не позволяет, чтобы она шла своим чередом. Чтобы все шло как полагается.
– Садеас, я знаю, куда ты клонишь, – прорычал Адолин. – Тебя раздражает, что мы не пускаем судей, которых ты посылаешь в наш лагерь как великий князь осведомленности. Что ж, да будет тебе известно, что отец решил…
– Великий князь… осведомленности? Ты не в курсе? Я недавно отказался от титула.
– Что?!
– Боюсь, я с самого начала был неподходящей кандидатурой на этот пост. Наверное, дело в том, что я темпераментен, как Шалаш. Я желаю Далинару удачи в поиске замены, – впрочем, судя по тому, что я слышал, другие великие князья пришли к согласию относительно того, что ни один из нас… не годится для таких должностей.
«Он отвергает авторитет короля», – подумал Адолин. Вот буря, это плохо. Принц стиснул зубы и осознал, что поднимает руку, намереваясь призвать клинок. И тут же ее опустил. Надо придумать, как заманить этого человека на дуэльную арену. Убить Садеаса сейчас – как бы он этого ни заслуживал – означает подорвать те самые законы и заповеди, которые отец Адолина пытался поддерживать ценой немалых усилий.
Но буря, до чего сильное искушение!..
Садеас снова улыбнулся:
– Адолин, ты считаешь меня плохим человеком?
– Это слишком мягко сказано. Ты не просто плохой – ты себялюбивый, перемазанный в креме угорь, который пытается задушить наше королевство своими ублюдочными пухлявыми руками.
– Красноречиво, – проговорил Садеас. – Ты ведь понимаешь – я создал это королевство.
– Ты всего лишь помогал моему отцу и дяде.
– Тем, кого с нами больше нет. Черный Шип так же мертв, как старина Гавилар. Теперь королевством правят два придурка, и каждый – в каком-то смысле – представляет собой тень человека, которого я любил. – Он наклонился вперед, глядя Адолину прямо в глаза. – Сынок, я не душу Алеткар. Я изо всех сил пытаюсь сохранить хоть пару его частей, чтобы они сумели выдержать тот крах, который навлечет на нас твой отец.
– Не называй меня «сынком», – прошипел Адолин.
– Ладно. – Садеас встал. – Но я вот что тебе скажу. Я рад, что в тот день на Башне ты выжил. Через сколько-то там месяцев из тебя получится отличный великий князь. У меня предчувствие, что лет этак через десять – после продолжительной междоусобной войны между нашими Домами – мы создадим сильный альянс. К тому моменту ты поймешь, почему я сделал то, что сделал.
– Сомневаюсь. Задолго до этого я воткну меч тебе в брюхо.
Садеас отсалютовал ему чашей с вином и ушел прочь, присоединившись к другой группе светлоглазых. Адолин позволил себе долгий усталый вздох и опять откинулся на спинку кресла. Стоявший неподалеку низенький охранник-мостовик – тот, у которого была седина на висках, – уважительно кивнул принцу.
Адолин ссутулился в кресле, чувствуя себя опустошенным, и так просидел до окончания Великой бури. Люди уже начали расходиться. Он же хотел дождаться, пока дождь совсем не прекратится. Ему не нравилось, как выглядит мундир, когда намокает.
В конце концов он встал, позвал двух охранников и вышел из питейного заведения под серое небо, в опустевший Внешний рынок. Он почти остыл после разговора с Садеасом и все время напоминал себе, что до этой злосчастной встречи день шел очень хорошо.
Шаллан уже уехала, разумеется. Он мог бы заказать экипаж и для себя, но столько времени провел взаперти, что было приятно прогуляться на открытом воздухе – прохладном, влажном и свежем после бури.
Сунув руки в карманы мундира, принц пустился по дороге, ведущей через Внешний рынок, обходя лужи. Садовники начали выращивать декоративный сланцекорник вдоль этой дороги, хотя тот пока что был не очень-то высоким – всего несколько дюймов. Чтобы получился настоящий гребень из сланцекорника, требовались годы.
Эти два несносных мостовика следовали за ним. Не то чтобы Адолин имел что-то против них лично – они казались довольно приятными ребятами, особенно когда их командира не было рядом. Принцу просто не нравилась сама идея телохранителей для него.