– Ну да, все немного странно, – признал Гокс. В тусклом свете, проникавшем сквозь приоткрытую дверь, девочка видела, как он покраснел, словно осознав, насколько все чудно. – Вообще, не бывает так, чтобы Верховного не было. Мы просто не знаем, кто он такой. Я хочу сказать, он жив и он уже Верховный – прямо сейчас. Только его должны найти. Итак, там его покои, и потому отпрыски и визири желают присутствовать, когда будет решено, кто он такой. Даже если его самого не будет в комнате.
– Бессмыслица какая-то.
– Ничего подобного, – возразил Гокс. – Так работает государство. Все в подробностях описано в кодексах и… – Он умолк, когда Крадунья зевнула. Азирцы бывали по-настоящему нудными. Но этот, по крайней мере, понимал намеки.
– В общем, – продолжил Гокс, – все те, кто в садах, надеются, что их вызовут на личное собеседование. Но до этого может и не дойти. Отпрыск не имеет права быть Верховным, потому что он слишком занят тем, что посещает и благословляет деревни по всему королевству. Но визирь может, и у них традиционно самые хорошие заявления. Обычно одного из них и выбирают.
– Покои Верховного, – догадалась Крадунья. – Туда понесли еду.
– Ты как-то неровно дышишь к еде.
– Я собираюсь съесть их ужин, – сказала она тихо, но уверенно.
Гокс потрясенно моргнул:
– Ты собираешься… что сделать?!
– Съесть их еду, – повторила она. – У богатеев самая вкусная еда.
– Но… в покоях визирей могут быть сферы…
– Хе! Я все равно потрачу их на еду.
Красть обычное было неинтересно. Ей требовался настоящий вызов. Последние два года она только и делала, что выбирала самые неприступные места. Потом забиралась туда.
И съедала чужие ужины.
– Идем, – велела она, выходя за дверь и поворачивая налево, к покоям Верховного.
– Да ты и впрямь чокнутая… – прошептал Гокс.
– Не. Мне просто скучно.
Он посмотрел направо:
– Я пойду в комнаты визирей.
– Как пожелаешь. Но я бы на твоем месте поднялась обратно. У тебя маловато опыта для таких вещей. Если мы разделимся, ты, скорее всего, попадешь в беду.
Он поколебался, а потом шмыгнул в сторону визирских покоев. Крадунья закатила глаза.
– Почему вы вообще отправились с ними? – поинтересовался Виндль, выбираясь из комнаты. – Почему просто не проникли внутрь самостоятельно?
– Тигзикк узнал про эти выборы-шмыборы, – объяснила девочка. – Он сообщил, что сегодня хорошая ночь для грабежа. Я перед ним в долгу. Кроме того, я хотела быть здесь на случай, если он попадет в беду. Возможно, придется помогать.
– С чего вам беспокоиться?
И действительно, с чего?
– Кому-то должно быть не все равно, – пробормотала она и двинулась по коридору. – Слишком мало сейчас тех, кому не все равно.
– Вы так говорите, словно не обкрадываете людей.
– Ну да. Но от этого им не больно.
– Госпожа, странное у вас понятие о морали.
– Не глупи, – бросила Крадунья. – Все понятия о морали странные.
– Пожалуй.
– Особенно для пустоносца.
– Я не…
Она ухмыльнулась и ускорила шаг, направляясь к покоям Верховного. Она поняла, что добралась до них, когда заглянула в боковой коридор и обнаружила в дальнем конце стражей. Ага. Такая красивая дверь точно императорская. Лишь сверхбогатые обзаводились разукрашенными дверьми. Только тот, у кого деньги сыплются из ушей, потратит их на дверь!
Стражники были проблемой. Крадунья присела и еще раз выглянула за угол. Коридор, ведущий в комнаты Верховного, узкий, как переулок. Умно. По такому тайком не проберешься. И эти два стражника не из тех, кто засыпает от скуки. У них на лицах написано: «Мы тут будем стоять и злобно глядеть». Спины такие прямые, словно кто-то им в задницы по метелке воткнул.
Она посмотрела вверх. Коридор был высоким; богатеи любили все высокое. Были бы они бедными, построили бы еще один этаж, чтобы поселить тетушек и кузенов. Вместо этого богачи тратили пространство. Доказывали, что у них так много денег, что их можно транжирить впустую.
Ну как таких не обчистить?
– Вот оно, – прошептала девочка, указывая на небольшой декоративный карниз, который шел вдоль стены наверху. Он был недостаточно широким, чтобы по нему смог пройти кто-нибудь, кроме Крадуньи. Но она-то, к счастью, ею и была. Наверху еще и тень. Люстры здесь висели низко, а зеркала направляли их сферный свет на пол и стены.
– Мы идем наверх, – сказала она.
Виндль вздохнул:
– Делай, что говорю, а не то я тебя подрежу.
– Вы меня… подрежете?
– Именно. – Это ведь звучало грозно, так?
Виндль пророс вверх по стене, создавая для нее зацепки. Лозы, которые он оставил позади себя в коридоре, уже начали исчезать, превращаясь в хрусталь и рассыпаясь в пыль.
– Почему они тебя не замечают? – спросила вдруг Крадунья. Она еще не интересовалась у него этим, хотя они столько месяцев провели вместе. – Потому что тебя могут увидеть лишь чистые душой?
– Вы же не серьезно?
– Серьезно. Так легенды утверждают и все такое.
– О, теория сама по себе нелепая, – возразил Виндль. Он проговаривал слова из лозы, рядом с нею, несколько зеленых жгутиков двигались, точно губы. – Уже хотя бы потому, что вы считаете себя чистой душой.
– Я чиста, – ворчливо прошептала Крадунья. – Я ребенок и так далее. Я так чиста, забери меня буря, что чуть ли не рыгаю радугами.
Виндль снова вздохнул – ему нравилось так делать, – когда они достигли карниза. Он вырос вдоль карниза, сделав его чуточку шире, и Крадунья ступила на него. Девочка осторожно проверила, может ли удерживать равновесие, и кивнула Виндлю. Он протянулся вдоль карниза, а потом повернул в другую сторону, пошел вверх и немного перерос ее. Там он начал расти горизонтально, чтобы дать ей возможность держаться. С дополнительным дюймом на карнизе и опорой для рук наверху, она смогла двигаться боком, прижимаясь животом к стене. Девочка глубоко вздохнула и повернула к углу коридора, где стояли стражники.
Она продвигалась туда медленно, Виндль мотался туда-сюда, давая ей опору для ног и зацепки для рук. Стражники не закричали. У нее получалось!
– Они не видят меня, – сказал Виндль, прорастая рядом с нею, чтобы сотворить новую череду зацепок, – потому что я существую большей частью в сфере Разума, хотя и перенес свое сознание в эту сферу. Я могу сделать себя видимым для кого угодно, если пожелаю, хоть это и нелегко для меня. У одних спренов это лучше получается, у других – наоборот. Конечно, как бы я ни проявлялся, никто не может ко мне прикоснуться, потому что в этой сфере мое тело практически неосязаемо.
– Но я-то могу, – прошептала Крадунья, дюйм за дюймом продвигаясь по коридору.
– У вас это тоже не должно получаться, – с оттенком беспокойства проворчал он. – О чем вы попросили, когда навестили мою мать?
Крадунья не собиралась отвечать на этот вопрос, особенно с учетом того, что его задал Приносящий пустоту, забери его буря. В конце концов она преодолела весь коридор. Дверь была под нею. К несчастью, и стражники тоже.
– Похоже, госпожа, вы не очень-то хорошо все спланировали, – заметил Виндль. – Вы спрашивали себя о том, что будете делать, когда доберетесь сюда?
Она кивнула.
– И что же?
– Ждать, – прошептала Крадунья.
И они ждали. Крадунья прижалась лицом к стене, ее пятки нависали футах в пятнадцати над стражниками. Она не хотела упасть. Девочка была почти уверена, что крути хватит, чтобы выжить, но, если ее увидят, игре конец. Придется бежать – и она останется без ужина!
К счастью – и к несчастью, – ее догадка оказалась справедливой. На другом конце коридора появился стражник, запыхавшийся и весьма сердитый. Двое подбежали к нему. Он повернулся, указывая в другую сторону.
Это был ее шанс. Виндль отрастил лозу, упавшую вниз, и Крадунья схватилась за нее. Она чувствовала торчащие между завитками гладкие и многогранные кристаллы. Воровка спустилась, скользя пальцами по лозе, и сжала пальцы, зависнув над самым полом.
У нее было всего несколько секунд.
– …Поймали вора, который пытался ограбить визирские покои, – говорил новый стражник. – Возможно, их больше. Будьте бдительны. Клянусь самим Яэзиром! Не верится, что они посмели. В такую ночь!
Крадунья приоткрыла дверь в императорские комнаты и заглянула туда. Большой зал. Мужчины и женщины за столом. Никто в ее сторону не посмотрел. Она шмыгнула внутрь.
И стала крутой.
Она пригнулась, бросилась вперед, и на миг пол – ковер и дерево под ним – перестал ее притягивать. Девочка скользила, словно по льду, не производя ни малейшего шума, и плавно пересекла десятифутовое пустое пространство. Ничто не могло ее удержать, когда она становилась такой скользкой. Ничьи пальцы не схватили бы ее, и Крадунья могла нестись вечно. Мелькнула мысль, что она не остановится, если не погасит в себе круть. Будет скользить и скользить, пока не угодит прямо в океан, буря бы его побрала.
Она остановилась под столом, используя пальцы – они не были скользкими, – а потом сняла скользкость с ног. Ее желудок жалостливо заурчал. Ей требовалась еда. И очень быстро, иначе можно забыть про круть.
– Вы каким-то образом находитесь отчасти в сфере Разума, – сказал Виндль, свернувшись возле нее и приподняв сеть из ветвящихся лоз, из которой можно было создать лицо. – Это единственный ответ, позволяющий объяснить, почему вы можете прикасаться к спренам. И ваш обмен веществ напрямую превращает еду в буресвет.
Она пожала плечами. Вечно он бормотал слова вроде этих. Лядащий пустоносец пытался сбить ее с толку. Что ж, сейчас она ему не ответит. Мужчины и женщины, стоящие возле стола, могли ее засечь, даже если не слышали Виндля.
Еда была где-то рядом. Крадунья ее чуяла.
– Но почему?! – продолжил Виндль. – Почему она дала вам этот невероятный талант? Почему выбрала ребенка? Среди людей есть воины, великие короли, умнейшие ученые. Но вместо них она выбрала вас.
Еда, еда, еда. Пахло потрясающе. Крадунья проползла под дл