Пока Мелу разносил приказы и солдаты отправлялись их выполнять, к ней подошла Венли. Тьюд вернулся к своей дивизии.
Каждые полгода они проводили подсчеты, чтобы определить, сколько их осталось и гармонично ли распределены формы. Время от времени им требовалось больше добровольцев, чтобы стать брачниками или трудягами. Чаще всего они нуждались в воинах.
Это означало, что ее задание было солдатам знакомо, и они с легкостью принялись исполнять приказы. После многих лет войны они привыкли делать то, что приказала генерал. Многие страдали от того же уныния, что и обычные люди, только вот в случае воинов оно проявлялось как жажда крови. Они просто хотели сражаться. Они бы, наверное, бросились прямиком на поселения человеков, где у врага было десятикратное преимущество, скомандуй им Эшонай.
«Пятерка, можно сказать, развязала мне руки, – думала она, когда со стороны города появились первые малочисленные несогласные в сопровождении ее солдат. – На протяжении многих лет я являлась единоличным предводителем наших армий, и те из нас, в ком есть хоть искра агрессии, были отданы мне в качестве воинов».
Трудяги должны покориться: такова их природа. Многие из шустриков, которые еще не преобразились, верны Венли, поскольку большинство из них стремилось стать учеными. Брачникам все безразлично, а тупиц слишком мало, и они слишком глупые, чтобы возражать.
Город принадлежит ей.
– Увы, но их придется убить, – заметила Венли, наблюдая за тем, как собирают несогласных. Они сбились в кучу, испуганные, несмотря на мирные песни солдат. – Твои люди смогут это сделать?
– Нет. – Эшонай покачала головой. – Многие воспротивятся, если мы сделаем это сейчас. Придется подождать, пока все мои солдаты не преобразятся. Тогда они не станут перечить.
– Слезливая чушь, – пробормотала Венли в ритме злобы. – Я думала, твое слово для них закон.
– Не лезь не в свое дело, – отрезала Эшонай. – Я управляю городом, не ты.
Венли замолчала, хотя и продолжила гудеть в ритме гнева. Она попытается перехватить у сестры власть. Это было неприятное открытие, как и внезапное осознание того, как сильно сама Эшонай желала власти. Это было на нее не похоже. Совсем не похоже.
«Все это на меня не похоже. Я…»
Новые ритмы всколыхнулись в ее разуме. Генерал отвлеклась от этих мыслей, когда приблизилась группа солдат, таща кричащего мужчину. Абронай, один из Пятерки. Можно было сообразить, что от него стоит ждать неприятностей; он на удивление легко поддерживал брачную форму, избегая ее недостатков.
«Преобразовывать его будет опасно, – подумала воительница. – Он слишком хорошо владеет собой».
Пока солдаты-буревики тащили его к Эшонай, вопли становились все громче.
– Это безобразие! Мы покоряемся решениям Пятерки, а не воле одного слушателя! Разве вы не видите, что она во власти новой формы? Вы все сошли с ума! Или… или хуже!
Он был неприятно близок к истине.
– Поместите его с прочими, – велела Эшонай, указывая на группу несогласных. – Что с остальной Пятеркой?
– Они согласились, – сказал Мелу. – Некоторые сомневались, но согласились.
– Отведи Зульн к несогласным. Я не верю, что она сделает то, что требуется.
Воин без лишних вопросов потащил Аброная прочь. На большом плато, служившем тренировочной площадкой, собралось, наверное, около тысячи несогласных. Приемлемое и достаточно малое количество.
– Эшонай… – пропел кто-то в ритме тревоги. Она повернулась и увидела подошедшего Тьюда. – Мне не нравится то, чем мы здесь занимаемся.
Вот незадача! Она беспокоилась о том, не будет ли с ним трудностей. Эшонай взяла его за руку и отвела чуть в сторону. Новые ритмы кружились в ее разуме, пока под подошвами латных ботинок скрежетали камни. Когда они оказались достаточно далеко, чтобы Венли и другие ничего не услышали, генерал развернула Тьюда и посмотрела ему в глаза.
– Говори, что думаешь, – сказала она в ритме раздражения – старом, знакомом ему.
– Эшонай, – тихо произнес он, – это неправильно. Ты сама знаешь, что так нельзя. Я готов к преображению – все солдаты готовы, – но это неправильно.
– Ты не считаешь, что нам нужна новая тактика в этой войне? – спросила Эшонай в ритме решимости. – Тьюд, мы медленно умираем.
– Нам действительно требуется новая тактика, – согласился Тьюд. – Но это… Эшонай, с тобой что-то не так.
– Тьюд, мне просто нужен был повод для таких чрезвычайных действий. Я уже много месяцев думала о чем-то подобном.
– О перевороте?
– Не о перевороте. О смене фокуса. Мы обречены, если не изменим наши методы! Моей единственной надеждой были изыскания Венли. Их результатом стала эта форма. Что ж, я должна попытаться ее использовать, в последний раз попробовать спасти наш народ. Пятерка вознамерилась меня остановить. Я же слышала, как ты сам жаловался, что они слишком много болтают и слишком мало действуют.
Тьюд загудел в ритме размышления. Однако она его хорошо знала и почувствовала, что ритм неискренний. Нарочитый, чересчур сильный.
«Я почти его убедила, – подумала Эшонай. – Все дело в красных глазах. Я вселила в него и в кое-кого еще из старой дивизии слишком сильный страх перед нашими богами».
Большая жалость, но придется его и прочих бывших ее друзей убить.
– Вижу, ты не убежден, – сказала Эшонай.
– Я просто… Не знаю. Это решение кажется мне плохим.
– Позже поговорим. Сейчас у меня нет времени.
– А что ты собираешься делать с ними? – поинтересовался Тьюд, кивком указывая на несогласных. – Эшонай, это страшно похоже на облаву на тех, кто возражает тебе… Ты понимаешь, что твоя собственная мать в их числе?
Она вздрогнула, оглянулась и увидела, что ее престарелую мать ведут к группе несогласных два буревика. И они даже не спросили у нее, как поступить. Означало ли это готовность следовать ее приказам, несмотря ни на что, или беспокойство о том, не ослабеет ли ее решимость из-за того, что мать отказалась подчиняться?
Эшонай услышала, что мать поет, пока ее ведут. Поет одну из старых песен.
– Можешь проследить за ними, – предложила Эшонай Тьюду. – Возьми солдат, которым доверяешь. Я назначу свою дивизию охранять этих людей, а тебя поставлю во главе. Ничего с ними не случится без твоего согласия.
Он помедлил, а потом кивнул, загудев в ритме размышления, на этот раз неподдельном. Она позволила ему уйти, и он побежал к Биле и тем, кто остался от бывшей дивизии Эшонай.
«Бедный, доверчивый Тьюд, – крутилось у нее в голове, пока он брал на себя командование охраной несогласных. – Спасибо, что позволил загнать себя в ловушку».
– Все прошло хорошо, – сказала Венли, когда сестра вернулась к ней. – Ты сможешь управлять городом, пока не произойдет преображение?
– Легко, – подтвердила Эшонай, кивая солдатам, которые доставили донесения. – Тебе надо лишь убедиться, что у нас будет достаточное количество нужных спренов.
– Будет, – бросила Венли в ритме удовлетворения.
Эшонай выслушала доклады. Всех, кто ее поддержал, собрали в центре Нарака. Настало время встретиться с ними и сообщить, что после победы над человеками Пятерка будет восстановлена, что беспокоиться не о чем, что все просто прекрасно. Ложь, которую она заранее придумала.
Воительница, окруженная солдатами в новой форме, решительным шагом направилась в город, который теперь подчинялся ей. Она призвала клинок – последний из принадлежавших ее народу – для усиления эффекта и положила его на плечо.
Она шла в центр Нарака, проходя мимо оплавленных зданий и лачуг, построенных из панцирей. Чудо, что они выдерживали бури. Ее народ заслуживал лучшего. С возвращением богов так оно и будет.
К сожалению, пришлось потратить время, чтобы подготовить людей к ее речи. Примерно двадцать тысяч не-воинов, согнанных вместе, – впечатляющее зрелище; когда она на них смотрела, население города не казалось таким уж маленьким. И все-таки это была лишь малая доля от того, что было когда-то.
Ее солдаты всех усадили, призвали глашатаев, чтобы доносить ее слова до тех, кто расположился слишком далеко. Пока шли приготовления, она слушала донесения о горожанах. К ее удивлению, бо́льшую часть несогласных составили трудяги. Они должны быть покорными. Что ж, многие из них стары, они не участвовали в битвах против алети. Им не пришлось смотреть, как убивают их друзей.
Она ждала у основания колонны, пока все устроят. Потом забралась на ступеньки, чтобы начать речь, но замерла, увидев бегущего лейтенанта Вараниса. Только его она выбрала для буреформы.
Насторожившись, Эшонай настроилась на ритм разрушения.
– Генерал, – доложил он в ритме тревоги, – они сбежали!
– Кто?
– Те, кого вы велели отделить; те, кто не пожелал преобразиться. Все удрали.
– Так догоните их, – велела Эшонай в ритме злобы. – Они не ушли далеко. Трудяги не могут прыгать через ущелья, они способны отправиться лишь туда, куда ведут мосты.
– Генерал! Они срезали один из мостов и при помощи веревок спустились на дно ущелья. Они сбежали по дну.
– Значит, им конец в любом случае, – бросила Эшонай. – Через два дня будет буря. В ущельях они погибнут. Забудьте про них.
– А что же их охранники? – уточнила Венли в ритме злобы, протолкавшись к Эшонай. – Разве их не стерегли?
– С ними справились, – ответил Варанис. – Тьюд возглавил эти…
– Не имеет значения, – перебила Эшонай. – Свободен.
Варанис удалился.
– Ты не удивлена, – заметила Венли в ритме разрушения. – Что это за стражники такие, что помогают пленникам сбежать? Эшонай, что ты натворила?
– Не бросай мне вызов.
– Я…
– Не бросай мне вызов, – повторила Эшонай и схватила сестру за горло рукой в латной перчатке.
– Убей меня – и все погубишь, – просипела Венли, и в ее голосе не было даже намека на страх. – Они никогда не последуют за женщиной, которая убила свою сестру у всех на глазах, и только я могу собрать спренов, которые нужны тебе для преображения.
Эшонай загудела в ритме насмешки, но отпустила сестру.