Шаллан ощутила взволнованную дрожь. Почему она так рьяно стремилась добиться признания этих людей? Они же убийцы!
Но, буря свидетельница, она заслужила их уважения!
– Я ищу правду, – ответила Шаллан. – Какой бы она ни была, кто бы ее ни хранил. Вот кто я на самом деле. – Девушка кивнула Иятиль, потом вышла из комнаты и покинула монастырь.
Позже тем же вечером, отправив полный отчет о дневных событиях – включая обещанные рисунки безумца, Амарама и Бордина в придачу, – она получила в ответ короткое сообщение от Мрейза: «Вуаль правда уничтожает больше людей, чем спасает. Но ты выдержала проверку. Тебе не следует бояться моих соратников; они получили указания тебя не трогать. Сделай татуировку, символ твоей верности. Я пришлю рисунок. Можешь нанести ее куда пожелаешь, но при нашей следующей встрече ты должна предъявить ее мне.
Добро пожаловать к духокровникам».
65Та, которая получает по заслугам
«Каково место женщины в современном мире? – прочитала Шаллан в книге Ясны Холин. – Я восстаю против этого вопроса, хотя столь многие мои соратницы его задают. Похоже, свойственная ему подоплека остается незамеченной большинством из них. Они считают себя прогрессивными, поскольку готовы подвергать сомнению допущения минувших лет.
Они игнорируют главное мнение, которое заключается в том, что у женщин вообще должно быть некое предопределенное и установленное место. Половину человечества необходимо каким-то образом свести к роли, назначенной посредством единственной беседы. Не важно, насколько широки рамки роли, ибо по самой своей сути она меньше того бесконечного множества возможностей, которое предоставляет женственность.
Я говорю, что нет роли для женщин, но есть роль для каждой женщины и она должна определить ее сама. Для одних это будет роль ученой, для других – жены. Для третьих – и то и другое. А для четвертых – ни то ни другое.
Не совершите ошибку, предположив, будто я ценю одну женскую роль больше другой. Моя идея заключается не в том, чтобы стратифицировать общество – в этом мы уже преуспели, – а в том, чтобы разнообразить наш дискурс.
Сила женщины не в роли, какой бы та ни была, но в воле, которая требуется для избрания роли. Удивительно, что мне вообще приходится формулировать эту мысль, поскольку я считаю ее основополагающей идеей всей нашей беседы».
Девушка закрыла книгу. Не прошло и двух часов с того момента, как отец приказал убить Хеларана. Едва Шаллан оказалась в своей комнате, в коридоре появились два отцовских стражника. Скорее всего, они не следили за ней – вряд ли отец знает, что дочь подслушала, как он велел убить сына. Стражники, скорее всего, должны позаботиться о том, чтобы Мализа не сбежала.
Это предположение могло быть ложным. Шаллан даже не знала, жива ли Мализа, – ведь совсем недавно она слышала крики мачехи, за которыми последовали восклицания отца, полные ледяного гнева.
Шаллан хотела спрятаться, забиться в чулан, завернувшись в одеяла и зажмурив глаза. Слова в книге Ясны Холин придали ей сил, хотя в каком-то смысле то, что Шаллан вообще ее читала, казалось нелепым. Великая леди Холин говорила о благородстве выбора, словно у каждой женщины имелась такая возможность. Выбор между ролью матери и ролью ученой, с точки зрения Ясны, был сложным. Но в нем нет ничего сложного! Желала бы Шаллан оказаться перед подобным выбором! Обе роли были восхитительны по сравнению с полной страха жизнью в доме, пропитанном гневом, унынием и безысходностью.
Она вообразила, какой могла быть великая леди Холин: умная женщина, которая не подчинялась чужой воле. Властная, сильная женщина, познавшая роскошь следования собственным мечтам.
Интересно, каково это?
Шаллан встала. Подошла к двери, приоткрыла ее. Хотя было уже поздно, два стражника все еще стояли в другом конце коридора. Сердце заколотилось, и девушка прокляла свою робость. Почему она не может быть женщиной, которая действует, а не прячется в своей комнате, засунув голову под подушку?
Дрожа, она выскользнула в коридор. Мягко ступая, подошла к солдатам, чувствуя на себе их взгляды. Один поднял руку. Она не знала, как его зовут. Когда-то ей были известны имена всех стражников. Тех мужчин, рядом с которыми она выросла, теперь заменили.
– Я понадоблюсь отцу, – бросила она, не остановившись в ответ на жест стражника. Хотя он был светлоглазым, она не должна ему подчиняться. Пусть Шаллан бо́льшую часть времени проводила в своих покоях, она все равно гораздо выше по своему положению.
Она прошла мимо мужчин, сжав дрожащие руки в кулаки. Те ее пропустили. Пройдя мимо отцовской двери, услышала внутри тихий плач. К счастью, Мализа еще жива.
Шаллан обнаружила отца в пиршественном зале – он сидел один. В каминах ревел огнь. Он сгорбился за главным столом, озаренный ярким светом, и пялился на скатерть.
Девушка скользнула в кухню прежде, чем отец успел ее заметить, и смешала его любимый напиток. Темно-фиолетовое вино с корицей, подогретое – в самый раз для прохладных дней. Он поднял голову, когда дочь вошла в пиршественный зал. Дочь поставила перед ним чашку, глядя ему прямо в глаза. Сегодня там не было тьмы. Только он. В последние дни это было редкостью.
– Шаллан, они не слушают, – прошептал он. – Никто не желает меня слушать. Ненавижу, когда приходится сражаться в собственном доме. Они должны поддерживать меня. – Отец взял чашку. – Виким половину времени просто таращится в стену. Йушу бесполезен, а Балат спорит со мной на каждом шагу. А теперь и Мализа.
– Я поговорю с ними, – предложила Шаллан.
Он выпил вина и кивнул:
– Да. Да, это было бы хорошо. Балат все еще сидит рядом с этими проклятыми трупами рубигончих. Я рад, что они мертвы. Никудышный был выводок. Они ему все равно не нужны…
Шаллан вышла навстречу прохладе. Солнце село, но на карнизе особняка висели фонари. Девушка редко видела сады по ночам, и в темноте они сделались загадочными. Лозы выглядели пальцами, которые тянулись из пустоты и искали, что бы схватить и утянуть во мрак.
Балат лежал на одной из скамеек. Когда Шаллан приблизилась, под ногами у нее что-то захрустело. Клешни кремлецов – он отрывал их от тел одну за другой и бросал на землю. Она содрогнулась.
– Ты должен уйти, – сказала она Балату.
Тот сел.
– Что?
– Отец больше не может себя контролировать, – тихонько проговорила Шаллан. – Уезжай, пока это еще возможно. Я хочу, чтобы ты забрал Мализу с собой.
Балат запустил руку в непокорные волосы, темные и курчавые.
– Мализу? Отец никогда ее не отпустит. Он нас выследит.
– Он все равно будет тебя выслеживать. Он охотится на Хеларана. Чуть раньше он приказал одному из своих людей отыскать нашего брата и убить его.
– Что? – Балат вскочил. – Негодяй! Я… Я… – Он посмотрел на сестру во тьме, его лицо озарял звездный свет. Потом он сник, опять сел и уронил голову на руки. – Я трус, Шаллан, – прошептал брат. – Ох, Буреотец, какой же я трус. Я не пойду против него. Я не смогу.
– Иди к Хеларану. Ты сможешь его отыскать, если понадобится?
– Он… Да, он оставил мне имя связного в Валате, который может помочь найти его.
– Забирай Мализу и Эйлиту. Иди к Хеларану.
– Я не успею отыскать Хеларана до того, как отец настигнет нас.
– Тогда мы свяжемся с Хелараном, – предложила Шаллан. – Придумаем, как тебе встретиться с ним, и ты сможешь сбежать, когда отца не будет дома. Он планирует через пару месяцев поехать в Веденар. Если исчезнешь, когда его не будет, получишь фору.
Балат кивнул:
– Да… Да, это хорошо.
– Я составлю письмо Хеларану, – сказала Шаллан. – Надо предупредить его о том, что отец послал убийц, и мы можем попросить его, чтобы он принял вас троих.
– Малышка, ты не должна это делать, – произнес Балат, не поднимая головы. – Я самый старший после Хеларана. Я должен был суметь как-то остановить отца.
– Вот и забери Мализу. Это будет достаточно смелый поступок.
Он кивнул.
Шаллан отправилась в дом, прошла мимо отца, который продолжал бубнить о том, какая у него непокорная семья, и кое-что забрала из кухни. Потом вернулась к лестнице и посмотрела наверх. Несколько раз глубоко вздохнув, мысленно перебрала в голове слова, которые скажет стражникам, если они ее остановят. Потом взбежала по ступенькам и открыла дверь в гостиную отца.
– Стойте, – велел один из дозорных. – Хозяин оставил указания никого не впускать и не выпускать.
Шаллан сглотнула комок, но, несмотря на всю подготовку, начала заикаться, когда заговорила:
– Я только что от него. Он хочет, чтобы я с ней побеседовала.
Стражник окинул ее изучающим взглядом, о чем-то размышляя. Шаллан почувствовала, как ее уверенность вянет, а сердце бьется все быстрее. Противостояние. Она такая же трусливая, как Балат.
Он махнул другому стражнику, и тот спустился по лестнице, чтобы проверить. Вернувшись, кивнул, и его напарник с неохотой пропустил Шаллан. Она вошла.
В то самое место.
Девушка не бывала в этой комнате вот уже несколько лет. С тех самых пор…
С тех самых пор…
Она подняла руку, защищая глаза от яркого света, который лился из-за картины. Как мог отец здесь спать? Как же вышло, что никто другой этого не видел, не замечал? Сияние ослепляло.
К счастью, Мализа свернулась клубочком в мягком кресле у противоположной стены, так что Шаллан смогла повернуться спиной к картине и свету. Она положила руку на плечо мачехи.
Хотя они с Мализой прожили вместе несколько лет, девушка плохо знала эту женщину. Кем была та, кто согласился выйти за человека, о котором все шептались, что он убил свою первую жену? Мализа надзирала за образованием Шаллан – то есть подыскивала новых воспитательниц каждый раз, когда старые сбегали, – но сама не многому могла ее научить. Невозможно обучить тому, в чем сам ничего не смыслишь.
– Мама? – позвала Шаллан. Она все же использовала это слово.