Каладин посмотрел в сторону. Что это за люди у стены? Члены свиты Адолина. А это разве не один из его оружейников? В руках они держали какие-то штуки, завернутые в ткань. Адолин вошел в комнату и громко хлопнул в ладоши, призывая Четвертый мост к молчанию.
– Так уж вышло, – заговорил принц, – что мне принадлежат теперь целых два новых осколочных клинка и три набора осколочных доспехов. Княжество Холин ныне владеет четвертью всех осколков Алеткара, и я получил титул дуэльного чемпиона. Неудивительно, учитывая тот факт, что Релис отправился с караваном обратно в Алеткар в ночь после нашей дуэли – отец отослал его, пытаясь скрыть от позора.
Один полный набор осколков отойдет генералу Халу, и я приказал, чтобы два набора доспехов отдали подходящим светлоглазым достаточно высокого ранга, что служат в армии моего отца. – Адолин кивком указал на предметы в руках своих придворных. – Остается один полный набор. Честно говоря, мне очень любопытно узнать, правдивы ли предания. Действительно ли у темноглазого, овладевшего осколочным клинком, глаза изменяют цвет?
Каладин испытал приступ сильнейшей паники. Снова. Все опять повторялось.
Оружейники развернули ткань, открыв мерцающий серебристый клинок. Он был с выступами с обеих сторон, по центру бежал узор из вьющихся лоз. У ног оружейников, как выяснилось, лежал доспех, выкрашенный в оранжевый цвет, полученный от одного из воинов, которых Каладин помог победить.
Если он возьмет осколки, все изменится. Кэл тотчас же почувствовал себя больным, чуть ли не калекой. Он повернулся к Адолину:
– Я могу поступать с ними как пожелаю?
– Возьми их, – предложил Адолин, кивая. – Они твои.
– Уже нет, – возразил Каладин и указал на одного из членов Четвертого моста. – Моаш, забирай. Теперь ты осколочник.
Моаш побелел. Кэл напрягся. В прошлый раз… Он дернулся, когда Адолин схватил его за плечо, но случившаяся в армии Амарама трагедия не повторилась. Взамен Адолин выволок Каладина обратно в коридор и поднял руку, призывая мостовиков замолчать.
– Секундочку, – велел Адолин. – Никому не двигаться. – Потом, понизив голос, он прошипел Каладину: – Я. Даю тебе. Осколочный клинок. И осколочный доспех.
– Спасибо, Моаш найдет им хорошее применение. Он тренировался с Зайхелем.
– Я не давал их ему. Я отдал их тебе.
– Если они в самом деле мои, я могу поступать с ними как пожелаю. Или они на самом деле не мои?
– Да что с тобой такое?! – взорвался принц. – Это ведь мечта каждого солдата, темные у него глаза или светлые. Ты так озлобился? Или… или… – Адолин казался совершенно сбитым с толку.
– Я не озлобился, – тихонько проговорил Каладин. – Адолин, эти клинки убили слишком многих, кого я любил. Я не могу на них смотреть, не могу к ним прикасаться, не увидев кровь.
– Ты бы сделался светлоглазым. – Адолин перешел на шепот. – Даже если бы твои глаза не изменили цвет, ты бы им стал. Осколочникам немедленно присваивают четвертый дан. Ты мог бы вызвать Амарама на дуэль. Вся твоя жизнь изменилась бы.
– Не хочу, чтобы моя жизнь изменилась, благодаря тому, что я сделался светлоглазым. Я мечтаю, чтобы жизни таких, как я… какой я сейчас… стали другими. Этот подарок не предназначен мне. Я не пытаюсь тебя разозлить или еще чего-нибудь. Просто мне не нужен осколочный клинок.
– Убийца вернется. Мы оба это знаем. Я хочу, чтобы ты был с осколками и прикрыл мне спину.
– От меня будет больше пользы без них.
Адолин нахмурился.
– Позволь мне отдать осколки Моашу, – попросил Каладин. – Ты видел на арене, что я прекрасно справляюсь без клинка и доспеха. Если осколки будут у одного из моих лучших людей, мы сможем сразиться с ним втроем, а не вдвоем.
Адолин заглянул в комнату, потом перевел на Каладина скептический взгляд.
– Ты точно чокнутый, сам знаешь.
– Ну и пусть.
– Ладно, – согласился Адолин и решительным шагом вернулся в комнату. – Ты Моаш, верно? Похоже, эти осколки твои. Поздравляю. Теперь ты превосходишь по рангу девяносто процентов населения Алеткара. Выбери себе фамильное имя и попросись в один из Домов под знаменем Далинара – или можешь основать собственный, если пожелаешь.
Моаш посмотрел на Каладина, ожидая подтверждения. Тот кивнул.
Высокий мостовик пересек комнату и, протянув руку, коснулся осколочного клинка. Пробежался пальцами от острия до рукояти, потом с благоговением поднял клинок. Как и большинство таких мечей, он был огромным, но Моаш легко удерживал его одной рукой. Гелиодор, вставленный в навершие эфеса, полыхнул яркой вспышкой.
Моаш окинул взглядом Четвертый мост – море распахнутых глаз и безмолвных ртов. Вокруг него возникли спрены славы, кружащаяся масса из по меньшей мере двух дюжин сияющих сфер.
– Его глаза, – заметил Лопен, – разве они не должны измениться?
– Если это и случится, – ответил Адолин, – то, наверное, после того, как связь между человеком и клинком окрепнет. На это уходит неделя.
– Наденьте на меня доспех, – обратился Моаш к оружейникам с настойчивостью, словно боялся, что латы отнимут.
– Ну хватит уже! – воскликнул Камень, когда оружейники принялись за дело, и его голос наполнил комнату, точно угодивший в ловушку гром. – Мы должны устроить праздник! Великий капитан Каладин Благословенный Бурей и обитающий в темницах, ты сейчас пойдешь кушать мою похлебку. Ха! Я ее готовил все это время, пока ты сидел под замком.
Каладин позволил бывшим мостовикам вывести себя на солнечный свет, где ждала толпа солдат – включая мостовиков из других расчетов. Они разразились приветственными возгласами, и Каладин заметил, что поодаль стоит Далинар. Адолин направился к отцу, но великий князь Холин не сводил глаз с Каладина. Что означал его взгляд? Такой задумчивый. Кэл отвернулся, принимая поздравления мостовиков, кто-то жал ему руку, кто-то хлопал по спине.
– Камень, что ты сказал? – спросил Каладин. – Ты готовил похлебку каждый день, пока я сидел в тюрьме?
– Нет, – вмешался Тефт, почесывая бороду. – Этот рогоед, буря бы его побрала, готовил один и тот же котелок похлебки – держал его над огнем все эти недели. Не позволял пробовать и постоянно просыпался по ночам, чтобы помешать варево.
– Это праздничная похлебка, – заявил Камень, скрестив руки на груди. – Должна томиться долго.
– Что ж, тогда давайте ею займемся, – предложил Кэл. – Мне точно не помешает что-то получше, чем тюремная еда.
Они веселой гурьбой направились к казарме. Каладин на ходу схватил Тефта за руку.
– Как люди восприняли мое заточение? – спросил он.
– Были разговоры о том, чтобы тебя вызволить, – негромко признался Тефт. – Я выбил из них эту дурь. Нет такого хорошего солдата, который не провел бы денек-другой под замком. Уж такая у нас работа. Тебя не понизили в звании, просто немного надавали по рукам. Парни все поняли.
Каладин кивнул.
Тефт глянул на остальных.
– Они сильно злятся на этого Амарама. И очень интересуются им. Ты ведь знаешь, любая мелочь о твоем прошлом возбуждает их любопытство.
– Отведи их обратно в казарму, – попросил Каладин. – Я вас догоню.
– Не задерживайся. Ребята караулили эти двери целых три недели. Ты задолжал им праздник.
– Я скоро, – пообещал Кэл. – Просто хочу сказать пару слов Моашу.
Тефт кивнул и побежал за остальными, чтобы они не разбрелись кто куда. Тюремная караулка показалась опустевшей, когда Каладин вернулся в нее. Там оставались только оружейники и Моаш. Каладин приблизился к ним, наблюдая, как Моаш сжимает в кулак руку в латной перчатке.
– Кэл, мне все еще трудно в это поверить, – произнес Моаш, пока оружейники прилаживали его нагрудник. – Вот буря!.. Я теперь стою больше некоторых королевств!
– Не советую продавать осколки, – по крайней мере, не чужестранцу, – предостерег Каладин. – Такое могут посчитать изменой.
– Продать? – переспросил Моаш, бросив на него резкий взгляд, и снова сжал руку в кулак. – Ни за что. – Нагрудник щелкнул, вставая на место, и на лице Моаша появилась широкая и необыкновенно довольная улыбка.
– Я помогу с остальным, – сказал Каладин оружейникам. Они с неохотой удалились, оставив их наедине.
Он помог Моашу приладить один из наплечников.
– У меня было много времени на размышления, пока я там сидел, – заговорил Кэл.
– Могу себе представить.
– Размышления привели меня к нескольким решениям. – Каладин подсоединил еще часть доспеха. – Одно заключается в том, что твои друзья правы.
Моаш резко повернулся к нему:
– И потому?..
– И потому можешь передать, что я согласен с их планом. Я сделаю то, что они попросят сделать, чтобы помочь… в достижении их цели.
В комнате воцарилась странная тишина.
Моаш взял его за руку.
– Я говорил им, что ты поймешь. – Взмахом руки он указал на доспех, в который был теперь одет. – Это тоже поможет с тем, что мы должны исполнить. А когда мы закончим, думаю, того человека, которого ты вызвал, может постигнуть та же участь.
– Я согласился лишь потому, – объяснил Каладин, – что считаю – так будет лучше. Для тебя, Моаш, все дело в мести – и не пытайся отрицать. Я на самом деле думаю, что это требуется Алеткару. Возможно, всему миру.
– О, я знаю! – Моаш надел шлем с поднятым забралом. Он перевел дух, шагнул и споткнулся, едва не рухнул на пол. Не упал лишь потому, что схватился за стол, который в щепки раздавил бронированными пальцами.
Он уставился на дело своих рук и рассмеялся:
– Это… это все изменит! Каладин, спасибо тебе. Спасибо.
– Давай позовем оружейников и поможем тебе его снять.
– Нет! Отправляйся на пиршество, которое устроил Камень, буря бы его побрала. Я же иду на тренировочную площадку! Не сниму его, пока не смогу двигаться в нем естественно.
Учитывая то, сколько трудов вложил Ренарин в освоение доспеха, Каладин подозревал, что достижение поставленной цели может занять больше времени, чем Моашу хотелось бы. Но он промолчал, просто вышел обратно на солнечный свет. На мгновение обратил к небу лицо, зажмурив глаза, наслаждаясь.