Каладин уставился на Моаша, чьи глаза сделались светло-коричневыми – не темней, чем у любого светлорда. Вообще-то, у Амарама цвет глаз был точно такой же.
– Как и ты.
– Кэл, – возмутился Моаш, – не говори такие вещи. Ты меня тревожишь.
Каладин отвернулся.
– Король просил доставить сообщение, – заявил Моаш. – Это мой предлог прийти сюда. Он хочет с тобой побеседовать.
– Что? Зачем?
– Я не знаю. Теперь, когда Далинар ушел, король не просыхает. И не оранжевое пьет, заметь. Доложу ему, что ты еще не пришел в себя после ранения и не в состоянии явиться.
Каладин кивнул.
– Кэл, – окликнул Моаш. – Мы ведь можем тебе доверять? Ты не передумал?
– Ты сам все сказал, – бросил Каладин. – Я ничего не должен делать. Просто не мешать.
«И как бы я смог им помешать? Раненый, без спрена?»
Все завертелось и зашло слишком далеко, чтобы он мог что-то предпринять.
– Отлично, – заключил Моаш. – Ты выздоравливай, хорошо?
И ушел, а Каладин снова остался во тьме.
78Противоречия
АхноихведьбросилиЭтоочевидноизприродыузНогдегдегдегде
ПротивопоставлениеОчевидноеОсознаниекаксветзимнегосолнцаОниушинцев
МыдолжнынайтиодинМожемлимыиспользоватьнеправедникаМожемлисоздатьсебеоружие.
Во тьме фиолетовые сферы Шаллан оживляли дождь. Без сфер она не видела капли, только слышала, как они умирают на камнях и на ткани шатра. Со светом каждая падающая частичка воды успевала сверкнуть, точно звездный спрен.
Она сидела у края тента, поскольку любила смотреть на дождь в перерыве между рисованием, в то время как другие ученые устроились ближе к середине. Как и Ватах с парой своих солдат, наблюдавшие за ней, точно угнездившиеся небесные угри за единственным детенышем. Шаллан забавляло то, что они так ее оберегали и явно гордились службой ей. По правде говоря, она ожидала, что вся компания сбежит, получив помилование.
Плач шел уже четыре дня, а ей все еще нравилась погода. Почему тихий шум ласкового дождя пробуждал ее воображение? Вокруг нее медленно исчезали спрены творчества, большинство из них успело принять форму разных вещей, что были в лагере. Мечи входили в ножны и выходили, миниатюрные палатки хлопали на невидимом ветру пологами. Шаллан нарисовала Ясну, какой она запомнила ее в ту ночь, больше месяца назад, когда видела ее в последний раз. Принцесса склонилась над столом в полумраке корабельной каюты, отбрасывая рукой волосы, вопреки обыкновению не завитые и не заплетенные в косы. Измученная, ошеломленная, до смерти перепуганная.
Рисунок не был отображением какого-то реального Образа, как обычно поступала Шаллан. Она просто воссоздала свои воспоминания, и результат не отличался точностью. Но веденка гордилась наброском, поскольку ухватила свойственные Ясне противоречия.
Противоречия. Они-то и делали людей живыми. Ясна – измотанная, но каким-то образом все равно сильная, и даже еще сильнее, потому что показала уязвимость. Ясна – до смерти напуганная, но одновременно храбрая, ведь одно проистекало из другого. Ясна – ошеломленная, но могущественная.
Шаллан в последнее время старалась чаще рисовать именно так, осмысливая собственные фантазии. Иллюзиям не пойдет на пользу, если она будет лишь воспроизводить увиденное. Важно творить, а не просто копировать.
Исчез последний спрен творчества, изображавший лужу, в которую наступили ботинком. Бумажный лист в ее руках сморщился, когда на него заполз Узор.
– Бестолковые существа! – проворчал он с презрением.
– Спрены творчества?
– Сами ничего не делают. Шныряют вокруг, смотрят, восторгаются. У большинства спренов есть цель. Этих же просто привлекают чьи-то чужие цели.
Шаллан откинулась на спинку стула, размышляя, как ее учила Ясна. Неподалеку ученые и ревнители спорили о том, насколько большим был Буревой Престол. Навани отлично выполнила свою часть работы – лучше, чем девушка смела надеяться. Армейские ученые теперь трудились под началом невесты Адолина.
Бесчисленная россыпь далеких и близких огней указывала протяженность армии. Дождь все лил и лил, искрясь в пурпурном свете сфер. Шаллан подобрала их по цвету.
– Художница Элесет, – заметила девушка, обращаясь к Узору, – однажды провела эксперимент. Она выбрала для освещения своей студии только рубиновые сферы, самые большие. Хотела посмотреть, какой эффект окажет красный свет на ее творчество.
– Мммм, – заинтересовался Узор. – И что получилось?
– Поначалу во время сеанса рисования цвет освещения сильно на нее влиял. Она использовала слишком мало красной краски, и цветочные поля получались блеклыми.
– Этого следовало ожидать.
– Но самое любопытное произошло дальше, – продолжила Шаллан. – Если она работала при таком свете много часов, эффект смягчался. Краски на ее картинах становились более гармоничными, нарисованные цветы выглядели живее. В итоге художница пришла к выводу, что разум компенсировал цвета, которые она видела. Более того, меняя освещение во время творчества, она какое-то время продолжала рисовать так, словно комната по-прежнему была красной, и не воспринимала новый цвет.
– Мммммм… – довольно прогудел Узор. – Люди могут видеть мир не таким, какой он на самом деле. Вот почему ваши обманы иногда столь сильны. Вы способны не признавать их обманами.
– Это меня пугает.
– Почему? Это же чудесно.
Для него она была объектом изучения. На миг Шаллан поняла, какой казалась Каладину, когда рассуждала про ущельного демона. Восхищалась его красотой, его обликом, забывая о том, насколько реальную опасность он представляет.
– Это меня пугает, – объяснила Шаллан, – поскольку все мы видим мир в том свете, который свойствен каждому из нас, и этот свет меняет наше восприятие. Я не могу быть уверена в том, что вижу реальную картину. Хочу увидеть, но не знаю, получится ли это у меня когда-нибудь.
Сквозь стену дождя проступил силуэт, и в палатку вошел Далинар Холин. С прямой спиной и седеющими волосами он больше походил на генерала, чем на короля. Шаллан ни разу его не нарисовала. Непростительное упущение с ее стороны, и веденка сняла Образ великого князя, входящего в шатер, с адъютантом, держащим над ним зонт.
Мужчина решительно направился к Шаллан:
– А, вот ты где. Леди, что приняла на себя командование этой экспедицией.
Шаллан запоздало вскочила и поклонилась:
– Великий князь?
– Ты убедила моих письмоводительниц и картографов помочь тебе, – сказал Далинар с удивлением в голосе. – Они гудят об этом, точно дождь шумит. Уритиру. Буревой Престол. Как тебе это удалось?
– Это не я. Это все светлость Навани.
– Она утверждает, что ее убедила ты.
– Я… – Шаллан покраснела. – Просто мы побеседовали, и она передумала…
Далинар коротко кивнул адъютанту, и тот подошел к совещавшимся ученым дамам. Что-то негромко скомандовал им, они поднялись – кто быстро, кто с неохотой – и вышли под дождь, оставив свои бумаги. Адъютант последовал за ними. Ватах взглянул на девушку. Она кивнула, веля ему и прочим стражникам выйти.
Вскоре Шаллан и Далинар остались в шатре один на один.
– Ты сказала Навани, что Ясна открыла тайны Сияющих рыцарей, – произнес князь Холин.
– Верно.
– Ты уверена, что Ясна не ввела тебя в заблуждение, – продолжил Далинар, – и не обманывала ли она сама себя – это куда больше походит на нее.
– Светлорд, я… я не думаю, что… – Она перевела дух. – Нет. Она меня не обманывала.
– Как ты можешь быть в этом уверена?
– Я это видела своими глазами. Я свидетельница того, что она делала, и мы об этом говорили. Ясна Холин не владела духозаклинателем. Она сама была им.
Далинар скрестил руки, уставившись мимо Шаллан в ночь.
– Видимо, я должен заново основать Сияющих рыцарей. Первый, кому я осмелился доверить эту миссию, оказался убийцей и лжецом. Теперь ты утверждаешь, что Ясна, возможно, обладала истинной силой. Если это правда, то я дурак.
– Не понимаю.
– Назначая Амарама, – объяснил Далинар, – я полагал, что поступаю правильно. Теперь я спрашиваю себя, не ошибся ли с самого начала, – возможно, восстановление рыцарских орденов и не было никогда моим долгом. Они сами себя восстанавливают, а я высокомерный идиот, который им только мешает. Ты дала мне важный повод для размышлений. Спасибо.
Князь не улыбался, когда произнес это; вообще-то, он выглядел необычайно обеспокоенным. Он повернулся, сцепив руки за спиной и собираясь уйти.
– Светлорд Далинар! – окликнула Шаллан. – Возможно, ваш долг не в том, чтобы воссоздать рыцарские ордена.
– Я именно это и сказал только что.
– Да, но, может, вы должны помочь рыцарям… собраться?
Мужчина вопросительно уставился на нее. Шаллан покрылась холодным потом. Что она творит?
«Мне нужно кому-то открыться, – подумала она. – Я не могу, как Ясна, все держать в себе. Это слишком важно». Был ли Далинар Холин правильным человеком?
Что ж, она точно не могла вообразить себе кого-то получше.
Шаллан протянула вперед руку и вдохнула буресвет, опустошая одну из своих сфер. Потом выдохнула, послав мерцающее облако между собой и Далинаром. Сотворенный из буресвета образ Ясны – тот самый, что веденка нарисовала чуть раньше, – повис над ее раскрытой ладонью.
– Всемогущий Всевышний… – прошептал Далинар. Над ним возник единственный спрен благоговения, похожий на кольцо голубого дыма или рябь от камня, который бросили в пруд. Шаллан лишь пару раз за всю свою жизнь видела таких спренов.
Далинар шагнул вперед и наклонился, почтительно изучая образ Ясны.
– Можно? – спросил он, поднимая руку.
– Да.
Он коснулся иллюзии, и она расплылась, снова превратилась в клубящееся облачко света. Когда Далинар убрал палец, «Ясна» возникла опять.
– Это иллюзия, – объяснила Шаллан. – Я не могу создать что-то настоящее.