Тысяча людей двигалась вместе с Адолином через здание, держа фонари с массивными гранеными самосветами – в пять раз больше броумов, хотя даже некоторые из них начали угасать, поскольку Великой бури не было слишком долго.
Провести тысячу людей через эти зловещие помещения – дело не из легких. Но если он не сбился с пути, скоро будет противоположная стена – та, что располагалась прямо за спиной у паршенди. Несколько человек разведали ближайшие комнаты и вернулись с подтверждением. Строение заканчивалась здесь. Адолин теперь видел очертания окон, запечатанных кремом, годами просачивавшегося через щели; он стекал по стенам и собирался грудами на полу.
– Ладно, – сказал принц, обращаясь к командирам рот. – Давайте соберем в комнате и холле столько людей, сколько поместится. Я вырежу нам выход. Едва он откроется, мы должны рвануть наружу и атаковать завывающих паршенди.
Первая рота, вы разделитесь пополам и будете охранять проход. Не позволяйте оттеснить себя! Я атакую и пытаюсь отвлечь внимание. Остальные – бегом наружу и присоединяйтесь к схватке.
Мужчины закивали. Адолин перевел дух, опустил забрало и подошел к стене. Они находились на втором этаже здания, но по его прикидкам кремовые отложения снаружи были примерно вровень. В самом деле, из-за стены доносился слабый гул, от которого она вибрировала.
Буря свидетельница, паршенди прямо здесь. Молодой человек призвал клинок, подождал, пока командиры роты передадут его слова, чтобы люди подготовились, а потом разрубил стену на несколько длинных лент. Он рассек ее в другом направлении широкими движениями, а после ударил бронированным плечом.
Стена поддалась и рассыпалась, каменные блоки покатились прочь от него, словно их понесло течением реки. Дождь вернулся, полный сил. Адолин был всего лишь в паре футов над землей, и он с нетерпением выбрался наружу, на скользкие мокрые скалы. Прямо слева от него стояли рядами, лицом в другую сторону, резервы паршенди, поглощенные пением. Шум битвы здесь был почти не слышен – его заглушало неестественное пение, от которого мурашки бежали по спине.
Великолепно. Дождь и завывания скрыли шум от пролома стены. Он высек еще одну дыру, пока из первой вытекали его люди с фонарями в руках. Принялся за третью, но услышал вопль. Их заметила одна из хора. В новой форме различия между мужчинами и женщинами паршенди были куда заметнее, чем раньше.
Адолин преодолел короткое расстояние до врагов и врезался в их ряды, нанося смертельные удары клинком. Вокруг падали тела с выжженными глазами. Пять, потом десять. Солдаты присоединились к нему, вонзая копья в паршенди, обрывая их жуткую песню.
Это было потрясающе просто. Паршенди не сразу переставали петь, выходя из транса сбитыми с толку и растерянными. Те, кто сражался, делали это без согласованности, и быстрая атака Адолина не дала им времени призвать странную искрящуюся энергию.
Все равно что убивать спящих. Принцу уже приходилось с помощью осколков творить кошмарные вещи. Преисподняя, да каждый раз, выходя в доспехе и с клинком на поле боя против обычных людей, он делал грязную работу – убивал тех, на чьем месте могли бы оказаться дети, вооруженные палками. Но это было хуже. Часто певцы приходили в себя лишь перед смертью – моргали, просыпаясь под дождем, встряхивались и оказывались лицом к лицу с полным осколочником, который убивал их друзей. Адолина преследовали полные ужаса взгляды, пока вокруг него падали на землю все новые и новые мертвецы.
Где же Азарт, который обычно позволял ему не обращать внимания на творившуюся бойню? Он нуждался в Азарте, но пришла лишь тошнота. Стоя посреди поля свежих трупов – от выжженных глазниц сквозь дождь поднимались струйки дыма с резким запахом, – он вздрогнул от отвращения и выронил свой клинок. Тот исчез, превратился в туман.
Что-то ударило Адолина в спину.
Он чуть не упал, споткнувшись о труп, и развернулся. Осколочный клинок ударил в грудь, породив на броне светящуюся паутину трещин. Следующий удар он отбил предплечьем и шагнул назад, принимая боевую стойку.
Перед принцем стояла женщина, и дождь струился по ее броне. Как она себя назвала? Эшонай.
Забрало шлема скрыло широкую улыбку Адолина. Такой противник – совсем другое дело. Честная битва. Принц поднял руки, встречая появившийся из тумана осколочный клинок, и рубанул снизу вверх, стремительно парируя ее атаку.
«Спасибо», – подумал он.
Далинар ехал верхом на Храбреце обратно через мост с плато Ройона, прижимая руку к кровоточащей ране в боку. Глупо. Он должен был заметить то копье. Слишком сосредоточился на красной молнии и быстрой смене боевых пар паршенди.
«Правда в том, – подумал великий князь Холин, спускаясь с коня, чтобы лекарь смог осмотреть его рану, – что ты уже старик». Возможно, не по общепринятым меркам – ему всего лишь пятьдесят с небольшим, – а по солдатским. Точно старик. Без заемной силы осколочного доспеха он медлительный и слабый. Убийства – забава для молодых; уже по той причине, что старики умирали первыми.
Проклятый дождь все лил и лил, так что Далинар скрылся от него в одном из шатров Навани. Лучники не давали паршенди броситься в погоню через ущелье, следом за людьми Ройона, выходящими из окружения. Далинар успешно спас армию великого князя – по меньшей мере половину, – но они потеряли все северное плато. Ройон пересек ущелье верхом на коне и оказался в безопасности, за ним последовал капитан Хал, пеший и измученный, – сын генерала Хала был в собственном доспехе и нес королевский клинок, который, к счастью, удалось забрать с трупа Телеба, когда тот пал.
Сам труп и броню пришлось бросить. Что еще хуже, пение паршенди не стихало. Несмотря на спасение солдатских жизней, это было ужасное поражение.
Далинар отстегнул нагрудник кирасы и сел с тяжелым вздохом на табурет, придвинутый женщиной-лекарем. Он стоически перенес осмотр, зная, что рана не страшная. Она плохая – любая рана на поле боя была плохой, особенно если мешала пользоваться рукой, в которой держишь меч, – но он не умрет.
– Клянусь бурей, – проворчала лекарка, – великий князь, у вас под доспехом сплошные шрамы. Сколько раз вы получали ранение в плечо?
– Не помню.
– Как же вы можете пользоваться рукой после всего этого?
– Тренировка и практика.
– Этого бы не хватило… – прошептала она, потрясенно вытаращив глаза. – Я хочу сказать… Вот буря!..
– Просто зашейте ее, – велел Далинар. – Да, я сегодня буду держаться подальше от поля боя. Нет, не стану напрягаться. Да, я все эти наставления уже слышал.
Его вообще там не должно было быть. Князь обещал себе больше не отправляться на битву. Предполагалось, что он теперь политик, а не военачальник.
Но люди время от времени нуждались в Черном Шипе. Буря свидетельница, сам Далинар нуждался. Он…
Навани влетела в палатку на крыльях бури.
«Слишком поздно».
Великий князь Холин вздохнул, когда она решительно направилась к нему, миновав фабриаль, что светился на небольшой подставке, собирая вокруг себя мерцающую водяную сферу. Вода струилась по двум металлическим стержням по бокам фабриаля и выливалась на землю, откуда утекала из палатки и падала за край плато.
Он взглянул на Навани мрачно, снизу вверх, ожидая взбучки, точно новобранец, который забыл оселок. Вместо этого она подошла к нему со стороны здорового бока и крепко прижалась.
– Никаких упреков? – спросил Далинар.
– Мы на войне, – прошептала Навани. – И мы проигрываем, верно?
Князь посмотрел на лучников, использовавших последние стрелы. Он проговорил негромко, чтобы они не услышали:
– Да.
Лекарка бросила на него быстрый взгляд, потом опустила голову и продолжила шить.
– Ты отправился на битву, когда там в тебе нуждались, – сказала Навани. – Ты спас жизни великого князя и его солдат. Отчего ты решил, что я буду гневаться?
– Оттого, что я знаю тебя. – Он поднял здоровую руку и запустил пальцы в ее волосы.
– Адолин победил на своем плато, – сообщила Навани. – Паршенди там рассеялись и стремительно отступают. Аладар держится. Ройон потерпел неудачу, но наши силы по-прежнему равны. Почему же мы проигрываем? Я это вижу по твоему лицу, но не понимаю, в чем дело.
– Битва с равным противником для нас проигрышная, – объяснил Далинар. Он чувствовал, как приближается поражение. Издалека, с запада. – Если они завершат свою песню, то, как предупреждал Рлайн, наступит конец всему.
Лекарка как могла закончила работу, перевязала рану и позволила Далинару снова надеть рубашку и мундир. Они удержат повязку на месте. Одевшись, князь встал, намереваясь отправиться в командный шатер и получить новые сведения об их положении от генерала Хала. Его прервал Ройон, ворвавшийся в палатку.
– Далинар! – Высокий, лысеющий мужчина влетел и схватил его за руку. За раненую руку. Князь поморщился. – Там кровавая баня, клянусь бурей! Мы покойники. Буря свидетельница, мы покойники!
Ближайшие лучники засуетились – у них не осталось стрел. По другую сторону ущелья собралось море красных глаз, похожих на горящие во тьме уголья.
Хотя Далинару очень хотелось дать Ройону оплеуху, так нельзя было поступать с великим князем, пусть даже в истерике. Вместо этого он выволок Ройона из шатра. Дождь – теперь уже настоящий ливень – насквозь промочил его и без того мокрый мундир и показался Далинару ледяным.
– Возьмите себя в руки, светлорд, – сурово проговорил Далинар. – Адолин отбил свое плато. Не все так плохо, как кажется.
Это не должно было так закончиться, – донесся глас с небес.
Вот буря! Далинар оттолкнул Ройона прочь и поспешил в центр плато, глядя в небо.
– Ответь мне! Дай знать, если слышишь меня!
Я слышу.
Наконец-то. Хоть какой-то сдвиг.
– Ты Всемогущий?
Я сказал, что нет, дитя Чести.
– Тогда что же ты?
Я тот, кто приносит свет и тьму. – Голос загрохотал, точно далекий гром.
– Буреотец! – проговорил Далинар. – Ты Вестник?