Момент изумления. Момент жизни. Возможно… Каладин чувствовал, как работает свет, как стихия внутри него ярится и бьется о некую преграду. Он стиснул зубы и каким-то образом… сдвинул ее.
К его руке вернулся цвет, и холодная боль внезапно затопила предплечье, кисть, пальцы. Кожа начала излучать буресвет.
– Нет… – прошептал убийца. – Нет!
Что бы Каладин ни сделал со своей рукой, это поглотило бо́льшую часть его света, и общее сияние его тела потускнело. Все еще на коленях, Каладин стиснул зубы и схватился за висевший на поясе нож. Но хватка его была слаба, и он едва не выронил оружия, достав из ножен.
Юноша переложил нож в левую руку. Придется как-то справиться.
Он рывком поднялся на ноги и атаковал убийцу. «Надо ударить его быстро, чтобы получить хоть один шанс».
Шинец отпрыгнул назад, взмыв на добрые десять футов, и его белые одежды затрепетали в ночи. Он приземлился, гибкий и грациозный, в его руке появился осколочный клинок.
– Что ты такое? – требовательно спросил он.
– То же, что и ты, – ответил Каладин. Он почувствовал тошноту, но вынудил себя держаться. – Ветробегун.
– Этого не может быть.
Капитан поднял нож; от его кожи исходили последние завитки буресвета. Моросящий дождь все лил и лил.
Убийца попятился, его глаза сделались такими огромными, словно Кэл превратился в ущельного демона.
– Они сказали – я лжец! – закричал он. – Они сказали – я ошибаюсь! Сзет-сын-сына-Валлано… Неправедник. Они назвали меня неправедником!
Каладин шагнул вперед, стараясь выглядеть грозно и надеясь, что буресвета хватит на то, чтобы произвести устрашающее впечатление. Он выдохнул облачко, которое слабо засветилось в ночной тьме.
Убийца продолжал пятиться сквозь лужу.
– Они вернулись? – требовательно спросил он. – Они все вернулись?
– Да.
Ответ казался правильным. По крайней мере, для того, чтобы выжить.
Шинец задержал на нем взгляд еще на миг, потом повернулся и убежал. Каладин проследил за тем, как светящаяся фигурка сначала бежала и вдруг взмыла в небо. Убийца в Белом исчез на востоке яркой искрой.
– Вот буря!.. – пробормотал Каладин и, выдохнув последний буресвет, рухнул без чувств.
Когда он пришел в себя, рядом на каменистой земле стояла Сил, уперев руки в бока.
– Спишь на дежурстве?
Каладин застонал и сел. Он чувствовал себя ужасно слабым, но был жив. Вот и хорошо. Юноша поднял руку, но теперь, когда буресвет погас, в темноте ничего нельзя было разглядеть.
Пальцы двигались. Кисть и предплечье болели, но это была самая восхитительная боль из всех, что он когда-либо испытывал.
– Я исцелился, – прошептал Кэл и закашлялся. – Я исцелился от раны, нанесенной осколочным клинком. Почему ты не сказала, что я могу это делать?
– Потому что не знала, что ты можешь это делать, пока ты это не сделал, дурачок, – сказала она с таким видом, словно это был самый очевидный факт в целом мире. Потом ее голос смягчился. – Там, наверху, есть мертвые.
Каладин кивнул. Сможет ли он идти? Парень сумел подняться и медленно двинулся вокруг основания Пика, к ступеням на другой стороне. Сил взволнованно летела рядом. Когда он пошел по ступеням, силы потихоньку начали возвращаться. Ему пришлось несколько раз остановиться перевести дух. Во время одной из остановок он оторвал рукав куртки, чтобы скрыть разрез от осколочного клинка.
Каладин добрался до вершины, в глубине души опасаясь, что найдет там только трупы. Коридоры были тихими. Ни криков, ни стражей. Ничего. Он продолжал идти в одиночестве, пока не увидел впереди свет.
– Стоять! – крикнул дрожащий голос. Март из Четвертого моста. – Ты, в темноте! Назови себя!
Капитан продолжал идти к свету, слишком измученный, чтобы отвечать. У дверей королевских покоев стояли на страже Март и Моаш вместе с несколькими гвардейцами. Узнав Каладина, они разразились изумленными возгласами, а потом завели его в тепло и свет комнат Элокара.
Там он обнаружил Далинара и Адолина, живых и сидевших на кушетках. Эт занимался их ранами; Каладин обучил нескольких членов Четвертого моста основам полевой медицины. Ренарин сидел, обмякнув, на стуле в углу; осколочный клинок валялся у его ног, словно мусор. В дальней части комнаты ходил из угла в угол король, негромко переговариваясь с матерью.
Когда вошел Каладин, Далинар встал, отмахнувшись от Эта.
– Клянусь десятым именем Всемогущего, – проговорил великий князь севшим голосом. – Ты живой?!
Юноша кивнул и рухнул на один из обитых бархатом королевских стульев, не заботясь о том, что замочит его или испачкает кровью. Он издал тихий стон – отчасти из облегчения при виде их всех, отчасти от изнеможения.
– Как? – изумился Адолин. – Ты упал. Я был почти без сознания, но точно помню, что я видел, как ты упал!
«Я связыватель потоков, – подумал Каладин, видя, как Далинар его разглядывает. – Я использовал буресвет». Он хотел сказать это вслух, но не смог. Не перед Элокаром и Адолином.
«Забери меня буря, я трус…»
– Я крепко в него вцепился, – объяснил Каладин. – Даже не знаю, как это вышло. Мы кувыркались в воздухе, и, когда ударились о землю, я не был мертв.
Король кивнул.
– Ты ведь сказал, что он приклеил тебя к потолку? – обратился он к Адолину. – Они, видимо, опускались вниз плавно, а не падали.
– Наверное, – согласился Адолин.
– Там, внизу, – с надеждой спросил король, – ты его убил?
– Нет, – сказал Каладин. – Он сбежал. Думаю, он не ожидал получить такой грамотный отпор.
– Грамотный? – переспросил Адолин. – Мы были как трое мальчишек, которые напали на ущельного демона с прутиками. Буреотец! Это самое позорное поражение за всю мою жизнь.
– По крайней мере, мы предупреждены, – с содроганием проговорил король. – Этот мостовик… из него получился хороший телохранитель. Ты заслуживаешь похвалы, юноша.
Далинар встал и пересек комнату. Эт очистил его лицо и заткнул нос, чтобы остановить кровотечение. У великого князя была рассечена кожа на левой скуле, а нос ему сломали явно не в первый раз за всю продолжительную военную карьеру. Обе раны выглядели хуже, чем были на самом деле.
– Откуда ты узнал? – спросил Далинар.
Кэл посмотрел ему в глаза. Стоявший за спиной великого князя Адолин, прищурившись, снова глянул на капитана. Потом глянул на его руку и нахмурился.
«Он что-то видел», – подумал Кэл.
Мало ему проблем с Адолином…
– Я заметил в темноте какую-то искру, – сказал Каладин. – И действовал по наитию.
В комнату влетела Сил и многозначительно посмотрела на него, нахмурившись. Но это не была ложь. Он действительно видел свет во тьме – ее свет.
– Много лет назад, – произнес Далинар, – я не прислушался к тому, что рассказывали свидетели нападения на моего брата. Они говорили, люди ходили по стенам, падали вверх, а не вниз… Всемогущий! Да что же он такое?
– Смерть, – прошептал Каладин.
Далинар кивнул.
– Почему он вернулся сейчас? – поинтересовалась Навани, придвигаясь к Далинару. – После стольких лет?
– Он хочет убить меня, – сказал Элокар.
Он стоял к ним спиной, но Каладин видел в его руке чашу. Король осушил ее до дна, потом тотчас же заново наполнил из кувшина. Темно-фиолетовое вино. Рука Элокара дрожала, пока он наливал.
Каладин посмотрел на Далинара. Великий князь все слышал. Этот Сзет пришел не за королем, а за Далинаром.
Князь не стал поправлять короля, и Каладин тоже промолчал.
– Что мы будем делать, если он вернется? – спросил Адолин.
– Не знаю. – Далинар уселся обратно на кушетку рядом с сыном. – Я не знаю…
«Займись его ранами, – прошептал Каладину голос его отца, лекаря. – Зашей щеку. Вправь нос».
У него был долг поважнее. Капитан вынудил себя встать, хотя ощущение было такое, словно его нагрузили свинцовыми гирями, и взял копье у одного из стражей у двери.
– Почему в коридорах так тихо? – спросил он Моаша. – Ты знаешь, где слуги?
– Великий князь, – ответил тот, кивая на Далинара, – послал пару человек в комнаты слуг, чтобы они вывели всех из дворца. Он подумал, что если убийца вернется, то может начать убивать всех подряд. Решил, что чем больше людей покинут здание, тем меньше случайных жертв.
Каладин кивнул, взял сферную лампу и вышел в коридор:
– Оставайтесь здесь. Я должен кое-что сделать.
Когда мостовик ушел, Адолин обмяк на своей кушетке. Каладин, разумеется, ничего не объяснил и не попросил у короля позволения удалиться. Забери его буря, он считает себя выше светлоглазых. Нет, наглец мнит себя выше короля, шквал побери!
«Но ведь он сражался рядом с тобой», – напомнил внутренний голос.
Сколько людей, светлоглазых или темноглазых, не побоялись бы выйти против осколочника?
Обеспокоенный, Адолин уставился в потолок. Он не мог видеть того, что помнил. Да и вообще, был не в себе после падения с потолка. Разумеется, шинец не рассек руку Каладина своим осколочным клинком. Рука ведь в полном порядке, в конце концов.
Но куда подевался рукав?
«Он упал вместе с убийцей, – подумал Адолин. – Он сражался и изобразил ранение, которого не было на самом деле». Не могло ли все это быть частями какого-то хитрого плана?
«Прекрати, – приказал он себе. – Станешь параноиком, как Элокар».
Он посмотрел на короля, который с бледным видом уставился на пустую чашу из-под вина. Неужели его величество и впрямь осушил весь кувшин? Элокар прошел к своей спальне, где наверняка было еще вино, и распахнул дверь.
Навани ахнула, и король застыл на месте. Повернулся к створке. На ее задней части кто-то расцарапал древесину ножом, и кривые линии складывались в ряд глифов.
Адолин встал. Несколько глифов были цифрами, ведь так?
– «Тридцать восемь дней, – прочитал Ренарин. – Всем народам конец».
Каладин устало шел по дворцовым коридорам, повторяя путь, по которому вел остальных совсем недавно. Вниз, к кухням, потом в коридор, где в стене прорезана дыра. Мимо места, где на полу остались пятна крови Далинара, к перекрестку.