– Покушение на жизнь короля, – негромко сказал мальчишка. – И двух часов не прошло.
– У-у.
– Твое предложение о том, как научиться сражаться с осколочником, еще в силе?
– Нет. – Зайхель захлопнул дверь и вернулся к своей кушетке.
Мальчишка, разумеется, снова открыл ее. Шквальные монахи считали себя имуществом и ничем не могли владеть, так что замки на дверях им были без надобности.
– Пожалуйста, – взмолился мальчишка. – Я…
– Малый, – проворчал Зайхель, снова поворачиваясь к нему, – в этой комнате живут два человека.
Мальчишка нахмурился, взглянув на единственную койку.
– Первый, – продолжил Зайхель, – ворчливый мечник, у которого имеется слабость – детки, вляпавшиеся по самые уши. Он появляется днем. Второй – очень-очень ворчливый мечник, который презирает все и вся. Он появляется, стоит какому-нибудь идиоту разбудить его в самый жуткий ночной час. Советую тебе обращаться с просьбами к первому, не ко второму. Понял?
– Понял. Я вернусь.
– Хорошо. – Наставник сел на кровати. – И не будь зеленым от земли.
Мальчик застыл у двери:
– Не быть… каким?
«Дурацкий язык, – подумал Зайхель, забираясь в постель. – Ни одной подходящей метафоры».
– Просто брось выпендриваться и приходи учиться. Не терплю колотить людей моложе себя. Это все равно что над младенцами издеваться.
Мальчишка хмыкнул и закрыл дверь. Зайхель укрылся одеялом – проклятые монахи выдали ему только одно – и перевернулся на другой бок. Засыпая, он ожидал услышать в голове голос. Разумеется, голоса не было.
Его не было уже очень много лет.
И-7Тальн
О пламени, что горело и погасло. О жа́ре, который он чувствовал, когда другие не чувствовали. О собственных криках его, что никем не были услышаны. О величайшей пытке, ибо она означает жизнь.
– Он просто смотрит вот так, ваше величество.
Слова.
– Такое ощущение, что он ничего не видит. Иногда бормочет. Иногда кричит. Но все время… пялится.
Дар и слова. Не его. Никогда они не были его. До сих пор.
– Клянусь бурей, от него мороз по коже, правда? Ваше величество, мне пришлось это терпеть всю дорогу в фургоне. Половину времени он кричал, другую половину сверлил взглядом мне затылок.
– А Шут? Ты его упомянул.
– Начал путешествие со мной, ваше величество. Но на второй день объявил, что ему требуется камень.
– Э-э… камень.
– Да, ваше величество. Выпрыгнул из фургона и нашел один, а потом… э-э… ударил им себя по голове, ваше величество. Три или четыре раза. Сразу же вернулся в фургон со странной улыбкой и сказал… э-э…
– Да?
– Якобы ему требуется, э-э, я специально запомнил это для вас. Вот его слова: «Мне потребовалась объективная система отсчета, чтобы оценить свои ощущения в твоей компании. Я бы сказал, где-то между четырьмя и пятью ударами». Сэр, я не вполне понял, что он имел в виду. Похоже, он насмехался надо мною.
– Точно подмечено.
Почему они не кричали? Этот жар! Жар смерти. Смерти и мертвецов, мертвецов и их разговоров, а не воплей о смерти, если не считать той смерти, что не пришла.
– Ваше величество, после этого Шут просто взял и сбежал. Куда-то в холмы. Словно какой-то шквальный рогоед.
– Бордин, не пытайся его понять. Только зря измучаешься.
– Да, светлорд.
– Нравится мне этот Шут.
– Элокар, мы в курсе.
– Вот честное слово, ваше величество, чокнутый был лучшим попутчиком.
– Ну разумеется. Если бы люди наслаждались обществом Шута, это бы означало, что он никудышный Шут, верно?
Они горели. Стены горели. Пол горел. Пылало и внутри того, где нельзя быть, но там пребывает все. Где?
Путешествие. Вода? Колеса?
Пламя. Да, пламя.
– Ты меня слышишь, безумец?
– Элокар, да ты только глянь на него. Несчастный не в себе.
– Я Таленелат’Элин, Вестник войны. – Голос. Это он сказал. Не в мыслях. Слова пришли, как всегда приходили.
– Что-что? Говори громче, будь любезен.
– Вот уже совсем близко Возвращение, Опустошение. Нам нужно подготовиться. Вы, должно быть, многое забыли вследствие разрушений, что приключились в минувшие времена.
– Элокар, я кое-что разобрал. Это алетийский. Северный говор. Я не ожидал такого от человека со столь темной кожей.
– Безумец, откуда ты взял осколочный клинок? Расскажи мне. У большинства клинков история длиной в несколько поколений, и все их былые владельцы записаны. Этот совершенно неизвестен. У кого ты его забрал?
– Калак научит вас выплавлять бронзу, если вы забыли. С помощью духозаклинателей мы создадим для вас металлические слитки. Хотел бы я обучить вас работе со сталью, но плавить быстрее, чем ковать, а нам требуется то, что мы можем сделать быстро. Ваши каменные инструменты не годятся против того, что грядет.
– Он что-то сказал про бронзу. И камень?
– Ведель обучит ваших лекарей, а Йезриен… он обучит ваших вождей. Столь многое утрачивается между Возвращениями…
– Осколочный клинок! Где ты его достал?
– Бордин, как вы отделили меч от него?
– Мы не отделяли, светлорд. Он сам его бросил.
– И оружие не исчезло? Значит, уз не было. Он не мог владеть им долго. Его глаза были такого же цвета, когда вы его нашли?
– Да, сэр. Темноглазый с осколочным клинком. Вот уж удивительное зрелище.
– Я обучу ваших солдат. У нас должно быть время. Ишар все твердит, что есть способ сохранять сведения так, чтобы они не терялись после Опустошений. И вы открыли нечто неожиданное. Нам оно пригодится. Связыватели потоков будут хранителями… Рыцарями…
– Он уже все это говорил, ваше величество. Когда бормочет, то, э-э, не останавливается. Повторяет снова и снова. Не думаю, что вообще понимает смысл своих слов. До чего жутко, что у него при этом не меняется выражение лица.
– Но говорит как алети.
– Он выглядит так, словно жил дикарем какое-то время: грива длинная, ногти сломаны. Может, у каких-нибудь сельчан сбежал сумасшедший отец семейства.
– А клинок, Элокар?
– Ты же не считаешь, дядя, что это его клинок.
– Грядущие дни будут трудными, но с должным обучением человечество выживет. Вы должны привести ко мне своих правителей. Другие Вестники скоро к нам присоединятся.
– В последнее время я готов к любым неожиданностям. Ваше величество, я предлагаю послать его к ревнителям. Возможно, они помогут его разуму восстановиться.
– А что ты будешь делать с осколочным клинком?
– Уверен, мы найдем ему хорошее применение. Вообще-то, мне кое-что пришло в голову прямо сейчас. Бордин, возможно, ты мне понадобишься.
– Приказывайте, светлорд.
– Кажется… кажется, я опоздал… на этот раз…
Сколько времени прошло?
Сколько времени прошло?
Сколько времени прошло?
Сколько времени прошло?
Сколько времени прошло?
Сколько времени прошло?
Сколько времени прошло?
Слишком много.
И-8Форма силы
Когда Эшонай вернулась, ее ждали.
На краю плато, за пределами Нарака, собрались тысячи слушателей. Трудяги, шустрики, бойцы и даже несколько брачников, коих предвкушение чего-то нового отвлекло от наслаждений. Новая форма, форма… силы?
Эшонай уверенным шагом направилась к ним, изумляясь энергии. Стоило ей быстро сжать руку в кулак, во все стороны стреляли тончайшие, почти невидимые красные молнии. Ее мраморная кожа – большей частью черная, с изящными красными узорами – не изменилась, но утратила громоздкие доспехи боеформы. Вместо них сквозь кожу на руках, местами туго натянутую, проглядывали небольшие гребни. Воительница опробовала новое оружие на камнях и нашла его весьма крепким.
У нее опять были пряди волос. Как давно она их ощущала? Что чудеснее всего, Эшонай была сосредоточена. Больше никаких тревог о судьбе ее народа. Она знала, что делать.
Венли пробилась в первый ряд толпы, когда сестра достигла края ущелья. Они смотрели друг на друга через пропасть, и Эшонай читала по ее губам вопрос: «Сработало?»
Эшонай перепрыгнула ущелье. Ей не понадобилось разбегаться, как в боеформе, – просто оттолкнулась и взмыла в воздух. Ветер словно закручивался вокруг нее. Она пронеслась над пропастью и приземлилась среди своих, и, когда присела, гася энергию удара, по ее ногам пробежали красные линии силы.
Слушатели отпрянули.
Как четко! Все было таким четким!
– Я вернулась из бури, – сказала она в ритме восхваления, который также можно было использовать для истинного удовлетворения. – Со мной пришло будущее двух народов. Наше время потерь кончается.
– Эшонай? – Это был Тьюд в своей длинной куртке. – Эшонай, твои глаза!
– Да?
– Они красные.
– Они представляют то, чем я стала.
– Но в песнях…
– Сестра! – позвала Эшонай в ритме решимости. – Взгляни на дело рук своих!
Венли приблизилась, поначалу робея.
– Буреформа, – прошептала она в ритме благоговения. – Значит, сработало? Ты можешь входить в бури без опаски?
– И более того, ветра покорятся мне. И, Венли, я чувствую, как что-то… что-то готовится. Новая буря.
– Ты чувствуешь бурю прямо сейчас? В ритмах?
– За пределами ритмов, – ответила Эшонай. Как же ей объяснить? Как можно описать вкус тому, кто был лишен рта, или зрение тому, кто никогда не видел? – Я чувствую, как собирается буря, которая превосходит наше понимание. Мощный, яростный ураган. По-настоящему Великая буря. Если многие из нас примут эту форму, мы сумеем ее призвать. Бури покорятся нашей воле, и мы обрушим их на своих врагов.
Все новые и новые свидетели происходящего начинали гудеть в ритме благоговения. Они были слушателями и чувствовали ритм, слышали его. Все были созвучны, все были в ритме друг с другом. Безупречность.
Эшонай раскинула руки и громко воскликнула:
– Отбросьте отчаяние и пойте в ритме радости! Я заглянула в бездонные глаза Укротителя бурь и увидела его предательство. Я познала его замысел и его намерение помочь человекам в борьбе с нами. Но сестра моя открыла спасение! С этой формой мы можем постоять за себя сами, без чьей-то помощи, и смести наших врагов с этой земли, как ураган сметает листья!