– Я сдержу слово.
Он кивнул, и Шаллан позволила занавеске опуститься, закрыв окно паланкина. Буреотец! Дай женщине осколочный клинок, подпусти ее ближе… А кто-нибудь уже пытался? Наверняка, хотя от одной мысли об этом ее замутило.
Паланкин повернул на север. Понадобилось время, чтобы обойти все военные лагеря: они оказались огромными. В конце концов она выглянула наружу и увидела слева высокий холм с постройками на вершине – и отчасти внутри вершины. Королевский дворец?
Что, если ей удастся убедить светлорда Далинара принять себя и поручить продолжить изыскания Ясны? Кем она станет среди тех, кто живет при дворе? Младшей письмоводительницей, которую все время отпихивают в сторону и забывают? Так она провела бо́льшую часть своей жизни. Шаллан вдруг ощутила в себе внезапную и отчаянную решимость не допустить повторения этого. Ей нужны были свобода и средства, чтобы отыскать Уритиру и расследовать смерть Ясны. Она не примет ничего другого. Не сможет принять.
«Ну так сделай так, чтобы все получилось», – подумала она.
Легко сказать, трудно сделать. Когда паланкин начал подниматься по извилистой тропе, ведущей ко дворцу, новая сумка – из вещей Тин – упала и ударила ее по ноге. Шаллан подняла ее, пролистала лежавшие внутри рисунки и нашла помятый портрет Блата – такого, каким она его вообразила. Героя, а не работорговца.
– Ммм… – сказал Узор с соседнего сиденья.
– Этот рисунок – обман, – пояснила Шаллан.
– Да.
– И в то же самое время – правда. Таким он стал уже в конце. В очень малой степени.
– Да.
– Так что же такое обман, а что – правда?
Узор тихонько загудел, как довольная рубигончая перед очагом. Шаллан провела пальцами по рисунку, разглаживая заломы. Потом достала альбом и карандаш и начала рисовать. В дергавшемся паланкине это оказалось делом нелегким; набросок выйдет не из лучших. И все-таки ее пальцы двигались над бумагой с энергичностью, которой она не ощущала уже много недель.
Сначала размашистые линии, чтобы закрепить возникший в голове образ. На этот раз девушка не копировала из памяти, а искала нечто туманное: ложь, которая могла стать правдой, если Шаллан вообразит ее правильным образом.
Она неистово рисовала, ссутулившись, и вскоре перестала чувствовать ритм шагов носильщиков. Художница видела только рисунок и знала лишь эмоции, которыми пропиталась эта страница. Решимость Ясны. Самоуверенность Тин. Чувство… правильности, что не поддается описанию, но которое переняла от брата Хеларана – лучшего из всех, с кем ей доводилось встречаться.
Все это перетекало из нее на страницу через карандаш. Штрихи и линии становились тенями и текстурами, а те превращались в фигуры и лица. Быстрый и поспешный набросок, но живой. Он изображал Шаллан уверенной молодой женщиной, стоявшей перед Далинаром Холином, каким она его себе представляла. Девушка нарядила его в осколочный доспех, и он вместе с группой придворных изучал Шаллан, устремив на нее пронзительный испуганный взгляд. Она не пасовала перед ними и говорила уверенно, со знанием собственной силы, вскинув руку. Никакой дрожи. Никакого страха противостояния.
«Такой я могла бы стать, – подумала Шаллан, – если бы меня не вырастили в обители страха. Значит, такой я стану сегодня».
Это не обман. Это другая правда.
Паланкин остановился; Шаллан едва ли это заметила. В дверь паланкина постучали. Кивнув самой себе, девушка сложила рисунок и спрятала в потайной кошель. Потом выбралась наружу, на холодные камни. Почувствовала прилив сил и осознала, что втянула немного буресвета, хотя не собиралась этого делать.
Дворец оказался одновременно роскошнее и приземленнее, чем она себе представляла. Конечно, это был военный лагерь, так что обиталище монарха не могло соревноваться с величием королевских покоев Харбранта. В то же время потрясало то, что подобное здание сумели возвести здесь, вдали от богатств Алеткара. На вершине холма возвышалась внушительная крепость из обработанного камня, высотой в несколько этажей.
– Ватах, Газ, сопровождайте меня. Остальные ждите здесь, – велела она. – Я пришлю гонца.
Они отдали ей честь; девушка не знала, было ли это в рамках приличий. Шаллан решительным шагом направилась вперед и с изумлением поняла, что из всех дезертиров выбрала себе в сопровождающие одного из самых высоких и одного из самых низкорослых, так что, когда они заняли места по бокам от нее, получилась лестница по росту: Ватах, она сама, Газ. Неужели она и впрямь выбрала себе стражников, опираясь на эстетическую привлекательность?
Ворота дворца смотрели на запад, и здесь Шаллан обнаружила большую группу гостей, которые стояли у открытых дверей; коридор за ними уводил глубоко в недра холма. Шестнадцать стражников у ворот? Она читала, что король Элокар страдает паранойей, но это был уже перебор.
– Ватах, ты должен меня представить, – негромко сообщила она, пока они шли.
– Как?
– Светлость Шаллан Давар, ученица Ясны Холин, нареченная Адолина Холина. Скажешь, когда я подам знак.
Седеющий солдат кивнул, держа руку на топоре. Шаллан не разделяла его тревоги. Наоборот, она была воодушевлена. Девушка прошла мимо стражей с высоко поднятой головой, словно у себя дома.
И ее пропустили.
Шаллан чуть не споткнулась. Больше дюжины стражей у ворот, и никто не осмелился ее остановить. Некоторые вскинули руки, словно желая сделать именно это, – она увидела их краем глаза, – но потом молчаливо отпрянули. Ватах рядом с ней тихонько хмыкнул, когда они вошли в похожий на туннель коридор за воротами.
До них эхом донеслись отголоски шепотов, когда стражи у дверей начали переговариваться. Наконец один из них все же крикнул ей вслед:
– Светлость?..
Она остановилась, повернулась к ним и вскинула бровь.
– Прошу прощения, светлость, – повторил солдат. – Но вы…
Она кивнула Ватаху.
– Ты не узнаешь светлость Давар? – зарычал тот. – Нареченную светлорда Адолина Холина?
Стражи притихли, и Шаллан, повернувшись, продолжила путь. Почти сразу же шум позади возобновился, и на этот раз они говорили достаточно громко, чтобы она сумела разобрать несколько слов:
– …Невозможно уследить за тем, как он меняет одну женщину на другую…
Они достигли перекрестка. Шаллан огляделась.
– Думаю, нам наверх, – предположила она.
– Короли любят быть выше всех и вся, – согласился Ватах. – Важный вид помог вам проникнуть сюда, светлость, но к Холину вы так не попадете.
– А вы и впрямь его нареченная? – нервно спросил Газ и поскреб повязку на глазу.
– Была ею, когда в последний раз проверяла, – сказала Шаллан, направляясь вперед. – Впрочем, это было до того, как затонул мой корабль. – Она не тревожилась о том, как добьется аудиенции у Холина. По крайней мере, у нее будут зрители.
Они поднимались, спрашивая дорогу у слуг. Те носились группками и дергались, если к ним обращались. Подобная робость была знакома Шаллан. Неужели король столь же ужасный хозяин, каким был ее отец?
Чем выше они поднимались, тем больше в здании становилось от дворца и меньше – от крепости. На стенах – барельефы, на полу мозаика; резные ставни и много окон. А когда достигли королевского зала собраний почти на самой вершине, то увидели резную деревянную отделку с вставками из серебра и золота. В лампах сияли громадные сапфиры, превосходящие самые крупные сферы, и из них лился яркий синий свет. Что ж, если ей понадобится буресвет, недостатка в нем не будет.
На подступах к королевскому залу собраний шагу было негде ступить. Там оказались солдаты в разных мундирах.
– Преисподняя! – прошептал Газ. – Вижу цвета Садеаса.
– И Танадаля, и Аладара, и Рутара… – добавил Ватах. – Король встречается со всеми великими князьями, как я уже говорил.
Шаллан без труда различила группы единомышленников. Она выудила из воспоминаний все прочитанные в блокноте Ясны имена – и геральдические символы – всех десятерых великих князей. Солдаты Садеаса болтали с солдатами великого князя Рутара и великого князя Аладара. Люди Далинара стояли обособленно, и Шаллан чувствовала враждебность между ними и остальными собравшимися в зале.
Среди охранников Далинара оказалось очень мало светлоглазых. Странно. И неужели тот человек у двери ей знаком? Высокий, темноглазый, в синем мундире до колен. У мужчины были слегка вьющиеся волосы до плеч… Он негромко беседовал с другим солдатом, одним из стражников у ворот внизу.
– Похоже, тут они нас обставили, – тихонько проговорил Ватах.
Мужчина повернулся и посмотрел ей прямо в глаза, а потом перевел взгляд на ноги.
«О нет!..»
Солдат – офицер, судя по мундиру, – решительным шагом направился к веденке, не обращая внимания на враждебные взгляды охранников других великих князей, которыми те провожали его на пути к Шаллан.
– Принц Адолин, – заметил он ровным голосом, – помолвлен с рогоедкой?
Шаллан почти забыла о встрече, случившейся два дня назад за пределами военных лагерей. «Я придушу эту…» – она оборвала свой внутренний голос и ощутила прилив уныния. Так все и вышло: она убила Тин.
– Разумеется, нет. – Шаллан вскинула подбородок. – Я путешествовала в одиночку по диким землям. Называть свое истинное имя было бы неблагоразумно.
Мужчина хмыкнул:
– Где мои ботинки?
– Так ты обращаешься к высокопоставленной светлоглазой даме?
– Так я обращаюсь к воровке, – парировал он. – Я только что получил эти ботинки.
– Прикажу прислать тебе с десяток новых пар, – ответила Шаллан. – После того, как поговорю с великим князем Далинаром.
– Думаешь, я тебя к нему пущу?
– Думаешь, это тебе решать?
– Женщина, я капитан его личной гвардии.
«Шквал!» – подумала веденка.
До чего неудачно все сложилось. По крайней мере, Шаллан не тряслась из-за необходимости спорить. Она это преодолела. Наконец-то!
– Что ж, скажи мне… капитан. Как твое имя?
– Каладин.
Странно. Звучит, как имя светлоглазого.
– Отлично. Теперь у меня есть имя, которое я использую, когда буду рассказывать великому князю про тебя. Ему не понравится, что с нареченной его сына обращаются таким образом.