Шаллан поковыряла еду в своей тарелке, слушая отца, который похвалялся новыми племенными рубигончими. Говорил о процветании Дома. Сплошной обман.
Девушка не хотела ему перечить. Он был с нею добр. Он всегда был с нею добр. Но разве не следовало кому-нибудь что-нибудь сделать?
Хеларан бы сделал. Но брат их покинул.
«Все становится хуже и хуже. Кто-то просто обязан что-то сделать, что-то сказать, изменить отца». Он не должен так себя вести, напиваться, бить темноглазых…
Миновала первая перемена блюд. Шаллан вдруг заметила кое-что. Балат, которого отец начал называть Нан Балат, как если бы тот был старшим, то и дело поглядывал в сторону гостей. Это было удивительно. Обычно он их игнорировал.
Дочь Тавинара поймала его взгляд, улыбнулась и опять уставилась в тарелку. Шаллан моргнула. Балат… и девушка? Даже думать о таком было странно.
Отец как будто ничего не заметил. Потом встал и поднял чашу:
– Сегодня вечером у нас праздник. Хорошие соседи, крепкое вино.
Тавинар и его супруга, поколебавшись, подняли свои чаши. Шаллан только начала изучать правила поведения в обществе – это было непросто, ибо ее наставницы не задерживались надолго, – но уже знала, что хороший воринский светлорд не должен восхвалять пьянство. Не то чтобы им нельзя напиваться, но воринская традиция требовала не говорить об этом вслух. Ее отец был не силен в таких тонкостях.
– Это важный вечер, – сказал отец, сделав глоток. – Только что я получил весточку от светлорда Гевельмара – я думаю, Тавинар, вы его знаете. Я слишком долго был без жены. Светлорд Гевельмар посылает свою младшую дочь, а с ней – свое разрешение на брак. Мои ревнители совершат церемонию в конце месяца, и у меня вновь будет супруга.
Шаллан похолодела. Плотнее завернулась в шаль. Упомянутые ревнители сидели за отдельным столом и молча ужинали. Трое мужчин были одинаково седыми и служили достаточно долго, чтобы помнить дедушку Шаллан молодым. Однако они относились к ней с добротой, и учеба у них доставляла ей удовольствие, когда все прочее рушилось.
– Почему все молчат? – грозно вопросил отец, окидывая комнату взглядом. – Я только что объявил о своей помолвке! Вы похожи на банду алети, буря бы их побрала! Мы веденцы! Пошумите, придурки!
Гости вежливо похлопали, хотя теперь все выглядели еще более стесненно, чем раньше. Балат и двойняшки посмотрели друг на друга и легонько постучали по столу.
– Да провалитесь вы все в пустоту! – Отец рухнул обратно в кресло, а его паршуны в это время подошли к низкому столу с коробками в руках. – Подарки моим детям, в честь этого события, – продолжил светлорд Давар, взмахнув рукой. – Хоть на самом деле мне наплевать. Ха!
Он осушил чашу.
Мальчикам достались кинжалы – очень хорошие, с гравировкой, как на осколочных клинках. Подарком Шаллан было ожерелье из толстых серебряных звеньев. Она в молчании держала его перед собой. Отцу не нравилось, когда дочь много говорила на пирах, хотя всегда распоряжался ставить ее стол поближе к главному.
Он никогда на нее не кричал. Не в открытую. Иногда ей хотелось, чтобы отец это сделал. Может, в этом случае Йушу позабыл бы о своей вечной обиде на нее. Это…
Дверь в пиршественный зал распахнулась. Тусклый свет озарил высокого мужчину в темной одежде на пороге.
– Это еще что? – вопросил отец, поднявшись и с грохотом ударив руками по столу. – Кто прервал мой пир?
Мужчина вошел решительным шагом. Его лицо было очень длинным и узким, будто сплющенным с двух сторон. Красно-коричневый сюртук из мягкой ткани украшали кружевные манжеты. Губы он поджимал с таким видом, словно только что обнаружил уборную, переполненную во время дождя.
Один его глаз оказался ярко-голубым. Другой – темно-карим. Он был одновременно светлоглазым и темноглазым. Шаллан продрал озноб.
Слуга дома Давар подбежал к главному столу и что-то прошептал отцу. Девушка не расслышала ни слова, но, что бы это ни было, отец мгновенно утратил свой грозный вид. Он остался стоять, но в растерянности приоткрыл рот.
За новоприбывшим вошли несколько слуг в красно-коричневых ливреях. Незнакомец шагнул вперед с такой осторожностью, словно внимательно выбирал, куда наступить, чтобы не запачкаться.
– Меня послал его высочество великий князь Валам, повелитель этих земель. Его внимание привлекли слухи о темных делишках здесь. Слухи о смерти светлоглазой женщины. – Их с отцом взгляды встретились.
– Мою жену убил ее любовник, – возразил отец. – А потом покончил с собой.
– Люди, светлорд Лин Давар, рассказывают другую историю, – проговорил новоприбывший. – Такие слухи… причиняют беспокойство. Они пробуждают недовольство его высочеством. Если светлорд, подвластный ему, и впрямь убил высокородную светлоглазую женщину, мы не можем оставить такое без внимания.
Отец не ответил с гневом, как могла бы предположить Шаллан. Вместо этого замахал руками в сторону дочери и гостей.
– Прочь! – выкрикнул он. – Мне нужно больше простора. Ты, гонец, давай поговорим наедине. Нет нужды тащить в дом уличную грязь.
Тавинары встали, им явно не терпелось уйти. Их дочь обернулась, перед тем как выйти, посмотрела на Балата и что-то прошептала.
Отец уставился на Шаллан, и она поняла, что опять застыла при упоминании матери, осталась сидеть за своим столом.
– Дитя, – мягко произнес отец, – иди побудь с братьями.
Она удалилась, миновав гонца, который подошел к главному столу. Эти глаза… Его звали Редин, и был он бастардом великого князя. Валам, по слухам, использовал своего незаконнорожденного сына в качестве палача и наемного убийцы.
Поскольку ее братьям не был отдан приказ покинуть комнату, они устроились в кресле – и как раз оставили ей место – у камина, достаточно далеко, чтобы отец мог ощущать себя в уединении. Пышное платье окружило ее со всех сторон шелковыми холмами. Шаллан представила, будто она сама исчезла в ворохе складок, а в кресле осталось только это дорогое платье.
Посланец великого князя сел за стол рядом с отцом. Хоть кто-то осмелился выступить против него. Но что, если он найдет отца виновным? Что тогда? Дознание? Она не желала падения отца. Шаллан просто хотела остановить тьму, что постепенно сжимала их всех. Как будто их свет погас, когда мать умерла.
Когда мать…
– Шаллан? – окликнул Балат. – Ты в порядке?
Она встрепенулась:
– Можно поглядеть на кинжалы? С моего стола они красиво смотрелись.
Виким просто пялился в огонь, но Балат бросил ей свой кинжал. Она неуклюже поймала оружие, потом вытащила из ножен, восхищаясь тем, как металлические изгибы отражали пламя очага.
Мальчики следили за тем, как спрены пламени танцевали в огне. Три брата больше не общались друг с другом.
Балат бросил взгляд через плечо на главный стол.
– Хотел бы я знать, о чем разговор, – прошептал он. – Может, его уволокут прочь. Стоило бы воздать ему должное за то, что он сделал.
– Он не убивал мать, – негромко сказала Шаллан.
– О-о? – Балат фыркнул. – А что же случилось на самом деле?
– Я…
Девушка не знала. Она не могла думать о том времени, о том дне. Неужели отец и впрямь совершил такое? Шаллан опять почувствовала холод, несмотря на тепло от очага.
Вновь воцарилось молчание.
Кто-то… кто-то должен был что-то сделать.
– Они обсуждают растения, – сказала Шаллан.
Балат и Йушу посмотрели на нее. Виким продолжил пялиться в огонь.
– Растения, – ровным голосом повторил Балат.
– Да. Я их едва слышу.
– Я не слышу ни звука.
Шаллан, утопая в своем необъятном платье, пожала плечами.
– У меня слух лучше твоего. Да, растения. Отец жалуется, что деревья в его садах не слушаются приказов. «Они сбросили листья из-за болезни, – говорит он, – и теперь отказываются отращивать новые».
«Вы не пробовали поколотить их за непокорность?» – спрашивает гонец.
«Постоянно это делаю, – отвечает отец. – Даже ветки им ломаю, но они все равно не слушаются! Сады выглядят неопрятно. Они, по крайней мере, должны были за собой прибраться».
«Да, проблема, – соглашается гонец, – ведь деревья без листьев едва ли достойны того, чтобы держать их в саду. К счастью, я знаю одно средство. У моего кузена однажды деревья начали вести себя так же, и он обнаружил, что надо всего лишь спеть им песенку – и листья тотчас же появятся опять».
«А-а, конечно же, – говорит отец. – Я немедленно попробую этот способ».
«Надеюсь, поможет».
«И я надеюсь. Когда сад в листву облачится, как бы мне от радости не…»
Братья растерянно уставились на нее.
Наконец Йушу – он был самый младший из братьев, старше лишь одной Шаллан, – склонил голову набок и закончил:
– Обмочиться…
Балат расхохотался – достаточно громко, чтобы отец бросил в их сторону сердитый взгляд.
– Ох, ужас какой! – сказал Балат. – Шаллан, это просто ужасно. Тебе должно быть стыдно.
Она ссутулилась в своем платье, ухмыляясь. Даже Виким, старший из двойняшек, улыбнулся краем рта. Девушка не видела его улыбки уже… сколько времени?
Балат вытер глаза:
– Я на миг поверил, что ты действительно их слышишь. Ты, маленький пыленосец… – Он глубоко вздохнул. – Клянусь бурей, это было здорово.
– Нам надо чаще смеяться, – заметила девушка.
– В этом доме смеху не рады, – проворчал Йушу, потягивая вино.
– Из-за отца? – спросила Шаллан. – Он один, а нас четверо. Просто надо быть веселее.
– Наше веселье не изменит фактов, – возразил Балат. – Хотел бы я, чтобы Хеларан никуда не уходил. – Он стукнул кулаком по ручке кресла.
– Тет Балат, не завидуй тому, что он путешествует, – мягко проговорила Шаллан. – Есть так много интересных мест, которые мы, скорее всего, никогда не увидим. Пусть хоть один из нас посетит их. Подумай об историях, что он принесет нам. О цветах.
Балат окинул взглядом зал из тусклого серо-коричневого и черного камня, с его робким камином, где играло красно-оранжевое пламя.
– Цвета. Я бы не возражал против того, чтобы здесь стало немного ярче.