Слова сияния — страница 28 из 38

Город принадлежал ей.

— К сожалению, нам придется их убить, — сказала Венли, наблюдая за собравшимися вместе несогласными. Они столпились, испуганные, несмотря на тихие напевы солдат. — Твои войска справятся с заданием?

— Нет, — ответила Эшонай, покачав головой. — Многие откажутся, если мы решим действовать сейчас. Нам нужно подождать, пока все солдаты трансформируются. Тогда они не станут возражать.

— Что за сентиментальность, — проговорила Венли со злостью. — Я думала, ты контролируешь их преданность.

— Не устраивай мне допрос, — ответила Эшонай. — Этим городом управляю я, не ты.

Венли притихла, хотя продолжила гудеть в ритме злости. Она попытается перехватить контроль у Эшонай. Неприятное понимание, так же, как понимание того, насколько сильно сама Эшонай жаждала власти. Так на нее не похоже. Совсем.

«Ничего из происходящего не пришлось бы мне по вкусу. Я...»

Биения новых ритмов омывали ее разум. Она отвлеклась от своих мыслей, когда приблизилась группа солдат, тащивших кричащего мужчину. Абронай, один из Совета пяти. Ей следовало догадаться, что он станет проблемой. Он слишком легко справлялся с недостатками партнерской формы, избегая ее соблазнов.

«Его трансформация может оказаться опасной», — подумала Эшонай. Абронай контролировал себя слишком хорошо.

По мере того как солдаты в штормовой форме подводили его к Эшонай, крики становились отчетливее.

— Это возмутительно! Нами руководит Совет пяти, а не воля одного-единственного слушающего! Разве вы не видите, что эта форма, новая форма, взяла над ней верх? Вы все сошли с ума! Или... или хуже.

Его слова казались тревожаще близки к правде.

— Отведите его к остальным, — приказала Эшонай, сделав жест в сторону группы несогласных. — Что насчет остальных из Совета?

— Они согласились, — ответила Мелу. — Некоторые неохотно, но согласились.

— Иди и найди Зулн. Отправь ее к несогласным. Я не доверяю ей в том, что нужно сделать.

Солдат не стала задавать вопросы, потащив Аброная прочь. На большом плато собралось около тысячи несогласных, заполнив собой тренировочный полигон. Приемлемо маленькое количество.

— Эшонай... — Песня звучала в ритме тревоги. Она повернулась навстречу подошедшему Тьюду. — Мне не нравится то, чем мы здесь занимаемся.

Тревога. Эшонай волновалась, что с ним будет непросто. Она взяла Тьюда под руку, увлекая в сторону. Новые ритмы бились в ее разуме в такт бронированным ступням, скрипящим о камень. Как только они отошли на безопасное расстояние, чтобы их не могли услышать Венли и остальные, Эшонай повернулась к Тьюду и посмотрела ему в глаза.

— Не вмешивайся, — сказала она с раздражением, выбрав один из старых, знакомых ему ритмов.

— Эшонай, — тихо произнес он. — Это неправильно. Ты знаешь, что это неправильно. Я согласился измениться — как и каждый солдат — но это неправильно.

— Разве ты не согласен, что нам требуется новая тактика в войне? — спросила Эшонай в ритме решимости. — Мы медленно умираем, Тьюд.

— Нам действительно требуется новая тактика, — ответил Тьюд. — Но... С тобой что-то не так, Эшонай.

— Нет, мне всего лишь требовался повод для решительных действий. Тьюд, я раздумывала над чем-то подобным на протяжении месяцев.

— Над переворотом?

— Не над переворотом. Над сменой приоритетов. Мы обречены, если не изменим подход! Моей единственной надеждой стало исследование Венли. Она открыла только эту форму. Что ж, я должна попробовать использовать ее, предпринять одну последнюю попытку спасти наш народ. Совет пяти хотел меня остановить. Я сама слышала, как ты жаловался, что они только разговаривают, но не действуют.

Он загудел в ритме размышления. Однако она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, когда он настраивает неискренний ритм. Биения были слишком явными, слишком сильными.

«Я почти его убедила, — подумала Эшонай. — Дело в красных глазах. Я вселила в него и в некоторых других солдат дивизии страх. Они слишком боятся наших богов».

Стыдно признать, но, возможно, ей придется казнить его и своих бывших товарищей.

— Я вижу, что не убедила тебя, — сказала Эшонай.

— Я просто... Не знаю, Эшонай. Мне не нравится то, что происходит.

— Позже я поговорю с тобой поподробнее. Прямо сейчас у меня нет времени.

— И что ты собираешься с ними сделать? — спросил Тьюд, кивнув на группу слушающих. — Очень напоминает облаву на тех, кто с тобой не согласен. Эшонай... Ты понимаешь, что твоя собственная мать находится среди них?

Она вздрогнула, вглядевшись и заметив свою старую мать, которую вели к общей группе двое солдат в штормовой форме. Они даже не обратились к ней с вопросом. Означало ли это, что они были крайне послушными несмотря ни на что или просто опасались, что она даст слабину из-за того, что ее мать отказалась измениться?

Эшонай слышала, как поет мать. Пока ее вели, звучала одна из старых песен.

— Можешь присматривать за этой группой, — сказала Эшонай Тьюду. — Ты и те солдаты, которым доверяешь. Я поручу контроль над несогласными своему собственному отделению и поставлю тебя во главе. Таким образом, с ними ничего не случится без твоего одобрения.

Он помедлил и кивнул, загудев в ритме размышления, на этот раз по-настоящему. Она позволила ему удалиться, и Тьюд трусцой побежал к Биле и нескольким другим солдатам из бывшего отделения Эшонай.

«Бедный, доверчивый Тьюд, — подумала она, пока он принимал командование над охраной несогласных. — Спасибо, что позволил так просто себя одурачить».

— С этой частью ты хорошо справилась, — сказала Венли, когда Эшонай подошла к ней обратно. — Ты сможешь удерживать город под контролем достаточно долго, чтобы все успели трансформироваться?

— С легкостью, — ответила Эшонай, кивнув солдатам, подошедшим с донесениями. — Просто позаботься о том, чтобы спрены были в наличии и в нужном количестве.

— Позабочусь, — проговорила Венли с удовлетворением.

Эшонай выслушала донесения. Все, кто согласился на трансформацию, собрались в центре города. Настало время поговорить с ними и опутать их заготовленной ложью: что Совет пяти будет восстановлен после того, как они разберутся с людьми, что нет причин волноваться. Что все в полном порядке.

Окруженная солдатами в новой форме, Эшонай шла по городу, который теперь принадлежал ей. Ради пущего эффекта она призвала Клинок Осколков, последний Клинок ее народа, и закинула его на плечо.

Она прошла к центру города, минуя полуразрушенные здания и хижины из панцирей. Чудо, что постройки оказались способны пережить сверхшторм. Ее народ заслуживал большего. С возвращением богов они это получат.

К ее раздражению, понадобилось некоторое время, чтобы слушающие успокоились и приготовились внимать. Примерно двадцать тысяч пребывающих не в боевой форме, собранные вместе, являли собой впечатляющее зрелище. При их виде казалось, что население города не такое уж и маленькое. Тем не менее здесь присутствовала лишь толика их первоначальной численности.

Солдаты усадили всех собравшихся и приготовили посланников, чтобы передавать слова Эшонай тем, кто находился далеко и не мог ее услышать. Ожидая окончания приготовлений, Эшонай выслушала доклады по численности населения. Поразительно, но большинство отказавшихся трансформироваться оказались рабочими. Считалось, что они должны слушаться. Что ж, большая их часть были пожилыми, теми, кто не сражался в войне против алети. Теми, кому не пришлось видеть, как погибают их друзья.

Она ожидала у основания шпиля, пока все будет готово. Чтобы начать свою речь, Эшонай поднялась по ступеням, но остановилась, заметив бегущего к ней Вараниса, лейтенанта. Он был одним из тех, кого она выбрала для первой трансформации в штормовую форму.

Внезапно встревожившись, Эшонай настроила ритм разрушения.

— Генерал, — проговорил Варанис с тревогой. — Они сбежали!

— Кто?

— Те, кого вы приказали нам отделить, те, кто не захотел трансформироваться. Они сбежали.

— Что ж, догоните их, — ответила Эшонай со злостью. — Они не могли уйти далеко. Рабочие не смогут перепрыгнуть ущелья, они убежали не дальше последних мостов.

— Генерал! Они разрушили один из мостов, а затем использовали веревки, чтобы спуститься в само ущелье. Они ушли понизу.

— Тогда в любом случае они все равно что мертвы, — проговорила Эшонай. — Через два дня налетит шторм. Они окажутся запертыми в ущельях и погибнут. Забудьте о них.

— Что насчет их охранников? — требовательно спросила Венли в ритме злости, протолкавшись к Эшонай. — Почему за ними не следили?

— Охранники сбежали вместе с ними, — ответил Варанис. — Эшонай, их возглавлял Тьюд.

— Не важно, — ответила Эшонай. — Ты свободен.

Варанис ушел.

— Ты не удивлена, — произнесла Венли в ритме разрушения. — Что это за охранники, которые помогают сбежать заключенным? Что ты наделала, Эшонай?

— Не ставь под сомнение мои действия.

— Я...

— Не ставь под сомнение мои действия, — повторила Эшонай, схватив сестру за шею бронированной рукой.

— Убей меня, и ты уничтожишь все, — ответила Венли без малейшего намека на страх в голосе. — Они никогда не последуют за женщиной, публично убившей собственную сестру, и только я смогу подготовить спренов, которые нужны тебе для трансформации.

Эшонай загудела в ритме насмешки, но отпустила Венли.

— Я собираюсь произнести речь.

Она повернулась к сестре спиной и стала подниматься по ступеням, чтобы выступить перед своим народом.

Часть 4. Сближение

Глава 59. Флит

Я адресую это письмо «старому другу», поскольку даже не могу представить, какое имя ты используешь теперь.

Каладин никогда раньше не сидел в тюрьме.

Клетки, да. Ямы. Загоны. Под стражей в комнате. В настоящей тюрьме – никогда.

Возможно потому, что в тюрьмах было слишком удобно. Ему предоставили два одеяла, подушку и ночной горшок, который регулярно меняли. Кормили намного лучше, чем когда он был рабом. Каменная полка – не самая удобная постель, но с одеялами не так уж плоха. В камере не имелось ни одного окна, но он хотя бы не оставался снаружи во время шторма.

В общем, камера была очень хорошей. И Каладин ее ненавидел.

В прошлом он попадал в тесные помещения только для того, чтобы переждать сверхшторм. Теперь же, запертый здесь в течение многих часов, когда ему не оставалось ничего иного, кроме как лежать на спине и размышлять... Каладин обнаружил, что тревожится, потеет, скучает по открытому пространству. Скучает по ветру. Одиночество его не беспокоило. Только эти стены. Он чувствовал, как они давят на него.

На третий день заключения мостовик услышал шум, доносящийся из глубины тюрьмы, вдали от камеры. Он поднялся, не обращая внимания на Сил, которая сидела на невидимой скамейке на стене. Почему кричали? Из коридора донеслось эхо.

Его маленькая камера была единственной в этом помещении. С тех пор как его заперли, Каладин видел только стражников и слуг. Сферы на стенах сияли, хорошо освещая пространство. Сферы – в месте содержания преступников. Неужели их принесли сюда в насмешку над заключенными? Богатство, но вне пределов досягаемости.

Он прижался к холодной решетке, прислушиваясь к отдаленным крикам. Представил, как Четвертый мост пришел, чтобы его спасти. Отец Штормов, не дай им выкинуть что-нибудь настолько идиотское.

Каладин посмотрел на одну из сфер в лампе на стене.

– Что? – спросила его Сил.

– Я мог бы подобраться достаточно близко, чтобы впитать ее свет. Она лишь чуть-чуть дальше, чем находились паршенди, когда я вытягивал свет из их драгоценных камней.

– И что потом? – тихо спросила Сил.

Хороший вопрос.

– Ты помогла бы мне сбежать, если бы я захотел?

– А ты хочешь?

– Я не уверен. – Каладин развернулся на месте и прислонился спиной к прутьям. – Может быть, это будет необходимо. Но побег – нарушение закона.

Сил задрала подбородок.

– Я не высший спрен. Законы не важны, важна справедливость.

– В этом вопросе мы единодушны.

– Но ты пришел добровольно, – сказала она. – Почему теперь ты хочешь уйти?

– Я не позволю им казнить себя.

– Они и не собираются. Ты слышал Далинара.

– Далинар может идти в Бездну. Он позволил этому случиться.

– Он попытался...

– Он позволил этому случиться! – отрезал Каладин, отвернувшись и ударив кулаком по решетке.

Очередная штормовая клетка. Закончил там же, где и начал!

– Он такой же, как и остальные, – прорычал он.

Сил метнулась к нему, остановившись между прутьями решетки, и уперла руки в бедра.

– Повтори-ка.

– Он... – Каладин отвернулся. Лгать ей было трудно. – Ладно, хорошо. Он не такой. Чего не скажешь о короле. Признай, Сил. Элокар – ужасный король. Сначала он пел мне дифирамбы, когда я пытался его защитить. А теперь, по щелчку пальцев, желает меня казнить. Как ребенок.

– Каладин, ты меня пугаешь.

– Я? Ты говорила, чтобы я доверял тебе, Сил. Когда я спрыгнул вниз, на арену, ты сказала, что теперь-то все будет по-другому. И в чем отличие?

Она отвела взгляд в сторону, внезапно став очень маленькой.

– Даже Далинар признал, что король совершил большую ошибку, позволив Садеасу избежать поединка, – сказал Каладин. – Моаш и его друзья правы. Королевству будет лучше без Элокара.

Сил опустилась на пол, склонив голову.

Каладин вернулся к скамье, но был слишком возбужден, чтобы сидеть. Он обнаружил, что меряет шагами камеру. Как можно ожидать, что кто-то станет жить взаперти в маленькой камере без свежего воздуха, без возможности дышать? Не стоило позволять запереть себя.

«Тебе лучше сдержать свое слово, Далинар. Вытащи меня отсюда. Поскорее».

Шум, чем бы он ни был, затих. Когда служанка принесла еду, протолкнув ее через маленькое отверстие в нижней части решетки, Каладин спросил, в чем дело. Она не стала отвечать и убежала прочь, как крэмлинг перед штормом.

Вздохнув, он потянулся за пищей – вареные овощи, политые черным соленым соусом, – и шлепнулся обратно на скамью. Ему давали еду, которую можно есть руками. На всякий случай никаких вилок или ножей.

– Милое у тебя тут местечко, мостовичок, – произнес Шут. – Я сам несколько раз подумывал переехать сюда. Но хотя арендная плата, возможно, и низкая, вступительный взнос непомерно высок.

Каладин вскочил на ноги. Шут сидел за пределами камеры, на скамейке у дальней стены, под лампой, и настраивал у себя на коленях какой-то странный инструмент с тугими струнами, изготовленный из полированного дерева. Еще минуту назад никакого Шута не было и в помине. Шторма... А разве скамейка стояла там раньше?

– Как ты сюда попал? – спросил Каладин.

– Ну, есть такие штуки, называются двери...

– Охрана пропустила тебя?

– Технически? – спросил Шут, ущипнув струну, и наклонился, чтобы послушать звук, а затем ущипнул другую. – Да.

Каладин снова сел на койку в камере. Шут был полностью в черном. Он вытащил из-за пояса тонкий серебристый меч, положил его на скамью рядом и свалил туда же коричневый мешок. Склонившись и скрестив ноги, Шут продолжал настраивать инструмент. Он тихо напевал про себя и кивал.

– Благодаря абсолютному слуху, – проговорил он, – все становится намного проще, чем было когда-то...

Каладин сидел и ждал, в то время как Шут откинулся к стене. И... ничего.

– Удобно? – спросил Каладин.

– Да. Спасибо.

– Ты явился, чтобы порадовать меня музыкой?

– Нет. Ты ее не оценишь.

– Тогда почему ты здесь?

– Мне нравится посещать людей в тюрьме. Я могу сказать им все, что пожелаю, и они ничего не могут с этим поделать.

Шут посмотрел на Каладина и с улыбкой положил пальцы на инструмент.

– Я пришел за историей.

– Какой историей?

– Той, которую ты собираешься мне рассказать.

– Ба! – воскликнул Каладин, ложась на скамейку. – Сегодня у меня нет настроения играть в твои игры, Шут.

Шут извлек ноту из инструмента.

– Все постоянно так говорят, что заранее делает эту фразу избитой. Я в сомнении. Бывает ли хоть кто-то в настроении для моих игр? И если так, то не разрушит ли это цель игры изначально?

Каладин вздохнул, а Шут продолжил извлекать ноты.

– Если сегодня я подыграю, – спросил Каладин, – избавишь ли ты меня от своего присутствия?

– Я уйду, как только история закончится.

– Замечательно. Человека посадили в тюрьму. Он ее возненавидел. Конец.

– А... – протянул Шут. – Так это история о ребенке.

– Нет, она обо... – Каладин замолчал.

«Мне».

– Возможно, стоит поведать тебе детскую историю, – сказал Шут. – Я расскажу одну, чтобы ты настроился на нужный лад. Однажды в солнечный денек в траве резвились кролик и птенчик.

– Птенчик... детеныш птицы? – спросил Каладин. – И кто еще?

– Ах, забылся на мгновение. Прости. Позволь мне сделать ее более подходящей для тебя. Однажды в невыносимо дождливый день кусок мокрой слизи и отвратительное крабовидное существо с семнадцатью лапами крались через камни. Так лучше?

– Полагаю, да. История окончилась?

– Она еще не началась.

Шут неожиданно ударил по струнам и заиграл с яростной решимостью. Вибрирующие, повторяющиеся звуки, наполненные энергией. Нота, пауза и затем семь нот подряд, наполненных, как казалось, исступлением.

Ритм захватил Каладина. Музыка практически сотрясала все помещение.

– Что ты видишь? – требовательно спросил Шут.

– Я...

– Закрой глаза, идиот!

Каладин закрыл глаза.

«Что за глупость».

– Что ты видишь? – повторил Шут.

Шут его разыгрывал. В этом заключалась его сущность. Предположительно, он старший наставник Сигзила. Разве Каладин не заслужил снисхождение за помощь его ученику?

Но в звуках не было ни капли юмора. Ноты казались наполненными силой. Шут добавил еще одну мелодию, дополняющую первую. Как он это сделал? Заиграл другой рукой? Двумя руками сразу? Как один человек с одним инструментом мог создать столько музыки?

Каладин увидел... у себя в голове...

Гонку.

– Эта песня о человеке, который бежит, – проговорил он.

– В солнечный день, в палящий зной вышел в путь человек от восточного моря, – Шут рассказывал точно в ритме своей музыки, монотонный речитатив почти превращался в песню. – Куда он спешил, зачем он бежал, жду от тебя ответа я скоро.

– Он убегает от шторма, – тихо произнес Каладин.

– То был Флит Скороход, чье имя все знают, в легендах и песнях его воспевают. Быстрейший из всех когда-либо живших уверенным шагом по миру скитался. В далеком прошлом, я сам был свидетель, с Чанарач, Герольдом, он состязался. И выиграл гонку, как прежде всегда, но вот пораженья настала пора. Убежденный в себе и в своей быстроте, Флит на весь мир решил заявить: собрался я, мол, победить сам сверхшторм и ветер стремительный опередить. Неслыханна дерзость сие утверждать. Возможно ли это, ветра обогнать? Но Флит наш бесстрашен, спешит на восток, оставив на взморье условный флажок. Шторм лишь крепчает, ярится, ревет. Что за безумец помчится вперед? Бога Штормов нет причин искушать. Лишь глупый дурак может так поступать.

Как удавалось Шуту играть такую музыку с помощью всего лишь двух рук? Несомненно, к игре присоединилась еще одна рука. Может быть, Каладину стоило взглянуть?

Перед своим мысленным взором он видел гонку. Вот Флит, босоногий мужчина. Шут говорил, что его все знают, но Каладин никогда не слышал подобной истории. Тощий, высокий, с длинными волосами до пояса, подвязанными сзади, Флит поднял флажок на берегу, наклонился вперед, приготовившись бежать, ожидая, пока стена шторма с грохотом обрушится, понесется через море в одном направлении с ним. Каладин подскочил, когда Шут с силой ударил по струнам, возвестив о начале гонки.

Флит сорвался с места прямо перед сердитой, жестокой стеной воды, молний и сорванных ветром камней.

Шут не заговорил снова, пока Каладин ему не подсказал.

– Сначала, – проговорил мостовик, – у Флита дела шли хорошо.

– По лугу и скалам наш Флит поспешал! Перепрыгивал камни, под ветви нырял. Ноги его пятном размывались, и лучики солнца в душе распускались. Огромный сверхшторм кружил, бушевал, но прочь от него наш Флит убегал! Он вел эту гонку, а ветер за ним. Докажет ли Флит, что шторм победим? Бежит по земле он уверенно, быстро, остался уже Алеткар позади. Но Флита ждало впереди испытание – горы поднялись на трудном пути. Шторм накатил, шторм заревел – настичь Скорохода шанс углядел. Лезет наш Флит к пикам морозным, по зыбкой тропе, через обрыв. Склоны круты и горы высоки, сможет ли он сохранить свой отрыв?

– Конечно же нет, – сказал Каладин. – Никогда нельзя оставаться впереди долгое время.

– О нет! Шторм уже наступает на пятки. Флит шеей его холодок ощущал. Крылья мороза, дыхание ночи, глас, камни дробящий, в дожде грохотал.

Каладин смог это ощутить. Ледяная вода, просачивающаяся сквозь одежду. Ветер, хлещущий по коже. Рев, такой громкий, что вскоре он не мог вообще ничего услышать.

Он был там. Он чувствовал.

– Но он добрался до конца, вершины ледяной достиг! Подъем для Флита завершен, он перебрался через пик. Былую прыть Флит приобрел, легко спускаться вниз да вниз. А шторм остался позади, над Флитом солнца диск повис. На запад держит путь герой, его шаги лишь шире. Остались горы позади – теперь наш Флит в Азире.

– Но он слабел, – проговорил Каладин. – Никто не может убежать так далеко и не устать. Даже Флит.

– Но гонка есть гонка, стали ноги как тряпки, ими теперь так тяжко ступать. Флит Скороход с хрипом втягивал воздух, горло в огне, нечем дышать. Приближался конец, шторм побеждал, но потихоньку герой наш бежал.

– Очередные горы, – прошептал Каладин. – Шиновар.

– Последний барьер встает на пути – ужасная тень, от нее не уйти. Вздымается снова земля средь вершин – Туманные горы, хранящие Шин. И сзади оставив и ветер, и шторм, Флит вновь круто вверх начинает подъем.

– Шторм наверстал упущенное.

– Шторм снова в спину задышал, и ветер лишь сильней кружит! Конец уж близок, но, не дрогнув, чрез горы дальше мчится Флит.

– Его почти настигли. Даже начав спускаться вниз по другую сторону гор, он не мог сильно оторваться.

– Он перешел вершины гор, но преимущества не стало. Совсем недолго до конца, хватило б сил, их слишком мало. За шагом шаг, с трудом и с болью, огонь в груди не затихает. Мертва трава в низине шинской, под землю даже не ныряет. Через горы пройдя, ослабел и сверхшторм. Растрачены молнии, кончился гром, лишь слабые капли скользят по домам. Ведь здесь Шиновар, здесь не рады штормам. Виднеется море – гонки финал. Мышцы свело, Флит застонал. В глазах потемнело, ноги сплелись, навстречу с судьбой Флит спешит – берегись! Конец всем известен и в памяти жив, потряс он людей, а тебя? Расскажи.

Музыка, но без слов. Шут ждал, пока Каладин заговорит.

«Ну, хватит», – подумал мостовик.

– Он умер. Не справился. Конец.

Музыка внезапно оборвалась. Каладин открыл глаза, посмотрев в сторону Шута. Рассердится ли он из-за того, что Каладин так плохо закончил историю?

Шут пристально смотрел на него, по-прежнему сжимая инструмент на коленях. Он не казался сердитым.

– Значит, ты и правда знаешь эту историю, – сказал он.

– Что? Я решил, что ты ее выдумал.

– Нет, ты это сделал.

– Тогда какой в ней смысл?

Шут улыбнулся.

– Все известные истории уже рассказывали прежде. Мы рассказываем их сами себе, как и любой из живших до нас. Как и любой, кто будет жить позже. Единственное, что меняется, – имена.

Каладин сел и начал барабанить пальцем по каменному блоку скамьи.

– Так... Флит. Он существовал на самом деле?

– Так же, как я сам, – ответил Шут.

– И он умер? – спросил Каладин. – Прежде чем смог закончить гонку?

– Он умер.

Шут улыбнулся.

– Что?

Шут снова набросился на инструмент. Музыка разрывала маленькое помещение. Каладин поднялся на ноги, когда ноты достигли новых высот.

– На землю, покрытую грязью и сором, – прокричал Шут, – пал наш герой и не шелохнется! Силы растратил, лежит истощенный, героем быть больше не доведется. Приблизился шторм и нашел Скорохода. Недвижимый, замер у тела его! Дождь лил как безумный, ветра задували не в силах поделать совсем ничего. Ради славы священной, целей заветных, ради жизни самой каждый должен понять, что нужно стремиться, что нужно пытаться, что нужно стараться свой путь отыскать. Флит Скороход бежал что есть мочи, и в гонке свершившейся ветер узрел, что пусть проиграл человек, но поверил в возможность, в мечту, испытал свой предел!

Каладин медленно подошел к решетке. Даже с открытыми глазами он видел, представлял себе эту картину.

– Вот так в той земле, необычной, далекой, сам шторм наш герой остановил. Пока, будто слезы, дождь проливался, Флит не заканчивать гонку решил. Его тело мертво, но воля жива, и на легких ветрах воспарила душа. На крыльях напева ушедшего дня к рассвету за море летела она, чтоб выиграть гонку, восход объявить. Свободно дышал, ликовал быстрый Флит. Навеки свободен, проворен, силен, он состязаться с ветрами рожден.

Каладин опустил ладони на прутья решетки. Музыка звучала еще какое-то время, а затем смолкла.

Мостовик помедлил, пока музыкант смотрел на свой инструмент с гордой улыбкой на губах. В конце концов Шут сунул его под мышку, забрал мешок и меч и направился к выходу.

– Что все это значит? – прошептал Каладин.

– Твоя история. Тебе решать.

– Но ты ее уже знаешь.

– Я знаю большинство историй, но никогда не пел эту прежде. – Шут оглянулся, улыбнувшись. – Что она означает, Каладин из Четвертого моста? Каладин Благословленный Штормом?

– Шторм его настиг, – сказал Каладин.

– В конечном итоге шторм настигает всех. Разве это имеет значение?

– Не знаю.

– Хорошо. – Шут прикоснулся мечом ко лбу, будто в знак уважения. – Тогда у тебя есть, над чем подумать.

И ушел.

Карта Штормпоста

Глава 60. Первые шаги Вейль

Ты отказался от драгоценного камня теперь, когда он мертв? И больше не прячешься за именем своего старого хозяина? Мне сказали, что в нынешнем воплощении ты взял имя, которое ссылается на то, что, по твоему мнению, является одной из твоих добродетелей.

– Ага! – воскликнула Шаллан.

Она пробралась через пуховую постель, с каждым движением утопая почти по шею, и свесилась с края. Девушка начала рыться в стопках бумаг на полу, отбрасывая в сторону не относящиеся к делу листы.

Наконец она нашла нужный и подняла его, откидывая волосы с глаз и убирая их за уши. На листе была карта, одна из тех старинных карт, о которых говорила Джасна. Потребовалась вечность, чтобы найти на Разрушенных равнинах торговца, у которого имелась копия.

– Смотри, – сказала Шаллан, держа ее рядом с современной картой тех же территорий, собственноручно скопированной ею со стены Амарама.

«Ублюдок», – отметила она про себя.

Шаллан повернула карты так, чтобы Узор, украшавший стену над изголовьем ее кровати, мог их видеть.

– Карты, – проговорил он.

– Закономерность! – воскликнула Шаллан.

– Я не вижу закономерности.

– Смотри прямо сюда, – сказала она, придвигаясь к стене. – На этой старой карте территория называется...

– Натанатан, – прочитал Узор и тихо загудел.

– Одно из Серебряных королевств, – пояснила Шаллан. – Основанное самими Герольдами ради божественных целей и бла-бла. Но посмотри. – Она ткнула в страницу пальцем. – Столица Натанатана, Штормпост. Если бы ты рассуждал, где можно отыскать его развалины, сравнивая эту старую карту с картой Амарама...

– Они находились бы где-то в тех горах, – подхватил Узор, – между названием «Тень рассвета» и «Н» в Ничейных холмах.

– Нет-нет, – возразила Шаллан. – Пофантазируй немного! Старая карта ужасно неточная. Штормпост был прямо здесь, на Разрушенных равнинах.

– Карта говорит совсем другое, – прогудел Узор.

– Довольно близко.

– Это не закономерность, – сказал он обиженно. – Люди... Вы не понимаете закономерностей. Прямо как сейчас. Вторая луна. По ночам в это время ты спишь. Но не сегодня ночью.

– Сегодня я не могу спать.

– Пожалуйста, побольше информации, – произнес Узор. – Почему не сегодня ночью? Из-за дня недели? Ты всегда не спишь в джесел? Или из-за погоды? Стало слишком тепло? Положение лун относительно...

– Ничего из перечисленного, – ответила Шаллан, пожав плечами. – Я просто не могу спать.

– Но, несомненно, твое тело на это способно.

– Возможно. Но не моя голова. В ней плещется слишком много мыслей, как волны о скалы. Скалы, которые... я полагаю... тоже в моей голове. – Шаллан вскинула голову. – Думаю, по этой метафоре не скажешь, что я отличаюсь умом.

– Но...

– Больше не жалуйся, – сказала девушка, поднимая палец. – Сегодня ночью я занимаюсь наукой.

Она положила страницу на кровать и перегнулась через край, выуживая несколько других листков.

– Я не жаловался, – пожаловался Узор. Он передвинулся вниз, на кровать рядом с ней. – Я не очень хорошо помню, но разве Джасна не пользовалась письменным столом, когда... «занималась наукой»?

– Письменные столы для зануд, – объяснила Шаллан. – И для тех, у кого нет мягких кроватей.

Нашлась бы для нее в лагере Далинара такая шикарная кровать? Скорее всего, ее бы ждал меньший объем работы. Шаллан наконец закончила разбирать личные финансовые отчеты Себариала и была почти готова представить ему их с комплектом приведенных в относительный порядок бухгалтерских книг.

В порыве внезапного озарения она вытащила копию одной из страниц с цитатами об Уритиру – о его возможных богатствах и связи с Разрушенными равнинами – из других сообщений, которые собиралась отправить Палоне. Внизу Шаллан подписала: «Среди записей Джасны Холин есть указания о ценностях, спрятанных на Разрушенных равнинах. Буду держать вас в курсе моих открытий». Если Себариал подумает, что помимо поиска гемсердец на равнинах существуют другие возможности, она, вероятно, сможет заставить его взять ее туда вместе с армией в случае, если Адолин не исполнит своего обещания.

К несчастью, со всеми этими приготовлениями у нее осталось мало времени на исследования. Возможно, поэтому она не могла спать.

«Было бы легче, – подумала Шаллан, – если бы Навани согласилась со мной встретиться».

Она в очередной раз отправила матери короля послание и получила ответ, что Навани занята заботами о Далинаре, который слег с болезнью. По-видимому, ничего опасного для жизни, но он на несколько дней отошел от дел, чтобы выздороветь.

Винила ли ее тетя Адолина в неудачно составленных условиях поединка? После того, что Адолин решил сделать на прошлой неделе... Ну, по крайней мере, его занятость позволила Шаллан найти время для чтения и размышлений об Уритиру. Хоть что-то, кроме беспокойства о братьях, все еще не ответивших на ее письма, в которых она предлагала им уехать из Джа Кеведа.

– Я считаю, что спать – очень странно, – сказал Узор. – Я знаю, что этим занимаются все существа в физической реальности. Ты находишь сон приятным? Ты боишься небытия, но разве бессознательное состояние не то же самое?

– Сон – всего лишь временное явление.

– А, так ты не волнуешься по этому поводу, потому что по утрам к тебе каждый раз возвращается способность мыслить.

– Ну, зависит от человека, – рассеянно ответила Шаллан. – Для многих «способность мыслить» – слишком громко сказано...

Узор загудел, пытаясь проанализировать в уме ее слова. Наконец он зажужжал с похожей на смех интонацией.

Шаллан вопросительно посмотрела на него.

– Я предположил, что сказанное тобой является юмором, – произнес спрен. – Хотя не знаю почему. Это не шутка. Я знаю шутки. Солдат вернулся в лагерь после того, как ходил к проституткам. Друзья спросили его, хорошо ли он провел время. Он ответил, что нет. Они спросили почему. Он сказал, что, когда поинтересовался у женщины, сколько она стоит, та ответила: «Марку, на худой конец полмарки». Он сказал друзьям, что не знал о том, что они теперь берут плату в зависимости от размера.

Шаллан скривилась.

– Ты услышал ее от людей Ватаха, так?

– Да. Это забавно, потому что «на худой конец» обозначает «в крайнем случае», а также еще кое-что на солдатском сленге, и парень подумал, что ему придется отдать целую марку, так как у него...

– Все, спасибо, – сказала Шаллан.

– Та шутка, – продолжил Узор. – Я понимаю, почему она забавна. Ха-ха. Так же и с сарказмом. Ты замещаешь ожидаемый результат на чрезвычайно не ожидаемый, и юмор заключается в сопоставлении. Но что забавного в том твоем комментарии?

– Теперь уже не факт, что он вообще был забавным...

– Но...

– Узор, ничто так не портит шутку, как объяснение, в чем заключается юмор, – пояснила Шаллан. – У нас есть более важные предметы для обсуждения.

– М-м-м... Например, почему ты забыла, как научить образы произносить звуки? Однажды ты это сделала, давно.

...

Шаллан моргнула и подняла современную карту.

– Столица Натанатана находилась здесь, на Разрушенных равнинах. Старые карты вводят в заблуждение. Амарам заметил, что паршенди пользуются искусно выполненным оружием, изготовление которого выходит далеко за пределы их умений. Откуда они его берут? Из развалин города, который когда-то был там.

Шаллан порылась в кипе бумаг и достала карту самого города, взятую из купленной книги. На ней не была показана окружающая территория – только город, причем довольно неточно. Шаллан считала, что карта – одна из тех, на которые ссылалась Джасна в своих заметках.

Торговец, у которого она ее купила, утверждал, что карта очень древняя и является копией копии из книги в Азире, в которой якобы имелся рисунок мозаики, изображающей Штормпост. Мозаика больше не существовала – многое из того, что оставалось в темные дни, дошло такими фрагментами, как этот.

– Ученые отвергают идею о том, что Штормпост располагался здесь, на Разрушенных равнинах, – сказала Шаллан. – Они говорят, что кратеры военных лагерей не соответствуют описаниям города. По их предположениям руины должны быть скрыты в горах, как ты и отметил. Но Джасна с ними не соглашалась. Она указывала на то, что на самом деле немногие ученые бывали здесь лично, и территория в целом плохо изучена.

– М-м-м, – прогудел Узор. – Шаллан...

– Я согласна с Джасной, – сказала Шаллан, отворачиваясь от него. – Штормпост не был большим городом. Он мог находиться посередине Разрушенных равнин, а те кратеры, вероятно, что-то еще... Амарам говорит, что, по его мнению, здесь когда-то могли располагаться купола. Я задаюсь вопросом, возможно ли вообще что-то подобное... Они были бы такими большими... Во всяком случае, это мог быть пригород или что-то наподобие.

Шаллан почувствовала, что приближается к разгадке. В записях Амарама говорилось главным образом о попытках встретиться с паршенди, расспросить их о Несущих Пустоту и о том, как их вернуть. Однако он упоминал и Уритиру и, похоже, пришел к тем же заключениям, что и Джасна: в древнем Штормпосте мог находиться путь к Уритиру, в котором, в свою очередь, располагались своего рода зал совета для десяти монархов Серебряных королевств и престолы для каждого из них.

Вот почему на картах священный город помещался каждый раз в разное место. Было бы нелепо идти туда пешком; требовалось просто добраться до ближайшего города с Клятвенными вратами и использовать их.

«Он ищет здесь информацию, – подумала Шаллан. – Так же, как и я. Но он хочет вернуть Несущих Пустоту, а не сражаться с ними. Почему?»

Она держала старинную карту Штормпоста, скопированную с мозаики. Карта была выполнена в художественном стиле и не имела конкретных обозначений таких понятий, как расстояние или местоположение. Пока Шаллан оценивала первое, второе по-настоящему разочаровывало.

«Здесь ли вы? – подумала она. – Тайна равнин, Клятвенные врата? На этом ли возвышении, как думала Джасна?»

– Разрушенные равнины не всегда были разрушены, – прошептала Шаллан сама себе. – Вот что упустили все ученые, кроме Джасны. Штормпост пал во время последнего Опустошения, но оно случилось так давно, что никто не может рассказать, как все произошло. Пожар? Землетрясение? Нет. Нечто более ужасное. Город оказался разбит, как столовая посуда под ударами молота.

– Шаллан, – позвал Узор, придвигаясь к ней. – Я знаю, что ты забыла многое из того, что когда-то произошло. Та ложь привлекла меня. Но ты не можешь так продолжать, ты должна признать правду обо мне. О том, на что я способен и что мы сделали. М-м-м... Больше того, ты должна узнать саму себя. И вспомнить.

Шаллан села, скрестив ноги на чересчур роскошной кровати. Воспоминания пытались выбраться наружу из глубин ее памяти. Те воспоминания всегда приводили к одному – окровавленному ковру. И ковер... Нет.

– Ты хочешь помочь, – продолжил Узор. – Хочешь подготовиться к Вечному Шторму, к необычным спренам. Ты должна стать кем-то другим. Я пришел не просто для того, чтобы учить тебя шалостям со светом.

– Ты пришел, чтобы учиться, – ответила Шаллан, уставившись на карту. – Ты так сказал.

– Я пришел учиться. «Мы» возникло для чего-то большего.

– Ты бы хотел, чтобы я перестала смеяться? – требовательно спросила она, сдерживая внезапно подступившие слезы. – Ты бы хотел, чтобы я стала покалеченной? Вот что могут сделать со мной те воспоминания. Я смогла стать той, кто я есть, потому что запрятала их как можно дальше и забыла о них.

Перед ней сформировался порожденный штормсветом образ, созданный инстинктивно. Ей не понадобилось предварительно рисовать, она знала его слишком хорошо.

Образ ее самой. Шаллан, какой она должна была стать. Свернувшаяся калачиком на кровати, не в силах плакать, потому что слезы давно кончились. Та девочка... не женщина, а девочка... вздрагивала каждый раз, когда начинала говорить. Она ожидала, что все будут на нее кричать. Она не могла смеяться, потому что смех был выдавлен из ее детства мраком и болью.

Такова настоящая Шаллан. Она знала это так же точно, как свое собственное имя. Та, кем она стала взамен, – ложь, придуманная ради выживания. Чтобы помнить себя ребенком, исследующим свет в саду, узоры на каменной кладке и сны, ставшие реальностью...

...

– М-м-м-м... Такая глубокая ложь, – прошептал Узор. – Действительно глубокая ложь. Но все равно ты должна обрести свои способности. Учись заново, если необходимо.

– Ладно, – ответила Шаллан. – Но если мы делали это раньше, разве ты не можешь просто рассказать мне, в чем суть?

– Моя память слаба. Я так долго находился в оцепенении, был почти мертвым. М-м-м. Не мог говорить.

– Да уж, – ответила Шаллан, вспоминая его вертящимся на земле и бегающим по стене. – Хотя ты был вполне милым.

Она прогнала образ напуганной, съежившейся, хнычущей девочки, а затем достала рисовальные принадлежности. Девушка постучала карандашом по губам и набросала несложное изображение Вейль, темноглазой мошенницы.

Вейль не являлась Шаллан. Черты их лиц достаточно отличались, чтобы они показались разными людьми тому, кто увидел бы обеих. Тем не менее в Вейль проглядывала сама Шаллан. Вейль стала ее темноглазой, смуглокожей алети-версией – на несколько лет старше, с более заостренными носом и подбородком.

Закончив рисунок, Шаллан выдохнула штормсвет и создала образ. Он появился рядом с кроватью, сложив руки, и с таким уверенным видом, как мастер-дуэлянт предстает перед ребенком с палкой.

Звук. Как заставить его звучать? Узор называл это силой, частью волны Иллюминации, или, по крайней мере, как-то похоже. Шаллан расположилась на кровати, поджав одну ногу, и стала рассматривать Вейль. В течение следующего часа девушка перепробовала все, что только могла придумать, начиная с того, что напрягалась и сосредотачивалась, и заканчивая попытками изобразить звуки, чтобы заставить их появиться. Ничего не сработало.

Наконец она встала с кровати и пошла за бутылкой вина, охлаждающейся в ведерке в соседней комнате. Однако, дойдя туда, Шаллан ощутила внутри себя напряжение. Она бросила взгляд через плечо в спальню и увидела, что образ Вейль начал расплываться, словно смазанные карандашные линии.

Бездна, как неудобно. Поддержание иллюзии требовало от Шаллан обеспечить контакт с источником штормсвета. Она вернулась в комнату и поместила сферу на полу, внутри ступни Вейль. Когда Шаллан отошла, иллюзия по-прежнему оставалась размытой, как готовый лопнуть мыльный пузырь. Девушка повернулась и, уперев руки в бедра, уставилась на ставшую нечеткой версию Вейль.

– Вот досада!

Узор загудел.

– Мне жаль, что твои таинственные божественные силы не срабатывают немедленно, как тебе хотелось бы.

Шаллан повела бровью.

– Я думала, что ты не понимаешь юмор.

– Понимаю. Я только что объяснил, что... – Он немного помолчал. – Я был забавным? Сарказм. Я был саркастичным. Случайно!

Узор казался удивленным, даже радостным.

– Полагаю, ты учишься.

– Это из-за связи, – объяснил он. – В Шейдсмаре я не общался таким образом, таким... человеческим способом. Наше общение позволяет мне проявляться в физической реальности сильнее, чем просто бессмысленным проблеском. М-м-м-м. Оно связывает меня с тобой, помогает мне общаться, как ты. Очаровательно. М-м-м-м.

Узор походил на трубящую громгончую, полностью довольный. И тогда Шаллан кое-что заметила.

– Я не свечусь, – сказала она. – Во мне много штормсвета, но я не свечусь.

– М-м-м… Большая иллюзия трансформирует волну во что-то другое. Вытягивает твой штормсвет.

Шаллан кивнула. Штормсвет, который она удерживала, подпитывал иллюзию. Его избыток, который обычно рассеивался над кожей, вытягивался из ее тела. Это могло оказаться полезным. Когда Узор передвинулся к кровати, ближайший к нему локоть Вейль стал более отчетливым.

Шаллан нахмурилась.

– Узор, придвинься к образу.

Он подчинился и пополз через покрывало на кровати к Вейль. Та стала отчетливее. Не полностью, но его присутствие сделало разницу заметной.

Шаллан подошла, и ее близость заставила очертания иллюзии обрести четкость полностью.

– Ты можешь удерживать штормсвет? – спросила Шаллан.

– Я не... Я имею в виду... Вложение – вовсе не то, чем я...

– Вот так, – проговорила она, надавив на Узор рукой и заглушив его слова до раздраженного жужжания.

Странное ощущение, как будто она поймала рассерженного крэмлинга под простыней. Девушка направила в него немного штормсвета и отняла руку. От Узора поднимались светящиеся завитки, похожие на пар от нагревательного фабриала.

– Мы связаны, – сказала Шаллан. – Моя иллюзия – это твоя иллюзия. Пойду налью себе вина. Посмотрим, сможешь ли ты удержать образ от распада.

Она вышла в гостиную и улыбнулась. Узор, все еще раздраженно жужжа, спустился на пол. Его не было видно – мешала кровать – но Шаллан полагала, что он подобрался к ступне Вейль.

Сработало. Иллюзия не исчезла.

– Ага! – воскликнула она.

Шаллан налила себе вина, вернулась в спальню и мягко опустилась на кровать – плюхаться на нее с чашей красного вина не казалось благоразумным. Девушка посмотрела на пол, туда, где под Вейль сидел Узор, видимый из-за сияния штормсвета.

«Нужно принять его в расчет, – подумала Шаллан. – Формировать иллюзии так, чтобы он мог в них прятаться».

– Получилось? – спросил Узор. – Как ты узнала, что может сработать что-то подобное?

– Я не знала. – Шаллан сделала глоток вина. – Я предположила.

Она сделала еще один глоток, Узор загудел. Джасна бы не одобрила.

«Наука требует ясного ума и внимательности в ощущениях. И то, и другое не ладят с алкоголем».

Шаллан махом допила остатки вина.

– Вот так, – проговорила она, потянувшись вниз.

Следующий шаг получился инстинктивно. У нее была связь с иллюзией и связь с Узором, таким образом...

Порцией штормсвета Шаллан прикрепила иллюзию к Узору, как она часто скрепляла ее с собой. Его свечение уменьшилось.

– Пройдись, – сказала она.

– Я не умею ходить... – ответил Узор.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Узор сдвинулся, и образ переместился вместе с ним. К сожалению, не слишком похоже на ходьбу. Образ всего лишь скользил подобно свету, отражающемуся в ложке, которую лениво вертят в руках. После стольких неудач в попытках извлечь звуки из одного из своих творений другое открытие показалось Шаллан значительной победой.

Можно ли заставить образ двигаться более естественно? Она уселась с альбомом и начала рисовать.

Глава 61. Послушание

Полтора года назад

Шаллан стала прекрасной дочерью.

Она сохраняла спокойствие, особенно в присутствии отца. Большинство дней проводила в своей комнате, сидя у окна, раз за разом читая одни и те же книги или снова и снова рисуя одни и те же предметы. К тому времени отец уже несколько раз подтверждал обещание не трогать ее, если она его рассердит.

Вместо нее он бил других.

Только когда он не мог ее слышать, наедине с братьями, Шаллан позволяла себе сбросить маску. Трое братьев часто уговаривали ее – на грани безрассудства – рассказать им истории из книг. Только для них она придумывала шутки, насмехалась над гостями отца и сочиняла нелепые сказки у камина.

Такой ничтожный способ дать отпор. Она чувствовала себя трусихой от того, что не делала ничего больше. Но, конечно... теперь все станет лучше. В самом деле, теперь, когда арденты больше задействовали Шаллан в своих расчетах, она заметила, что другие светлоглазые прекратили задирать отца, и то, с какой дальновидностью он начал заставлять их играть друг против друга. Он произвел на нее впечатление, но и испугал тем, как захватил власть. Благосостояние отца изменилось еще больше, когда на его землях открыли новое месторождение мрамора, обеспечивающее ресурсы для поддержания его обещаний, а также взяток и сделок.

Несомненно, случившееся должно было заставить его смеяться снова. Несомненно, из его глаз должна была исчезнуть тьма.

Но этого не произошло.

* * *

– Она слишком низкого происхождения для того, чтобы вы поженились, – сказал отец, поставив кубок на стол. – Я такого не потерплю, Балат. Разорви отношения с той девушкой.

– Она из хорошей семьи! – воскликнул Балат, вставая и опираясь ладонями о стол.

Разговор произошел во время ланча, и предполагалось, что Шаллан должна присутствовать на нем, а не сидеть взаперти в своей комнате. Она сидела в боковой части зала, за собственным столом. Балат стоял напротив отца с другой стороны высокого стола.

– Отец, они твои вассалы! – вскричал Балат. – Ты сам приглашал их к нам на ужин.

– Мои громгончие едят у моих ног, – ответил отец. – Я ведь не позволяю своим сыновьям ухаживать за ними. Дом Тавинар недостаточно честолюбив для нас. А вот что касается Суди Валам, над этим стоит поразмыслить.

Балат нахмурился.

– Дочь кронпринца? Ты серьезно? Ей за пятьдесят!

– Она не замужем.

– Потому что ее муж погиб на дуэли! В любом случае кронпринц никогда не одобрит такой брак.

– Его мнение о нас изменится, – сказал отец. – Теперь мы богатая семья, с большим влиянием.

– Но глава семьи по-прежнему убийца, – огрызнулся Балат.

«Это чересчур!» – подумала Шаллан.

С другой стороны от отца Льюиш переплел перед собой пальцы. Лицо нового управляющего походило на поношенную перчатку, помятую и сморщенную в местах наибольшего употребления – прежде всего, морщины от того, что он хмурился.

Отец медленно поднялся. Его новый гнев, холодный гнев, ужасал Шаллан.

– Твои новые щенки громгончей, – сказал он Балату. – Как ужасно, что они подхватили болезнь во время последнего сверхшторма. Трагично. Жаль, конечно, что от них придется избавиться.

Он махнул рукой, и один из новых охранников, человек, которого Шаллан плохо знала, вышел, на ходу вытаскивая меч из ножен.

Шаллан стало очень холодно. Даже Льюиш забеспокоился, положив руку отцу на предплечье.

– Ты ублюдок, – сказал Балат, бледнея. – Я...

– Ты что, Балат? – спросил отец, стряхнув руку Льюиша и наклонившись к сыну. – Давай же. Скажи. Бросаешь мне вызов? Не думай, что я не убью тебя, если ты это сделаешь. Виким, может быть, и жалкая развалина, но он послужит нуждам нашего дома так же хорошо, как и ты.

– Хеларан вернулся, – ответил Балат.

Отец застыл, опустив руки на стол.

– Я видел его два дня назад, – продолжил Балат. – Он послал за мной, и я выехал, чтобы встретиться с ним в городе. Хеларан...

– Я запретил произносить его имя в моем доме! – воскликнул отец. – Я серьезно, нан-Балат! Не смей!

Балат встретился с пристальным взглядом отца, и Шаллан насчитала десять ударов сердца, прежде чем брат опустил глаза и отвел взгляд в сторону.

Отец сел. Он выглядел опустошенным, когда Балат вышел из комнаты. Зал погрузился в абсолютное молчание. Шаллан была слишком напугана, чтобы заговорить. Наконец отец встал, отодвинув кресло, и удалился. За ним последовал Льюиш.

Шаллан осталась одна со слугами. Она робко поднялась и пошла за Балатом.

Брат нашелся на псарне. Охранник быстро выполнил поручение. Щенки из нового выводка Балата лежали мертвыми в луже фиолетовой крови на каменном полу.

Шаллан поощряла желание Балата разводить их. На протяжении многих лет он успешно боролся со своими демонами и редко причинял вред кому-то крупнее крэмлинга. Теперь юноша сидел на ящике, в ужасе разглядывая маленькие трупы. На земле рядом с ним мельтешили спрены боли.

Металлические ворота псарни заскрипели, когда Шаллан толкнула их, чтобы войти внутрь. Подойдя ближе к жалким останкам, она зажала рот безопасной рукой.

– Охранники отца, – сказал Балат. – Похоже, они лишь ждали случая сделать что-то подобное. Мне не нравится их новый состав. Леврин со злыми глазами и Рин... Он пугает меня. Что случилось с Теном и Билом? С теми солдатами можно было пошутить. Они вели себя почти как друзья...

Шаллан опустила ладонь на его плечо.

– Балат. Ты в самом деле видел Хеларана?

– Да. Он попросил, чтобы я никому не рассказывал. Предупредил меня, что на этот раз, когда он уедет, может вернуться не скоро. Он сказал мне... сказал мне присматривать за семьей. – Балат уронил голову на руки. – Я не могу быть им, Шаллан.

– Тебе и не нужно.

– Он смелый. И сильный.

– Он нас покинул.

Балат посмотрел на нее, по его щекам бежали слезы.

– Возможно, он был прав. Возможно, это единственный путь, Шаллан.

– Покинуть наш дом?

– Чем все закончится? – спросил Балат. – Ты проводишь каждый день взаперти, выходя, только чтобы отец мог выставить тебя напоказ. Джушу вернулся к азартным играм – ты знаешь, что это так, даже если он стал вести себя умнее. Виким твердит о вступлении в ряды ардентов, но я не уверен, отпустит ли его отец. Он использует Викима в качестве страховки.

К несчастью, возразить было нечего.

– Куда нам идти? – спросила Шаллан. – У нас ничего нет.

– Но здесь у меня тоже ничего нет. Я не собираюсь отказываться от Эйлиты, Шаллан. Она – единственное, что есть в моей жизни прекрасного. Если мы должны уехать жить в Веденар как представители десятого дана, а мне придется работать охранником в доме или заниматься чем-то подобным, мы это сделаем. Разве такая жизнь не кажется тебе лучше теперешней?

Балат указал на мертвых щенков.

– Возможно.

– Ты поедешь со мной? Если я заберу Эйлиту и уеду? Ты могла бы стать писцом. Выбрать собственный путь, быть независимой от отца.

– Я... Нет, мне нужно остаться.

– Почему?

– Что-то завладело отцом, что-то ужасное. Если мы все уедем, то отдадим его на растерзание. Кто-то должен ему помочь.

– Почему ты так его защищаешь? Ты же знаешь, что он сделал.

– Он этого не делал.

– Ты не можешь вспомнить, – проговорил Балат. – Ты много раз рассказывала мне о пробелах в памяти. Ты увидела, как он ее убил, но не захотела признать, что стала свидетельницей такого поступка. Шторма, Шаллан. Ты так же сломлена, как Виким и Джушу. Как... как и я временами...

Шаллан стряхнула с себя оцепенение.

– Не имеет значения. Если ты уедешь, то возьмешь с собой Викима и Джушу?

– Не могу себе позволить. Джушу в особенности. Нам придется жить скромно, а ему нельзя доверять... знаешь ли. Но если ты поедешь с нами, для одного из нас, возможно, будет легче найти работу. Ты пишешь и рисуешь лучше, чем Эйлита.

– Нет, Балат, – сказала Шаллан, испугавшись того, как легко какая-то ее часть хотела сказать ему «да». – Я не могу. Особенно если Джушу и Виким останутся здесь.

– Понятно, – ответил он. – Может... может быть, есть другой выход. Я подумаю.

Шаллан оставила его на псарне, беспокоясь о том, что отец может найти ее здесь и что это его огорчит. Она вошла в особняк, но не могла отделаться от чувства, будто пытается удержать рассыпающийся ковер, в то время как десяток людей вытаскивает из него нити.

Что случится, если Балат уедет? Он отступился от борьбы с отцом, но, по крайней мере, пытался сопротивляться. Виким просто делал то, что ему говорили, а Джушу по-прежнему бездельничал.

«Мы должны просто выдержать, – подумала Шаллан. – Прекратить провоцировать его, позволить ему расслабиться. Тогда он снова станет самим собой...»

Она поднялась по лестнице и прошла мимо двери отца. Та оказалась чуть-чуть приоткрыта; Шаллан услышала голоса внутри.

– ...найти его в Валате, – произнес отец. – Нан-Балат заявил, что встретился с братом в городе, и, по всей видимости, имел в виду именно его.

– Будет сделано, светлорд.

Этот голос. Рин, капитан новых охранников отца. Шаллан отступила и заглянула в комнату. Сейф отца сиял из-за картины на задней стене, яркий свет пробивался сквозь холст. Для нее он был почти ослепляющим, хотя мужчины в комнате, похоже, его не видели.

Рин поклонился отцу, придерживая меч рукой.

– Принеси мне его голову, Рин, – сказал отец. – Я хочу увидеть ее собственными глазами. Он тот, кто может все разрушить. Преподнеси ему сюрприз, убей его до того, как он сможет призвать Клинок. Его оружие перейдет к тебе как плата на время, пока ты будешь служить дому Давар.

Шаллан бросилась прочь от двери, не дожидаясь, пока отец поднимет голову и увидит ее. Хеларан. Отец только что распорядился убить Хеларана.

«Я должна что-то сделать. Я должна его предупредить. Как? Может ли Балат связаться с ним снова?»

– Как ты смеешь, – произнес женский голос.

Последовало ошеломленное молчание. Шаллан осторожно вернулась, чтобы заглянуть в комнату. Мализа, ее мачеха, стояла в дверном проеме между спальней и гостиной. Маленькая, пухленькая женщина прежде никогда не казалась Шаллан грозной. Но сегодня шторм на ее лице мог бы напугать белоспинника.

– Твой собственный сын, – сказала Мализа. – У тебя нет совести? У тебя нет жалости?

– Он больше мне не сын, – прорычал отец.

– Я поверила в твою историю о моей предшественнице, – проговорила Мализа. – Поддержала тебя. Жила в этом доме, над которым нависла туча. А теперь я слышу такое? Одно дело – бить слуг, но лишить жизни своего собственного сына?

Отец что-то прошептал Рину. Шаллан подскочила и едва успела добежать по коридору до своей комнаты, когда из покоев отца вышел мужчина и со щелчком закрыл за собой дверь.

Шаллан заперлась в своей комнате, когда Мализа и отец начали яростно, гневно кричать друг на друга. Свернувшись калачиком на кровати, она пыталась заглушить звуки подушкой. Когда девушка решила, что все закончилось, она убрала подушку.

Отец выскочил в коридор.

– Почему никто в этом доме не подчиняется? – кричал он, топоча по лестнице. – Ничего бы не случилось, если бы только вы все подчинялись.

Глава 62. Тот, кто убил обещаниями

Подозреваю, это немного похоже на скунса, названного так из-за его вони.

В камере Каладина продолжалась жизнь. Несмотря на то, что для тюрьмы условия были прекрасными, он обнаружил, что мечтает вернуться в повозку работорговца. Там можно хотя бы любоваться пейзажем. Свежий воздух, ветер, случайное омовение во время дождя уходящего сверхшторма. Жизнь, конечно, была не так уж хороша, но это лучше, чем сидеть взаперти всеми забытым.

На ночь сферы забирали, оставляя его в темноте. Каладин ловил себя на том, что ему представлялось, будто он сидит где-то глубоко под землей, над головой мили камня, нет пути наружу и ни одного шанса на спасение. Он не мог представить худшей смерти. Лучше быть зарезанным на поле боя, устремив взгляд в синее небо, пока твоя жизнь утекает прочь.

* * *

Его разбудил свет. Мостовик вздохнул и уставился в потолок, пока охранники – светлоглазые солдаты, которых он не знал, – меняли сферы в лампах. День за днем все здесь повторялось, шторм побери. Он просыпался при слабом свете сфер и только сильнее желал увидеть солнце. Пришла служанка с завтраком. Каладин передвинул ночной горшок поближе к отверстию в решетке. Женщина вытащила его, царапнув по камню, и заменила на чистый.

Она поспешила уйти. Он пугал ее. Застонав от боли в затекших мышцах, Каладин сел и стал изучать еду. Лепешки, начиненные бобовой пастой. Он встал, отмахнувшись от нескольких странных спренов, похожих на натянутую, скрещенную перед ним проволоку, и заставил себя сделать серию отжиманий. Если заключение продлится слишком долго, поддерживать тело в форме станет трудно. Возможно, он попросит несколько камней для тренировки.

«Неужели именно это произошло с бабушкой и дедушкой Моаша? – спросил себя Каладин, принимаясь за еду. – Ждали суда до тех пор, пока не умерли в тюрьме?»

Мостовик уселся обратно на скамью, откусывая от лепешки. Вчера бушевал сверхшторм, но, изолированный в своей камере, Каладин едва мог слышать шум бури.

Он уловил, как рядом напевает Сил, но не смог ее обнаружить.

– Сил?

Она продолжала от него прятаться.

– В поединке участвовал криптик, – тихо произнес ее голос.

– Ты упоминала о них раньше, верно? Это вид спренов?

– Отвратительный вид.

Сил помолчала.

– Но не думаю, что злой. – Ее голос был ворчливым. – Я собиралась последовать за ним, когда он убежал, но ты нуждался во мне. Когда я вернулась посмотреть, он от меня спрятался.

– Что это значит? – нахмурился Каладин.

– Криптикам нравится строить планы, – медленно произнесла Сил, как будто припоминая давно забытое. – Да... Я помню. Они обсуждают и наблюдают, но никогда ничего не делают. Но...

– Что? – спросил Каладин, поднимаясь.

– Они кого-то выискивают. Я увидела признаки. Скоро ты можешь оказаться не единственным, Каладин.

Кого-то выискивают. Чтобы выбрать волноплетом, как выбрали его. Что за Сияющий рыцарь получится при участии спренов, к которым Сил питала такое явное отвращение? Судя по всему, ему не захочется с ним знакомиться.

«О шторма, – подумал Каладин, садясь. – Если они выберут Адолина...»

От мелькнувшей мысли он ощутил тошноту. Тем не менее открытие Сил доставило странное удовольствие. Не быть единственным, даже если вторым окажется Адолин. Каладин почувствовал себя лучше, и его уныние немного уменьшилось.

Когда он заканчивал есть, из коридора донесся тяжелый удар. Открывающаяся дверь? Навещать его разрешалось только светлоглазым, хотя уже давно никто не приходил. Если не считать Шута.

«В конечном итоге шторм настигает всех...»

В помещение шагнул Далинар Холин.

Несмотря на угрюмые мысли, немедленной реакцией Каладина, вбитой в него годами, было вскочить и отсалютовать, приложив руку к груди. Перед ним находился вышестоящий офицер, его командир. Каладин почувствовал себя идиотом сразу же, как это сделал – он сидел за решеткой и приветствовал человека, отправившего его сюда?

– Вольно, – кивнул Далинар.

Широкоплечий мужчина стоял, заложив руки за спину. В Далинаре чувствовалось что-то внушительное, даже когда он оставался в расслабленном состоянии.

«Он выглядит как полководец из легенд», – подумал Каладин.

Широкое лицо и седина в волосах, надежность камня. Не кронпринц носил форму, форма носила его. Далинар Холин представлял собой тот идеал, который Каладин уже давно считал всего лишь фантазией.

– Как тебе условия размещения? – спросил кронпринц.

– Сэр? Я в тюрьме, шторм побери.

На лице Далинара показалась улыбка.

– Вижу. Успокойся, солдат. Если бы я приказал тебе неделю охранять комнату, ты бы выполнил приказ?

– Да.

– Тогда считай, что ты на дежурстве. Охраняй это помещение.

– Я позабочусь о том, чтобы никто неуполномоченный не сбежал с горшком, сэр.

– Элокар возвращается в благожелательное расположение духа. Он уже остыл и сейчас беспокоится только о том, что твое слишком поспешное освобождение будет выглядеть как его слабость. Мне нужно, чтобы ты оставался здесь еще несколько дней, затем мы составим официальное помилование и восстановим твое положение.

– Вижу, что у меня нет выбора, сэр.

Далинар подошел ближе к решетке.

– Тебе тяжело.

Каладин кивнул.

– О тебе хорошо заботятся, как и о твоих людях. Двое мостовиков все время охраняют вход в здание. Тебе не о чем тревожиться, солдат. Если ты беспокоишься о своей репутации в моих глазах...

– Сэр, – сказал Каладин. – Полагаю, что я просто не уверен в том, что король позволит мне выйти отсюда. В его правлении был случай, когда он позволил неудобным людям гнить в подземелье до тех пор, пока они не умерли.

Произнеся эти слова, Каладин не поверил в то, что они сорвались с его губ. Они прозвучали как непокорность, даже как измена. Но они ждали на кончике языка, требуя, чтобы их произнесли.

Далинар не двинулся с места, по-прежнему стоя с заложенными за спину руками.

– Ты говоришь о серебряных дел мастерах из Холинара?

Так он знал. Отец Штормов... Замешан ли Далинар? Каладин кивнул.

– От кого ты услышал о том случае?

– От одного из моих людей, – ответил Каладин. – Он знал заключенных.

– Я надеялся, что нам удастся избежать слухов, – сказал Далинар. – Но, конечно, слухи распространяются как лишайник, такой твердый, что его невозможно полностью отскрести. Случившееся с теми людьми было ошибкой, солдат. Я откровенно это признаю. С тобой такого не произойдет.

– Значит, слухи о них – правда?

– Я предпочел бы не говорить о деле Рошона.

Рошон.

Каладин вспомнил крики. Кровь на полу хирургического кабинета отца. Умирающего мальчика.

Дождливый день. День, когда один человек попытался украсть свет Каладина. И ему действительно удалось задуманное.

– Рошон? – прошептал Каладин.

– Да, незначительный светлоглазый, – вздохнул Далинар.

– Сэр, мне важно об этом знать. Ради собственного спокойствия.

Далинар оглядел его сверху донизу. Каладин просто уставился прямо перед собой, его разум... оцепенел. Рошон. Все начало разваливаться, когда Рошон прибыл в Хартстоун, чтобы стать новым лорд-мэром. До его приезда отца Каладина уважали.

Когда приехал тот ужасный человек, волоча мелочную зависть за своей спиной как плащ, мир перевернулся. Рошон распространил заразу по Хартстоуну подобно спренам гниения в грязной ране. Он стал причиной того, что Тьен отправился воевать. Он стал причиной того, что Каладин последовал за братом.

– Полагаю, я тебе задолжал, – ответил Далинар. – Но это должно остаться между нами. Рошон был мелким человеком, получившим возможность наушничать Элокару. Элокара, тогда наследного принца, поставили управлять Холинаром и присматривать за королевством, пока его отец организовывал наши первые лагеря здесь, на Разрушенных равнинах. В то время я находился... далеко. Как бы то ни было, не обвиняй Элокара. Он прислушивался к советам того, кому верил. Однако Рошон следовал собственным интересам, не заботясь об интересах трона. Он владел несколькими серебряными лавками... Ну, детали не важны. Достаточно сказать, что Рошон подтолкнул принца к нескольким ошибкам. Вернувшись, я все исправил.

– Вы позаботились о том, чтобы наказать этого Рошона? – спросил Каладин тихим голосом, чувствуя оцепенение.

– Его изгнали, – кивнул Далинар. – Элокар выдворил его в такое место, где он не смог бы принести вред кому-то еще.

Место, где он не смог бы принести вред кому-то еще. Каладин почти рассмеялся.

– Тебе есть что сказать?

– Вы не захотите узнать, о чем я думаю, сэр.

– Возможно, и нет. Но, вероятно, мне все-таки нужно это услышать.

Далинар был хорошим человеком. В чем-то действующим вслепую, но хорошим.

– Что ж, сэр, – сказал Каладин, с трудом контролируя эмоции. – Я нахожу... тревожным, что человек вроде этого Рошона, судя по всему, ответственный за смерть невинных людей, все еще не в тюрьме.

– Все не так просто, солдат. Рошон являлся одним из вассалов Садеаса, родственником влиятельных людей, чья поддержка была нам необходима. Вначале я высказывался за то, чтобы Рошона лишили ранга и сделали десятинником, что заставило бы его провести жизнь в нищете. Но такой поступок отвратил бы союзников и мог подорвать королевство. Элокар ратовал за терпимость к Рошону, и его отец согласился с ним в переписке через самоперо. Я смягчился, посчитав, что милосердие – не то чувство, к которому мне следует отбивать охоту у Элокара.

– Конечно же нет, – ответил Каладин, сжав зубы. – Хотя кажется, что в конечном итоге подобное милосердие часто приносит пользу родственникам могущественных светлоглазых и редко – кому-то более низкого положения.

Он уставился на прутья решетки между собой и кронпринцем.

– Солдат, – холодно проговорил Далинар, – считаешь ли ты, что я был несправедлив к тебе или твоим людям?

– Вы? Нет, сэр. Но речь не о вас.

Далинар тихо вздохнул, как будто расстроившись.

– Капитан, ты и твои люди в уникальном положении. Вы проводите свою повседневную жизнь в окружении короля. Вы не видите образ, обращенный к миру, вы видите человека. Для личных телохранителей дело всегда обстояло подобным образом. Поэтому ваша преданность должна быть особенно твердой и благородной. Да, у человека, которого вы охраняете, имеются недостатки. Они есть у каждого человека. Но он по-прежнему король, и я требую вашего уважения.

– Я могу испытывать уважение к трону, сэр, и я его испытываю, – сказал Каладин.

Но, возможно, не к человеку, сидящему на нем. Однако он уважал титул. Кто-то же должен править.

– Сынок, – отозвался Далинар после секундного раздумья, – знаешь ли ты, почему я поручил эту должность тебе?

– Вы сказали, что вам нужен кто-то, кому можно доверять, потому что он не будет шпионом Садеаса.

– Это логическое объяснение, – пояснил Далинар, подойдя ближе к решетке и оказавшись всего в нескольких дюймах от Каладина. – Но не причина. Я поступил так, потому что почувствовал, что решение правильное.

Каладин нахмурился.

– Я доверяю своей интуиции, – продолжил Далинар. – Мои инстинкты подсказали мне, что ты – тот человек, который может помочь изменить королевство. Человек, который смог пройти через саму Бездну в лагере Садеаса и, тем не менее, вдохновил других – именно тот человек, которого я хотел видеть под своим командованием. – Выражение его лица стало жестче. – Я поручил тебе должность, которую никогда не занимал ни один темноглазый в моей армии. Я позволил тебе присутствовать на королевских советах и слушал, когда ты говорил. Не заставляй меня жалеть о своих решениях, солдат.

– Разве вы еще не пожалели? – спросил Каладин.

– Я был близок к этому, – ответил Далинар. – Но я могу понять. Если ты всерьез убежден в том, в чем обвиняешь Амарама... Что ж, я, будучи на твоем месте, испытывал бы огромные трудности, чтобы не сделать того же, что и ты. Но, шторм побери, парень, ты все еще темноглазый.

– Цвет глаз не должен иметь значения.

– Возможно, и не должен, но имеет. Хочешь это изменить? Хорошо, но у тебя ничего не выйдет, если ты будешь вопить как душевнобольной и бросать вызов таким людям, как Амарам. Ты можешь добиться желаемого, отличившись на посту, который я тебе доверил. Стань человеком, которым восхищаются другие, не важно, светлоглазые они или темноглазые. Убеди Элокара, что темноглазые способны быть лидерами. Вот что изменит мир.

Далинар отвернулся и направился к выходу. Каладин не мог избавиться от мысли, что плечи кронпринца казались более ссутулившимися, чем когда он вошел.

Когда Далинар удалился, Каладин снова сел на скамью, глубоко и раздраженно выдохнув.

– Оставайся спокойным, – прошептал он. – Делай, как тебе сказано, Каладин. Оставайся в своей клетке.

– Он пытается помочь, – сказала Сил.

Каладин посмотрел вбок. Где она пряталась?

– Ты же слышала по поводу Рошона.

Тишина.

– Да, – ответила наконец Сил, и ее голос был очень тонким.

– Бедность моей семьи, то, как мы стали изгнанниками в городе, Тьен, вынужденный пойти в армию, – все это произошло по вине Рошона. И послал его к нам Элокар.

Сил не ответила. Каладин выудил кусочек лепешки из миски и прожевал его. Отец Штормов, Моаш действительно оказался прав. Королевству было бы лучше без Элокара. Далинар старался изо всех сил, но в отношении племянника перед его глазами расплылось огромное слепое пятно.

Пришло время кому-то выступить вперед и разрезать путы, связывающие руки Далинара. Ради блага королевства, ради блага самого Далинара Холина король должен умереть.

Некоторых людей нужно просто отрезать, как нагноившийся палец или ногу, сломанную так, что ее не восстановить.

Глава 63. Пылающий мир

А теперь посмотри, что ты заставил меня сказать. Ты всегда был способен выявить во мне крайности, старый друг. И я по-прежнему называю тебя другом, хоть ты и утомляешь меня.

«Что вы делаете?» – вывело самоперо.

«Ничего особенного, – написала Шаллан в ответ при свете сфер. – Просто занимаюсь бухгалтерскими книгами Себариала».

Она выглянула из отверстия в иллюзии, рассматривая улицу далеко внизу. По городу текли люди, будто маршируя в странном ритме. Сначала словно капля, затем всплеск, переходящий снова в каплю. Реже они шли постоянным потоком. В чем же причина?

«Хотите увидеться? – написало самоперо. – Становится очень скучно».

«К сожалению, – ответила она Адолину, – мне действительно нужно закончить работу. Хотя было бы чудесно развлечься беседой посредством самопера».

Узор тихонько жужжал, пока она лгала. Шаллан использовала иллюзию, чтобы увеличить размер чердака наверху жилого дома в военном лагере Себариала, тем самым обеспечив себя укрытием для наблюдения за улицей ниже. Пять часов ожидания, достаточно комфортного, со стулом и сферами для освещения, ничего не принесли. Никто так и не приблизился к одиноко стоящему дереву с каменной корой, которое росло рядом с дорогой.

Шаллан не знала, к какому виду относилось дерево. Оно было слишком старым, чтобы его посадили недавно; вероятно, это случилось еще до прибытия Себариала. Сучковатая, крепкая кора навела девушку на мысли, что дерево является какой-то разновидностью дендролита, но у него также имелись длинные ветви, которые вздымались в воздух как вымпелы, скручиваясь и трепеща листьями на ветру. Ветвями дерево напоминало долинную иву. Шаллан уже сделала эскиз; позже она поищет его в книгах.

Дерево привыкло к людям и не втягивало листья, когда они проходили мимо. Подойди кто-нибудь достаточно осторожно, чтобы не зацепить листьев, Шаллан бы его увидела. Двигайся он, наоборот, быстро, ветви почувствовали бы вибрацию и втянулись – что она тоже заметила бы. Девушка была достаточно уверена, что, если кто-то попытается положить в дерево какой-то предмет, она узнает об этом, даже если на мгновение отвлечется.

«Полагаю, что смогу составить вам компанию, – написало самоперо. – Шорену все равно нечем заняться».

Шорен был ардентом, который писал сегодня для Адолина по его приказу. Принц многозначительно отметил, что использует ардентов, а не писцов отца. Думал ли он, что пробудит в Шаллан ревность, если станет использовать другую женщину для письменных обязанностей?

Адолина и в самом деле удивляло, что она не ревнует. Неужели женщины при дворе настолько мелочны? Или это Шаллан вела себя странно и слишком расслабилась? Глаза принца действительно блуждали по сторонам, и она должна была признать, что ей это не слишком нравилось. Стоило также учитывать его репутацию. Поговаривали, что в прошлом Адолин менял женщин так же часто, как другие мужчины переодевали плащи.

Возможно, ей следует держаться за него покрепче, но одна только подобная мысль вызывала отвращение. Такое поведение напомнило Шаллан об отце. Он контролировал окружающих так жестко, что в конечном счете все развалилось на части.

«Хорошо, – написала она в ответ Адолину, используя для письма доску, размещенную на ближайшем ящике. – Я уверена, что хорошему арденту и правда больше нечем заняться, кроме как передавать записки между двумя флиртующими светлоглазыми».

«Он же ардент, – пришло сообщение от Адолина. – Ему нравится служить. Таково их призвание».

«Я думала, – написала она, – что их призвание – спасение душ».

«Он устал от этого, – прислал ответ Адолин. – Говорит, что сегодняшним утром спас уже три души».

Шаллан улыбнулась, проверив, что там с деревом – по-прежнему без изменений.

«На самом деле спас? – написала она. – И, как я понимаю, спрятал их в задний карман для сохранности?»

Нет, то, что делал отец, было неправильно. Если Шаллан хочет удержать Адолина, ей придется сделать нечто гораздо более сложное, чем просто цепляться за него. Она должна быть настолько неотразимой, чтобы он сам не захотел ее отпустить. К несчастью, это была та область, где не могли помочь тренировки ни Джасны, ни Тин. Джасна казалась равнодушной к мужчинам, тогда как Тин задумывалась не об их удержании, а только о том, как их отвлечь, чтобы побыстрее надуть.

«Улучшилось ли самочувствие вашего отца?» – написала Шаллан.

«В целом, да. Со вчерашнего дня он на ногах и выглядит таким же бодрым, как обычно».

«Приятно слышать», – ответила она.

Пока они продолжали обмениваться досужими замечаниями, Шаллан наблюдала за деревом. В записке от Мрэйза содержался приказ прийти на восходе солнца и поискать инструкции в дупле. Она пришла на четыре часа раньше, пока небо еще было темным, и пробралась на крышу этого здания, чтобы понаблюдать.

Видимо, она явилась недостаточно рано. Ей так хотелось увидеть, как они поместят инструкции в дерево.

– Не по душе мне все это, – прошептала Шаллан Узору, не обращая внимания на перо, которое писало следующую строчку от Адолина. – Почему Мрэйз просто не передал инструкции через самоперо? Почему заставил меня прийти сюда?

– М-м-м... – прогудел Узор с пола.

Солнце давно взошло. Ей пора идти за инструкциями, но она все еще медлила, постукивая пальцем по лежащей рядом доске с листом бумаги.

– Они наблюдают, – поняла Шаллан.

– Что? – спросил Узор.

– Они делают в точности то же, что и я. Где-то прячутся и хотят посмотреть, как я буду забирать инструкции.

– Зачем? Чего они хотят добиться?

– Они получат информацию. А это одна из тех вещей, на которых наживаются люди.

Девушка наклонилась вбок, выглянув из отверстия, которое снаружи казалось щелью между двумя кирпичами.

Она не считала, что Мрэйз хочет ее смерти, несмотря на отвратительное происшествие с бедолагой-кучером. Кровьпризрак разрешил другим из своего окружения убить ее, если они боялись, но это – как и многое другое у Мрэйза – было проверкой.

«Если ты на самом деле достаточно сильна и умна, чтобы присоединиться к нам, – подразумевал тот случай, – то сможешь избежать убийства».

Очередная проверка. Как ее пройти, чтобы на этот раз никто не погиб?

Они будут наблюдать за тем, как Шаллан придет за инструкциями, но здесь не так уж много подходящих мест, откуда бы открывался вид на дерево. Будь она Мрэйзом и его людьми, где бы она устроила наблюдательный пост?

От подобных мыслей Шаллан почувствовала себя глупо.

– Узор, – прошептала она, – пойди загляни в окна тех зданий, что выходят фасадами на улицу. Посмотри, не сидит ли кто-то в одном из них, наблюдая так же, как и мы.

– Ладно, – ответил он, выскользнув из иллюзии.

Вдруг Шаллан осознала тот факт, что люди Мрэйза могут прятаться очень близко, но подавив нервозность, стала читать ответ Адолина.

«Между прочим, есть хорошие новости. Вчера вечером приходил отец и мы проговорили всю ночь. Он готовит экспедицию на равнины, чтобы уничтожить паршенди раз и навсегда. Подготовка включает в себя несколько разведывательных миссий в ближайшие дни. Я уговорил его взять вас на плато во время одной из них».

«А мы сможем найти куколку?» – спросила Шаллан.

«Ну, – ответило самоперо, – даже если паршенди больше не сражаются за них, отец не станет рисковать. Я не могу взять вас в забег, если есть вероятность, что они могут прийти и вступить с нами в борьбу за гемсердце. Но я подумал, что мы, вероятно, сможем организовать разведывательную миссию таким образом, что она пройдет по плато с куколкой спустя примерно день после того, как было вырезано гемсердце».

Шаллан нахмурилась.

«Мертвая куколка без гемсердца? Не знаю, как много она сможет мне поведать».

«Зато, – ответил Адолин, – это лучше, чем не увидеть ее вообще, ведь так? И вы сказали, что хотите получить возможность ее разрезать. Это почти то же самое».

Он был прав. Кроме того, ее истинной целью оставалось попасть на равнины.

«Так и сделаем. Когда?»

«Через несколько дней».

– Шаллан!

Она подскочила, но это был всего лишь возбужденно жужжащий Узор.

– Ты оказалась права, – сказал он. – М-м-м-м. Она наблюдает внизу. Всего на один этаж ниже, вторая комната.

– Она?

– М-м-м. Та, что в маске.

Шаллан содрогнулась. Что теперь? Вернуться в свою комнату и написать Мрэйзу, что ей не нравится, когда за ней шпионят?

Так ничего не добиться. Посмотрев на стопку листов, Шаллан поняла, что ее отношения с Мрэйзом очень похожи на отношения с Адолином. В обоих случаях она просто не могла вести себя так, как от нее ожидали. Ей требовалось пробудить интерес, выйти за общепринятые рамки.

«Мне нужно идти, – написала она Адолину. – Себариал хочет поговорить со мной. Возможно, разговор займет какое-то время».

Она щелкнула самопером и засунула его и доску в сумку – не в обычную, а из жесткой ткани с кожаным ремешком, которую носили через плечо, что вполне соответствовало Вейль. Затем, до того, как окончательно потерять самообладание, Шаллан вынырнула из своего иллюзорного убежища. Прислонившись к стене чердака и отвернувшись от улицы, она дотронулась до образа и втянула штормсвет.

Иллюзорная часть стены исчезла, быстро расплывшись и устремившись в ладонь. Оставалось надеяться, что в этот момент никто не смотрел на чердак. Хотя даже если кто-то что-то заметил, то наверняка решил, что это просто обман зрения.

Шаллан опустилась на колени и зарядила штормсветом Узора, привязав к нему образ Вейль, чей набросок она выполнила заранее. Девушка кивнула, чтобы спрен пошевелился, и когда он двинулся с места, Вейль зашагала.

Выглядела она отлично. Широкий уверенный шаг, шелестящий плащ, остроконечная шляпа, закрывающая лицо от солнца. Иллюзия даже моргала и временами поворачивала голову в полном соответствии с серией рисунков, выполненных Шаллан.

Шаллан понаблюдала, все еще сомневаясь. Действительно ли она так выглядела, когда принимала образ Вейль и натягивала ее одежду? Она считала себя и близко не такой уравновешенной, а одежда всегда казалась непомерно большой, даже глупой. Но в этом образе всего было в меру.

– Спустись, – прошептала она Узору, – и пройдись к дереву. Старайся двигаться осторожно, медленно и громко жужжи, чтобы листья на дереве втянулись. Немного постой у дупла, будто достаешь какой-то предмет изнутри, а затем пойди в переулок между этим зданием и соседним.

– Да! – обрадовался Узор. Он метнулся к лестнице, взволнованный тем, что может поучаствовать в создании лжи.

– Медленнее! – воскликнула Шаллан и вздрогнула, когда заметила, что шаги Вейль не совпадают с ее скоростью. – Так, как мы тренировались!

Узор замедлился и добрался до ступеней. Образ Вейль начал спускаться. Неуклюже. Иллюзия умела ходить и неподвижно стоять на плоскости, но не была приспособлена для других типов поверхности, например, ступеней. Любому наблюдателю показалось бы, что Вейль ни на что не наступает, а просто скользит вниз по лестнице.

Что ж, ничем лучшим на данный момент они не располагали. Шаллан глубоко вздохнула и, натянув шляпу, выдохнула второй образ, который скрыл ее и превратил в Вейль. Тот, что был связан с Узором, продержится до тех пор, пока не иссякнет штормсвет спрена. Однако он расходовался гораздо быстрее, чем у Шаллан. Она не знала почему.

Девушка спустилась по лестнице, но только на один этаж, шагая как можно тише, и остановилась перед второй дверью в тускло освещенном коридоре. Внутри поджидала женщина в маске. Шаллан не стала оставаться на открытом месте, нырнув в нишу под лестницей, где ее не смог бы заметить никто из коридора.

Она решила подождать.

Наконец дверь со щелчком отворилась, и в коридоре раздался шорох одежды. Женщина в маске прошла мимо убежища Шаллан и удивительно тихо направилась вниз по лестнице.

– Как тебя зовут? – спросила Шаллан.

Женщина замерла на ступенях. Она обернулась – ее безопасная рука, затянутая в перчатку, покоилась на поясном ноже – и увидела Шаллан, стоящую в нише. Глаза женщины в маске блеснули, когда она перевела взгляд в сторону комнаты, из которой вышла.

– Я послала двойника в своей одежде, – сказала Шаллан. – Вот что ты видела.

Женщина не двигалась, по-прежнему стоя на ступенях.

– Почему он хотел, чтобы ты следила за мной? – спросила Шаллан. – Ему настолько интересно, где я остановилась?

– Нет, – в конце концов ответила женщина. – Согласно инструкциям в дереве ты должна сразу же приступить к заданию, не отвлекаясь больше ни на что.

Шаллан нахмурилась, размышляя.

– Значит, ты должна была проследить за мной не до дома, а во время задания. Чтобы посмотреть, как я с ним справлюсь?

Женщина ничего не сказала.

Широким шагом Шаллан направилась к лестнице и присела на верхнюю ступеньку, скрестив руки на коленях.

– Так в чем заключается мое задание?

– Инструкции находятся в...

– Я предпочла бы услышать их от тебя. Считай меня чокнутой.

– Как ты меня нашла? – спросила женщина.

– С помощью зоркого союзника, – пояснила Шаллан. – Я сказала, чтобы он наблюдал за окнами, а затем отправил мне послание, в котором говорилось о твоем местоположении. Я ждала наверху. – Она состроила гримасу. – Надеялась подловить одного из ваших людей, когда он будет закладывать инструкции.

– Мы подложили их еще даже до того, как связались с тобой. – Женщина помедлила и поднялась на несколько ступеней вверх. – Иятил.

Шаллан вскинула голову.

– Меня зовут Иятил, – повторила женщина.

– Никогда не слышала такого имени.

– Неудивительно. Твое задание на сегодня заключается в сборе сведений об определенном человеке, прибывшем в лагерь Далинара. Мы хотим побольше разузнать о нем, а преданность кронпринца сомнительна.

– Он верен королю и трону.

– Внешне, – проговорила женщина. – Его брату были известны вещи исключительного характера. Мы не уверены, в курсе ли Далинар, а его общение с Амарамом вызывает наши опасения. В этом деле замешан и новоприбывший.

– Амарам составляет карты Разрушенных равнин, – сказала Шаллан. – Зачем? Что там такого, до чего он хочет добраться?

«И почему он хочет возвращения Несущих Пустоту?»

Иятил не ответила.

– Что ж, – произнесла Шаллан, вставая. – Тогда за дело. Так?

– Вместе? – удивилась Иятил.

Шаллан пожала плечами.

– Ты можешь красться позади или просто отправиться вместе со мной.

Она протянула руку.

Иятил изучила ладонь, а затем одобрительно пожала ее своей безопасной рукой в перчатке. Однако другую руку все это время она держала на кинжале.

* * *

Шаллан листала инструкции от Мрэйза, пока огромный паланкин, покачиваясь, направлялся к лагерю Далинара. Иятил сидела напротив, поджав ноги и наблюдая за ней блестящими из-под маски глазами. Женщина носила простые брюки и рубашку, именно поэтому в первую встречу Шаллан приняла ее за мальчика.

Ее присутствие очень тревожило.

– Сумасшедший, – проговорила Шаллан, переходя к следующей странице инструкций. – Мрэйза интересует обычный сумасшедший?

– Он интересует Далинара и короля, – ответила Иятил. – А значит, и нас.

Действительно, казалось, что здесь не все чисто. Сумасшедший прибыл под опекой Бордина, слуги, которого Далинар оставил в Холинаре много лет назад. Судя по информации Мрэйза, этот Бордин был не обычным посланником, а одним из самых доверенных слуг Далинара. Его оставили в Холинаре, чтобы шпионить за королевой, по крайней мере, такой вывод сделали Кровьпризраки. Но зачем кому-то присматривать за королевой? В инструктаже ответа не было.

Бордин спешно прибыл на Разрушенные равнины пару недель назад, привезя с собой сумасшедшего и какой-то таинственный груз. Задание Шаллан заключалось в том, чтобы выяснить, кем был тот сумасшедший и почему Далинар скрыл его в монастыре, строго запретив посещения для всех, кроме определенных ардентов.

– Твоему хозяину известно больше, чем он говорит мне, – сказала Шаллан.

– Моему хозяину? – переспросила Иятил.

– Мрэйзу.

Женщина рассмеялась.

– Ты ошибаешься. Он не мой хозяин. Он – мой ученик.

– Что? – удивилась Шаллан.

Иятил пристально посмотрела ей прямо в глаза и ничего не ответила.

– Почему ты носишь маску? – спросила Шаллан, наклоняясь вперед. – Что она означает? Почему ты прячешь лицо?

– Я спрашивала себя много раз, – проговорила Иятил, – почему вы здесь так бесстыдно расхаживаете с открытыми лицами, демонстрируя их каждому, кто захочет увидеть. Маска меня бережет. Кроме того, она позволяет мне приспосабливаться.

Шаллан задумчиво откинулась назад.

– Ты решила поразмышлять, – продолжила Иятил, – вместо того, чтобы задавать вопрос за вопросом. Это хорошо. Однако твои инстинкты нужно уточнить. Ты охотник или жертва?

– Ни то, ни другое, – немедленно ответила Шаллан.

– Каждый из нас либо то, либо другое.

Носильщики паланкина замедлили шаг. Шаллан выглянула из-за занавесок и обнаружила, что они наконец добрались до границы военного лагеря Далинара. Здесь, на воротах, солдаты по очереди останавливали каждого желающего попасть внутрь.

– Как ты проведешь нас в лагерь? – спросила Иятил, когда Шаллан сдвинула занавески. – В последнее время, когда посреди ночи появляются убийцы, кронпринц Холин стал осторожничать. Какая ложь заставит двери его владений раскрыться для нас?

«Восхитительно», – подумала Шаллан, мысленно перебирая список своих задач.

Требовалось не только проникнуть в монастырь и собрать информацию о сумасшедшем, но и сделать все так, чтобы не слишком раскрыться самой или своим умениям перед Иятил.

Ей необходимо думать быстро. Солдаты впереди позвали, чтобы ее паланкин приблизился – светлоглазым не полагалось ждать в общей очереди, а по роскошному транспортному средству солдаты сделали вывод, что внутри находился кто-то богатый. Глубоко вздохнув, Шаллан сняла шляпу, перекинула волосы через плечо вперед и выставила лицо из паланкина наружу. В то же самое время она развеяла иллюзию и сомкнула занавески за головой, сжав их у шеи таким образом, чтобы Иятил не заметила произошедших изменений.

Носильщиками были паршмены, и она сомневалась, что они скажут хоть слово насчет того, чему стали свидетелями. К счастью, их светлоглазый хозяин отвернулся. Раскачиваясь из стороны в сторону, паланкин приблизился к началу очереди, и солдаты вздрогнули, увидев ее. Они немедленно махнули, чтобы светледи продвигалась внутрь. К этому времени невесту Адолина хорошо знали в лицо.

Теперь требовалось как-то восстановить внешность Вейль. По улице шли люди, она не могла просто взять и выдохнуть штормсвет, свесившись из окна.

– Узор, – прошептала Шаллан. – Иди пошуми у окна с другой стороны паланкина.

Тин вбила ей в голову, что, в то время как прячешь в одной ладони какой-то предмет, необходимо сделать отвлекающее движение другой рукой. Тот же принцип мог сработать и здесь.

У второго окна раздался резкий вскрик. Шаллан быстро засунула голову обратно в паланкин и выдохнула штормсвет. Задернув занавески отвлекающим движением, она скрыла лицо и надела шляпу.

Иятил оглянулась на нее от окна, рядом с которым кричали, но Шаллан уже снова превратилась в Вейль. Она откинулась назад, встретившись с Иятил взглядом. Заметила ли та хоть что-то?

Несколько мгновений они ехали молча.

– Ты заранее подкупила стражников, – наконец предположила Иятил. – Я узнаю, как у тебя получилось это провернуть. Людей Холина трудно подкупить. Возможно, ты действовала через одного из начальников?

Шаллан улыбнулась, пытаясь изобразить разочарование.

Паланкин продолжил двигаться к лагерному храму, той части лагеря Далинара, где она еще ни разу не бывала. Вообще-то, она не слишком часто посещала и ардентов Себариала, но придя к ним однажды, обнаружила, что те удивительно благочестивы, учитывая, кто являлся их хозяином.

Когда паланкин приблизился к храму, Шаллан выглянула из окна. Двор лагерного храма оказался таким же незамысловатым, каким она и ожидала его увидеть. Арденты в серых робах шествовали мимо по двое или маленькими группками, смешиваясь с людьми всех рангов. Люди приходили сюда помолиться, получить наставление или совет – в хорошем храме, оснащенном всем необходимым, могли помочь по любому из таких вопросов. Темноглазые практически любого нана могли обучиться здесь какому-то ремеслу, пользуясь правом учиться, заповеданным Герольдами. Светлоглазые невысокого происхождения тоже приходили изучать разные профессии, а принадлежащие к высшим данам постигали искусства или продвигались в своих призваниях, чтобы порадовать Всемогущего.

В такой большой общине ардентов, как эта, наверняка имелись настоящие мастера в каждом искусстве и ремесле. Возможно, ей стоило бы прийти сюда как-нибудь и поискать художников Далинара, чтобы поучиться у них.

Шаллан вздрогнула, задавшись вопросом, где она найдет на все это время. Учитывая, что она общалась с Адолином, сотрудничала с Кровьпризракам, исследовала Разрушенные равнины и занималась бухгалтерскими книгами Себариала, удивительно, что вообще оставалось время поспать. И все же Шаллан казалось нечестивым ожидать успеха в делах, если она не уделяла должного внимания Всемогущему. Ей действительно нужно больше думать о таких вещах.

«И что должен думать о тебе Всемогущий? – спросила она себя. – И о той лжи, которую ты научилась так искусно плести?»

В конце концов, честность была одним из божественных атрибутов Всемогущего, а им полагалось следовать.

Местный храмовый комплекс включал в себя несколько зданий, хотя большинство людей посещало только главную постройку. В инструкциях Мрэйза содержалась карта, поэтому девушка знала, в какое именно здание должна попасть – оно располагалось сзади, там, где арденты-целители осматривали больных и заботились о людях с хроническими недугами.

– Попасть в монастырь будет непросто, – сказала Иятил. – Арденты стремятся всеми силами защитить тех, кто находится у них на попечении, и запирают их в задней части здания, подальше от глаз обычных людей. Они не обрадуются попытке проникновения.

– Согласно инструкциям сегодняшний день – удачное время, чтобы пробраться внутрь, – ответила Шаллан. – Я должна поторопиться, чтобы не упустить возможность.

– Раз в месяц, – пояснила Иятил, – любой может прийти в храм, чтобы задать свой вопрос или посетить целителя без обязательного пожертвования. Сегодня беспокойный день, день путаницы и неразберихи. Поэтому проще проникнуть внутрь, но это не значит, что они позволят тебе запросто прогуляться по зданию.

Шаллан кивнула.

– Если ты предпочтешь попробовать ночью, – продолжила Иятил, – вероятно, у меня получится убедить Мрэйза, что дело может немного подождать.

Шаллан покачала головой. У нее не было опыта шнырять по ночам. Она только выставит себя дурой.

Но как же попасть внутрь?..

– Носильщик, – скомандовала она, высунув голову из окна, и указала вперед, – отнесите нас к тому зданию и оставьте. Пошлите одного из ваших паршменов за главным целителем. Скажите ему, что мне требуется его помощь.

Возглавляющий паршменов десятинник, нанятый на сферы Шаллан, отрывисто кивнул. Десятинники были странными людьми. Этот не являлся хозяином паршменов, он просто работал на женщину, которая сдала их в аренду. Темноглазая Вейль стояла ниже его на общественной лестнице, но платила, и поэтому он относился к ней, как подобает относиться к любому другому хозяину.

Паланкин опустился на землю, и один из паршменов отправился выполнять поручение.

– Собираешься изобразить болезнь? – спросила Иятил.

– Вроде того, – ответила Шаллан, когда снаружи послышались шаги.

Она выбралась из паланкина и увидела пару ардентов с квадратными бородками, которые жаловались все время, пока паршмен вел их в ее сторону. Они оглядели девушку, отметив темные глаза и одежду, которая, хоть и из хорошей ткани, явно предназначалась для грубого использования. Скорее всего, они решили, что она обладает наном выше среднего, то есть является гражданкой, но не особенно значительной.

– Какая у вас проблема, девушка? – спросил старший из ардентов.

– Моя сестра, – ответила Шаллан. – Она надела странную маску и отказывается ее снимать.

Из паланкина донесся тихий стон.

– Дитя, – произнес главный ардент страдальческим тоном, – упрямая сестра – не забота для ардентов.

– Я понимаю, брат, – проговорила Шаллан, заламывая руки. – Но это не простое упрямство. Мне кажется... Мне кажется, что в нее вселился один из Несущих Пустоту!

Она раздвинула занавески паланкина, позволив им увидеть Иятил. Из-за странной маски арденты отпрянули назад и прекратили возражения. Младший ардент уставился на Иятил, выпучив глаза.

Та повернулась к Шаллан и с едва слышным вздохом принялась раскачиваться на месте.

– Стоит ли их убить? – забормотала она. – Нет. Нет, не стоит. Но кто-то увидит! Нет, не говори такие вещи. Нет. Я не слушаю тебя.

Она начала напевать.

Младший ардент оглянулся на старшего.

– Какое несчастье, – кивнул тот. – Носильщик, пойдем. Скажи своим паршменам перенести паланкин.

* * *

Некоторое время спустя Шаллан ожидала в углу маленькой монастырской комнаты, наблюдая за тем, как Иятил сидит и отказывается от помощи нескольких ардентов. Женщина продолжала уверять их, что если они снимут ее маску, ей придется их убить.

Это не походило на часть представления.

К счастью, во всем остальном Иятил отлично играла свою роль. Бредовые речи в сочетании со скрытым лицом заставили даже Шаллан поежиться. Арденты, по всей видимости, были в равной степени очарованы и напуганы.

«Сосредоточься на рисунке», – подумала Шаллан.

Она делала набросок ардента – полного мужчины примерно одного с ней роста. Рисунок был поспешным, но искусным. Девушка лениво поймала себя на мысли, что раздумывает, каково это – носить бороду. Не чешется ли она? Но нет, ведь волосы на голове не чесались, так почему что-то подобное должно произойти с волосами на лице? Как им удавалось не пачкать бороду едой?

Она закончила набросок несколькими быстрыми росчерками и тихо поднялась. Иятил удерживала внимание ардентов очередной порцией бреда. Шаллан благодарно кивнула ей и выскользнула из комнаты, направившись дальше по коридору. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, она превратилась в ардента, выдохнув облачко штормсвета. Затем подобрала рыжие волосы – единственную часть тела, которая могла выскочить из иллюзии – и спрятала их в плаще за спиной.

– Узор, – прошептала Шаллан, зашагав по коридору в расслабленной манере ардента.

– М-м-м?

– Найди его, – сказала девушка, доставая из сумки набросок сумасшедшего, который Мрэйз оставил в дереве вместе с инструкциями.

Набросок был выполнен с большого расстояния и не особенно хорош. Оставалось только надеяться...

– Второй коридор налево, – ответил Узор.

Шаллан посмотрела вниз, хотя ее новый костюм – роба ардента – скрывал Узора, когда тот сидел на ее плаще.

– Откуда ты знаешь?

– Ты отвлеклась на рисование, – объяснил он. – Я осмотрелся. Через четыре двери отсюда содержится очень интересная женщина. Похоже, она натирает стены экскрементами.

– Фу.

Шаллан показалось, что она уловила запах.

– Узоры... – проговорил спрен, когда они пошли дальше. – Я не слишком хорошо рассмотрел, что она писала, но, кажется, что-то очень интересное. Думаю, мне следует пойти и...

– Нет, – прошептала Шаллан. – Останься со мной.

Она улыбнулась, кивнув нескольким ардентам, прошедшим мимо. К счастью, они не заговорили с ней, едва кивнув в ответ.

Здание монастыря, впрочем, как и почти каждое строение в лагере Далинара, прорезали скучные неукрашенные коридоры. Согласно указаниям Узора Шаллан проследовала до толстой двери, укрепленной в камне. С помощью спрена замок щелкнул и открылся, Шаллан тихонько проскользнула внутрь.

Света от единственного маленького окошка, больше похожего на щель, было недостаточно для того, чтобы полностью осветить крупную фигуру, сидящую на кровати. Темнокожий, как жители королевств Макабаки, с темными нечесаными волосами и громадными руками. Руки трудяги или солдата. Мужчина сидел сгорбившись, с опущенной головой, слабый свет из окна выхватывал часть его спины в белом. Силуэт казался мрачным и внушительным.

Мужчина что-то шептал. Шаллан не могла разобрать слов. Она содрогнулась, прислонившись спиной к двери, и подняла набросок, полученный от Мрэйза. Судя по всему, тот самый человек, цвет кожи и крепкое телосложение совпадали, хотя сидящий перед ней мужчина оказался гораздо мускулистее, чем на рисунке. Шторма... Его руки выглядели так, словно способны раздавить ее как крэмлинга.

Человек не двигался. Он не поднял головы, не шевельнулся. Как валун, который прикатился и остановился на месте.

– Почему в этом помещении так темно? – жизнерадостно спросил Узор.

Безумец не отреагировал на комментарий и даже на Шаллан, когда она шагнула вперед.

– Современная теория помощи помешанным предполагает содержание в полумраке, – прошептала девушка. – Изобилие света возбуждает их и может снизить эффективность лечения.

По крайней мере, вспомнила она именно это. Шаллан не очень много читала по теме. Помещение оказалось темным. Ширина окна не превышала нескольких пальцев.

Что он шепчет? Шаллан сделала еще один осторожный шаг.

– Сэр? – позвала она и запнулась, поняв, что молодой женский голос исходит от тела старого толстого ардента. Может такое напугать этого человека? Он не смотрел, поэтому она развеяла иллюзию.

– Ты называешь его помешанным, – сказал Узор. – Кому и чем он мешает?

– Термин «помешанный» означает неполадки с головой, – пояснила Шаллан.

– А, – произнес Узор. – Как спрен, который потерял свою связь.

– Думаю, не совсем так, – сказала Шаллан, подходя к сумасшедшему. – Но похоже.

Она встала на колени рядом с мужчиной, пытаясь разобрать, что он бормочет.

– Близится время Возвращения, Опустошения, – прошептал он. Основываясь на цвете его кожи, Шаллан ждала азианского акцента, но мужчина говорил на превосходном алети. – Мы должны подготовиться. Вы забыли многое, следуя разрушениям прошлого.

Шаллан посмотрела на Узора, оставшегося в тенях с краю комнаты, и перевела взгляд обратно на мужчину. Свет мерцал в его темно-карих глазах двумя яркими точками на затененном лице. Сгорбленная поза казалась такой мрачной. Он пробормотал что-то еще о бронзе и стали, о приготовлениях и обучении.

– Кто ты? – прошептала Шаллан.

– Таленел'Элин. Тот, кого вы называете Мощью Камня.

Она похолодела. Сумасшедший продолжил бормотать, шепча то же самое, что и раньше, повторяя все в точности. Шаллан даже не была уверена в том, являлся ли его комментарий ответом на ее вопрос или же частью его речи. Больше безумец не отвечал на вопросы.

Шаллан отступила назад, сложив руки на груди, с сумкой на плече.

– Таленел, – сказал Узор. – Мне знакомо это имя.

– Таленелат'Элин – имя одного из Герольдов, – ответила Шаллан. – Это почти такое же.

– А-а.

Узор помолчал.

– Ложь?

– Бесспорно. Нет причин, по которым Далинар Холин держал бы одного из Герольдов Всемогущего взаперти в задних помещениях храма. Многие безумцы считают себя кем-то другим.

Конечно, многие утверждали, что Далинар Холин сам сумасшедший. И он пытался возродить Сияющих рыцарей. То, что он подобрал безумца, считающего себя одним из Герольдов, соответствовало такой линии поведения.

– Безумец, – произнесла Шаллан, – откуда ты пришел?

Тот продолжил бормотать.

– Ты знаешь, чего от тебя хочет Далинар Холин?

Опять речитатив.

Шаллан вздохнула, но опустилась на колени и записала его слова, чтобы передать их Мрэйзу. Она уловила точную последовательность и прослушала ее дважды, чтобы быть уверенной, что он не скажет ничего нового. Правда, в этот раз он не сказал своего предположительного имени. Так что одно отличие имелось.

Мог ли он на самом деле оказаться одним из Герольдов?

«Не глупи, – подумала Шаллан, убирая письменные принадлежности. – Герольды сияли как солнце, владели Клинками Чести и говорили голосами тысячи труб».

Силой слова они могли повергать здания, подчинять шторма, а прикосновением – исцелять.

Шаллан подошла к двери. Теперь ее отсутствие в другой комнате уже могли заметить. Ей необходимо вернуться и соврать что-нибудь насчет того, что она искала, где попить, так как у нее пересохло горло. Хотя сначала требовалось вернуть облик ардента. Она втянула немного штормсвета и выдохнула, используя еще свежее воспоминание об арденте, чтобы создать...

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Сумасшедший с криком вскочил на ноги. Он бросился к ней, двигаясь с невероятной скоростью. Шаллан взвизгнула от потрясения, а он схватил ее и вытолкнул из облачка штормсвета. Образ распался, испаряясь, и безумец прижал ее к стене, его глаза расширились, а дыхание стало тяжелым. Он зашарил по ее лицу безумными глазами с бегающими зрачками.

Шаллан задрожала, задыхаясь.

Десять ударов сердца.

– Одна из рыцарей Ишара, – прошептал сумасшедший. Его глаза сузились. – Я помню... Он основал их? Да. Несколько Опустошений назад. Непросто говорить дольше. Не разговаривал тысячи лет. Но... Когда...

Он отступил от Шаллан, схватившись рукой за голову. Ее Клинок Осколков появился в руке, но, видимо, больше не требовался. Мужчина повернулся к ней спиной, подошел к кровати, лег на нее и свернулся клубком.

Шаллан медленно шагнула вперед и обнаружила, что он опять шепчет то же, что и раньше. Она отпустила Клинок.

«Душа матери...»

– Шаллан? – позвал Узор. – Шаллан, ты помешалась?

Девушка встряхнулась. Сколько времени прошло?

– Да, – сказала она, поспешив к двери, и выглянула наружу.

Нельзя было рисковать и снова использовать штормсвет в этой комнате. Ей нужно просто выскользнуть в коридор...

Проклятие! По коридору приближалось несколько человек. Ей придется подождать, пока они пройдут мимо. Хотя они, судя по всему, направлялись именно к этой двери.

Одним из мужчин был кронлорд Aмaрaм.

Глава 64. Сокровище

Да, я разочарован. На веки вечные, как ты выражаешься.

Каладин лежал на скамье, не обращая внимания на стоящую на полу дневную порцию дымящегося таллия со специями.

Он начал представлять себя тем белоспинником в зверинце. Хищником в клетке. Да ниспошлют ему шторма не такую жалкую участь, как тому бедному зверю. Ослабевший, голодный, сбитый с толку. Шаллан говорила, что они плохо переносят неволю.

Сколько дней уже прошло? Каладин обнаружил, что ему все равно. Это беспокоило. Будучи рабом, он тоже перестал думать о времени.

Он недалеко ушел от того несчастного жалкого создания, каким был когда-то. Каладин чувствовал, как возвращается обратно к тому складу ума, словно человек, карабкающийся по утесу, покрытому крэмом и илом. Каждый раз, пытаясь подтянуться вверх, он соскальзывал обратно. В конце концов он упадет.

Старые способы мышления... способы мышления раба... бурлили у Каладина в голове. Перестать беспокоиться. Волноваться только о следующем приеме пищи и о том, чтобы не позволить остальным завладеть ею. Не думать слишком много. Думать опасно. Мысли приносят надежду, желания.

Каладин закричал, вскочив со скамьи, и начал мерить шагами маленькое помещение, схватившись руками за голову. Он считал себя таким сильным. Борцом. Чтобы лишиться этого ощущения, требовалось просто засунуть его в похожую на коробку камеру на пару недель, и все встало на свои места! Каладин ударился всем телом о решетку и протянул руку между прутьями к одной из ламп на стене. Он втянул воздух.

Ничего не произошло. Никакого штормсвета. Сферы продолжали светиться, ровно и непоколебимо.

Каладин вскрикнул, продвинувшись еще дальше, протягивая кончики пальцев к отдаленному свету.

«Не позволь тьме захватить меня», – подумал он.

Каладин... молился. Сколько прошло времени с тех пор, как он делал это в последний раз? Не было никого, кто мог бы написать и сжечь слова надлежащим образом, но Всемогущий прислушивался к зову сердец, не так ли?

«Пожалуйста. Только не снова. Я не могу вернуться к прошлому. Пожалуйста».

Он потянулся к сфере, вдыхая. Свет, казалось, воспротивился, но затем победоносно устремился в кончики его пальцев. В венах забушевал шторм.

Каладин задержал дыхание, закрыв глаза и наслаждаясь ощущением. Мощь билась в нем, пытаясь вырваться наружу. Он оттолкнулся от решетки и снова начал мерить шагами камеру, но уже не с таким неистовством, как прежде.

– Я волнуюсь, – раздался голос Сил. – Тьма поглощает тебя.

Каладин открыл глаза и наконец обнаружил ее сидящей между двумя прутьями решетки, как на качелях.

– Со мной все будет в порядке, – ответил Каладин, позволив штормсвету дымком подняться с губ. – Я просто должен выбраться из клетки.

– Это гораздо хуже. Тьма... тьма...

Сил отвела взгляд в сторону, неожиданно захихикала и метнулась вниз, чтобы изучить что-то на полу. По краю камеры полз маленький крэмлинг. Она встала над ним, широко раскрыв глаза, и принялась рассматривать его яркий красно-фиолетовый панцирь.

Каладин улыбнулся. Она по-прежнему оставалась спреном. По-детски непосредственным. Для Сил мир был местом чудес. Каково это?

Он сел и принялся за еду, чувствуя себя так, будто его на какое-то время оттолкнули прочь от наступающей тьмы. В конце концов один из стражников пришел с проверкой и обнаружил разряженную сферу. Он вытащил ее, нахмурившись, и покачал головой, прежде чем заменить и последовать дальше.

* * *

Амарам шел в эту комнату.

«Прячься!»

Шаллан могла бы гордиться, насколько быстро сумела выдохнуть остатки заклубившегося вокруг нее штормсвета. Она даже не подумала, как отреагировал сумасшедший на то, что она ткала светом ранее, хотя, наверное, следовало бы. Так или иначе, в этот раз он, видимо, не обратил на нее внимания.

Стоит ли ей превратиться в ардента? Нет. Нужно что-то более простое, что-то быстрое.

Темнота.

Ее одежда почернела. Кожа, шляпа, волосы – все стало насыщенного черного цвета. Шаллан бросилась прочь от двери в самый дальний от оконного проема угол комнаты и притаилась. После создания иллюзии ткачество светом стало поглощать завитки штормсвета, обычно поднимающиеся от кожи, еще больше маскируя ее присутствие.

Открылась дверь. Сердце Шаллан глухо стукнуло. Ей бы хотелось, чтобы времени оказалось достаточно для создания фальшивой стены. В комнату вошел Амарам с молодым темноглазым мужчиной, явно алети, с короткими темными волосами и выступающими надбровьями. На нем была надета ливрея Холинов. Они бесшумно прикрыли за собой дверь, и Амарам опустил ключ в карман.

При виде убийцы брата Шаллан внезапно охватил гнев, но она поняла, что чувство уже не такое сильное, как прежде. Тлеющее отвращение вместо глубокой ненависти. Прошло уже слишком много времени с тех пор, как она в последний раз видела Хеларана. И Балат был отчасти прав, когда говорил, что старший брат их бросил.

Определенно, чтобы попытаться убить этого человека – во всяком случае, такой вывод она сделала из сказанного Амарамом о Клинке Осколков. Зачем Хеларану было его убивать? И могла ли она действительно винить Амарама, когда на самом деле он, возможно, всего лишь защищался?

Шаллан чувствовала, что ей известно слишком мало. Хотя, конечно, Амарам по-прежнему был ублюдком.

Оба мужчины, и Амарам, и темноглазый алети, повернулись к сумасшедшему. Шаллан плохо различала черты их лиц в почти темной комнате.

– Не понимаю, зачем вам самому нужно услышать его слова, светлорд, – произнес слуга. – Я передал вам то, что он сказал.

– Тише, Бордин, – ответил Амарам, пересекая комнату. – Встань у двери.

Шаллан замерла, сжавшись в углу. Они ее увидят, ведь так?

Амарам опустился на колени перед кроватью.

– Великий принц, – прошептал он, положив руку на плечо человека. – Повернитесь. Позвольте мне вас рассмотреть.

Сумасшедший поднял голову, по-прежнему что-то бормоча.

– О... – выдохнул Амарам. – Всемогущий над нами, десять имен, все правда. Вы прекрасны. Гавилар, у нас получилось. Наконец у нас получилось.

– Светлорд? – позвал Бордин от двери. – Мне здесь не нравится. Если нас обнаружат, нам, скорее всего, начнут задавать вопросы. Сокровище...

– Он действительно говорил о Клинках Осколков?

– Да, – подтвердил Бордин. – Целый тайник с ними.

– Клинки Чести, – прошептал Амарам. – Великий принц, пожалуйста, повторите для меня те же слова, что вы говорили этому человеку.

Сумасшедший забормотал то же самое, что Шаллан слышала ранее. Амарам продолжал стоять на коленях, но в конце концов повернулся к нервничающему Бордину.

– Ну?

– Он повторял те же слова каждый день, – сказал тот. – Но только раз сказал о Клинках.

– Я хотел бы сам о них услышать.

– Светлорд... Мы можем прождать здесь много дней и не услышать нужные слова. Пожалуйста. Мы должны уйти. Рано или поздно арденты устроят обход.

Амарам поднялся с явной неохотой.

– Великий принц, – сказал он сжавшемуся сумасшедшему. – Я отправлюсь за вашими сокровищами. Не говорите о них никому. Я найду Клинкам хорошее применение. – Он повернулся к Бордину. – Пойдем. Нужно обыскать то место.

– Сегодня?

– Ты сказал, что оно близко.

– Да, собственно, поэтому я и привез его сюда, проделав весь этот путь. Но...

– Если он случайно проговорится о Клинках кому-то еще, они обнаружат лишь пустой тайник. Пойдем, быстрее. Тебя вознаградят.

Широкими шагами Амарам направился к выходу из комнаты. Бордин задержался, посмотрев на сумасшедшего, но затем вышел и закрыл со щелчком дверь.

Шаллан испустила длинный, глубокий выдох, осев на пол.

– Будто поплавала в том море сфер.

– Шаллан? – позвал Узор.

– Я упала в него, – сказала она, – и дело не в том, что вода сомкнулась над головой, а в том, что это была даже не вода, а я не имела ни малейшего понятия, как в ней плавать.

– Я не понимаю твою ложь, – ответил Узор.

Она покачала головой, возвращая цвет коже и одежде. Девушка снова приняла образ Вейль и прошла к двери под звуки бессвязной речи безумца.

«Герольд войны. Время Возвращения почти наступило...»

Шаллан вернулась тем же путем в комнату с Иятил и долго извинялась перед ардентами, уже начавшими ее искать. Она объяснила, что потерялась, и сказала, что не откажется от сопровождения, чтобы вернуться к паланкину.

Тем не менее, перед тем как уйти, она наклонилась обнять Иятил, якобы чтобы попрощаться с сестрой.

– Ты сможешь сбежать? – прошептала Шаллан.

– Не глупи. Конечно смогу.

– Возьми это, – проговорила Шаллан, сунув в затянутую перчаткой безопасную руку Иятил листок бумаги. – Я записала бормотания сумасшедшего. Они повторяются без изменений. Я видела, как в его комнату пробрался Амарам. Он, видимо, считает, что словам сумасшедшего можно верить, и ищет сокровище, о котором тот говорил ранее. Я передам подробный отчет через самоперо тебе и остальным сегодня ночью.

Шаллан потянулась было, чтобы отстраниться, но Иятил ее удержала.

– Кто ты на самом деле, Вейль? – спросила женщина. – Ты тайком подловила меня, когда я шпионила за тобой, и ты можешь оторваться от меня на улицах. Такого добиться непросто. Твои талантливые рисунки заворожили Мрэйза, еще одна практически невыполнимая задача, учитывая, что он повидал. Теперь твои сегодняшние действия.

Шаллан охватил трепет. Почему ей так хотелось завоевать уважение тех людей? Они были убийцами.

Но, шторм побери, она заслужила это уважение.

– Я ищу истину, – ответила Шаллан. – Где бы она ни находилась, кто бы ни обладал ею. Вот кто я такая.

Она кивнула Иятил, вышла из комнаты и покинула монастырь.

Позже тем же вечером, после того, как Шаллан отправила полный отчет о происшедшем за день вместе с обещанием сделать наброски сумасшедшего, Амарама и Бордина в качестве дополнения, она получила короткое сообщение от Мрэйза:

«Истина уничтожает больше людей, чем спасает, Вейль. Но ты себя проявила. Тебе больше не нужно бояться членов нашей организации, они получили указания не трогать тебя. Ты должна сделать особенную татуировку, символ твоей преданности. Я пришлю рисунок. Можно нанести его на любую часть тела, но тебе придется продемонстрировать татуировку во время нашей следующей встречи. Добро пожаловать к Кровьпризракам».

Жизненный цикл чуллы

Глава 65. Та, кто этого заслуживает

Полтора года назад

«Каково место женщины в современном мире? – прочитала Шаллан в книге Джасны Холин. – Я возмущена таким вопросом, хотя им часто задаются мои современники. Похоже, его предвзятость для большинства остается невидимой. Они считают себя сторонниками прогресса, потому что желают бросить вызов многим предубеждениям прошлого.

Они не обращают внимания на более важное предположение: для начала требуется обязательно определить и установить «место» женщины. Половина населения должна быть каким-то образом принижена к определенной роли после одного-единственного разговора. Не важно, насколько обширна эта роль, согласно природе она станет всего лишь малой частью того бесконечного многообразия, которое называют женственностью.

Я говорю, что нет общей женской роли, но есть роль для каждой женщины, и каждая женщина должна ее выбрать сама для себя. Для кого-то это будет роль ученого, для кого-то – роль жены. Для некоторых – и то, и другое. Для некоторых – ничего из перечисленного.

Не совершайте ошибку, думая, что я считаю одну женскую роль более важной, чем другую. Моя цель не в том, чтобы вызвать расслоение общества, мы уже это сделали достаточно хорошо, моя цель – разнообразить наши беседы.

Сила женщины должна заключаться не в ее роли, независимо от того, что она выберет, а в возможности выбрать эту роль. Меня удивляет то, что даже приходится объяснять свою точку зрения, так как мне кажется, что она является первопричиной нашего диалога».

Шаллан закрыла книгу. Не прошло и двух часов с тех пор, как отец заказал убийство Хеларана. После того, как девушка удалилась в свою комнату, снаружи в коридоре появились двое охранников отца. Возможно, не за тем, чтобы наблюдать за ней – Шаллан сомневалась, что отец знал о том, что она подслушала его приказ убить Хеларана. Целью охранников было не допустить, чтобы Мализа, ее мачеха, попыталась сбежать.

Предположение Шаллан могло быть ошибочным. Она даже не знала, жива ли Мализа до сих пор, учитывая, как она вскрикивала и с какой холодной яростью ругался отец.

Шаллан хотелось спрятаться, забиться в стенной шкаф, завернувшись в одеяло, и зажмурить глаза. Слова из книги Джасны Холин придали ей сил, хотя в некотором смысле Шаллан позабавило, что она вообще ее читала. Светледи Холин рассуждала о благородстве выбора, словно каждая женщина имела подобную возможность. Выбор между тем, чтобы стать матерью или ученым, по мнению Джасны, был сложным решением. В этом нет ничего сложного! Если бы она находилась в подобном положении! Любой вариант оказался бы восхитительным по сравнению с жизнью в страхе в доме, охваченном гневом, унынием и безнадежностью.

Шаллан представляла себе, какой должна быть светледи Холин – одаренная женщина, не подчиняющаяся чужим приказам. Женщина, имеющая власть, авторитет. Женщина, обладающая роскошью следовать своим мечтам.

Каково это?

Шаллан встала с кровати. Она подошла к двери и приоткрыла ее. Несмотря на то, что вечер близился к концу, охранники по-прежнему стояли в конце коридора. Сердце Шаллан забилось сильнее, и она прокляла свою робость. Почему она не могла вести себя как те женщины, которые предпочитали действовать, а не прятаться в комнате, уткнувшись в подушку?

Вся дрожа, она выскользнула в коридор. Мягко ступая, девушка направилась к мужчинам, чувствуя на себе их взгляды. Один из них поднял руку. Она не знала, как его зовут. Когда-то Шаллан помнила имена всех охранников. Тех людей, в чьем присутствии она выросла, теперь заменили.

– Отец нуждается во мне, – сказала она, не обращая внимания на его жест.

Он был светлоглазым, но Шаллан не обязана ему подчиняться. Может быть, она и проводила большую часть дня в своей комнате, но по-прежнему значительно превосходила его по общественному положению.

Девушка миновала охранников, крепко сжав трясущиеся руки. Ей не стали препятствовать. Проходя мимо отцовской двери, она услышала тихие всхлипывания, раздающиеся изнутри. К счастью, Мализа до сих пор жива.

Шаллан обнаружила отца, одиноко сидящего в пиршественном зале. В обоих каминах ревело пламя. Залитый резким светом, отец сгорбился за высоким столом, уставившись на скатерть.

Девушка скользнула в кухню, пока он ее не заметил, и смешала его любимый напиток. Ярко-фиолетовое вино, приправленное корицей и подогретое в этот холодный день. Отец поднял голову, когда она вошла обратно в пиршественный зал и поставила перед ним чашу, заглядывая в глаза. Сегодня в них не было тьмы. Только он сам. Такая редкость в последние дни.

– Они не слушают, Шаллан, – прошептал он. – Никто не слушает. Терпеть не могу, когда вынужден воевать в своем собственном доме. Они должны меня поддерживать.

Отец взял напиток.

– Виким половину времени просто таращится в стену. Джушу бесполезен, а Балат перечит мне по любому поводу. А теперь и Мализа.

– Я поговорю с ними, – сказала Шаллан.

Он выпил вино и кивнул.

– Да. Да, было бы неплохо. Балат до сих пор сидит с теми проклятыми трупиками громгончих. Я рад, что они мертвы. Последний помет оказался слабым. В любом случае они ему не нужны...

Шаллан вышла на холодный воздух. Солнце село, но на карнизе особняка висели фонари. Она редко видела сад ночью, и темнота придавала ему загадочный вид. Лозы стали похожими на пальцы, тянущиеся из пустоты, ищущие, что бы ухватить и утянуть в ночь.

Балат лежал на одной из скамеек. Что-то хрустнуло под ногой Шаллан, когда она подходила к нему. Клешни крэмлингов, оторванные от туловищ одна за другой и брошенные на землю. Девушка поежилась.

– Тебе лучше уехать, – сказала она Балату.

Он поднялся и сел.

– Что?

– Отец больше не может себя контролировать, – тихо проговорила Шаллан. – Ты должен уехать, пока можешь. Я хочу, чтобы ты взял с собой Мализу.

Балат провел рукой по спутанной копне темных кудрявых волос.

– Мализу? Отец никогда ее не отпустит. Он нас выследит.

– Он будет выслеживать вас в любом случае. Он разыскивает Хеларана. Ранее сегодня он приказал одному из своих людей найти и убить нашего брата.

– Что?! – Балат вскочил. – Ублюдок! Я... Я...

В темноте он посмотрел на Шаллан, его лицо было залито звездным светом. Затем сгорбился, сел обратно и обхватил руками голову.

– Я трус, Шаллан, – прошептал он. – О Отец Штормов, я трус. Я не отважусь столкнуться с ним лицом к лицу. Не смогу.

– Уезжай к Хеларану, – сказала Шаллан. – Если понадобится, ты сможешь его отыскать?

– Он... Да, он оставил мне имя человека в Валате, который поможет с ним связаться.

– Возьми с собой Мализу и Эйлиту. Отправляйтесь к Хеларану.

– Отец поймает нас прежде, чем я его найду.

– Тогда мы свяжемся с Хелараном, – решила Шаллан. – Мы договоримся, чтобы вы с ним встретились, и ты спланируешь побег, когда отца не будет дома. Через несколько месяцев он собирается снова отправиться в Веденар. Сбежишь, пока он в отъезде, и у тебя будет фора по времени.

Балат кивнул.

– Да... Да, это хороший план.

– Я набросаю письмо Хеларану, – продолжила Шаллан. – Мы обязаны предупредить его об убийцах, отправленных отцом, и можно попросить его принять вас троих.

– Тебе не стоит заниматься такими вещами, малышка, – ответил Балат, не поднимая головы. – Я старший после Хеларана. К этому времени мне бы уже следовало уметь останавливать отца. Каким-то образом.

– Забери Мализу. Этого будет достаточно.

Он кивнул.

Шаллан вернулась в дом, прошла мимо отца, размышляющего над своей непокорной семьей, и принесла кое-что из кухни. Затем вернулась к лестнице и посмотрела вверх. Несколько раз глубоко вздохнув, она повторила слова, которые собиралась сказать охранникам, если ее остановят. Проскочив мимо них, она открыла дверь, ведущую в кабинет отца.

– Подождите, – произнес один из них. – Он оставил указания. Никто не входит, никто не выходит.

У Шаллан пересохло в горле, и, даже подготовившись заранее, она запиналась, проговаривая слова.

– Я только что с ним побеседовала. Он хочет, чтобы я пообщалась с ней.

Охранник оглядел девушку, что-то пожевывая. Шаллан ощутила, как ее уверенность увядает, а сердце начинает колотиться. Конфликт. Она трусила так же, как и Балат.

Мужчина сделал знак второму охраннику, и тот спустился, чтобы проверить ее слова. Наконец он вернулся, кивнув, и его товарищ неохотно махнул ей, разрешая войти. Шаллан скользнула в комнату.

В то самое место.

Она не посещала эту комнату уже много лет. С тех пор, как...

С тех пор, как...

Она подняла руку, прикрыв глаза от света, льющегося из-за картины. Как отец мог здесь спать? Почему никто больше не видел, никому не было дела? Свет ослеплял.

К счастью, Мализа свернулась калачиком в мягком кресле, стоящем у стены, поэтому Шаллан могла повернуться спиной к картине и заслонить свет. Она опустила ладонь на руку мачехи.

Девушке казалось, что, несмотря на годы, прожитые в одном доме, она совсем не знает Мализу. Что за женщина могла выйти замуж за человека, о котором все вокруг шептались, якобы он убил свою первую жену? Мализа следила за образованием Шаллан. Это означало, что она подыскивала новых учителей каждый раз, когда сбегали старые, но сама Мализа мало чем могла помочь в обучении. Никто не мог обучить тому, чего не знал.

– Мама? – позвала Шаллан. Она все же употребила это слово.

Мализа подняла голову. Несмотря на ослепляющий свет в комнате, Шаллан заметила, что губа мачехи рассечена и кровоточит. Мализа баюкала левую руку. Да, она сломана.

Шаллан взяла в руки марлю и лоскуты ткани, которые захватила с кухни, и начала обрабатывать раны. Нужно будет найти что-то подходящее, что можно использовать как шину для руки.

– Почему он тебя не ненавидит? – резко спросила Мализа. – Он ненавидит всех, кроме тебя.

Шаллан легко прикоснулась к губе женщины.

– Отец Штормов, зачем я приехала в это проклятое поместье? – Мализа вздрогнула. – Он убьет нас всех. Одного за другим, он всех нас сломает и убьет. В нем тьма. Я видела тьму в его глазах. Зверь...

– Ты уедешь, – тихо проговорила Шаллан.

Мализа хрипло засмеялась.

– Он никогда меня не отпустит. Он никогда никого и ничего не отпускает.

– Ты не станешь просить разрешения, – прошептала Шаллан. – Балат собирается сбежать и присоединиться к Хеларану, у которого имеются влиятельные друзья. Хеларан – Носитель Осколков. Он защитит вас обоих.

– Мы никогда не доберемся до него, – ответила Мализа. – И даже если у нас получится, с какой стати Хеларану принимать нас к себе? У нас ничего нет.

– Хеларан – хороший человек.

Мализа пошевелилась в кресле, отвернувшись от Шаллан, продолжавшей оказывать ей первую помощь. Женщина заскулила, когда девушка занялась ее рукой, но не стала отвечать на вопросы. Наконец Шаллан закончила и собрала окровавленные лоскуты, чтобы их выбросить.

– Если я уеду, – прошептала Мализа, – и Балат вместе со мной, кого он станет ненавидеть? Кого он будет бить? Может быть, наконец, тебя? Ту, кто действительно этого заслуживает?

– Может быть, – ответила Шаллан шепотом и вышла из комнаты.

Глава 66. Благословления шторма

Разве недостаточно разрушений мы уже вызвали? Миры, по которым ты теперь ступаешь, несут след и суть Адоналсиума. До сих пор наше вмешательство не принесло ничего, кроме боли.

Снаружи камеры Каладина раздалось шарканье ног. Один из тюремщиков снова его проверял. Мостовик продолжал лежать неподвижно с закрытыми глазами, не обращая на него внимания.

Чтобы не позволить тьме поглотить себя, он начал планировать. Что он будет делать, когда выйдет на свободу? Когда выйдет на свободу. Каладин должен был принуждать себя повторять эти слова. Не то чтобы он не верил Далинару. Просто рассудок… рассудок его предавал и нашептывал вещи, которые не могли быть правдой.

Искаженные мысли. В своем состоянии он мог поверить, что Далинар лжет. Он мог поверить, что кронпринц втайне желает, чтобы Каладин оставался в заключении. В конце концов, Каладин был ужасным телохранителем. Он ничего не смог поделать с загадочными письменами с обратным отсчетом на стенах, не смог остановить Убийцу в Белом.

Его рассудок нашептывал ложь, и Каладин мог поверить, что Четвертый мост был рад от него избавиться – они только притворялись, что хотят быть телохранителями, лишь бы его порадовать. На самом деле они стремились прожить свои собственные жизни, от которых будут получать удовольствие, и без Каладина, который все испортит.

Вся эта ложь должна была казаться ему смехотворной. Но этого не происходило.

Щелчок.

Каладин резко открыл глаза, напрягшись. Не пришли ли они за ним, чтобы казнить, как того желал король? Он вскочил на ноги и занял боевую стойку, приготовив для броска пустую миску из-под еды.

Тюремщик в дверном проеме отступил назад, выпучив глаза.

– Шторма, парень, – произнес он. – Я думал, ты спишь. Что ж, ты свое отсидел. Сегодня король подписал помилование. Они даже не лишили тебя ни ранга, ни должности.

Мужчина потер подбородок и распахнул дверь камеры.

– Полагаю, тебе повезло.

Повезло. Люди всегда говорили так о Каладине. До сих пор надежда на свободу сдерживала тьму внутри. Каладин приблизился к двери. Осторожно. Он шагнул наружу, и тюремщик отошел назад.

– А ты не из доверчивых, да? – поинтересовался он. Стражник был светлоглазым низкого ранга. – Думаю, поэтому ты хороший телохранитель.

Он махнул Каладину, чтобы тот вышел из помещения первым.

Каладин ждал.

В конце концов мужчина вздохнул.

– Что ж, ладно.

Он вышел через дверной проем в коридор.

Каладин последовал за ним, чувствуя, что с каждым шагом возвращается на несколько дней в прошлое. Обуздать тьму. Он больше не раб. Он солдат. Капитан Каладин. Он пережил заключение... Сколько оно длилось? Две, три недели? Короткий срок, снова проведенный в клетке.

Теперь он был свободен. Он сможет вернуться к своим обязанностям в качестве телохранителя. Но кое-что… кое-что изменилось.

«Больше никто никогда, никогда не поступит так со мной снова. Ни король, ни генерал, ни светлорд или светледи».

Только через его труп.

Они миновали окно на подветренной стороне, и Каладин остановился, чтобы вдохнуть аромат свежего холодного воздуха. Из окна открывался обычный, ничем не примечательный вид на лагерь, но он показался мостовику великолепным. Легкий ветерок шевельнул волосы, и Каладин позволил себе улыбнуться, коснувшись рукой подбородка. За несколько недель отросла щетина. Нужно будет сказать Камню, чтобы он ее сбрил.

– Вот, – сказал тюремщик. – Он свободен. Мы можем, наконец, завершить этот фарс, ваше высочество?

«Ваше высочество?»

Каладин свернул в коридор, где стражник остановился перед другой камерой – одним из больших по размеру помещений, выходящих в сам коридор. Каладина поместили в самую глубокую камеру, подальше от окон.

Тюремщик вставил ключ в замок деревянной двери и открыл ее. Из камеры вышел Адолин Холин, одетый в простую опрятную униформу. За несколько недель он также обзавелся растительностью на лице, только его щетина была светлой, с вкраплениями черных волос. Принц сделал глубокий вдох, повернулся к Каладину и кивнул.

– Он запер вас? – произнес сбитый с толку Каладин. – Как?.. Что за?..

Адолин повернулся к тюремщику.

– Мои приказы выполнены?

– Они ждут в комнате неподалеку, – ответил тот взволнованным голосом.

Адолин кивнул и зашагал в указанном направлении.

Каладин подошел к тюремщику и удержал его за руку.

– Что происходит? Король поместил сюда наследника Далинара?

– Король не имеет к случившемуся никакого отношения, – ответил мужчина. – Светлорд Адолин сам настоял, что не покинет тюрьму, пока ты находишься здесь. Мы пытались его остановить, но он – принц. Мы, шторм побери, ничего не могли с ним поделать, даже заставить уйти. Он запер себя в камере, и нам пришлось лишь смириться.

Невероятно. Каладин взглянул на медленно шедшего по коридору Адолина. Принц выглядел гораздо лучше, чем чувствовал себя Каладин. Адолин явно несколько раз принимал ванну, и его камера была гораздо большего размера и более уединенной.

Но все же она не переставала быть камерой.

«Шум, который я слышал в тот день, вскоре после того, как меня бросили сюда, – подумал Каладин. – Это был Адолин. Он пришел и запер себя».

Каладин подбежал к принцу.

– Зачем?

– Мне показалось неправильным, что ты находишься здесь, – ответил Адолин, смотря прямо перед собой.

– Я лишил тебя возможности вызвать Садеаса на дуэль.

– Если бы не ты, я был бы мертв или превратился бы в калеку, – пояснил Адолин. – Так что в любом случае у меня не оставалось шансов сразиться с Садеасом.

Принц остановился в коридоре и посмотрел на Каладина.

– Кроме того, ты спас Ренарина.

– Это моя работа, – ответил Каладин.

– В таком случае нам нужно платить тебе больше, мостовичок. Потому что мне кажется, что я еще никогда не встречал человека, который ринулся бы, будучи безоружным, в битву между шестью Носителями Осколков.

Каладин нахмурился.

– Погоди. Ты пользовался одеколоном? В тюрьме?

– Ну, не обязательно же скатываться в варварство только потому, что я находился в заключении.

– Шторма, ты действительно избалован, – улыбнулся Каладин.

– Я благороден, ты, наглый крестьянин, – ответил Адолин, но затем ухмыльнулся. – Кроме того, признаюсь тебе, что был вынужден пользоваться здесь холодной водой для ванны.

– Бедный мальчик.

– Знаю.

Адолин помедлил и протянул руку.

Каладин пожал ее.

– Прости меня. За то, что испортил весь план.

– Ба, да ты его не испортил, – заявил Адолин. – Это сделал Элокар. Ты не думал, что он мог бы просто проигнорировать твою просьбу и продолжить следовать плану, позволив мне вызвать Садеаса? Он вышел из себя вместо того, чтобы успокоить толпу и действовать дальше. Шторм его побери!

Каладина обескуражил подобный дерзкий тон. Он бросил взгляд на тюремщика, который держался сзади на расстоянии и явно старался не привлекать внимания.

– То, что ты рассказал об Амараме, – спросил Адолин, – правда?

– Каждое слово.

Адолин кивнул.

– Меня всегда интересовало, что скрывает этот человек.

Он зашагал дальше.

– Подожди-ка, – позвал Каладин, прибавляя шаг, чтобы нагнать принца, – ты мне веришь?

– Мой отец – лучший человек из тех, кого я знаю, возможно, лучший из ныне живущих. Но даже он иногда теряет самообладание, делает неверные выводы и не может похвастаться безупречным прошлым. Амарам никогда не был замечен в чем-то неподобающем. Если послушать истории о нем, то складывается впечатление, что каждый считает, будто он светится в темноте и справляет нужду нектаром. По мне, так это попахивает тем, что кто-то слишком старается поддерживать свою репутацию.

– Твой отец говорит, что мне не следовало пытаться вызвать Амарама на дуэль.

– Ага, – ответил Адолин, подходя к двери в конце коридора. – Проведение дуэлей имеет четкие правила, которых ты, подозреваю, просто не знаешь. Темноглазый не может бросить вызов такому человеку, как Амарам, и ты, безусловно, не должен был делать этого так, как сделал. Ты поставил короля в неудобное положение, словно наплевал на предложенный им дар.

Адолин на секунду задумался.

– Конечно, после сегодняшнего дня для тебя это больше не должно иметь значения.

Принц распахнул дверь. За ней находилась маленькая комната, в которой, видимо, проводили свои дни тюремщики – теперь же в помещении толпилось большинство солдат Четвертого моста. Стол и стулья передвинули в угол, чтобы освободить место для примерно двадцати мужчин, которые отсалютовали Каладину, когда открылась дверь. Салюты почти мгновенно сменились приветственными возгласами.

Эти звуки... эти звуки разгоняли тьму, пока она не исчезла полностью. Каладин понял, что улыбается, когда вошел внутрь, встретился с товарищами, стал пожимать им руки, услышал, как Камень отпускает остроту насчет его отросшей щетины. Там был и Ренарин в униформе Четвертого моста. Он немедленно присоединился к брату, заговорив с ним тихо и радостно, хотя и вытащил свою маленькую коробочку, которую любил вертеть в руках.

Каладин бросил взгляд в сторону. Кем были те мужчины у стены? Сопровождающие Адолина? Может быть, кто-то из его оружейников? Они держали какие-то предметы, укрытые полотном. Адолин вошел в комнату и громко хлопнул в ладоши, успокаивая Четвертый мост.

– Так уж вышло, – сказал он, – что с недавних пор я владею даже не одним, а двумя новыми Клинками Осколков и тремя комплектами Доспехов. Дому Холин теперь принадлежит четверть Осколков всего Алеткара, и мне присвоили титул дуэльного чемпиона. Неудивительно, учитывая, что Релис отбыл с караваном, направляющимся назад в Алеткар. Он уехал спустя только ночь после нашего поединка, отосланный своим отцом в попытке скрыть позор от столь нашумевшего проигрыша. Один полный комплект Осколков отправится к генералу Халу, два набора Доспехов я приказал передать светлоглазым высокого ранга в армии моего отца.

Адолин кивнул в сторону свертков.

– Таким образом, остается один полный комплект. Лично мне любопытно узнать, сколько правды в легендах. Если темноглазый свяжет себя узами с Клинком Осколков, изменят ли его глаза цвет?

Каладин ощутил острый приступ паники. Снова. Снова то же самое.

Оружейники развернули полотно, обнажив мерцающий серебристый Клинок. Обоюдоострый, по центру – гравировка в виде извивающихся вдоль всего лезвия лоз. У своих ног оружейники разложили комплект выкрашенных в оранжевый цвет Доспехов, который достался принцу от одного из мужчин, которых помог победить Каладин.

Принять Осколки, и все изменится. Каладин немедленно почувствовал, как к горлу подступает тошнота, его чуть не вывернуло наизнанку. Он повернулся к Адолину.

– Я могу сделать с ними все, что пожелаю?

– Прими их, они твои, – кивнул в ответ Адолин.

– Уже нет, – сказал Каладин, указав в сторону одного из членов Четвертого моста. – Моаш. Возьми их. Теперь ты Носитель Осколков.

Лицо Моаша стало белым как мел. Каладин приготовился. В прошлый раз... Он вздрогнул, когда Адолин схватил его за плечо, но произошедшая в армии Амарама трагедия не повторилась. Адолин потащил Каладина обратно в коридор, подняв вверх руку и тем самым приказав мостовикам воздержаться от разговоров.

– Одну секунду. Никому не двигаться, – произнес принц и затем, уже тише, прошипел Каладину: – Я дарю тебе Клинок и Доспехи Осколков!

– Спасибо, – спокойно ответил Каладин. – Моаш будет использовать их во благо. Он тренировался с Зейхелом.

– Я отдал их не ему. Я отдал их тебе!

– Если они действительно мои, значит, я могу делать с ними все, что пожелаю. Или на самом деле они не мои?

– Да что с тобой? – удивился Адолин. – Это заветная мечта любого солдата, будь он светлоглазым или темноглазым. Поступаешь так мне назло? Или... это потому...

Он казался полностью обескураженным.

– Нет, не назло, – так же тихо ответил Каладин. – Адолин, Клинки Осколков погубили слишком многих людей, которых я любил. Я не могу смотреть на них, не могу прикасаться к ним, перед глазами сразу встает кровь.

– Но ты бы стал светлоглазым, – прошептал Адолин. – Ты бы считался одним из нас, даже если Осколки не изменят цвет твоих глаз. Носители немедленно получают четвертый дан. Ты сможешь бросить вызов Амараму. Вся твоя жизнь изменится!

– Я не хочу, чтобы моя жизнь изменилась только потому, что я вдруг стал светлоглазым, – ответил Каладин. – Я хочу, чтобы изменились жизни таких людей, как я... какой я теперь... Этот дар не для меня, Адолин. Я не пытаюсь досадить тебе или кому-либо еще. Просто не хочу обзаводиться Клинком Осколков.

 – Убийца вернется. Мы оба это знаем. И я бы не прочь, чтобы в нужный момент ты с Осколками оказался рядом и прикрыл мне спину.

– Без них от меня больше пользы.

Адолин нахмурился.

– Позволь мне отдать Осколки Моашу, – попросил Каладин. – Ты же видел на арене, что я могу позаботиться о себе без Клинка и Доспехов. Если вооружить Осколками одного из моих лучших людей, сражаться против убийцы мы будем уже втроем.

Адолин заглянул в комнату и, скептически покачав головой, снова подошел к Каладину.

– Ты сумасшедший, ты это понимаешь?

– Я смирился.

– Отлично, – проговорил Адолин, шагнув обратно в комнату. – Ты. Моаш, не так ли? Полагаю, теперь эти Осколки принадлежат тебе. Мои поздравления. Теперь ты превосходишь по рангу девяносто процентов жителей Алеткара. Выбери себе родовое имя и попроси присоединиться к одному из домов под знаменем Далинара или можешь основать свой собственный, если захочешь.

Моаш бросил вопросительный взгляд на Каладина. Тот кивнул.

Высокий мостовик шагнул к краю комнаты, протягивая руку, чтобы прикоснуться к Клинку Осколков. Он провел пальцами по всему лезвию до рукояти, а затем обхватил ее, с благоговением подняв Клинок. Как и большинство таких мечей, тот был огромен, но Моаш с легкостью держал его одной рукой. Гелиодор, вставленный в навершие эфеса меча, вспыхнул ослепительным светом.

Моаш посмотрел на остальных членов Четвертого моста, вытаращивших глаза и потерявших дар речи. Вокруг него появились спрены славы – вращающаяся масса из самое малое двух десятков светящихся сфер.

– Его глаза, – проговорил Лоупен, – разве они не должны измениться?

– Если это и произойдет, – ответил Адолин, – то, возможно, только после полного связывания с Клинком. Для связывания потребуется неделя.

– Наденьте на меня Доспехи, – сказал оружейникам Моаш с такой настойчивостью в голосе, словно боялся, что их у него отберут.

– Ну, будет уже! – пророкотал Камень голосом, заполнившим комнату подобно плененному грому, когда оружейники засуетились вокруг Моаша. – Нам еще вечеринку нужно закатить! Великий капитан Каладин Благословленный Штормом, обитатель тюрем, сейчас ты пойдешь есть мое рагу. Ха! Я готовил его все время, пока ты был взаперти.

Каладин позволил мостовикам вывести себя наружу, на солнечный свет, где ожидала толпа солдат, в том числе многие мостовики из других бригад. Они разразились приветственными возгласами, и Каладин краем глаза заметил Далинара, ожидающего в стороне. Адолин направился к отцу, но Далинар пристально следил за Каладином. Что мог означать его взгляд? Такой задумчивый. Каладин отвернулся и продолжил принимать поздравления от пожимающих ему руку и дружески хлопающих по спине мостовиков.

– О чем ты там болтал, Камень? – спросил Каладин. – Ты наготовил рагу на каждый день, пока я был заперт в тюрьме?

– Нет, – ответил Тефт вместо Камня, почесывая бороду. – Наш рогоед, шторм его побери, все это время готовил один единственный котелок, позволяя ему томиться в течение нескольких недель. Не позволял нам пробовать и упорствовал в том, что нужно вставать посреди ночи и следить за ним.

– Праздничное рагу, – пояснил Камень, сложив руки на груди. – Должно долго тушиться на медленном огне!

– Ну что ж, тогда вперед, – сказал Каладин. – Наконец-то я смогу попробовать что-то повкуснее тюремной еды.

Мужчины одобрительно заголосили и всей гурьбой поспешили к своему бараку. Когда они двинулись, Каладин схватил Тефта за руку.

– Как все это восприняли? – спросил он. – В смысле, мое заключение.

– Заходил разговор о том, чтобы вытащить тебя, – тихо признался Тефт. – Я вдолбил в их головы немного здравого смысла. Тот, кто не проведет день или два под замком, не может считаться настоящим солдатом. Это часть профессии. Тебя не понизили в звании, значит, просто хотели немного потрепать за уши. Все поняли, что происходит на самом деле.

Каладин кивнул.

Тефт бросил взгляд на остальных.

– Они достаточно сильно разозлились на этого Амарама. И проявили большой интерес. Знаешь, любая информация о твоем прошлом вызывает пересуды.

– Отведи их обратно в казарму. Я присоединюсь к вам через минуту.

– Не задерживайся слишком долго, – ответил Тефт. – Парни охраняли вход в тюрьму в течение трех недель. Ты задолжал им праздник.

– Я скоро подойду, – успокоил его Каладин. – Просто хочу сказать пару слов Моашу.

Тефт кивнул и убежал прочь присматривать за остальными. Тюремная приемная комната казалась опустевшей, когда Каладин зашел обратно. Остались только Моаш и оружейники. Каладин направился к ним, наблюдая, как Моаш сжал в кулак руку в латной перчатке.

– Я все еще не могу поверить в случившееся, Кэл, – проговорил он, пока оружейники надевали на него нагрудник. – Шторма... Теперь я стою больше некоторых королевств.

– Я бы не советовал тебе продавать Осколки, по крайней мере, не чужеземцу, – сказал Каладин. – Подобное могут расценить как предательство.

– Продать? – переспросил Моаш, резко вскинув голову. Он сжал другую руку в кулак. – Никогда.

Мостовик улыбнулся с неподдельной радостью, когда нагрудник защелкнулся на месте.

– Я помогу ему с остальным, – сказал Каладин оружейникам.

Они неохотно ушли, оставив Каладина и Моаша наедине. Каладин помог приладить один из наплечников.

– У меня там было много времени для размышлений, – произнес он.

– Могу представить.

– Размышления привели меня к нескольким решениям, – продолжил Каладин, защелкивая очередную часть Доспехов. – Одно из них – твои друзья правы.

Моаш резко повернулся к нему.

– Значит...

– Значит, можешь им сказать, что я согласен с их планом, – проговорил Каладин. – Я сделаю то, чего они от меня хотят, чтобы помочь... выполнить их задачу.

Комната погрузилась в странную тишину.

Моаш взял его под руку.

– Я говорил им, что ты поймешь. – Он указал на свои Доспехи. – Они тоже помогут в нашем деле. И как только мы закончим, об одном определенном человеке, которому ты бросил вызов, возможно, придется позаботиться таким же образом.

– Я согласился лишь потому, – ответил Каладин, – что это к лучшему. Для тебя, Моаш, речь идет о мести – и не пытайся отрицать. Я действительно думаю, что это то, что нужно Алеткару. Может быть, даже то, что нужно миру.

– О, я знаю, – проговорил Моаш, надевая шлем с поднятым забралом.

Он глубоко вздохнул, а затем шагнул и споткнулся, чуть не рухнув на землю. Схватившись за стол, мостовик удержал равновесие, но дерево хрустнуло под его пальцами и расщепилось.

Моаш уставился на содеянное и рассмеялся.

– Это... это изменит все. Спасибо тебе, Каладин. Спасибо.

– Давай позовем оружейников и поможем тебе их снять, – сказал Каладин.

– Нет. Ты иди на штормовой праздник Камня. Я же отправлюсь на тренировочный полигон! Я не сниму их, пока не смогу двигаться естественно.

Помня о том, скольких трудов стоило Ренарину привыкнуть к Доспехам, Каладин подозревал, что Моашу потребуется больше времени, чем тот рассчитывал. Каладин не стал ничего говорить, вышел на солнечный свет и несколько мгновений просто наслаждался, закрыв глаза и подняв голову к небу.

А потом побежал догонять Четвертый мост.

Глава 67. Плевки и желчь

Мой путь был выбран очень осторожно. Да, я согласен со всем сказанным тобой о Рэйcе, включая серьезную опасность, которую он представляет.

Далинар остановился на серпантине, ведущем вниз от Пика, Навани была рядом с ним. В сгущающихся сумерках он наблюдал за тем, как людская река течет в военные лагеря с Разрушенных равнин. Армии Бетаба и Танадала возвращались с забега на плато, следуя за своими кронпринцами, которые, вероятно, прибыли немного раньше.

Снизу к Пику приближался всадник, похоже, с новостями для короля с забега. Далинар посмотрел на одного из своих охранников – сегодня вечером их у него было четверо, два для него и два для Навани – и сделал жест рукой.

– Вы хотите подробностей, светлорд? – спросил мостовик.

– Будь добр.

Мужчина побежал вниз по серпантину. Далинар задумчиво смотрел, как он спускается. Эти люди оказались необычайно дисциплинированны, учитывая их происхождение, но они не были профессиональными солдатами. Им не понравилось, как он повел себя, бросив их капитана в тюрьму.

Далинар предполагал, что они не станут раздувать из этого проблему. Капитан Каладин хорошо ими руководил – он точно соответствовал тому типу офицера, которого искал кронпринц. Такие люди выказывали инициативу не потому, что жаждали продвижения по службе, а ради удовлетворения от хорошо выполненной работы. Таким солдатам часто приходится нелегко поначалу, пока они не научатся сохранять спокойствие. Шторма, Далинару самому пришлось усвоить несколько подобных уроков в различные моменты своей жизни.

Он продолжил медленно спускаться по серпантину вместе с Навани. Сегодня вечером она выглядела великолепно, ее волосы украшали сапфиры, мягко сияющие на свету. Навани нравились такие совместные прогулки, и они не спешили на пир.

– Я продолжаю раздумывать над тем, – произнесла она, возобновляя разговор, – что должен быть способ использовать фабриалы в качестве насосов. Ты видел, как встраивают драгоценные камни, чтобы притягивать определенные субстанции. Самый полезный пример – дым над огнем. Но сможем ли мы применить их к воде?

Кивнув, Далинар что-то пробормотал.

– В военных лагерях все больше и больше зданий обзаводятся водопроводом в харбрантском стиле, – продолжила Навани, – но чтобы проводить жидкость через трубы, в них используется сила тяжести сама по себе. Мне же представляется настоящее движение, когда на концах сегментов труб укреплены драгоценные камни, с помощью которых вода устремляется потоком в направлении, противоположном земному притяжению.

Он снова что-то пробормотал.

– Недавно мы совершили прорыв в разработке новых Клинков Осколков.

– Что, на самом деле? – спросил Далинар. – Как это произошло? Как скоро у тебя будет готовый образец?

Навани улыбнулась, взяв его под руку.

– Что?

– Просто проверяю, что ты по-прежнему верен себе, – сказала она. – Наше открытие заключается в том, что драгоценные камни, с помощью которых связывают Клинки, возможно, не являлись изначально частью мечей.

Далинар нахмурился.

– Это важно?

– Да. Если это правда, значит, Клинки не черпают силу из камней. Заслуга принадлежит Рушу, которая задалась вопросом, почему Клинок Осколков может быть призван и отпущен, даже если его драгоценный камень потускнел. У нас не было ответов, и она провела несколько последних недель в общении с Харбрантом при помощи тех новых информационных центров. Она наткнулась на обрывок текста, написанного спустя несколько десятилетий после Измены, в котором говорилось о том, как люди научились призывать и отпускать Клинки путем добавления в них драгоценных камней, по всей видимости, случайно, когда занимались украшением Клинков.

Далинар снова нахмурился. Они миновали выступ сланцекорника, где в этот поздний час работал садовник, тщательно подрезая растение и напевая себе под нос. Солнце село; на востоке только что поднялся Салас.

– Если это правда, – радостно продолжила Навани, – мы вернемся к абсолютному незнанию того, как были изготовлены Клинки Осколков.

– Я вообще не вижу, в чем здесь прорыв.

Она улыбнулась, похлопав его по руке.

– Представь, что ты провел последние пять лет, полагая, что в качестве тактической модели враги следовали «Войне» Диалектура, а потом узнал о том, что они никогда не слышали о его трактате.

– А...

– Мы предполагали, что прочность и легкость Клинков обусловлена определенной фабриальной конструкцией, питаемой драгоценными камнями. Но, возможно, дело в другом. Судя по всему, драгоценные камни нужны лишь для изначального связывания Клинка – а это то, в чем Сияющие не нуждались.

– Подожди. Они в этом не нуждались?

– Нет, если отрывок верен. Напрашивается вывод, что Сияющие всегда могли отпускать и призывать Клинки, но со временем способность была утрачена. Ее открыли вновь только после того, как кто-то присоединил драгоценный камень к Клинку. В отрывке говорится, что оружие даже изменяло форму, чтобы подошли камни, но я не уверена, что тексту можно доверять. В любом случае после того, как Сияющие пали, но до того, как люди научились помещать драгоценные камни в Клинки и связывать их, оружие, по-видимому, также обладало невероятной остротой и легкостью, хотя связывание было невозможно. Это бы объяснило несколько других отрывков из записей, которые я читала и которые привели меня в замешательство...

Навани продолжила рассказывать, и Далинар ощутил, как приятно звучит ее голос. Однако подробности конструкций фабриалов не слишком занимали его в тот момент. Ему не было все равно. Он должен уделять внимание подобным вещам. И ради нее, и ради нужд королевства.

Просто он не мог волноваться о чем-то подобном прямо сейчас. Мысленно он пробежался по приготовлениям к экспедиции на Разрушенные равнины. Подумал о том, как скрыть из виду преобразователей согласно их пожеланиям. С отправлением естественных нужд проблем не возникнет, воды будет в изобилии. Сколько нужно взять писцов? Лошадей? Оставалась только одна неделя, и большинство приготовлений, таких, как передвижные конструкции мостов и оценка снабжения, подходили к концу. Однако всегда есть, о чем подумать на будущее.

К сожалению, самую важную вещь Далинар мог спланировать заранее лишь приблизительно. Он не знал, какова окажется численность его войск. Она зависела от того, кто из кронпринцев, если таковые вообще найдутся, согласится отправиться вместе с ним. Меньше недели, а он все еще не был уверен в том, согласится ли хоть кто-нибудь.

«В основном я могу использовать Хатама, – подумал Далинар. – Он руководит крепкой армией. Если бы только Аладар не принял так решительно сторону Садеаса. Не могу представить его не в деле. Танадал и Бетаб... Шторма, возьму ли я их наемников, если кто-то из этих двоих согласится пойти со мной? Нужна ли мне такая сила? Осмелюсь ли я отказаться хотя бы от одного копья, которое примет мою сторону?»

– Сегодня мне не удастся разговорить тебя, не так ли? – спросила Навани.

– Да, – признался Далинар. Они достигли основания Пика и повернули на юг. – Прости.

Навани кивнула, и он увидел, как ее маска дала трещину. Она рассказывала о своей работе, потому что нужно было о чем-то говорить. Далинар остановился рядом с ней.

– Я знаю, тебе больно, – тихо сказал он. – Но все образуется.

– Она не позволяла мне быть ей матерью, Далинар, – произнесла Навани, глядя вдаль. – Ты знал? Это было почти как... как будто, когда Джасна достигла отрочества, ей больше не требовалась мать. Я пыталась с ней сблизиться, но между нами вставала лишь холодность, словно даже мое присутствие напоминало ей о том, что когда-то она была ребенком. Что случилось с моей маленькой девочкой, всегда задававшей так много вопросов?

Далинар крепко прижал ее к себе. Приличия могут катиться в Бездну. Трое охранников неподалеку зашевелились, отворачиваясь в сторону.

– Они скоро заберут и моего сына, – прошептала Навани. – Они пытаются.

– Я буду его защищать, – пообещал Далинар.

– А кто защитит тебя?

У него не было ответа на этот вопрос. Если сказать, что о нем позаботятся его охранники, прозвучит банальность. На самом деле она задала совсем другой вопрос: «Кто защитит тебя, когда вернется убийца?»

– Я почти желаю, чтобы ты потерпел неудачу, – сказала Навани. – Удерживая королевство единым, ты сделал самого себя мишенью. Если все просто рухнет и мы вернемся к разрозненным княжествам, возможно, он оставит нас в покое.

– И тогда придет шторм, – тихо ответил Далинар. – Через двенадцать дней.

Навани наконец отстранилась, кивая и успокаиваясь.

– Разумеется, ты прав. Я только... Для меня это впервые. Иметь дело с чем-то подобным. Как ты справился с горем, когда Ш-ш-ш-ш умерла? Я знаю, что ты ее любил, Далинар. Ты не должен отрицать очевидное, боясь уязвить мое самолюбие.

Кронпринц пришел в замешательство. «Впервые» намекало на то, что когда погиб Гавилар, она не была сломлена случившимся. Навани никогда не говорила так откровенно, намекая на... трудности в отношениях.

– Прости, – сказала она. – Слишком неприятный вопрос, учитывая, от кого он исходит?

Женщина вытащила платок, чтобы промокнуть глаза.

– Прошу прощения. Я знаю, что ты не любишь о ней говорить.

Дело было не в том, что вопрос оказался неприятен. Просто Далинар не помнил свою жену. Как странно, что он мог неделями даже не замечать пробелов в памяти, того изменения, вырвавшего из него кусок личности и оставившего ненадежную заплатку. Он не испытывал ни малейшего намека на эмоции, когда кто-то упоминал ее имя, которое он не мог слышать.

Лучше сменить тему беседы.

– Я не могу не сделать вывод, что убийца замешан во всем происходящем, Навани. Грядущий шторм, секреты Разрушенных равнин, даже Гавилар. Мой брат что-то знал, что-то, чем он не поделился ни с кем из нас. «Ты должен найти самые важные слова, которые может сказать человек». Я бы отдал все, чтобы узнать, что же это за слова.

– Думаю, – ответила Навани, – мне стоит снова обратиться к своим дневникам того времени. Возможно, он сказал что-то, что могло бы дать нам подсказку, хотя предупреждаю тебя – я вчитывалась в те записи десятки раз.

Далинар кивнул.

– Как бы там ни было, это забота не на сегодня. Наша текущая цель – они.

Далинар и Навани повернулись и стали смотреть, как мимо с грохотом катятся экипажи, которые направлялись к праздничной лагуне неподалеку, светящейся в ночи мягкими фиолетовыми огнями. Далинар прищурился и увидел, как приближается экипаж Рутара. Кронпринца лишили всех Осколков кроме его собственного Клинка. В неразберихе они отрезали правую руку Садеаса, но голова осталась на месте. И она была ядовитой.

Другие кронпринцы представляли собой почти такую же большую проблему, что и Садеас. Они противостояли ему, потому что хотели, чтобы все было просто, как раньше. Богатства и игры их развратили, а пиры с экзотической пищей и роскошными нарядами только лишний раз это демонстрировали.

Казалось, что весь мир катится в пропасть, а алети устроили пир.

– Тебе не следует их презирать, – проговорила Навани.

Далинар еще больше нахмурился. Она слишком хорошо понимала, что у него на уме.

– Послушай меня, Далинар. – Навани повернулась, чтобы встретиться с ним глазами. – Что хорошего может выйти, если отец ненавидит своих детей?

– Я не испытываю к ним ненависти.

– Ты чувствуешь отвращение к их излишествам, и ты близок к тому, чтобы обратить это чувство и на них самих. Они живут той жизнью, которую знают, жизнью, которую общество научило их считать подобающей. Ты не изменишь их презрением. Ты не Шут, насмехаться над ними не твоя задача. Твоя задача – окружать вниманием, поощрять. Веди их, Далинар.

Он глубоко вздохнул и кивнул.

– Я отправлюсь на женский остров, – продолжила Навани, отметив, что охранник-мостовик возвращается с новостями о забеге на плато. – Они считают меня эксцентричным пережитком того, что лучше оставить в прошлом, но я думаю, что они все еще прислушиваются ко мне. Иногда. Я сделаю, что смогу.

Они расстались. Навани поспешила на пир, а Далинар остался ждать, пока мостовик приблизится с новостями. Забег на плато оказался успешным, захватили гемсердце. Довольно много времени потребовалось, чтобы достичь нужного плато, расположенного в глубине Разрушенных равнин, почти на границе разведанной территории. Паршенди не появились, чтобы сразиться за гемсердце, хотя их разведчики наблюдали за происходящим издалека.

«Они снова решили не сражаться, – подумал Далинар, направившись на пир. – Что означает эта перемена? Что они замышляют?»

Праздничная лагуна представляла собой несколько преобразованных островов рядом с комплексом Пика. Ее заполнили водой, как это часто бывало, таким образом, что преобразованные насыпи выступали между маленькими речками. Вода светилась пурпурным в соответствии с только что взошедшей бледной фиолетовой луной на горизонте. Чтобы получить такой неземной оттенок, в воду было необходимо погрузить сферы, причем в большом количестве.

Повсюду равномерно разместили фонари, но с тусклыми сферами – возможно, чтобы не отвлекать от светящейся воды. Далинар прошел по мостам к самому дальнему острову – королевскому, где присутствовали гости обоих полов и куда приглашали только самых влиятельных. Он знал, что найдет там кронпринцев. Даже Бетаб, только что вернувшийся с забега на плато, уже здесь. Впрочем, он предпочитал использовать в своей армии наемников, поэтому неудивительно, что так быстро вернулся с забега. Часто, как только они захватывали гемсердце, он возвращался верхом с призом, предоставляя войскам добираться обратно самостоятельно.

Далинар прошел мимо Шута, который вернулся в лагерь со свойственной ему таинственностью и теперь насмешничал над всеми, кто проходил мимо. Сегодня Далинару не хотелось упражняться с ним в остроумии. Кронпринц поискал глазами Ваму; казалось, что Вама действительно прислушивался к доводам Далинара во время их последнего ужина. Возможно, если его подтолкнуть, он присоединится к экспедиции против паршенди.

Пока Далинар пересекал остров, его преследовали взгляды всех присутствующих, а шепот разговоров поспешно стихал, когда он проходил мимо. Теперь он уже ожидал этих взглядов, хотя они все еще его нервировали. Не стало ли их больше сегодня вечером? Были они более пристальными? В последние дни он не мог находиться в обществе алети без того, чтобы не поймать улыбки на губах слишком многих, как будто все они участвовали в некой грандиозной шутке, о которой ему не рассказали.

Далинар обнаружил Ваму разговаривающим с группой из трех немолодых женщин. Одной из них была Сиви, светледи из свиты Рутара, которая вопреки обычаю оставила мужа дома присматривать за землями и лично явилась на Разрушенные равнины. Она оглядела Далинара пронзительным, как кинжал, взглядом и улыбнулась. Замысел подорвать доверие к Садеасу потерпел, по большому счету, полный провал, но частично потому, что ущерб и позор приняли на себя Рутар и Аладар. Им пришлось лишиться Носителей Осколков, которые сражались с Адолином на дуэли.

Впрочем, эти двое никогда и не собирались примыкать к Далинару – они являлись самыми убежденными сторонниками Садеаса.

Четверо беседующих замолчали, когда к ним подошел Далинар. Прищурившись в тусклом свете, кронпринц Вама оглядел Далинара сверху донизу. Рядом с круглолицым мужчиной стоял виночерпий с бутылкой какого-то экзотического ликера. Вама часто приносил на пиры свое спиртное, независимо от того, кто устраивал праздник. Если вы оказывались достаточно приятным собеседником, чтобы заслужить глоток того, что он ухитрялся привозить из-за границы, можно было считать, по мнению многих его оппонентов, что вы достигли политического триумфа.

– Вама, – поприветствовал его Далинар.

– Далинар.

– Есть дело, которое я хотел бы с тобой обсудить, – сказал Далинар. – Меня впечатлило, на что ты оказался способен с легкой кавалерией во время забегов на плато. Скажи мне, как ты решаешь, когда следует пойти на риск и отправить всадников в решительную атаку? Убытки от потери лошадей могут легко превзойти доходы от гемсердец, но ты смог найти баланс, используя изящные военные уловки.

– Я... – Вама вздохнул, отведя взгляд в сторону. Несколько молодых людей неподалеку хихикали, посматривая на Далинара. – Это вопрос...

Другой смешок, более громкий, донесся с противоположной стороны острова. Вама начал заново, но его глаза метнулись в том направлении, и кружок смеющихся взорвался громким хохотом. Далинар заставил себя посмотреть туда же и заметил женщин, прижимающих руки к губам, и мужчин, скрывающих восклицания кашлем. Слабые попытки сохранить подобающие алети приличия.

Далинар перевел взгляд обратно на Ваму.

– Что происходит?

– Я сожалею, Далинар.

Стоящая рядом с ним Сиви держала под мышкой несколько листов бумаги. Она встретилась с пристальным взглядом Далинара с напускным безразличием.

– Прошу меня извинить, – проговорил он.

Сжав кулаки, кронпринц пошел через остров к источнику шума. Когда он приблизился, алети затихли и разбились на меньшие группки, рассеявшись по сторонам. То, как быстро они разошлись, казалось почти спланированным. Он остался лицом к лицу с Садеасом и Аладаром, стоящими бок о бок.

– Что вы тут устроили? – требовательно спросил у них Далинар.

– Наслаждаемся пиром, – ответил Садеас и сунул в рот кусочек фрукта. – Это же очевидно.

Далинар глубоко вздохнул и взглянул на Аладара, лысого и длинношеего, с усами и клочком волос под нижней губой.

– Ты бы постыдился, – зарычал на него Далинар. – Мой брат когда-то называл тебя другом.

– Но не меня? – спросил Садеас.

– Что вы сделали? – снова потребовал ответа Далинар. – О чем все шушукаются, посмеиваясь и прикрывая рты руками?

– Ты всегда считаешь, что виноват я, – сказал Садеас.

– Потому что каждый раз, думая, что ты ни при чем, я ошибаюсь.

Садеас улыбнулся ему одними губами и начал было отвечать, но затем подумал мгновение и в конце концов просто засунул в рот очередной кусочек фрукта. Прожевал его и осклабился.

– Вкусно, – вот и все, что сказал Садеас, а затем повернулся и пошел прочь.

Аладар замешкался, покачал головой и поспешил следом.

– Я никогда не считал тебя щенком, бегущим по пятам за хозяином, Аладар, – крикнул ему Далинар.

Тот не ответил.

Далинар что-то пробормотал, зашагав назад через остров, и стал высматривать кого-нибудь из своего военного лагеря, кто мог бы рассказать ему, что происходит. Элокар, похоже, опаздывал на собственный пир, хотя Далинар увидел, как король приближается ко входу. До сих пор не было видно Тешав и Хала – они, несомненно, появятся, теперь, когда генерал стал Носителем Осколков.

Возможно, Далинару стоило переместиться на другой остров, где будет меньше светлоглазых. Он уже двинулся в ту сторону, но остановился, когда кое-что услышал.

– Надо же, светлорд Амарам! – закричал Шут. – Я так надеялся, что смогу встретить тебя сегодня вечером. Я провел всю жизнь, обучаясь тому, как заставлять других чувствовать себя жалкими, и для меня подлинная радость встретить того, кто уже от природы одарен именно этим свойством.

Далинар повернулся, заметив только что прибывшего Амарама. Тот пришел в своем плаще Сияющих рыцарей и нес под мышкой стопку бумаг. Амарам остановился рядом с креслом Шута. Вода бросала лавандовые отблески на их кожу.

– Я тебя знаю? – спросил Амарам.

– Нет, – беспечно ответил Шут, – но, к счастью, ты можешь добавить меня к списку многих-многих вещей, о которых ты не осведомлен.

– Но теперь я тебя встретил, – сказал Амарам, протягивая руку. – Так что в списке на один пункт меньше.

– Пожалуйста, не надо, – ответил Шут, отвергая руку. – Даже не хочу до этого дотрагиваться.

– Этого?

– Того, чем ты пользуешься, чтобы твои руки выглядели чистыми, светлорд Амарам. Должно быть, очень сильнодействующее средство.

Кронпринц поспешил подойти.

– Далинар, – кивнул ему Шут.

– Шут. Амарам, что у тебя за бумаги?

– Один из ваших клерков заполучила их и принесла мне, – ответил Амарам. – Копии распространили среди посетителей пира перед вашим прибытием. Ваш клерк подумала, что светледи Навани захочет их увидеть, если не видела до сих пор. Где она?

– Очевидно, держится подальше от тебя, – заметил Шут. – Счастливая женщина.

– Шут, – строго сказал Далинар, – ты вообще соображаешь?

– Редко.

Далинар вздохнул, обернувшись к Амараму, и забрал бумаги.

– Ее светлость Навани на другом острове. Ты знаешь, о чем в них говорится?

Лицо Амарама помрачнело.

– Лучше бы не знал.

– Я могу ударить тебя по голове молотом, – радостно предложил Шут. – Хороший удар отшибет память и заставит тебя принять удивленный вид.

– Шут, – решительно произнес Далинар.

– Я просто шучу.

– Хорошо.

– С таким крепким черепом, как у него, одним молотом не обойдешься.

Амарам повернулся к Шуту с замешательством на лице.

– У тебя очень хорошо получается это выражение, – заметил Шут. – Полагаю, ты много тренировался?

– Это новый Шут? – спросил Амарам.

– Я имею в виду, мне не хотелось бы называть Амарама имбецилом...

Далинар кивнул.

– ...потому что тогда мне придется объяснять ему значение этого слова, а я не уверен, что у нас хватит времени.

Амарам вздохнул.

– Почему еще никто его не убил?

– Глупое везение, – пояснил Шут. – Мне повезло, что вы все такие глупые.

– Спасибо, Шут, – сказал Далинар, беря Амарама под руку и отводя в сторону.

– Еще одно, Далинар! – воскликнул Шут. – Только одно последнее оскорбление, и я оставлю его в покое.

Они не обернулись.

– Лорд Амарам, – позвал Шут, отвесив поклон, его голос стал торжественным. – Я отдаю тебе должное. Ты тот идеал, к которому меньшие кретины вроде Садеаса могут только стремиться.

– Бумаги? – сказал Далинар Амараму, подчеркнуто игнорируя Шута.

– В них описания ваших... переживаний, светлорд, – тихо ответил Амарам. – Тех, что вы испытываете во время штормов. Записанные собственноручно светледи Навани.

Далинар взял бумаги. Его видения. Он поднял голову и увидел группки людей на острове, болтающих и смеющихся, бросающих на него взгляды.

– Понятно, – тихо ответил он. Скрытые насмешки обрели смысл. – Найди для меня светледи Навани, будь так любезен.

– Как пожелаете, – сказал Амарам, но резко остановился, на что-то указывая. Через соседний остров шла мать короля, направляясь к ним с видом приближающейся бури.

– Что ты думаешь, Амарам? – спросил Далинар. – О том, что наговорили на мой счет?

Амарам встретился с ним взглядом.

– Очевидно, что эти видения посланы самим Всемогущим и даны нам во времена великой нужды. Хотел бы я узнать их содержание раньше. Они заряжают меня огромной уверенностью в своей позиции и в вашем предназначении в качестве пророка Всемогущего.

– У мертвого бога не может быть пророков.

– Мертвый... Нет, Далинар! Несомненно, вы неверно истолковали этот комментарий из ваших видений. Он говорил о том, что мертв в умах людей, что они больше не слушают его приказы. Бог не может умереть.

Амарам казался таким серьезным.

«Почему он не помог вашему сыну?» – зазвенел в голове Далинара голос Каладина.

Конечно же, Амарам пришел к Далинару в тот день и принес извинения, объяснив, что с его назначением Сияющим он никак не мог помочь одной фракции против другой. Он сказал, что ему следует быть выше мелочных ссор между кронпринцами, даже если это причиняло боль.

– А мнимый Герольд? – спросил Далинар. – Дело, которое я поручил тебе?

– Я все еще собираю сведения.

Далинар кивнул.

– Я был удивлен, – заметил Амарам, – когда вы оставили раба во главе охраны.

Он посмотрел в ту сторону, где в темноте стояли телохранители Далинара, недалеко от острова, на их собственной территории, ожидающие с другими охранниками и сопровождающими лицами, включая многих учениц присутствующих на пиру светледи.

Еще не так давно никто не чувствовал необходимости приводить с собой на пир охранников. Теперь вокруг было людно. Капитан Каладин отсутствовал – отдыхал после заключения.

– Он хороший солдат, – негромко проговорил Далинар. – Просто несколько его шрамов не хотят заживать.

«Веделедев свидетельница, – подумал Далинар, – у меня самого есть пара шрамов».

– Я просто беспокоюсь о том, что он не способен как следует вас защищать, – сказал Амарам. – Ваша жизнь важна, Далинар. Мы нуждаемся в ваших видениях, в вашем руководстве. Тем не менее, если вы доверяете рабу, то так тому и быть, хотя я, честно говоря, не прочь услышать от него извинения. Не ради самолюбия, а чтобы знать, что недоразумение разрешилось.

Далинар не ответил. Навани уже переходила через короткий мост на их остров. Шут начал было провозглашать оскорбление, но она шлепнула его по лицу стопкой бумаг, едва взглянув, и направилась к Далинару. Шут посмотрел ей вслед, потирая щеку и ухмыляясь.

Подойдя к ним, она заметила в руке кронпринца бумаги. Казалось, Далинар и Навани стояли посреди моря любопытных глаз и приглушенных смешков.

– Они добавили слов, – прошипела женщина.

– Что?

Она потрясла бумагами.

– Вот! Ты знаешь их содержание?

Далинар кивнул.

– Здесь не то, что я писала, – объяснила Навани. – Они изменили общий тон, некоторые мои слова, чтобы придать смехотворность всему случившемуся, чтобы все звучало так, будто я просто тебе потворствую. Хуже того, другим почерком они добавили комментарии, которые высмеивают твои слова и действия.

Она глубоко вздохнула, как бы успокаивая себя.

– Далинар, они пытаются уничтожить ту малую часть доверия к тебе, которая еще осталась.

– Я вижу.

– Как записи попали к ним в руки? – спросил Амарам.

– Не сомневаюсь, что их украли, – ответил Далинар, начиная понимать, что к чему. – К Навани и моим сыновьям всегда приставлена охрана, но когда они покидают комнаты, те остаются относительно незащищенными. Нам не следовало быть настолько небрежными. Я допустил промах. Думал, что его нападения будут только физическими.

Навани посмотрела на целое море светлоглазых в мягком фиолетовом свете, многие из которых собрались группами вокруг разных кронпринцев. Она шагнула ближе к Далинару, и хотя глаза ее были бешеными, он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она чувствует. Предательство. Посягательство. То, что было для них личным, раскрыли, извратили и выставили на обозрение всему миру.

– Далинар, я сожалею, – промолвил Амарам.

– Они не изменили сами видения? – спросил Далинар. – Скопировали их аккуратно?

– Насколько я могу судить, да, – ответила Навани. – Но общий тон другой и еще эти издевательства. Шторма. Просто отвратительно. Когда я найду женщину, которая это сделала...

– Пожалуйста, Навани, – проговорил Далинар, положив руку ей на плечо.

– Как ты можешь говорить так?

– Потому что это детская выходка людей, которые полагают, что меня может смутить правда.

– Но комментарии! Изменения. Они сделали все возможное, чтобы тебя дискредитировать. Извратили даже ту часть, где ты предлагаешь перевод с языка зари. Они...

– Так же, как я не боюсь ребенка с оружием, которое он не в силах поднять, я никогда не испугаюсь мыслей человека, который не умеет думать.

Навани нахмурилась.

– Цитата из «Пути королей», – пояснил Далинар. – Я не юноша, нервничающий перед своим первым балом. Садеас совершил ошибку, полагая, что я отвечу ему тем же. В отличие от меча насмешка может ударить только по тому, кто сам решит быть битым.

– Это задевает тебя, – сказала Навани, встретившись с ним взглядом. – Я же вижу, Далинар.

К счастью, другие не знали его достаточно хорошо, чтобы увидеть то, что заметила она. Да, это вредило. Вредило, потому что видения были предназначены ему, возложены на него, чтобы он поделился ими ради блага людей, а не для насмешек. Ему причинял боль не смех сам по себе, а потеря возможности воплотить в жизнь то, что могло произойти.

Далинар отступил от Навани и стал пробираться через толпу. В некоторых взглядах он теперь замечал печаль, а не только насмешку. Возможно, ему только казалось, но он подумал, что некоторые испытывали к нему больше жалости, чем презрения.

Он не был уверен, какое чувство наносило больший вред.

Далинар добрался до стола с едой в задней части острова. Он взял большую кастрюлю и протянул ее пришедшей в замешательство прислуживающей женщине, а затем взобрался на стол. Держась одной рукой за соседний фонарный столб, он посмотрел сверху на маленькую толпу. Перед ним находились важнейшие люди Алеткара.

Те, кто еще не наблюдал за ним до сих пор, повернулись в его сторону, шокированные тем, где он оказался. Вдали Далинар заметил Адолина и светледи Шаллан, спешащих на остров. Видимо, они только что прибыли и услышали разговоры.

Далинар посмотрел на толпу.

– То, что вы прочитали, – проревел он, – правда.

Воцарилось ошеломленное молчание. В Алеткаре еще не было случая, чтобы кто-нибудь устраивал подобное представление. Однако он уже стал главным посмешищем вечера.

– Комментарии добавили, чтобы дискредитировать меня, – продолжил Далинар, – а общий тон записей Навани изменили. Но я не буду скрывать того, что случилось со мной. Меня посещают видения от Всемогущего. Они приходят почти каждый шторм. Вам не стоит удивляться. Слухи о моих переживаниях циркулировали неделями. Возможно, мне следовало рассказать о своих видениях раньше. В будущем я собираюсь обнародовать их, одно за другим, чтобы ученые всего мира могли изучать то, что я видел.

Он нашел глазами Садеаса, стоящего с Аладаром и Рутаром, и стиснул фонарный столб, оглядывая толпу алети.

– Я не виню вас в том, что вы считали меня сумасшедшим. Это естественно. Но в ближайшие ночи, когда дождь омоет ваши стены и завоет ветер, вы захотите знать. У вас появятся вопросы. И вскоре, когда я предъявлю доказательства, вы узнаете. Сегодняшняя попытка уничтожить меня только докажет мою правоту.

Он скользил взглядом по лицам – некоторые ошеломленные, некоторые сочувственные, другие насмешливые.

– Среди вас есть те, кто полагал, что я сбегу или буду сломлен после сегодняшнего нападения. Они знают меня не настолько хорошо, как им кажется. Пусть пир продолжается, я хочу поговорить с каждым из вас. Ваши слова могут оказаться издевкой, но если вы будете смеяться, делайте это, глядя мне в глаза.

Далинар спустился со стола.

А затем отправился продолжать начатое.

* * *

Прошли часы, прежде чем кронпринц наконец позволил себе присесть к пиршественному столу. Его окружили спрены усталости. Он провел остаток вечера, перемещаясь в толпе, заставляя себя вступать в разговоры, ища поддержку для экспедиции на равнины.

Далинар подчеркнуто игнорировал страницы с видениями, если только ему не задавали прямые вопросы о том, что он видел. Взамен он представал перед ними как сильный, уверенный человек – Терновник превратился в политика. Пусть они поразмышляют об увиденном и сравнят его с тем жалким сумасшедшим, каким его изобразили в фальшивых копиях.

Снаружи, мимо маленьких речек – они теперь светились голубым, сферы поменяли, чтобы они соответствовали второй луне, – покатился прочь королевский экипаж, везущий Элокара и Навани к недалекому Пику, откуда носильщики отнесут их в паланкине на вершину. Адолин уже покинул пир, сопровождая Шаллан в военный лагерь Себариала, до которого было довольно долго ехать.

Судя по всему, в последнее время Адолин был очарован юной веденкой сильнее, чем другими женщинами. Хотя бы по этой причине Далинар все больше склонялся к поощрению их отношений, предполагая, что когда-нибудь он все-таки сможет получить достоверные сведения из Джа Кеведа о семье девушки. В соседнем королевстве царила полная неразбериха.

Большинство других светлоглазых удалилось, оставив его на острове в окружении слуг и паршменов, уносивших еду. Несколько мастер-слуг, которым доверили такую обязанность, начали собирать сферы из реки сетями на длинных шестах. Мостовики Далинара после его предложения набросились на остатки пира с ненасытным аппетитом, свойственным солдатам, которым неожиданно предложили еду.

Проходивший мимо слуга остановился, протянув руку к мечу на боку. Далинар вздрогнул, поняв, что принял черную военную форму Шута за одежду ученика мастер-слуги.

Кронпринц придал лицу невозмутимое выражение, хотя в душе застонал. Шут? Сейчас? Далинар чувствовал себя так, будто сражался на поле битвы десять часов без перерыва. Странно, что несколько часов вежливых бесед могут вызвать похожее ощущение.

– То, что ты сделал сегодня вечером, было очень хитро, – сказал Шут. – Ты превратил нападение в обещание. Мудрейшие из людей знают: чтобы оскорбление потеряло силу, чаще всего нужно просто его принять.

– Спасибо, – ответил Далинар.

Шут коротко кивнул, следуя взглядом за королевским экипажем, пока тот не скрылся из вида.

– Сегодня вечером я обнаружил, что мне особенно нечего делать. Элокар не нуждался в Шуте, потому что не многие ищут с ним разговора. Все идут к тебе.

Далинар вздохнул. Похоже, его силы полностью истощились. Шут не сказал этого вслух, но и не было нужды. Далинар понял намек.

«Они идут к тебе, а не к королю. Потому что на самом деле король – ты».

– Шут. – Далинар обнаружил, что говорит вслух. – Я тиран?

Шут вздернул бровь и, видимо, стал подыскивать умную остроту. Моментом позже он отверг эту мысль.

– Да, Далинар Холин, – произнес он мягко и сердечно, как мог бы говорить с заплаканным ребенком. – Ты тиран.

– Я не хочу им быть.

– Со всем должным уважением, светлорд, ты не вполне правдив. Ты стремишься к власти. Все, что попадает к тебе в руки, ты с большим трудом выпускаешь обратно.

Далинар склонил голову.

– Не горюй, – подбодрил его Шут. – На дворе эпоха тиранов. Сомневаюсь, что люди готовы к чему-то еще, и милосердный тиран предпочтительнее, чем бедствие в виде слабого правителя. Возможно, в другом месте, в другое время я бы заклеймил тебя плевками и желчью. Здесь, сегодня, я восхваляю тебя как того, в ком нуждается наш мир.

Далинар покачал головой.

– Я должен был позволить Элокару править. Мне не стоило вмешиваться.

– Почему?

– Потому что он король.

– И его должность – нечто священное? Божественное?

– Нет, – признал Далинар. – Всемогущий или тот, кто называет себя им, мертв. Даже если это не так, королевское правление не перешло к нашей семье естественным образом. Мы предъявили на него права и силой возглавили других кронпринцев.

– Так почему же тогда?

– Потому что мы были не правы, – сказал Далинар, прищурившись. – Гавилар, Садеас и я ошиблись в том, что делали все эти годы.

Шут казался искренне удивленным.

– Ты объединил королевство, Далинар. Проделал хорошую работу, сделал то, что было болезненно необходимо.

– Разве это единство? – спросил кронпринц, махнув рукой в сторону остатков пира и отбывающих светлоглазых. – Нет, Шут. Мы потерпели поражение. Мы громили, мы убивали – и потерпели горькое поражение.

Он поднял голову.

– Я получаю от Алеткара только то, что потребовал. Захватив трон силой, мы подразумевали, нет, мы кричали, что сила дарует право власти. Если Садеас думает, что он сильнее, тогда его прямой долг – попытаться отобрать у меня трон. Это плоды моей юности, Шут. Вот почему, чтобы изменить королевство, нам нужно нечто большее, чем тирания, даже если она милосердна. Вот чему учил Нохадон. И я все время упускал из вида его слова.

Шут задумчиво кивнул.

– Похоже, мне нужно перечитать твою книгу. Но хочу предупредить тебя, что скоро уеду.

– Уедешь? – переспросил Далинар. – Но ведь ты только приехал.

– Я знаю. Должен признаться, что это невероятно расстраивает. Есть место, куда я должен попасть, хотя, честно говоря, не вполне уверен в том, зачем мне нужно быть там. Не всегда все срабатывает так, как мне хотелось бы.

Далинар нахмурился. Шут приветливо улыбнулся.

– Ты один из них? – спросил Далинар.

– Прошу прощения?

– Герольд?

Шут рассмеялся.

– Нет. Спасибо тебе, но нет.

– Тогда ты тот, кого я ищу? – спросил Далинар. – Сияющий?

Шут улыбнулся.

– Я всего лишь человек, Далинар, хотя временами так хочу, чтобы это было неправдой. Я не Сияющий. И хотя я твой друг, пожалуйста, пойми, что наши цели не вполне совпадают. Ты не должен доверять себе на мой счет. Если для того, чтобы получить желаемое, мне придется наблюдать за тем, как этот мир рухнет и сгорит, я так и сделаю. Со слезами, да, но я позволю этому случиться.

Далинар нахмурился.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь, – продолжил Шут, – и поэтому должен идти. Нельзя слишком рисковать, потому что если он найдет меня, я стану ничем – душой, разорванной и растерзанной на части, которые нельзя собрать. То, что я делаю здесь, более опасно, чем ты даже можешь себе представить.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Шут, – позвал Далинар.

– Да?

– Кто ищет тебя?

– Тот, с кем ты сражаешься, Далинар Холин. Отец ненависти.

Шут отсалютовал и побежал прочь.

Глава 68. Мосты

Тем не менее мне кажется, все это устраивалось ради конкретной цели, и если мы, словно недоросли, застрянем на обсуждении проблемы из-за разногласий, то рискуем обострить и так уже сложную ситуацию вместо того, чтобы ее решить.

Разрушенные равнины.

Каладин не объявлял эти земли своими, как он сделал в ущельях, где его люди обрели безопасность. Он слишком хорошо помнил, как болели его окровавленные ступни после первого забега, истерзанные камнями расколотой пустоши. Здесь почти ничего не росло, изредка встречались островки камнепочек или подвижных лоз, спускающихся в ущелья с подветренной стороны плато. Дно ущелий кишело жизнью, но наверху простиралась бесплодная равнина.

Больные ноги и горящие от бега с мостом плечи не шли ни в какое сравнение с резней, ожидающей его людей в конце забега. Шторма... Даже мимолетный взгляд на равнины заставил Каладина вздрогнуть. Он слышал свист стрел в воздухе, крики испуганных мостовиков, песни паршенди.

«Мне следовало спасти больше людей из Четвертого моста, – подумал Каладин. – Получилось бы у меня, если бы я быстрее овладел своими способностями?»

Он вдохнул штормсвет, чтобы успокоиться. Только ничего не вышло. Он замер, ошеломленный, пока солдаты маршировали через один из огромных механических мостов Далинара. Попробовал снова. Ничего.

Каладин выудил сферу из мешочка. Огненная марка сияла обычным светом, окрашивая пальцы красным. Что-то пошло не так. Каладин не мог, как раньше, почувствовать штормсвет внутри.

Высоко в воздухе с несколькими спренами ветра пролетела над расщелиной Сил. До Каладина донеслось ее хихиканье, и он посмотрел вверх.

– Сил? – позвал он тихо. Шторма, ему не хотелось выставлять себя идиотом, но что-то глубоко внутри запаниковало, как крыса, которую поймали за хвост. – Сил!

Несколько марширующих солдат взглянули на Каладина, затем вверх. Каладин не обратил на них внимания, так как Сил метнулась вниз ленточкой света. Она покружилась над ним, все еще хихикая.

Штормсвет вернулся. Каладин снова его чувствовал и жадно вдохнул из сферы, хотя и догадался сжать ее в кулаке и поднести руку к груди, чтобы процесс казался менее очевидным. Света от одной марки было недостаточно, чтобы его выдать, но с бушующим внутри штормсветом он ощутил себя гораздо лучше.

– Что случилось? – прошептал Каладин. – Что-то не так с нашей связью? Потому что я не могу достаточно быстро отыскать слова?

Сил приземлилась на его запястье, приняла образ молодой женщины и вгляделась в его кулак, вскинув голову.

– Что внутри? – спросила она заговорщическим шепотом.

– Ты знаешь, что внутри, Сил, – ответил Каладин, почувствовав холодок, как если бы его ударила волна ледяного дождя. – Сфера. Разве ты не видела ее только что?

Она посмотрела на него с невинным выражением лица.

– Ты делаешь плохой выбор. Дурной.

Ее черты на мгновение превратились в его, и она резко подалась вперед, как если бы хотела его напугать, но затем рассмеялась и упорхнула прочь.

«Плохой выбор. Дурной».

Значит, дело в его обещании помочь Моашу убить короля. Вздохнув, Каладин снова зашагал вперед.

Сил не понимала, почему его решение правильно. Она была спреном и обладала глупой, упрощенной моралью. Иногда людям приходилось выбирать между неприятными вариантами. Жизнь не настолько чиста и безгрешна, как хочется Сил. Жизнь беспорядочна, покрыта крэмом. Никто не проживал ее, не испачкавшись, даже Далинар.

– Ты хочешь от меня слишком многого, – отрывисто проговорил Каладин, когда добрался до другой стороны ущелья. – Я не какой-нибудь прославленный рыцарь из древних времен. Я сломленный человек. Слышишь меня, Сил? Я сломлен.

Она метнулась к нему и прошептала:

– Именно такими они все и были, глупенький.

И устремилась прочь.

Каладин стал наблюдать, как солдаты колонной переходили через мост. Это был не забег на плато, но Далинар все равно привел довольно много солдат. Углубиться в Разрушенные равнины означало вступить в зону боевых действий, а паршенди всегда оставались угрозой.

Четвертый мост протопал через механическую конструкцию, неся на плечах мост поменьше. Каладин не хотел покидать без него лагерь. Устройства, используемые Далинаром, – массивные, приводящиеся в действие храповым колесом мосты, которые тянули чуллы, – были удивительными, но Каладин им не доверял. Надежный мост на своих собственных плечах – совсем другое дело.

Сил снова пролетела неподалеку. Неужели она действительно ожидала, что он будет жить в соответствии с ее восприятием того, что правильно, а что нет? Неужели она собиралась отнимать у него способности каждый раз, когда он рисковал пойти против нее?

Это будет похоже на жизнь с петлей на шее.

Настроившись на то, что его волнения не смогут испортить сегодняшний день, Каладин отправился проверить, как идут дела у Четвертого моста.

«Посмотри в бескрайнее небо, – сказал он самому себе. – Вдохни ветер. Наслаждайся свободой».

После стольких дней взаперти подобные вещи казались чудесными.

Каладин обнаружил бригаду Четвертого выстроившейся рядом с мостом. Было странно видеть их в старых, подбитых на плечах кожаных жилетах поверх новой униформы, превративших мостовиков в причудливую смесь того, кем они были раньше и кем стали теперь. Они отсалютовали ему все вместе, и он поприветствовал их в ответ.

– Вольно, – сказал Каладин, и они разошлись, смеясь и отпуская шуточки друг над другом, пока Лоупен и его помощники распределяли бурдюки с водой.

– Ха! – воскликнул Камень, устраиваясь на краю моста, чтобы напиться. – Эта штука не такая тяжелая, какой я ее помнил.

– Потому что мы передвигаемся медленнее, – ответил Каладин, указав на механический мост Далинара. – И потому что ты помнишь, как носил мост поначалу, а не в конце, когда мы хорошо питались и много тренировались. Тогда он и полегчал.

– Нет, – возразил Камень. – Мост стал легким, потому что мы победили Садеаса. Все, как и должно было случиться.

– В этом нет никакого смысла.

– Ха! Смысл как раз в этом. – Рогоед глотнул воды. – Опьяненный воздухом низинник.

Каладин покачал головой, но позволил себе улыбнуться знакомому голосу Камня. Утолив жажду, он побежал трусцой через плато к Далинару, который только что закончил переправляться. Плато венчала высокая каменная формация, и на ее верхушке разместилась деревянная постройка, похожая на маленький форт. От одной из размещенных там подзорных труб бликом отразился солнечный свет.

На это плато не вел ни один из постоянных мостов, окружавших безопасную зону около лагерей. Дежурившие здесь разведчики располагали шестами и перепрыгивали ущелья в самых узких местах. Судя по всему, занимающиеся подобным должны быть немного безумными, и именно поэтому Каладин всегда испытывал к ним уважение.

Один из прыгунов разговаривал с Далинаром. Каладин ожидал, что человек окажется высоким и гибким, но он был низкорослым и крепко сбитым, с мускулистыми предплечьями. На нем красовалась униформа Холинов с белыми полосками на мундире.

– Мы действительно кое-что заметили, светлорд, – сказал прыгун Далинару. – Я видел его своими собственными глазами и записал дату и время глифами в учетной книге. Мужчина весь светился и летал по небу взад-вперед над равнинами.

Далинар хмыкнул.

– Я не сошел с ума, сэр, – продолжил прыгун, переминаясь с ноги на ногу. – Другие парни тоже его заметили, когда я...

– Я верю тебе, солдат, – ответил Далинар. – Это был Убийца в Белом. Он выглядел точно так же, когда явился за королем.

Мужчина расслабился.

– Светлорд, сэр, я подумал о том же. Кое-кто в лагере говорил мне, что я просто увидел то, что хотел видеть.

– Никому не хочется его увидеть, – проговорил Далинар. – Но зачем ему тратить время на равнинах? Почему он не нанес удар снова, если подобрался так близко?

Каладин откашлялся, испытывая неудобство, и указал на наблюдательный пост.

– Тот форт, он из дерева?

– Да, – ответил прыгун, но затем заметил узлы на плечах Каладина. – Э-э, сэр.

– Он явно не выдержит сверхшторм, – сказал капитан мостовиков.

– Мы его разбираем, сэр.

– И относите в лагерь? – уточнил Каладин. – Или оставляете здесь во время шторма?

– Оставляем, сэр? – переспросил низкорослый мужчина. – Мы остаемся здесь, с ним.

Он указал на пустое углубление в основании скалы, выдолбленное молотами или вырезанное Клинком Осколков. Оно не казалось слишком большим – на самом деле, всего лишь закуток. Похоже, они перетаскивали деревянный пол с верхней платформы и укрепляли его зажимами у входа в углубление, чтобы получилась своего рода дверь.

Действительно, своеобразное безумие.

– Светлорд, сэр, – обратился прыгун к Далинару. – Человек в белом может скрываться где-то неподалеку, выжидая.

– Спасибо, солдат, – поблагодарил кронпринц, кивком отпустив его. – Смотри в оба, пока мы на марше. Поступили сообщения, что в окрестностях лагерей бродит скальный демон.

– Да, сэр.

Мужчина отсалютовал и побежал обратно к веревочной лестнице, ведущей на высокий наблюдательный пост.

– Что, если убийца действительно явится за вами? – тихо спросил Каладин.

– Не вижу никакой разницы, если это произойдет здесь, – ответил Далинар. – В конце концов он вернется. На равнинах или во дворце, нам все равно придется с ним сразиться.

Каладин хмыкнул.

– Мне бы хотелось, чтобы вы приняли один из тех Клинков Осколков, которые выиграл Адолин, сэр. Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы знал, что вы сможете себя защитить.

– Думаю, я еще способен тебя удивить, – произнес Далинар, поднеся руку козырьком ко лбу, и стал всматриваться в сторону лагерей. – Однако я чувствую, что поступил неправильно, оставив Элокара одного.

– Убийца сказал, что пришел за вами, сэр. То, что вы далеко от короля, только послужит его защите.

– Полагаю, ты прав. Если только слова убийцы не были призваны нас запутать. – Далинар покачал головой. – Возможно, я прикажу тебе остаться с ним в следующий раз. Не могу отделаться от мысли, что упускаю что-то важное, что-то прямо перед носом.

Каладин сжал челюсти, пытаясь не обращать внимания на охвативший его озноб.

«Прикажу тебе остаться с ним в следующий раз...»

Казалось, сама судьба толкает его к тому, чтобы предать короля.

– Насчет твоего заключения, – сказал кронпринц.

– Все уже забыто, сэр, – ответил Каладин. По крайней мере, участие в нем Далинара. – Я благодарен, что меня не понизили в должности.

– Ты хороший солдат. Большую часть времени.

Глаза Далинара сверкнули, обратившись к мужчинам Четвертого моста, поднимающим свой мост. Один из них с краю привлекал особенное внимание – это был одетый в униформу Четвертого моста Ренарин, помогающий распределить вес. Стоящий неподалеку Лейтен посмеивался над ним и давал указания, как правильно держать мост.

– Он взаправду начал вливаться в коллектив, сэр, – сказал Каладин. – Парням он нравится. Я думал, что этот день никогда не наступит.

Далинар кивнул.

– Как он? – тихо спросил Каладин. – После того, что произошло на арене?

– Отказался тренироваться с Зейхелом. Насколько мне известно, он не призывал свой Клинок уже несколько недель. – Кронпринц понаблюдал еще мгновение. – Я не могу решить, идет ли ему на пользу время, проводимое с твоими людьми, помогает ли оно ему мыслить, как подобает солдату, или он просто избегает брать на себя большую ответственность.

– Сэр. Если позволите, ваш сын кажется немного не приспособленным к жизни. Находящимся не на своем месте. Неуклюжим, одиноким.

Далинар кивнул.

– Тогда со всей уверенностью могу сказать, что Четвертый мост, возможно, самое лучшее место, какое он мог найти.

Странно говорить такие вещи о светлоглазом, но это была правда.

Далинар хмыкнул.

– Я доверяю твоему суждению. Свободен. Иди убедись, что твои люди готовы к встрече с убийцей, если он в самом деле объявится сегодня.

Каладин кивнул и отошел, оставив кронпринца позади. Он и раньше слышал о видениях Далинара и об их содержании. Он не знал, что думать, но решил добыть полную копию записей видений, чтобы Ка могла их ему прочитать.

Возможно, эти видения могли объяснить, почему Сил всегда так безоговорочно доверяла Далинару.

Шло время, и армия двигалась по равнинам подобно потоку какой-то вязкой жидкости – грязи, стекающей по неглубокому желобу. И все ради того, чтобы Шаллан смогла увидеть куколку скального демона. Каладин покачал головой, пересекая плато. Адолин явно был без ума от девчонки – ему удалось поднять на ноги всю мощь армии, включая своего отца, только для того, чтобы удовлетворить ее прихоть.

– Идешь пешком, Каладин? – спросил Адолин, подъезжая к нему рысью.

Принц сидел верхом на том чудовищном белом жеребце с копытами, напоминающими молоты. Адолин облачился в полный комплект синих Доспехов Осколков, его шлем был привязан к задней луке седла.

– Я думал, у тебя есть право получать все необходимое в конюшнях моего отца.

– У меня также есть право получать что угодно у интенданта, – ответил Каладин, – но ты же видишь, что я не марширую с котлом на спине только потому, что мог его взять.

Адолин фыркнул.

– Тебе необходимо больше практиковаться в верховой езде. Ты должен признать, что она дает преимущества. Скорость галопа, более высокая позиция при атаке.

Принц похлопал коня по шее.

– Кажется, я гораздо больше доверяю своим собственным ногам.

Адолин кивнул, как будто слова Каладина были самой мудрой вещью, которую когда-либо произносил человек, и поехал обратно, к паланкину, чтобы проверить, как там Шаллан. Чувствуя себя немного усталым, Каладин выудил из кармана еще одну сферу, на этот раз простой бриллиантовый обломок, поднес ее к груди и сделал вдох.

Снова ничего не произошло. Шторм побери! Он поискал взглядом Сил, но не увидел ее. В последнее время она стала слишком игривой, и Каладин начал задаваться вопросом, не было ли ее поведение какой-то уловкой. На самом деле он надеялся, что дело обстояло именно так и что не случилось ничего похуже. Несмотря на внутреннее ворчание и жалобы, он отчаянно желал распоряжаться своей силой. Каладин предъявил права на небо, на сами ветра. Отказаться от них было все равно что отказаться от собственных рук.

В конце концов он добрался до края плато, где устанавливали механический мост Далинара. К счастью, здесь и нашлась Сил, рассматривающая крэмлинга, который полз через камни к ближайшей безопасной трещине.

Каладин сел перед ней на камень.

– Итак, ты меня наказываешь, – сказал он. – За мое согласие помочь Моашу. Вот почему у меня трудности со штормсветом.

Сил продолжала следить за крэмлингом, который походил на жука с круглым радужным панцирем.

– Сил? – позвал Каладин. – С тобой все в порядке? Ты кажешься...

«Такой, как была раньше. Когда мы впервые встретились».

Осознание этого факта вызвало страх. Если его силы исчезали, не из-за того ли, что слабела сама связь?

Сил посмотрела на него, и ее взгляд стал более сфокусированным, а выражение лица – больше похожим на обычное.

– Ты должен решить, чего хочешь, Каладин, – проговорила она.

– Тебе не нравится план Моаша, – сказал Каладин. – Ты пытаешься заставить меня изменить мнение на его счет?

Она поморщилась.

– Я вообще не хочу тебя заставлять. Ты должен делать то, что считаешь правильным.

– Но ведь именно это я и пытаюсь делать!

– Нет, я так не думаю.

– Отлично. Я скажу Моашу и его друзьям, что не участвую в деле, что не собираюсь им помогать.

– Но ты же дал Моашу слово!

– Я дал слово и Далинару...

Сил поджала губы, встретившись с ним взглядом.

– Вот в чем проблема, не так ли? – прошептал Каладин. – Я дал два обещания, но не могу сдержать их оба.

О шторма. Неужели что-то подобное уничтожило Сияющих рыцарей?

Что происходило со спренами чести, когда их заставляли делать такой выбор? Так или иначе, клятва оказывалась нарушена.

«Идиот», – подумал Каладин.

По всей видимости, в последнее время он никак не мог сделать правильный выбор.

– Что мне делать, Сил?

Она взлетела, зависла в воздухе прямо перед Каладином и встретилась с ним взглядом.

– Ты должен произнести слова.

– Я их не знаю.

– Найди их. – Сил посмотрела в небо. – Найди их, и поскорее, Каладин. И нет, ничего не выйдет, если ты просто скажешь Моашу, что больше не будешь ему помогать. Мы зашли слишком далеко. Тебе нужно поступить так, как требует твое сердце.

Она взмыла в небо.

– Останься со мной, Сил, – прошептал Каладин ей вслед, вставая. – Я найду способ. Просто... не теряй себя. Пожалуйста. Ты нужна мне.

Неподалеку завертелись шестеренки механизмов моста Далинара, солдаты стали крутить рычаги, и вся конструкция начала разворачиваться.

– Стоп, стоп, стоп!

К ним подскочила Шаллан Давар – облако рыжих волос и синего шелка. На ее голове красовалась большая шляпа с мягкими полями, защищающая от солнца. Двое охранников бежали следом, но Газа среди них не было.

Каладин резко обернулся, встревоженный ее тоном, выискивая признаки Убийцы в Белом.

Шаллан, отдуваясь, прижала безопасную руку к груди.

– Шторма, что не так с носильщиками паланкина? Они совершенно не в состоянии быстро передвигаться. «Это не величественно», – говорят они. Ну, на самом деле мне совершенно не нужна величественность. Ладно, погодите минуту, а затем можете продолжать.

Она уселась на камень возле моста. Сбитые с толку солдаты пытались понять, что за девушка перед ними, а Шаллан тем временем вытащила альбом и начала рисовать.

– Все в порядке, – сказала она. – Продолжайте. Я весь день пыталась сделать последовательные наброски моста в процессе развертывания. Штормовые носильщики.

Что за взбалмошная женщина.

Солдаты нерешительно продолжили устанавливать мост, разворачивая его под пристальным наблюдением трех инженеров Далинара – овдовевших жен его погибших офицеров. Несколько плотников также стояли наготове, чтобы при надобности помочь, если мост застрянет или его частично заклинит.

Каладин покрепче сжал копье, пытаясь разобраться в своих эмоциях по поводу Сил и обещаниях, которые он дал. Конечно, он сможет что-нибудь придумать. Ведь сможет?

Наблюдение за мостом навязчиво вызывало в памяти мысли о забегах на плато, и он решил, что можно и отвлечься. Каладин понимал, почему Садеас предпочитал простой, хоть и жестокий подход, использующий бригады мостовиков. Его мосты были быстрее, дешевле, создавали меньше проблем. Эти же массивные громоздкие конструкции напоминали большие корабли, пытающиеся маневрировать в бухте.

«Защищенные мостовики, передвигающиеся бегом, – вот самое удачное решение, – подумал Каладин. – Люди со щитами, с полной поддержкой армии, помогающей им занять позицию. Можно иметь быстрые, мобильные мосты и не отправлять людей на убой».

Но дело в том, что Садеас хотел, чтобы мостовиков убивали, поскольку они служили приманкой, отвлекающей лучников врага от солдат.

Каладину показался знакомым один из помогающих с мостом плотников, который проверял деревянную опорную спицу и говорил о том, что надо бы вырезать новую. На лбу у толстяка выделялось родимое пятно, прикрытое шляпой плотника.

Каладин видел его где-то раньше. Возможно, один из тех солдат, что потеряли волю к борьбе после кровопролития на Башне? Некоторых из них перевели на другие должности в лагере.

Он отвлекся, когда подошел Моаш, взмахом руки поприветствовавший Четвертый мост. Мужчины ответили ему одобрительными возгласами. Блестящие Доспехи Осколков, которые Моаш перекрасил в синий цвет, выделив стыки красным, смотрелись на нем удивительно естественно. Еще и недели не прошло, а он уже легко двигался в своей броне.

Моаш подошел к Каладину, опустился на одно колено, звякнув Доспехами, и отсалютовал, приложив руку к груди.

Его глаза... Они стали светлее – желто-коричневые, а не темно-карие, какими были когда-то. Он носил Клинок Осколков на перевязи за спиной, в предохранительных ножнах. Оставался всего один день до того, как окончательно установится связь.

– Ты не обязан салютовать мне, Моаш, – сказал Каладин. – Ты же теперь светлоглазый. И на пару миль превосходишь меня по званию.

– Я никогда не буду стоять выше тебя, Кэл, – ответил Моаш. Забрало на его шлеме было поднято. – Ты мой капитан. Навсегда. – Он ухмыльнулся. – Но я не могу тебе описать, сколько штормового удовольствия получаю, когда светлоглазые пытаются понять, как же вести себя со мной.

– Твои глаза и вправду меняются.

– Ага. Но я не один из них, слышишь меня? Я – один из нас. Четвертый мост. Я – наше... секретное оружие.

– Секретное? – переспросил Каладин с сомнением в голосе. – Моаш, разговоры о тебе, возможно, уже дошли до самого Ири. Ведь ты первый темноглазый, получивший Клинок и Доспехи за несколько последних поколений.

Далинар даже пожаловал Моашу земли и регулярное денежное содержание, щедрую сумму, и не только по стандартам мостовиков. Моаш все еще заходил поесть рагу, но не каждый вечер. Он был слишком занят, обустраивая свое новое жилье.

В этом не было ничего плохого. Подобные перемены естественны. Частично поэтому сам Каладин отказался принять Клинок, и, возможно, поэтому он всегда беспокоился о том, что о его способностях станет известно светлоглазым. Если даже они не найдут способа забрать его силы – он знал, что его страх иррационален, но все равно его испытывал, – они смогут найти способ забрать у него Четвертый мост. Его людей... его самого.

«А может, не они заберут их у тебя, – подумал Каладин. – Может, ты сам проделываешь это с собой лучше любого светлоглазого».

Подобные мысли вызвали у него отвращение.

– Мы уже близки к цели, – тихо сказал Моаш, когда Каладин вытащил бурдюк с водой.

– К цели? – Каладин опустил бурдюк и посмотрел через плечо на плато. – Я думал, у нас еще несколько часов в запасе, пока мы не доберемся до мертвой куколки.

Она оказалась далеко, почти так же далеко, как когда армии ходили в забеги с мостами. Вчера добыли гемсердце Бетаб и Танадал.

– Я не об этом, – проговорил Моаш, глядя в сторону. – О другом деле.

– О-о. Моаш, ты же... Я имею в виду...

– Кэл, ты же с нами, правда? Ты сам так сказал.

«Два обещания».

Сил сказала ему следовать за своим сердцем.

– Каладин, – продолжил Моаш более торжественно. – Ты подарил мне Осколки, несмотря на то, что злился на меня за неподчинение приказу. И не без причины. В глубине души ты знаешь: то, что я делаю, правильно. Это единственное решение.

Каладин кивнул.

Моаш огляделся вокруг, затем встал, звякнув Доспехами, наклонился и прошептал:

– Не волнуйся. Грейвс говорит, что от тебя много не потребуется. Нам просто нужна брешь в охране.

Каладину стало дурно.

– Мы не можем ничего сделать, пока Далинар находится в военном лагере, – прошептал он. – Я не буду рисковать, если есть шанс, что ему причинят вред.

– Не проблема, – ответил Моаш. – Мы думаем так же. Дождемся нужного момента. Согласно новому плану короля поразят стрелой, поэтому не возникнет риска впутать тебя или кого-то еще. Ты направишь Элокара в нужное место, а Грейвс завалит его из своего собственного лука. Он великолепный стрелок.

Стрела. Оружие труса.

Но это нужно сделать. Нужно.

Моаш хлопнул Каладина по плечу и зашагал прочь в позвякивающих Доспехах. Все, что необходимо сделать, – просто направить короля в определенное место... и предать доверие Далинара.

«А если я не помогу убить короля, не предам ли я справедливость и честь?»

Король убил или все равно что убил многих людей: одних из-за безразличия, других – по некомпетентности. И, шторма, Далинар тоже не невинен. Если он был столь благороден, как притворялся, почем он не заключил Рошона в тюрьму, а отправил туда, где он «не мог больше причинять вред»?

Каладин пошел к мосту, наблюдая, как маршируют солдаты. Шаллан Давар с важным видом сидела на камне, продолжая рисовать наброски механизма моста. Адолин слез с коня и передал поводья конюхам, чтобы те его напоили. Он жестом подозвал Каладина.

– Принц? – произнес подошедший к нему мостовик.

– Здесь видели убийцу, – сказал Адолин. – Ночью, на равнинах.

– Да, я слышал, как разведчик говорил о нем твоему отцу.

– Нам нужен план. Что, если он атакует здесь?

– Надеюсь, он так и сделает.

Адолин взглянул на него и нахмурился.

– Судя по тому, что я видел, – пояснил Каладин, – и исходя из того, что узнал про первую атаку убийцы на старого короля, его успех определяется замешательством жертв. Он прыгает со стен на потолок, заставляет людей падать в неестественном направлении. Так вот, здесь нет ни стен, ни потолков.

– Значит, он может всего лишь летать, – состроил гримасу Адолин.

– Да, – улыбнулся Каладин, указав рукой. – Зато у нас, сколько там, примерно три сотни лучников?

Каладин эффективно использовал свои возможности против стрел паршенди, а значит, лучники, скорее всего, не смогут попасть в убийцу. Но он предполагал, что убийце будет трудно бороться со стрелами, летящими в него волна за волной.

Адолин медленно кивнул.

– Я скажу, чтобы в случае чего они были наготове.

Принц пошел к мосту, и Каладин присоединился к нему. Они прошли мимо Шаллан, которая все еще была поглощена своими набросками. Она даже не заметила, что Адолин ей помахал. Светлоглазые женщины и их развлечения. Каладин покачал головой.

– Ты знаешь что-нибудь о женщинах, мостовичок? – спросил Адолин, оглянувшись через плечо и увидев Шаллан, которая, как и они, шла по мосту.

– Светлоглазых женщинах? – уточнил Каладин. – Ничего. К счастью.

– Многие думают, что я разбираюсь в женщинах, – поделился Адолин. – Но правда заключается в том, что я знаю, как их завоевать – как рассмешить, как заинтересовать. Но не знаю, как удержать. – Он запнулся. – Эту я действительно хочу удержать.

– Ну... может, стоит сказать ей об этом? – предложил Каладин, снова подумав о Таре и о совершенных им ошибках.

– Такое срабатывает с темноглазыми женщинами?

– Ты спрашиваешь не того человека. В последние месяцы я проводил с женщинами не так много времени. Был слишком занят, пытаясь избежать смерти.

Похоже, Адолин совсем не слушал.

– Может, я и смогу сказать ей что-то в таком духе... Кажется слишком просто, а она какая угодно, но не простая... – Он снова обернулся к Каладину. – Как бы там ни было, насчет Убийцы в Белом. Нам нужно разработать план получше, чем просто предупредить лучников о готовности.

– У тебя есть какие-нибудь идеи? – спросил Каладин.

– У тебя не будет Клинка Осколков, но он тебе и не понадобится, потому что... ну, ты и сам знаешь.

– Знаю? – Каладин ощутил укол тревоги.

– Ага... знаешь. – Адолин отвел взгляд и пожал плечами, пытаясь вести себя беззаботно. – Насчет той штуки.

– Какой штуки?

– Той штуки... с... гм, со всеми прибамбасами.

«Он не знает, – понял Каладин. – Просто забрасывает удочку, пытаясь понять, почему я способен так хорошо сражаться. И делает это очень неумело».

Каладин расслабился и даже обнаружил, что улыбается неуклюжим попыткам Адолина. Приятно ощутить хоть что-то, отличное от паники и беспокойства.

– Думаю, ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Адолин помрачнел.

– В тебе есть что-то странное, мостовичок, – сказал он. – Признай.

– Не буду я ничего признавать.

– Ты выжил в том падении вместе с убийцей, – проговорил Адолин. – И сначала я думал, что ты работаешь с ним в паре. Теперь же...

– Теперь что?

– Ну, я решил, что кем бы ты ни являлся, ты на моей стороне. – Адолин вздохнул. – Так или иначе, вернемся к убийце. Мои инстинкты подсказывают, что самый лучший план – тот, что мы использовали на арене. Ты его отвлекаешь, а я убиваю.

– Может сработать, но я боюсь, что он не из тех, кто позволит себя отвлечь.

– Как и Релис. Мы это сделаем, мостовичок. Ты и я. Завалим этого монстра.

– Нужно действовать быстро, – ответил Каладин. – Он выиграет затяжной поединок. И, Адолин, бей по позвоночнику или в голову. Не пытайся наносить ослабляющие удары. Сразу убивай.

Принц нахмурился.

– Почему?

– Я заметил кое-что, когда мы вместе падали, – объяснил Каладин. – Я его порезал, но рана каким-то образом исцелилась.

– Но у меня Клинок. Убийца не сможет исцелиться от нанесенной им раны... верно?

– Лучше не проверять. Бей насмерть. Верь мне.

Адолин встретился с ним взглядом.

– Странно, но да. В смысле, я тебе верю. Очень странное ощущение.

– Ага, ладно, я попробую удержаться, чтобы не начать прыгать по плато от радости.

Адолин ухмыльнулся.

– Я бы заплатил, чтобы полюбоваться таким зрелищем.

– Моими прыжками?

– Твоей радостью. – Принц улыбнулся. – У тебя лицо как шторм! Я наполовину уверен, что ты мог бы его отпугнуть.

Каладин фыркнул.

Адолин снова улыбнулся, хлопнул его по плечу и повернулся к Шаллан, которая наконец пересекла мост – видимо, ее наброски были закончены. Она нежно взглянула на Адолина, и когда он потянулся, чтобы взять ее за руку, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Принц отпрянул назад и вздрогнул. Обычно алети вели себя более сдержанно на публике.

Шаллан улыбнулась ему, а затем повернулась и ахнула, прижав руку ко рту. Каладин снова подскочил, выискивая опасность, но Шаллан просто бросилась к ближайшей куче камней.

Адолин поднес руку к щеке и с ухмылкой оглянулся на Каладина.

– Вероятно, она просто увидела интересного жука.

– Нет, это мох! – крикнула Шаллан в ответ.

– А, ну конечно, – произнес Адолин, подходя к ней, и Каладин направился следом. – Мох. Как интересно.

– А ну-ка, цыц, – шикнула Шаллан, направив на Адолина карандаш, а сама тем временем нагнулась и стала изучать камни. – Этот мох растет странным образом. Что могло бы послужить причиной?

– Алкоголь, – ответил Адолин.

Шаллан одарила его пристальным взглядом.

Принц пожал плечами.

– По крайней мере, меня он заставляет делать сумасшедшие вещи.

Адолин взглянул на Каладина, тот лишь покачал головой.

– Это забавно, – сказал Адолин. – Это шутка! Ну, или что-то вроде.

– О, да замолчите вы, – произнесла Шаллан. – Рисунок мха напоминает аналогичный узор у цветущих камнепочек, довольно распространенных здесь, на равнинах...

Она начала делать набросок.

Каладин сложил руки на груди. Затем вздохнул.

– Что означает твой вздох? – спросил его Адолин.

– Скуку, – ответил Каладин, оглядываясь на армию, все еще пересекающую мост.

Переброска трех тысяч солдат требовала времени. Здесь находилась приблизительно половина армии Далинара, вербовка в ряды которой активно проходила в последние дни. Во время забегов с мостами эти переходы казались слишком быстрыми. В те дни Каладин постоянно находился на грани истощения, наслаждаясь каждым шансом на передышку.

– Я имею в виду, что местность здесь настолько бесплодна, что не от чего прийти в восторг, кроме как ото мха.

– И ты тоже помолчи, – сказала ему Шаллан. – Иди полировать свой мост, займись чем-нибудь.

Она наклонилась и ткнула карандашом в жука, ползущего по мху.

– А-а-а... – протянула она и торопливо черкнула несколько заметок. – В любом случае ты ошибаешься. Тут много чем можно восхищаться, если знать, куда смотреть. Кто-то из солдат говорил, что был замечен скальный демон. Как вы думаете, он может нас атаковать?

– Вы говорите так, как будто на это надеетесь, Шаллан, – поддел ее Адолин.

– Ну, мне действительно не помешал бы хороший набросок скального демона.

– Мы доставим вас к куколке. Это должно умерить ваше любопытство.

Исследования Шаллан – лишь оправдания. Для Каладина правда была очевидна. Сегодня Далинар взял с собой необычно большое количество разведчиков, и по предположениям Каладина, как только армия достигнет куколки, которая располагалась на границе разведанной территории, они рассредоточатся впереди и станут собирать информацию. Весь поход являлся подготовкой к экспедиции Далинара.

– Я не понимаю, зачем нам нужно так много солдат, – сказала Шаллан, заметив пристальный взгляд Каладина, наблюдающего за армией. – Разве вы не говорили, что в последнее время паршенди не показываются, чтобы сражаться за куколок?

– Они и не показывались, – подтвердил Адолин. – Именно поэтому мы так сильно обеспокоены.

Каладин кивнул.

– Всякий раз, когда враг меняет обычную тактику, появляется повод для беспокойства. Возможно, они впадают в отчаяние. А отчаяние очень опасно.

– Для мостовика ты слишком хорошо разбираешься в военном деле, – заметил Адолин.

– По странному совпадению, – ответил Каладин, – для принца ты слишком хорошо понимаешь, что значит не быть не таким уж несносным.

– Благодарю.

– Дорогой, это было оскорбление, – промолвила Шаллан.

– Что? – спросил Адолин. – Оскорбление?

Она кивнула, все еще рисуя, но бросила взгляд на Каладина. Он спокойно встретился с ней глазами.

– Адолин, – проговорила Шаллан, поворачиваясь к небольшому скальному образованию перед ней, – не могли бы вы срезать для меня этот мох? Пожалуйста.

– Срезать... мох.

Адолин посмотрел на Каладина, который просто пожал плечами. Откуда ему знать, что имеет в виду светлоглазая женщина? Они были непостижимыми существами.

– Да, – подтвердила Шаллан, вставая. – Срежьте тот мох и скалу под ним одним хорошим ударом. Окажите любезность вашей невесте.

Адолин выглядел сбитым с толку, но сделал, как она просила, вызвав Клинок Осколков и рубанув по мху и скале. Верхняя часть небольшого каменного образования соскользнула вниз, срезанная с легкостью, и обрушилась на поверхность плато.

Шаллан нетерпеливо шагнула поближе и присела рядом с совершенно плоской верхушкой срезанной скалы.

– М-м-м, – произнесла она, кивнув сама себе, и принялась рисовать.

Адолин отпустил Клинок.

– Женщины! – воскликнул он, посмотрев на Каладина, и пожал плечами. Затем убежал попить воды, не спрашивая у Шаллан объяснений.

Каладин сделал шаг следом, но замешкался. Что Шаллан нашла здесь настолько интересного? Эта девушка оставалась загадкой, и он знал, что не успокоится до конца, пока не поймет ее. Она была слишком близка к Адолину, а следовательно, и к Далинару, чтобы оставаться неизученной.

Он подошел ближе, заглянув через ее плечо, и стал наблюдать, как она рисует.

– Отложения, вот в чем дело, – сказал Каладин. – Вы подсчитываете количество слоев крэма, чтобы определить возраст скалы.

– Хорошее предположение, – ответила Шаллан, – но здесь плохое место для датировки слоев. Ветер дует над плато слишком сильно, и крэм не накапливается в лужах равномерно. Поэтому пласт неровный и неточный.

Каладин нахмурился, сощурив глаза. Срез участка скалы по внешним краям представлял собой обычный окаменевший крэм, несколько слоев выделялись по различным оттенкам коричневого. Однако центр камня был белым. Такие белые камни встречались нечасто и добывались в каменоломнях. Следовательно, либо здесь очень странное месторождение, либо...

– Когда-то здесь находилась постройка, – произнес Каладин. – Очень давно. Должны были пройти столетия, чтобы крэм покрыл таким толстым слоем что-то, возвышающееся над землей.

Шаллан посмотрела на него.

– Ты умнее, чем выглядишь.

Затем, вернувшись обратно к рисованию, добавила:

– Просто настоящий умница...

Он хмыкнул.

– Почему все сказанное вами должно содержать какую-нибудь остроту? Или вы отчаянно доказываете, насколько умны?

– Возможно, я просто раздражена тем, что ты злоупотребляешь хорошим отношением Адолина.

– Злоупотребляю? – переспросил Каладин. – Потому что назвал его несносным?

– Ты умышленно сказал это таким образом, чтобы он не понял, как ты и ожидал. Чтобы выставить его глупцом. Он очень старается быть с тобой любезным.

– Действительно, – ответил Каладин. – Он же всегда такой милый со всеми маленькими незначительными темноглазыми, которые толпятся вокруг, чтобы ему поклоняться.

Шаллан постучала карандашом по бумаге.

– Ты на самом деле настолько полон ненависти? Когда ты высмеиваешь скуку, бросаешь опасные взгляды, порыкиваешь – все это маска, под которой ты просто ненавидишь людей, ведь так?

– Что? Нет, я...

– Адолин старается. Ему не по душе случившееся с тобой, и он делает все возможное, чтобы загладить тот случай. Он хороший человек. Для тебя слишком трудно прекратить его провоцировать?

– Он называет меня мостовичком, – упрямо произнес Каладин. – Он сам меня провоцирует.

– Да, поскольку именно он, шторм побери, бросает во все стороны мрачные взгляды и оскорбляет окружающих. Адолин Холин – тот человек, с которым труднее всего ужиться на Разрушенных равнинах. Взгляните-ка на него! Как вообще он может кому-то нравиться!

Шаллан указала карандашом туда, где Адолин смеялся с темноглазыми мальчишками-водоносами. Подошел конюх с жеребцом. Принц отцепил от седла свой шлем Осколков и позволил одному из водоносов его примерить. На мальчишке шлем смотрелся непомерно большим.

Каладин покраснел, когда мальчик принял стойку Носителя Осколков и все опять засмеялись. Мостовик обернулся к Шаллан, которая сложила руки на груди, оставив альбом для рисования на ровном срезе скалы перед собой, и самодовольно ему улыбалась.

Ба! Невыносимая женщина!

Каладин отошел от нее и направился по каменистой земле к Четвертому мосту, где настоял на том, чтобы тоже тащить мост, невзирая на протесты Тефта, якобы теперь он «выше таких вещей». Каладин не штормовой светлоглазый. Он никогда не чурался простой честной работы.

Привычный вес моста лег на его плечи. Камень был прав. Мост казался легче, чем когда-то. Каладин улыбнулся, услышав брань кузенов Лоупена, которые, как и Ренарин, впервые несли мост и проходили, таким образом, посвящение в сегодняшнем забеге.

Они протянули мост над ущельем – рядом с одним из больших и не таких мобильных мостов Далинара – и зашагали через плато. На какое-то время, маршируя впереди Четвертого моста, Каладин смог представить, что жизнь проста. Никаких атак на плато, никаких стрел, никаких убийц или телохранителей. Только он, его бригада и мост.

К несчастью, когда они приблизились к другому краю большого плато, он начал чувствовать утомление и рефлекторно попытался втянуть немного штормсвета, чтобы подкрепиться. Ничего не получилось.

Жизнь далеко не проста. Никогда такой не была и точно не во время забегов с мостом. Притворяться, что все иначе, означало приукрашивать прошлое.

Каладин помог опустить мост, а затем, заметив авангард, движущийся перед армией, он и мостовики протолкнули и установили мост через пропасть. Солдаты авангарда радостно поприветствовали шанс вырваться вперед и двинулись через мост, чтобы обеспечить безопасность следующего плато.

Каладин и остальные последовали за ними, затем, полчаса спустя, они пропустили авангард на следующее плато. Так продолжалось какое-то время: они ждали, чтобы прибыл мост Далинара, устанавливали свой мост рядом с механическим и позволяли авангарду перейти дальше. Прошли часы – мостовики по-прежнему истекали потом и напрягали мышцы. Хорошие часы. Каладин так ничего и не решил ни по поводу короля, ни насчет своего участия в его потенциальном убийстве. Сейчас он просто нес мост и наслаждался тем, как под бескрайним небом армия слаженно продвигается к цели.

Время шло, они приближались к плато, на котором выпотрошенная куколка ожидала, чтобы ее исследовала Шаллан. Каладин и Четвертый мост пропустили авангард через ущелье, как делали раньше, и приготовились ждать. Наконец подошла основная часть армии, и громыхающие мосты Далинара переместились на исходную позицию, начав опускаться, потрескивая шестернями, чтобы перекрыть ущелье.

Наблюдая за происходящим, Каладин сделал большой глоток теплой воды, ополоснул и вытер лицо. Они прибыли на место. Это плато располагалось далеко в глубине равнин, почти рядом с Башней. Обратная дорога займет часы, если считать, что они будут двигаться так же неспешно, как добирались сюда. В лагеря вернутся уже в полной темноте.

«Если Далинар действительно хочет провести атаку в центре Разрушенных равнин, – подумал Каладин, – потребуются дни марша, армия останется без защиты все это время, появится угроза того, что нас окружат и отрежут от военных лагерей».

Их великолепным шансом мог стать Плач. Четыре недели сплошного дождя, но без сверхштормов. В этом году даже на Прояснение в середине спокойного периода не будет сверхшторма. Полный цикл штормов длился тысячу дней, то есть два года. Тем не менее он знал, что множество патрулей алети пыталось исследовать восточное направление и раньше. Все они были уничтожены сверхштормами, скальными демонами или ударными отрядами паршенди.

Не сработает ничего, кроме всеобщего перемещения ресурсов к центру. Атака, которая подвергнет изоляции Далинара и любого, кто присоединится к нему.

Механический мост с глухим стуком встал на место. Люди Каладина перегородили ущелье своим собственным мостом и приготовились протянуть его вперед, чтобы смог перейти авангард. Каладин пересек мост и махнул им рукой, направившись туда, где был установлен более крупный мост.

Далинар пошел по мосту вместе с некоторыми из своих разведчиков-прыгунов. Сзади слуги несли их длинные шесты.

– Я хочу, чтобы вы рассредоточились, – сказал им кронпринц. – У нас не так много времени перед тем, как придется возвращаться. Мне нужно, чтобы вы осмотрели отсюда как можно больше плато. Чем большую часть нашего маршрута мы сможем распланировать сейчас, тем меньше времени потратим впустую, когда будем атаковать по-настоящему.

Разведчики кивнули и отсалютовали, когда он их отпустил. Далинар сошел с моста и кивнул Каладину. Позади него пересекали ущелье генералы, писцы и инженеры. За ними следовала основная масса армии и арьергард.

– Я слышал, что вы заняты строительством мобильных мостов, сэр, – сказал Каладин. – Полагаю, вы понимаете, что эти механические конструкции слишком медлительны для вашей атаки.

Далинар кивнул.

– Их понесут солдаты. Твоим людям не придется ими заниматься.

– Сэр, вы проявляете огромную заботу с вашей стороны, но, мне кажется, вам не стоит волноваться. Если прикажете, бригады мостовиков понесут для вас мосты. Многие из них, вероятно, будут рады окунуться в прошлое.

– Я думал, что ты и твои люди рассматривали назначение в бригады мостовиков как смертный приговор, солдат, – ответил Далинар.

– Когда мы подчинялись Садеасу, так оно и было. Но вы можете все изменить. Защищенные броней, обученные построению мостовики бегут с мостом. Перед ними маршируют солдаты с щитами. Бригады мостовиков защищают лучники. Кроме того, опасность подстерегает только в момент атаки.

Далинар кивнул.

– Тогда готовь бригады. Если твои люди понесут мосты, будет больше свободных солдат на случай, если нас атакуют.

Кронпринц направился через плато, но его окликнул один из плотников на другом конце ущелья. Далинар развернулся и пошел по мосту обратно.

Он миновал офицеров и писцов, пересекающих мост, включая Адолина и Шаллан, которые шествовали рука об руку. Девушка отказалась от паланкина, принц – от лошади. Шаллан, по всей видимости, рассказывала Адолину о скрытых остатках строения, которое она обнаружила внутри скалы.

За ними, с другой стороны ущелья, стоял рабочий, который позвал Далинара.

«Тот же плотник в шляпе с родимым пятном, – подумал Каладин. – Где же я его видел?..»

Вдруг его озарило. Склад древесины Садеаса. Мужчина был одним из тамошних плотников, руководивших сборкой мостов.

Каладин сорвался на бег.

Он понесся в направлении моста раньше, чем до конца понял, что происходит. Адолин, шедший перед ним, немедленно развернулся и тоже побежал, пытаясь определить, что за опасность обнаружил мостовик. Принц оставил озадаченную Шаллан в центре моста. Каладин бросился к ней.

Плотник сжал боковой рычаг рядом с устройством по управлению мостом.

– Адолин, плотник! – крикнул Каладин. – Останови его!

Далинар по-прежнему оставался на мосту. Кронпринц отвлекся на что-то еще. Что? Каладин понял, что тоже что-то услышал. Трубы – сигнал, что обнаружены враги.

Все дальнейшее случилось одновременно. Далинар повернулся в сторону труб. Плотник потянул за рычаг. Адолин в сверкающих Доспехах Осколков добежал до Далинара.

Мост накренился.

А затем обрушился.

Глава 69. Ничего

Рэйс в заточении. Он не может покинуть систему, в которой обитает на данный момент. Поэтому его разрушительный потенциал ограничен.

Как только мост ушел у него из-под ног, Каладин потянулся к штормсвету.

Ничего.

Его охватила паника, желудок ухнул вниз, и он закувыркался в воздухе.

Падение в темноту ущелья длилось один краткий миг и в то же время целую вечность. Краем глаза Каладин увидел Шаллан и нескольких солдат в синей форме, падающих и в ужасе молотящих по воздуху руками и ногами.

Подобно тонущему человеку, отчаянно рвущемуся к поверхности, Каладин потянулся за штормсветом. Он не умрет таким образом! Ветра принадлежали ему. Ущелья принадлежали ему.

«Ни за что!»

Послышался крик Сил. Испуганный, наполненный болью звук, казалось, проник до самых костей Каладина. В этот же момент ему удалось вдохнуть немного штормсвета, саму жизнь.

Он ударился о дно ущелья, и все погрузилось во тьму.

* * *

Он плыл сквозь боль.

Боль омывала его, жидкая, но не затекающая внутрь. Кожа удерживала ее снаружи.

– ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ? – отдаленный голос зазвучал как раскат грома.

Каладин схватил ртом воздух, открыл глаза, и боль пробралась внутрь. Внезапно все тело охватило огнем.

Он лежал на спине, устремив взгляд к полоске света над собой. Сил? Нет... нет, просто солнечный свет. Брешь в верхней части ущелья, высоко над ним. Так далеко на Разрушенных равнинах ущелья достигали сотен футов в глубину.

Каладин застонал и сел. Эта полоска света казалась недостижимо далекой. Его проглотила тьма, и ущелье вокруг было тусклым и мрачным. Он поднес руку к голове.

«В конце мне удалось впитать немного штормсвета, – подумал он. – Я выжил».

Но тот крик! Он преследовал, отдаваясь эхом в голове. Он слишком походил на крик, который Каладин слышал, когда дотронулся до Клинка Осколков дуэлянта на арене.

«Проверь наличие ран», – нашептали отцовские наставления из глубин памяти.

Тело могло погрузиться в шок, получив сложный перелом или рану, и не замечать полученного вреда. Каладин зашевелился, проверяя, целы ли конечности, не доставая сферы из кармана. Не хотелось разгонять мрак, чтобы, скорее всего, увидеть вокруг кучу мертвецов.

Был ли среди них Далинар? Адолин бросился к отцу. Смог ли он вытащить кронпринца до того, как обрушился мост? На Адолине были Доспехи, и в конце он прыгнул.

Каладин ощупал ноги, затем ребра. Везде болело, саднили многочисленные царапины, но ничего не было сломано или серьезно повреждено. Тот штормсвет, что он смог вдохнуть перед падением... Он защитил его, возможно, даже исцелил, прежде чем иссякнуть. Мостовик наконец дотянулся до кармана и выудил несколько сфер, обнаружив, что они все разрядились. Он полез в другой карман и застыл, услышав, как что-то шуршит неподалеку.

Каладин вскочил на ноги и обернулся, думая, что сейчас ему не помешало бы оружие. Дно ущелья осветилось. Ровное сияние выхватило из мрака веерообразный оборцвет и вьющиеся по стенкам лозы, груды веток и островки лишайника на земле. Неужели донесся чей-то голос? На мгновение Каладин ощутил невероятное замешательство, когда тени на стене перед ним задвигались.

Затем из-за угла появился кто-то в шелковом платье, с сумкой на плече.

Шаллан Давар.

Увидев его, она вскрикнула, бросила сумку на землю и отпрянула назад, прижав руки к бокам. Она даже уронила свою сферу.

Вправляя плечо в сустав, Каладин подошел ближе и ступил в круг света.

– Успокойтесь, – сказал он. – Это я.

– Отец Штормов! – воскликнула Шаллан, наклонившись, чтобы поднять сферу с земли. Она шагнула вперед, направив на него свет. – Это ты... мостовик. Но как?..

– Не знаю, – солгал он, посмотрев вверх. – Я сильно потянул шею, а локти болят, будто их отбили. Что произошло?

– Кто-то дернул за аварийный рычаг на мосту.

– Какой еще аварийный рычаг?

– Он опрокидывает мост в ущелье.

– И зачем нужна эта штормовая штука? – проворчал Каладин, вытаскивая из кармана оставшиеся сферы.

Он взглянул на них украдкой. Также разряжены. Шторма, неужели он использовал их все?

– По-всякому бывает, – ответила Шаллан. – Что, если твои солдаты отступили через мост, а за ними гонятся враги? У аварийного рычага имеется какой-то предохранительный замок, чтобы его нельзя было дернуть случайно, но должна существовать возможность быстро высвободить его при необходимости.

Каладин заворчал, когда Шаллан направила сферу мимо него в сторону двух половинок моста, обрушившегося на дно ущелья. Там лежали тела, как он и ожидал.

Каладин осмотрелся. Это был его долг. Далинара не видно, но несколько офицеров и светлоглазых леди, переходивших мост, лежали на земле в неестественных позах. После падения с высоты около двухсот футов выживших не осталось.

Не считая Шаллан. Каладин не помнил, чтобы он схватил ее, когда падал, но он вообще мало что помнил из падения, кроме крика Сил. Тот крик...

Что ж, скорее всего, он инстинктивно схватил Шаллан, зарядив ее штормсветом, чтобы замедлить падение. Девушка выглядела взъерошенной, голубое платье порвалось, на голове полный беспорядок, но в остальном она, очевидно, не пострадала.

– Я очнулась здесь, в темноте, – сказала Шаллан. – С тех пор как мы упали, прошло довольно много времени.

– Откуда вы знаете?

– Наверху почти стемнело, – пояснила она. – Скоро наступит ночь. Очнувшись, я услышала эхо криков и сражения и увидела, как что-то светится за углом. Оказалось, что это разорвался мешочек со сферами, принадлежавший упавшему солдату.

Шаллан заметно трясло.

– Его убили перед тем, как он упал.

– Паршенди, – произнес Каладин. – Прямо перед тем, как рухнул мост, я слышал сигнал от авангарда. На нас напали.

Бездна, это могло означать, что Далинар отступил, если он действительно выжил. Сражаться там, наверху, было не за что.

– Дайте мне одну сферу, – попросил Каладин.

Шаллан передала ему сферу, и он стал обыскивать упавших. Якобы, чтобы проверить пульс, но на самом деле ради каких-нибудь полезных вещей или сфер.

– Думаешь, кто-то из них мог выжить? – спросила девушка. В тишине ущелья ее голос казался слабым.

– Ну мы же как-то выжили.

– Как же это случилось, по твоему мнению? – спросила Шаллан, посмотрев на просвет высоко-высоко над головой.

– Прямо перед тем, как мы упали, я заметил нескольких спренов ветра, – сказал Каладин. – Я слышал, что в сказках они защищали людей, когда те падали. Возможно, так и случилось.

Шаллан молчала, пока он обыскивал тела.

– Да, – наконец произнесла она. – Логично.

Похоже, он ее убедил. Хорошо. Лишь бы не начала задаваться вопросами насчет всех этих историй про «Каладина Благословленного Штормом».

Больше никто не выжил, но он убедился, что среди трупов точно не было ни Далинара, ни Адолина.

«Я дурак, если не заметил, что намечается попытка покушения», – подумал Каладин.

Пару дней назад на пиру Садеас усиленно пытался опозорить Далинара, раскрыв тайну его видений. Классическая уловка: дискредитируй врага, а затем убей его, чтобы он точно не превратился в мученика.

От трупов оказалось мало толку. Пригоршня сфер и письменные принадлежности, которые с жадностью схватила и засунула в свою сумку Шаллан. Ни одной карты. Каладин не особенно представлял, где они находятся. А с неминуемым наступлением ночи...

– Что будем делать? – тихо спросила Шаллан, уставившись на погружающийся в темноту мир ущелий.

Их окружали непредсказуемые тени, осторожно шевелящиеся оборцветы, лозы и похожие на полипы стаккаты, усики которых выползли и маячили в воздухе.

Каладин вспомнил, как побывал в ущельях впервые. Складывалось впечатление, что здесь всегда слишком много зелени, слишком сыро, слишком необычно. Из ближайшего лишайника выглядывали два черепа, наблюдая за ними пустыми глазницами. В отдалении что-то плеснуло в луже, и Шаллан, запаниковав, обернулась на звук. Для Каладина ущелья стали домом, но он не мог отрицать, что временами они определенно нервировали.

– Здесь, внизу, безопаснее, чем кажется, – сказал Каладин. – В армии Садеаса я проводил в ущельях день за днем, собирая имущество павших. Просто следите за спренами гниения.

– А скальные демоны? – спросила Шаллан, обернувшись в другую сторону, когда по стене пробежал крэмлинг.

– Никогда их не видел.

Он говорил правду, хотя однажды заметил тень одного из монстров, прокладывающего себе путь вдалеке. Даже мысли о том дне вызывали мурашки.

– Они встречаются не так часто, как утверждается. Настоящая опасность – сверхшторма. Видите ли, если дождь идет даже далеко отсюда...

– Да, ливневый паводок, – перебила его Шаллан. – Представляет большую опасность в узких глубоких ущельях. Я читала о них.

– Уверен, это очень поможет, – проговорил Каладин. – Вы упомянули нескольких мертвых солдат?

Шаллан указала направление, и он зашагал в нужную сторону. Девушка последовала за ним, держась ближе к свету. Каладин обнаружил пару мертвых копейщиков, которых столкнули с плато. Их раны оказались свежими. Прямо под ними лежал мертвый паршенди, также убитый недавно.

У паршенди в бороде красовались необработанные драгоценные камни. Каладин дотронулся до одного из них, помедлил и попытался втянуть штормсвет. Ничего не произошло. Он вздохнул и склонил голову перед павшими, прежде чем в конце концов вытащить копье из-под одного из тел и выпрямиться. Просвет наверху окрасился темно-синим. Ночь.

– Так что, будем ждать? – спросила Шаллан.

– Чего? – задал встречный вопрос Каладин, закидывая копье на плечо.

– Их возвращения... – Она замолкла. – Они не вернутся за нами, ведь так?

– Они решат, что мы погибли. Шторма, мы должны были погибнуть. Полагаю, мы слишком далеко от мест, где можно надеяться на вылазку по возврату трупов. Это вдвойне верно, учитывая атаку паршенди. – Каладин потер подбородок. – Думаю, мы могли бы дождаться основную экспедицию Далинара. Он дал понять, что пойдет этим путем в поисках центра. Ведь она всего через пару дней, так?

Шаллан побледнела. Вернее, побледнела еще больше. И без того светлая кожа и рыжие волосы делали ее похожей на крошечную рогоедку.

– Далинар планирует отправиться в путь сразу, как пройдет последний сверхшторм перед Плачем. Этого шторма осталось ждать недолго. Стало быть, прольется очень-очень-очень много дождя.

– Значит, идея плохая.

– Можно и так сказать.

Каладин попытался представить, каково находиться здесь во время сверхшторма. Он видел последствия, когда рыскал по дну ущелий вместе с Четвертым мостом. Искореженные, изломанные трупы. Груды мусора у стен и в расщелинах. Валуны величиной с человека, с легкостью увлекаемые потоком через ущелья, пока не застрянут между стенками, иногда на высоте около пятидесяти футов над землей.

– Когда? – спросил он. – Когда последний сверхшторм?

Шаллан уставилась на него, а затем начала рыться в сумке, перелистывая страницы свободной рукой и одновременно придерживая сумку сквозь ткань безопасной рукой. Она сделала ему знак подойти со сферой, так как ей пришлось отложить свою.

Каладин держал сферу, пока Шаллан просматривала страницу с текстом.

– Завтра ночью, – тихо произнесла она. – Сразу после восхода луны.

Застонав, Каладин поднял сферу повыше и стал изучать пропасть.

«Мы к северу от того ущелья, в которое упали, – подумал он. – Таким образом, обратный путь должен находиться... в той стороне?»

– Значит, так, – сказала Шаллан, глубоко вздохнув и захлопнув сумку. – Мы идем обратно и отправляемся в путь немедленно.

– Вам не хочется передохнуть минутку и восстановить дыхание?

– Мое дыхание уже вполне восстановлено. Если тебе все равно, я бы предпочла двигаться. Когда вернемся, будем попивать вино с пряностями и посмеиваться, какими глупыми мы были, что спешили всю дорогу, раз у нас оставалось столько свободного времени. Мне бы очень хотелось, чтобы все это оказалось просто глупостью. А тебе?

– Ага. – Ему нравились ущелья. Однако это не означало, что он хотел бы рискнуть и остаться здесь во время сверхшторма. – У вас в сумке случайно нет карты?

– Нет, – состроила гримасу Шаллан. – Я не захватила свою. Карты имелись у ее светлости Велат. Я пользовалась ими. Но, возможно, я смогу вспомнить часть того, что видела.

– Тогда, думаю, нам стоит двигаться в том направлении, – указал Каладин.

И пошел вперед.

* * *

Мостовик отправился в указанном им направлении, даже не дав ей шанса высказать свое мнение в сложившейся ситуации. Шаллан сдержала раздражение, рывком подняв сумку и мешок – она обнаружила несколько бурдюков с водой у солдат. Ее платье зацепилось за то, что, как она надеялась, было всего лишь очень белой палкой, но она поспешила догнать Каладина.

Высокий мостовик проворно перешагивал или обходил мусор, не оборачиваясь. Почему должен был выжить именно он? Хотя, честно говоря, она обрадовалась, отыскав кого-то живого. Бродить здесь в одиночку – не самое приятное занятие. По крайней мере, он был достаточно суеверен, чтобы решить, что его спасли спрены и причуды судьбы. Шаллан понятия не имела, как выжила сама, не говоря уже о нем. Узор сидел на ее юбке и, прежде чем она встретилась с мостовиком, рассуждал на тему спасения штормсветом.

Остаться в живых после падения с высоты не меньше двухсот футов? Этот случай только в очередной раз доказывал, как мало она знала о своих способностях. Отец Штормов! Она спасла еще и другого человека. Шаллан была уверена, что во время падения он летел вниз рядом с ней.

Но как? И сможет ли она выяснить, как проделать такое снова?

Девушка ускорила шаг, чтобы не отстать. Проклятые алети и их непомерно длинные ноги! Каладин передвигался как солдат, не задумываясь о том, что ей было гораздо сложнее выбирать дорогу. Шаллан не хотелось, чтобы ее юбка цеплялась за каждую ветку.

Они дошли до лужи на дне ущелья, и он прыгнул на перекинутое через нее бревно, почти не сбившись с шага. Шаллан остановилась у края лужи.

Каладин оглянулся на нее, подняв сферу повыше.

– Вы ведь не станете требовать, чтобы я снова отдал вам ботинки?

Шаллан подняла ногу, показав ботинки военного образца, которые она носила под платьем. Мостовик не удержался и выгнул бровь.

– У меня хватило ума не отправиться на Разрушенные равнины в туфлях, – пояснила девушка, залившись румянцем. – Кроме того, под таким длинным платьем никому не видно, какая у тебя обувь.

Шаллан оглядела бревно.

– Хотите, чтобы я вам помог? – спросил Каладин.

– На самом деле, мне интересно, как здесь оказался ствол тяж-дерева, – призналась она. – Они даже предположительно не могут произрастать на Разрушенных равнинах. Здесь слишком холодно. Могло ли так получиться, что его принесло сверхштормом с самого побережья? Четыре сотни миль?

– Вы ведь не станете требовать, чтобы мы остановились и вы выполнили набросок?

– Да ладно тебе, – ответила Шаллан, ступая на бревно и выбирая, куда шагнуть дальше. – Ты представить себе не можешь, сколько у меня набросков этого тяж-дерева.

Все остальное вокруг оказалось не менее необычным. Они пошли дальше, и Шаллан осветила сферой окрестности. Приходилось перекладывать ее из одной руки в другую, чтобы совладать с сумкой в безопасной руке и мешком, закинутым через плечо. Окружающее поражало великолепием. Десятки различных видов лоз, красные, оранжевые, фиолетовые оборцветы, крошечные камнепочки на стенах, скопления хасперов, приоткрывающих и сжимающих раковины, будто в ритме дыхания.

Вокруг сланцекорника, который вырос шишковатыми образованиями, похожими на пальцы, сновали пылинки спренов жизни. На поверхности такая разновидность почти не встречалась. Крошечные, светящиеся зеленым точки перемещались через ущелье к целой стене, покрытой трубчатыми растениями величиной с кулак, выпустившими усики. Когда она прошла мимо, покачивающиеся усики втянулись пробежавшей по стене волной. Шаллан тихо ахнула и сохранила воспоминание.

Мостовик остановился перед ней и обернулся.

– Ну?

– Разве ты не замечаешь, как здесь красиво?

Он взглянул на стену, покрытую трубчатыми растениями. Шаллан не сомневалась, что читала что-то про них, но никак не могла вспомнить название.

Мостовик пошел дальше.

Шаллан побежала за ним, мешок застучал по спине. Она почти споткнулась о перекрученный клубок из мертвых лоз и сучьев, пока догоняла Каладина. Чтобы сохранить равновесие, пришлось подпрыгнуть на одной ноге, и она выругалась.

Он потянулся и забрал у нее мешок.

«Наконец-то», – подумала она.

– Спасибо.

Каладин хмыкнул и, прежде чем отправиться дальше, перебросил мешок через плечо, не произнеся ни единого слова. Они дошли до развилки в ущельях, одна дорожка вела направо, другая – налево. Им требовалось обойти следующее плато, чтобы продолжить движение на запад. Шаллан посмотрела на разлом, хорошенько запоминая, как выглядела эта сторона плато, а Каладин тем временем выбирал дорогу.

– На обратный путь уйдет немало времени, – сказал он. – Даже больше, чем когда мы добирались сюда поверху. Нам приходилось ждать целую армию, но была возможность сократить путь через центры плато. Если обходить каждое по кругу, время в дороге сильно увеличится.

– Что ж, зато компания приятная.

Он вопросительно воззрился на нее.

– Я имею в виду, для тебя, – добавила Шаллан.

– Мне придется слушать вашу пустую болтовню всю обратную дорогу?

– Конечно, нет, – сказала она. – Я собираюсь также пороть чушь, немного поворчать и иногда нести бред. Но не слишком много, чтобы не переусердствовать.

– Великолепно.

– Я тренировалась трещать без умолку.

– Не могу дождаться, чтобы это услышать.

– О, ну ты только что услышал.

Некоторое время он изучал ее своими суровыми глазами, сверлящими насквозь. Шаллан отвела взгляд. Мостовик ей явно не доверял. Он был телохранителем, поэтому она сомневалась, что многие люди удостаивались его доверия.

Они дошли до очередного разветвления, и Каладину потребовалось уже больше времени, чтобы принять решение. Она понимала почему: здесь, внизу, трудно определить, куда вел каждый путь. Формы плато отличались разнообразием и непредсказуемостью. Некоторые были узкими и длинными, другие – почти правильными окружностями. По бокам плато часто встречались выступы и целые полуостровки, и поэтому внизу образовался настоящий лабиринт извилистых тропинок. Все должно быть не так уж сложно – тупиков мало, и им нужно просто продолжать двигаться в западном направлении.

Но в какой стороне запад? Здесь было очень-очень легко потеряться.

– Ты ведь не выбираешь дорогу наугад? – спросила она.

– Нет.

– Похоже, тебе многое известно об этих ущельях.

– Верно.

– Полагаю, потому, что мрачная атмосфера соответствует твоему характеру.

Каладин не стал отвечать и зашагал вперед, смотря прямо перед собой.

– Шторма, – проговорила Шаллан, нагоняя его. – Я думала тебя развеселить. Как же заставить тебя расслабиться, мостовичок?

– Думаю, я просто... как там? «Полный ненависти человек»?

– Не вижу ни одного довода против.

– Все потому, что вы, светлоглазые, не считаете нужным видеть. Все, кто стоят ниже вас, просто игрушки.

– Что? – переспросила Шаллан, будто ее ударили по лицу. – Откуда у тебя такие идеи?

– Это очевидно.

– Для кого? Для одного тебя? Когда ты видел, чтобы я относилась к нижестоящим как к игрушкам? Назови мне хотя бы один пример.

– Когда меня бросили в тюрьму за то, за что любого светлоглазого удостоили бы аплодисментов, – немедленно отозвался Каладин.

– И в этом виновата я? – требовательно спросила она.

– В этом виноват весь ваш класс. Каждый раз, когда кого-то из нас обманывают, обращают в рабство, бьют или пытаются сломить, вина ложится на всех, кто поддерживает подобную систему. Даже косвенно.

– Да что ты говоришь, – ответила Шаллан. – Мир несправедлив? Какое важное откровение! Те, кто обладает властью, злоупотребляют ею по отношению к тем, у кого ее нет? Удивительно! Когда же это началось?

Каладин не ответил. Смастерив мешочек из белого носового платка, найденного им у одного из писцов, он положил внутрь сферы и привязал его к навершию копья. Поднятые повыше, они хорошо освещали ущелье.

– Мне кажется, – сказала Шаллан, доставая для удобства свою собственную сферу, – что ты просто ищешь оправдание. Да, с тобой обошлись несправедливо. Признаю это. Но я считаю, что именно ты – тот, кто обращает внимание на цвет глаз. Тебе просто проще притворяться, что каждый светлоглазый плохо с тобой обращается из-за твоего социального положения. Никогда не спрашивал себя, может быть, есть более простое объяснение? Возможно, ты никому не нравишься не потому, что ты темноглазый, а потому, что ты просто самая настоящая заноза в мягком месте?

Мостовик фыркнул и ускорил шаг.

– Нет, – продолжила Шаллан, практически перейдя на бег, чтобы успевать за широкими шагами Каладина. – Ты от меня не убежишь. Не получится намекнуть, что я злоупотребляю своим положением, а затем просто уйти от ответа. Раньше ты уже проделал подобное с Адолином. Теперь со мной. Что с тобой не так?

– Хотите услышать хороший пример того, как вы играете с людьми, стоящими ниже вас? – спросил Каладин, уклоняясь от вопроса. – Отлично. Вы украли мои ботинки. Вы притворились той, кем не являлись, и поиздевались над темноглазым стражником, которого только-только повстречали. Достаточно ли хорош этот пример? Вы отлично позабавились с тем, кто, по вашему мнению, стоял ниже вас.

Шаллан остановилась на месте. Тут он был прав. Ей хотелось бы переложить вину на Тин, но его замечание лишило ее аргументов.

Каладин остановился впереди и оглянулся. Затем в конце концов вздохнул.

– Послушайте, – сказал он, – я не держу на вас зла из-за ботинок. Исходя из того, что я видел раньше, вы не так плохи, как остальные. Так что давайте просто закроем эту тему.

– Не так плоха, как остальные? – переспросила Шаллан, шагнув вперед. – Какой восхитительный комплимент. Что ж, допустим, ты прав. Возможно, я бесчувственная богачка. Но это никак не влияет на тот факт, что и ты бываешь до предела отвратительным и оскорбительным, Каладин Благословленный Штормом.

Он пожал плечами.

– И все? – спросила она. – Я попросила прощения, а взамен получила лишь пожатие плечами?

– Я тот, кем меня сделали светлоглазые.

– Значит, ты ни в коей мере не несешь ответственность за свои действия, – проговорила она ровно.

– Я бы сказал, нет.

– Отец Штормов! Что бы я ни сказала, твое отношение ко мне не изменится, так? Ты просто будешь продолжать вести себя как раздражительный, отвратительный человек, полный злобы. Неспособный быть милым с окружающими. Твоя жизнь, скорее всего, очень одинока.

Его, видимо, проняло, и в свете сфер лицо Каладина налилось краской.

– Я начинаю пересматривать свое решение насчет того, что вы не так плохи, как остальные, – проговорил он.

– Не лги, – ответила Шаллан. – Я никогда тебе не нравилась. С самого начала. И не только из-за ботинок. Я заметила, как ты наблюдал за мной.

– Потому что я знаю, что вы лжете сквозь улыбку всем, кого встречаете. И кажетесь искренней, только когда кого-то оскорбляете!

– Единственные искренние слова, которые я могу тебе сказать, – это оскорбления.

– Вот как! – воскликнул он. – Я просто... Аргх! Почему, когда я рядом с вами, мне хочется содрать кожу со своего лица, женщина?

– Я прошла специальное обучение, – ответила Шаллан, отведя взгляд в сторону. – И я коллекционирую лица.

Что это было?

– Вы не можете просто...

Он оборвал себя на полуслове, когда скрежещущий звук, прилетевший с эхом из одного из ущелий, стал громче.

Каладин сразу же прикрыл импровизированный светильник со сферами, погрузив их во мрак. По мнению Шаллан, это не помогло. Она проковыляла в темноте и схватилась за него свободной рукой. Мостовик вызывал раздражение, но в то же время был здесь, с нею.

Скрежет послышался снова. Звук, будто камень трется о камень. Или... панцирь о камень.

– Думаю, – нервно прошептала Шаллан, – не слишком мудро устраивать соревнование «кто кого перекричит» в сети ущелий, распространяющей эхо.

– Да уж.

– Оно приближается, да? – зашептала она снова.

– Ага.

– Так что... побежали?

Казалось, что скрежет раздается прямо за ближайшим поворотом.

– Ага, – согласился Каладин, убирая руку со сфер и устремляясь подальше от звука.

Альбом Шаллан: растительность ущелий

Глава 70. Ночной кошмар

Было это замыслом Танаваста или нет, без Рэйса, лишившего жизней остальных шестнадцать, прошли тысячелетия. Сетуя на великие муки, вызванные Рэйсом, я не верю, что мы могли надеяться на лучший исход.

Каладин бросился бежать по ущелью, перепрыгивая через ветки и мусор, шлепая ногами по лужам. Девчонка держала темп лучше, чем он ожидал, но, путаясь в платье, и близко не могла сравниться с ним в скорости.

Он замедлился, подстроившись под ее шаг. Несмотря на то, что она бывала совершенно несносной, нельзя оставлять невесту Адолина на растерзание скальному демону.

Добежав до развилки, они выбрали путь наугад. На следующем разветвлении Каладин остановился только для того, чтобы проверить, нет ли погони.

Скальный демон следовал за ними по пятам, тяжело топая и скрежеща когтями по камню. Когда они побежали по очередному проходу, Каладин подхватил сумку девушки, хотя уже нес ее мешок. Или Шаллан была в отличной форме, или паника накрыла ее с головой, но когда они достигли следующей развилки, она даже не казалась запыхавшейся.

Времени на сомнения не оставалось. На полной скорости Каладин понесся по дорожке, не слыша ничего, кроме звуков трущегося о камень панциря. Внезапный четырехголосый трубный клич прокатился по ущелью так громко, будто дунули в тысячу рогов. Шаллан закричала, но Каладин едва расслышал ее за ужасным ревом.

По расселине покатились огромные волны втягивающихся растений. В мгновение ока все ущелье превратилось из дышащего жизнью и красками места в бесплодную пустошь, словно мир готовился к сверхшторму. Они добежали до следующей развилки, и Шаллан помедлила, оглянувшись на звуки. Она протянула руки, будто готовясь обнять кого-то. Шторм бы побрал эту женщину! Каладин схватил ее за руку и потянул за собой. Они пробежали два ущелья без остановки.

Скальный демон все еще их преследовал, хотя Каладин только слышал его. Мостовик понятия не имел, как близко находился монстр, но, похоже, тот шел по их запаху. Или ориентировался по производимым ими звукам? Каладин понятия не имел, как они охотились.

«Нужен план! Нельзя ведь...»

На следующей развилке Шаллан повернула в противоположную сторону от выбранного им пути. Каладин выругался, остановился и побежал за ней.

– Нет времени, – пропыхтел он, – спорить о...

– Закрой рот и следуй за мной!

Она довела их до одной развилки, затем до другой. Каладин почувствовал, что запыхался, его легкие протестовали. Шаллан остановилась, указала на что-то и побежала дальше по ущелью. Он поспешил за девушкой, оглядываясь через плечо.

Каладин видел только темноту. Лунный свет был слишком далеким, слишком приглушенным, чтобы осветить эти глубины. Они не поймут, гонится ли зверь за ними, пока он не вступит в свет сфер. И, Отец Штормов, звуки раздавались все ближе.

Каладин опять сосредоточился на беге. Он чуть не споткнулся обо что-то на земле. Труп? Он перепрыгнул его, догоняя Шаллан. Подол ее платья изорвался от бега и цеплялся за все подряд, волосы спутались, лицо раскраснелось. Она повела их в очередной проход, но затем остановилась, упершись рукой в стену пропасти и хватая ртом воздух.

Каладин закрыл глаза, тяжело дыша.

«Нельзя долго отдыхать. Он до нас доберется».

Он почувствовал, что вот-вот свалится от усталости.

– Прикрой свет, – прошипела Шаллан.

Мостовик нахмурился, но сделал, как она сказала.

– Нам нельзя долго отдыхать, – прошипел он в ответ.

– Тише!

Темноту не нарушало ничего, кроме тонкого лучика света, пробивающегося между его пальцев. Казалось, что скрежещет прямо над ними. Шторма! Сможет ли он сражаться с таким чудовищем? Без штормсвета? В отчаянии Каладин попытался втянуть свет, зажатый в ладонях.

Штормсвет не откликнулся, и Сил не было видно с самого падения. Скрежет не замолкал. Каладин приготовился бежать, но...

По-видимому, звук больше не приближался. Каладин нахмурился. Тело, о которое он споткнулся, принадлежало одному из павших в ходе недавнего сражения. Шаллан привела их обратно, туда, откуда они начали бег.

Чтобы... накормить зверя.

Каладин напряженно ждал, прислушиваясь к сердцу, бешено колотящемуся в груди. Скрежет эхом разносился по ущелью. Как ни странно, но немного света вспыхнуло в пропасти позади. Что это было?

– Оставайся здесь, – прошептала Шаллан.

Немыслимо, но затем она двинулась на звуки. Все еще неуклюже держа сферы в одной руке, Каладин вытянул другую и рванулся за ней.

Шаллан повернулась к нему спиной и опустила глаза. Каладин нечаянно схватил ее за безопасную руку. И сразу же выпустил.

– Я должна на него посмотреть, – прошептала она. – Мы так близко.

– Вы сумасшедшая?

– Возможно. – Она продолжила двигаться к монстру.

Каладин немного подумал, мысленно обругав девушку. В конце концов он опустил копье, бросил ее мешок и сумку на сферы, чтобы скрыть их свет, и последовал за ней. Что еще он мог сделать? Как объяснить Адолину?

«Да, принц. Я позволил вашей невесте бродить одной в темноте, с тем чтобы угодить в пасть скального демона. Нет, меня с ней не было. Да, я трус».

Впереди виднелся свет. Он освещал Шаллан – ее очертания, по крайней мере. Она присела за поворотом ущелья и осматривалась вокруг. Каладин шагнул к ней, припав к земле и вглядываясь вперед.

Показалось чудовище.

Животное заполняло собой все ущелье. Оно оказалось вытянутым и узким, а не грузным или похожим на луковицу, как некоторые маленькие крэмлинги, с извилистым лоснящимся телом, заостренной мордой и острыми жвалами.

Что-то было не так. Трудно описать, что именно. Считалось, что крупные создания медлительны и послушны, как чуллы. Но этот огромный зверь передвигался с легкостью, его лапы упирались в стены ущелья, поддерживая его так, что тело едва касалось земли. Он поедал труп упавшего солдата, цепко удерживая его клешнями у ротового отверстия и вырывая куски с отвратительным звуком.

Морда походила на порождение ночного кошмара. Злобная, мощная, почти смышленая.

– Те спрены, – прошептала Шаллан так тихо, что едва можно было расслышать. – Я видела таких...

Они вертелись рядом со скальным демоном и служили источником света. Спрены выглядели как маленькие светящиеся стрелы и стайками окружали монстра, хотя изредка одного из них могло отнести подальше от остальных, и тогда спрен исчезал подобно маленькому клубу дыма, поднимающемуся в воздух.

– Небоугри, – прошептала Шаллан. – Они следуют и за небоугрями. Скальные демоны любят трупы. Могут они быть своего рода природными пожирателями падали? Нет, их клешни выглядят так, будто предназначены для раскалывания раковин. Подозреваю, что мы обнаружим стада диких чулл поблизости от того места, где эти существа обычно обитают. Но они приходят на Разрушенные равнины, чтобы окуклиться, и здесь очень мало пищи, вот почему они нападают на людей. Почему этот остался здесь после окукливания?

Скальный демон почти закончил с едой. Каладин взял Шаллан за плечо, и она с явной неохотой позволила увести себя прочь.

Они вернулись к своим вещам, собрали их и как можно тише отступили дальше в темноту.

* * *

Они шли несколько часов, двигаясь в совершенно другом направлении, чем раньше. Шаллан снова позволила Каладину выбирать путь через ущелья, хотя старалась следить за тем, куда они идут. Ей нужно будет зарисовать дорогу, чтобы точно определить их местоположение.

В ее голове крутился образ скального демона. Что за величественное создание! Ее пальцы буквально чесались выполнить набросок, используя сохраненное воспоминание. Конечности чудовища были больше, чем она могла вообразить, совсем не как у ноговиков с их длинными и тонкими иглообразными лапками, поддерживающими толстое тело. Это существо излучало силу. Как белоспинник, только громадное и более чужеродное.

Теперь они ушли далеко от него. К счастью, это означало, что они в безопасности. После того, как Шаллан так рано встала утром, чтобы присоединиться к экспедиции, наваливалась сонливость.

Она тайком проверила сферы в мешочке. Во время погони пришлось осушить их полностью. Хвала Всемогущему за штормсвет – нужно будет сжечь благодарственную глифпару. Без дарованных им силы и выносливости она никогда бы не угналась за длинноногим Каладином.

Однако теперь Шаллан была штормово измотана. Штормсвет как будто увеличивал ее возможности, но теперь оставил тело выжатым и истощенным.

На следующей развилке Каладин оглядел ее.

Шаллан выдавила слабую улыбку.

– Нам нужно остановиться на ночь, – произнес он.

– Прошу прощения.

– Не только из-за вас, – сказал он, разглядывая небо. – По правде говоря, я понятия не имею, в правильном ли направлении мы идем. У меня в голове все перепуталось. Если утром мы сможем определить, где встает солнце, это подскажет нам, в какую сторону двигаться.

Шаллан согласно кивнула.

– У нас по-прежнему останется шанс вернуться вовремя, – добавил он. – Можно не волноваться.

Мостовик говорил с таким видом, что она сразу начала волноваться. Все же Шаллан помогла ему найти относительно сухой участок земли, на котором они и устроились, разложив сферы в центре как небольшую имитацию огня. Каладин порылся в найденном мешке, который она решила взять с мертвого солдата, и вытащил несколько кусочков лепешки и вяленое мясо чуллы. В любом случае не самая аппетитная еда, но хоть что-то.

Шаллан сидела и ела, прислонившись спиной к стене и устремив взгляд вверх. Лепешка имела затхлый привкус, значит, была выпечена из преобразованного зерна. Рассмотреть звезды мешали облака, но несколько спренов звезд двигались перед ними, формируя отдаленные узоры.

– Странно, – прошептала она жующему Каладину. – Я пробыла здесь внизу только полночи, но такое ощущение, что намного дольше. Вершины плато кажутся такими далекими, не правда ли?

Каладин хмыкнул.

– Ах да, хмыканье мостовиков. Ваш собственный язык. Нужно будет пробежаться с тобой по морфемам и тембру – я пока не совсем бегло на нем хмыкаю.

– Из вас выйдет ужасный мостовик.

– Слишком маленького роста?

– Ну… да. И слишком женственный. Сомневаюсь, что традиционные короткие брюки и открытая жилетка вам к лицу. Или, даже более вероятно, вы бы выглядели слишком хорошо. Это немного отвлекало бы других мостовиков.

Шаллан улыбнулась при его словах, порылась в сумке и вытащила альбом с карандашами. Как бы там ни было, они упали вместе с ней. Тихонько напевая себе под нос, она начала делать набросок, используя одну из сфер для освещения. Узор, согласившийся молчать в присутствии Каладина, по-прежнему сидел на ее юбке.

– Шторма, – сказал Каладин, – вы же не рисуете саму себя в нашей униформе...

– Да, конечно, – ответила девушка. – Провели вместе пару часов в ущелье, и я уже рисую для тебя свои изображения в непристойном виде. – Она подтерла линию. – У тебя богатая фантазия, мостовичок.

– Что ж, об этом и шла речь, – проворчал он, поднялся и подошел посмотреть, что она делала. – Я думал, вы устали.

– Я измотана, поэтому мне нужно расслабиться, – пояснила Шаллан.

Конечно же, не стоит начинать рисовать со скального демона. Ей нужна разминка.

Поэтому Шаллан нарисовала их путь через ущелья. Отчасти карта, но скорее изображение плато и разломов, если взглянуть на них сверху. Получалось достаточно художественно, чтобы вызвать интерес, хотя она была уверена, что изобразила несколько гребней и выступов неправильно.

– Что это? – спросил Каладин. – Изображение равнин?

– Что-то вроде карты, – ответила Шаллан, хоть и с гримасой.

Что сказать, если она не могла нарисовать даже несколько линий, определяющих их положение, как обычный человек? Ей приходилось превращать их в картину.

– Я не знаю полных очертаний обойденных нами плато, только те проходы по ущельям, которыми мы воспользовались.

– Вы так хорошо их запомнили?

Штормовые ветра! Разве она не намеревалась тщательнее скрывать свою зрительную память?

– М-м... Нет, не очень. Большая часть – мои догадки.

Шаллан почувствовала себя глупо, выдав свои способности. Вейль нашла бы, что ответить. Как неудачно, что Вейль сейчас здесь нет. Она бы лучше разобралась со всем этим выживанием-в-дикой-среде.

Каладин взял из ее рук рисунок, поднявшись на ноги и осветив его сферой.

– Ну, если ваша карта правильна, вместо запада мы пробирались на юг. Мне нужен свет, чтобы лучше ориентироваться.

– Может, и так, – ответила девушка, вытаскивая следующий лист, чтобы начать набросок скального демона.

– Подождем восхода солнца до завтра. Оно подскажет нужное направление.

Шаллан кивнула, взявшись за эскиз, а Каладин тем временем устроился на земле, подложив под голову свернутый мундир. Она и сама уже хотела заканчивать, но этот набросок нельзя было отложить. Она должна нарисовать хоть что-то.

Ее хватило примерно на полчаса. Закончив около четверти наброска, Шаллан была вынуждена отложить его в сторону. Она свернулась калачиком на твердой земле с мешком вместо подушки и уснула.

* * *

Было все еще темно, когда Каладин разбудил ее, легонько толкнув древком копья. Шаллан застонала, перекатившись по земле, и сонно попыталась накрыться «подушкой».

Из которой, а как же иначе, на нее вывалилось вяленое мясо чуллы. Каладин усмехнулся.

Конечно, он не мог не засмеяться. Шторм бы его побрал! Как долго ей удалось поспать? Девушка заморгала затуманенными глазами и сосредоточилась на узкой полоске, разделяющей стены ущелья далеко вверху.

Нет, ни единого проблеска света. Значит, два-три часа сна? Вернее, «сна». Спорный вопрос, как можно назвать то, чем она занималась. Возможно, «металась и ворочалась на каменистой земле, изредка просыпаясь, когда начинала понимать, что напустила маленькую лужу слюней». Слова, однако, не срывались с языка. В отличие от вышеупомянутых слюней.

Шаллан села и потянулась затекшими конечностями, проверяя, не расстегнулся ли за ночь рукав и не случилось ли еще чего-то настолько же неприличного.

– Мне нужна ванна, – проворчала она.

– Ванна? – переспросил Каладин. – Вы пробыли вдали от цивилизации всего день.

Она фыркнула.

– Только потому, что ты привык к вони немытых мостовиков, не означает, что и я должна пополнить ваши ряды.

Каладин усмехнулся, снял кусок вяленого мяса с ее плеча и сунул в рот.

– В городе, откуда я родом, банный день был раз в неделю. Думаю, даже светлоглазые из тех мест сочли бы странным, что все здесь, даже рядовые солдаты, принимают ванну чаще.

Как он посмел держаться бодрым в такое утро? Вернее, «утро». Шаллан бросила в Каладина другим куском мяса чуллы, пока тот не смотрел. Но мостовик, шторм побери, его поймал.

«Ненавижу его».

– Нас не сожрал скальный демон, пока мы спали, – сказал Каладин, наполняя водой все бурдюки, за исключением одного. – Я сказал бы, что большей милости свыше не стоит и ожидать, учитывая сложившиеся обстоятельства. Давайте-ка, поднимайтесь на ноги. Ваша карта подсказала мне, в каком направлении двигаться, и мы сможем наблюдать за солнечным светом, чтобы убедиться, что находимся на правильном пути. Мы ведь все еще хотим побить тот сверхшторм, верно?

– Ты единственный, кого я хочу побить, – проворчала Шаллан. – Дубинкой.

– И что это значит?

– Ничего, – ответила она, поднявшись и пытаясь сделать что-нибудь с растрепанными волосами.

Шторма! Должно быть, она выглядит как последствия удара молнии в банку с рыжими чернилами. Шаллан вздохнула. У нее не было расчески, и, похоже, мостовик не собирался давать ей время, чтобы привести себя в порядок. Девушка натянула ботинки – ношение одной пары носков два дня подряд оказалось наименьшим уроном ее достоинству – и подхватила сумку. Каладин взял мешок.

Шаллан шла за Каладином, выбирающим путь через ущелья. Ее желудок жаловался на то, как мало она съела прошлой ночью. Еда была не самой лучшей, поэтому она позволила ему побурчать.

«Послужит как следует», – подумала Шаллан. Что бы это ни значило.

В конце концов небо действительно начало светлеть, причем в направлении, которое указывало, что они шли правильным путем. Каладин впал в свое привычное молчание, и его бодрое утреннее настроение испарилось. Теперь он выглядел так, словно погрузился в тяжкие раздумья.

Шаллан зевнула и поравнялась с ним сбоку.

– О чем ты думаешь?

– Я размышлял, как приятно немного побыть в тишине. Когда никто меня не беспокоит.

– Лгунишка. Почему ты так усердно пытаешься оттолкнуть людей?

– Может быть, я просто не хочу снова спорить.

– Тебе и не придется, – сказала Шаллан, снова зевая. – Сейчас слишком рано для дискуссий. Попробуй. Оскорби меня.

– Я не...

– А ну, оскорби! Сейчас же!

– Я бы скорее предпочел шагать по этим ущельям с убийцей-маньяком, чем с вами. По крайней мере, тогда, стань разговор утомительным, я бы легко нашел выход.

– С такими-то вонючими ногами? – ответила Шаллан. – Видишь? Слишком рано. Вероятно, в такой ранний час я не способна сострить. Так что никаких споров.

Она задумалась на секунду и продолжила более мягко:

– Кроме того, никакой убийца не согласился бы составить тебе компанию. У всех должны быть какие-то принципы, в конце концов.

Каладин фыркнул, уголки его губ слегка растянулись.

– Будь осторожен, – сказала Шаллан, перепрыгнув через упавшее бревно. – Это почти похоже на улыбку, и, могу поклясться, чуть раньше утром ты казался веселее. Ну, скорее более довольным. Так или иначе, если твое настроение улучшится, все разнообразие нашего путешествия разрушится.

– Разнообразие?

– Да. Если мы оба будем милы, пропадет все очарование. Понимаешь, большое искусство – вопрос контраста. Нечто светлое и нечто темное. Счастливая, улыбающаяся, лучезарная леди и темный, угрюмый, зловонный мостовик.

– Но ведь... – Он остановился. – Зловонный?

– Истинный мастер, рисуя картину, изображает героя с характерным для него контрастом – сильного, но с некоторой ранимостью, чтобы зритель мог сопоставить себя с ним. Ты со своими маленькими проблемами можешь создать разительный контраст.

– Как вообще можно передать в рисунке что-то подобное? – нахмурился Каладин. – Кроме того, я не зловонный.

– О, значит тебе уже лучше? Ура!

Он ошарашенно уставился на нее.

– Замешательство, – произнесла Шаллан. – Я любезно приму его как знак того, что ты поражен, насколько забавной я могу быть в столь ранний час.

Она заговорщически наклонилась и прошептала:

– На самом деле, я не очень остроумна. Просто, так уж вышло, ты туповат, поэтому тебе кажется, что я не лезу за словом в карман. Контраст, помнишь?

Шаллан улыбнулась и продолжила шагать, напевая себе под нос. Вообще-то, день стал казаться намного лучше. И почему раньше она была в плохом настроении?

Каладин побежал трусцой, догоняя ее.

– Шторма, женщина, – сказал он. – Я не знаю, как с вами быть.

– Желательно не превращать меня в труп.

– Я удивлен, что кто-то не сделал этого раньше. – Он покачал головой. – Ответьте честно, почему вы здесь?

– Ну, тот мост обрушился, и я упала...

Каладин глубоко вздохнул.

– Прости, – извинилась Шаллан. – Что-то в тебе провоцирует меня на ядовитые шпильки в твой адрес, мостовичок. Даже утром. Так почему же я приехала сюда? В первую очередь ты имеешь в виду Разрушенные равнины?

Он кивнул. В юноше чувствовалась какая-то грубая красота, похожая на красоту природных скальных образований, в противоположность прекрасной скульптуре, какой был Адолин.

Но ее пугала страстная натура Каладина. Он напоминал человека, который постоянно стискивал зубы, человека, который не мог позволить ни себе, ни кому-то другому просто присесть и хорошенько отдохнуть.

– Я приехала сюда из-за исследования Джасны Холин. Научные труды, которые она оставила, не должны быть заброшены.

– А Адолин?

– Адолин стал приятным сюрпризом.

Они прошли мимо стены, полностью покрытой устилающими ее лозами, укоренившимися чуть выше, в расколотой части скалы. Лозы извивались и втягивались по мере движения Шаллан.

«Очень быстро реагируют, – отметила она. – Быстрее, чем большинство».

Местные лозы были полной противоположностью тех, что росли в саду у нее дома. Те растения долгое время находились под защитой. Шаллан попыталась схватить одну лозу, чтобы отрезать, но та двигалась слишком быстро.

Проклятие! Ей нужен был лишь кусочек, чтобы по возвращении она могла вырастить лозу для экспериментов. Наползающая темнота отступала, когда она притворялась, что находится здесь ради изучения и классификации новых видов растений. Шаллан услышала, как Узор тихонько зажужжал на подоле, как будто понял, что она делала, отвлекаясь от затруднительного положения и опасности. Шаллан шлепнула по нему. Что подумает мостовик, если услышит, что ее одежда жужжит?

– Одну секунду, – сказала она, наконец схватив одну из лоз. Каладин наблюдал, опираясь о копье, как девушка вынула из сумки маленький нож и отрезала им кончик лозы.

– Исследование Джасны, – проговорил он. – Оно ведь имело какое-то отношение к постройкам, скрытым здесь под крэмом?

– С чего ты взял? – Шаллан убрала верхушку лозы в пустую банку из-под чернил, которую хранила для образцов.

– Вы приложили слишком много усилий, чтобы выбраться сюда. Якобы ради исследований куколки скального демона. Даже мертвой. Должно быть что-то еще.

– По всей видимости, ты не понимаешь дотошный характер научных исследований. – Шаллан потрясла баночкой.

Каладин фыркнул.

– Если бы вы действительно хотели увидеть куколку, то просто заставили бы притащить одну из них. Есть салазки для раненых, которые тянут чуллы, можно было воспользоваться ими. Никакой нужды лично проделывать весь путь.

Проклятие! Железный довод! Хорошо, что Адолин об этом не подумал. Принц прекрасен, и он, конечно, вовсе не глуп, но в то же время... мыслит прямолинейно.

Этот мостовик показал себя совсем другим человеком. То, как он наблюдал за ней, как думал...

«Даже то, как он говорил», – осознала Шаллан.

Он говорил как образованный светлоглазый. Но что насчет рабских меток на лбу? Волосы мешали рассмотреть, но, кажется, одна из меток – шаш.

Возможно, ей стоило потратить столько же времени, задаваясь вопросами о его мотивах, сколько он, очевидно, провел, выясняя ее замыслы.

– Сокровища, – произнес Каладин, когда они продолжили путь. Мостовик приподнял несколько сухих веток, торчащих из трещины, чтобы она могла пройти. – Здесь есть какие-то сокровища, их вы ищете? Но... нет. Вы легко могли разбогатеть через брак.

Шаллан ничего не ответила, пройдя через расчищенный им проход.

– Никто не слышал о вас раньше, – продолжил он. – В доме Давар действительно есть дочь вашего возраста, и вы соответствуете описанию. Возможно, вы самозванка, но у вас в самом деле светлые глаза, а тот веденский дом не особенно значителен. Но если бы вы решили притворяться кем-то, то разве не выбрали бы более высокопоставленного человека?

– Судя по всему, ты уделил моему появлению много внимания.

– Это входит в мои обязанности.

– Я честна с тобой. Исследования Джасны и есть причина моего приезда на Разрушенные равнины. Возможно, сам мир находится в опасности.

– Вот почему вы говорили с Адолином о паршменах.

– Подожди. Откуда ты... Твои люди были с нами на той террасе. Они тебе рассказали? Не думала, что они стояли достаточно близко, чтобы услышать.

– Я считал своим долгом приказать им держаться поближе, – объяснил Каладин. – На тот момент я был наполовину убежден, что вы здесь, чтобы убить Адолина.

Что ж, в нем не было ничего, кроме честности. И прямолинейности.

– Мои люди сказали, – продолжил Каладин, – что вы вроде бы хотели добиться убийства паршменов.

– Я не говорила ничего подобного, – ответила Шаллан. – Хотя и беспокоюсь, что они могут нас предать. Это спорный вопрос, поскольку я сомневаюсь, что смогу убедить кронпринцев без дополнительных доказательств.

– Тем не менее, если бы у вас все получилось, – в голосе Каладина послышалось любопытство, – что бы вы сделали? С паршменами.

– Изгнала бы их.

– И кто их заменит? Темноглазые?

– Я не говорю, что это будет легко, – заметила Шаллан.

– Им понадобится больше рабов, – задумчиво произнес Каладин. – Множество честных людей могут обнаружить на себе клейма.

– Полагаю, ты все еще сожалеешь о том, что с тобой произошло.

– А как бы вы поступили на моем месте?

– Наверное, ты прав. Мне жаль, что с тобой обошлись подобным образом, но могло быть хуже. Тебя могли повесить.

– Не хотел бы оказаться тем, кто попытается это сделать, – твердо сказал Каладин.

– Я тоже. Думаю, вешать людей – плохой профессиональный выбор для палача. Лучше рубить головы топором.

Он нахмурился.

– Понимаешь, – пояснила Шаллан, – безголовым проще стать во главе, продвинувшись по службе...

Каладин уставился на нее. Затем через мгновение поморщился.

– О шторма. Как ужасно.

– Нет, это было забавно. Безголовые часто не понимают шуток. Не волнуйся. Я помогу в них разобраться.

Он покачал головой.

– Дело не в том, остроумны вы или нет, Шаллан. Я просто чувствую, что вы слишком сильно стараетесь. Мир – далеко не солнечное место, и безумные попытки обратить все в шутку ничего не изменят.

– Фактически, мир – солнечное место. Половину времени.

– Для людей вроде вас, возможно.

– Что это означает?

Каладин скорчил гримасу.

– Послушайте, я не хочу опять затевать спор, ладно? Я только... Пожалуйста. Давайте оставим эту тему.

– А что, если я пообещаю не сердиться?

– А у вас получится?

– Конечно. Большую часть времени я не сержусь. Я большой специалист по этой части. Почти все остальные случаи, к счастью, связаны с тобой, но думаю, что со мной все будет в порядке.

– Вы опять начинаете, – заметил он.

– Прости.

Некоторое время они шли молча, миновав по пути цветущие растения, под которыми лежал неправдоподобно хорошо сохранившийся скелет. Каким-то образом его почти не затронула вода, текущая по ущелью.

– Хорошо, – сказал Каладин. – Давайте так. Я могу представить, каким кажется мир похожему на вас человеку. Тому, кто растет избалованным, получая все, что хочет. Для таких, как вы, жизнь прекрасна и безоблачна и заслуживает того, чтобы посмеяться над нею. Это не ваша вина, и я вас не виню. Вы не сталкивались с болью и смертью, как я. Скорбь не ваш спутник.

Молчание. Шаллан не ответила. Что она могла ответить на такое?

– Ну что? – спросил наконец Каладин.

– Я пытаюсь решить, как реагировать, – проговорила Шаллан. – Понимаешь, ты только что сказал кое-что очень-очень смешное.

– Тогда почему вы не смеетесь?

– Ну, не тот вид смешного.

Она протянула ему сумку и шагнула на маленькую сухую возвышенность из камней, проходящую через центр глубокой лужи на дне ущелья. В основном земля была ровной, покрытой крэмом, но на вид эта лужа была глубиной хороших два-три фута.

Шаллан развела руки в стороны, балансируя.

– Так, давай-ка проясним, – сказала она, осторожно ступая. – Ты думаешь, что я жила простой, счастливой жизнью, полной солнечного света и радости. Но ты также намекаешь, что у меня есть темные, злые секреты, поэтому ты настроен ко мне подозрительно и даже враждебно. Ты говоришь мне, что я высокомерная, и полагаешь, что я считаю темноглазых игрушками, но когда я говорю тебе, что пытаюсь что-то сделать, чтобы их защитить – а также всех остальных – ты намекаешь, что я вмешиваюсь не в свое дело и что следует просто оставить все как есть.

Она дошла до противоположного края и развернулась.

– Подтверждаешь ли ты, что я правильно резюмировала наш разговор до этого момента, Каладин Благословленный Штормом?

Он поморщился.

– Полагаю, да.

– Ух ты, – продолжила Шаллан, – похоже, ты уверен, что хорошо меня знаешь. Особенно учитывая то, что начал разговор с заявления, что не знаешь, что со мной делать. Странное утверждение от того, кто, казалось бы, уже все для себя понял. В следующий раз, когда я попытаюсь решить, что делать дальше, я просто спрошу тебя, ибо ты, как выяснилось, понимаешь меня лучше, чем я сама.

Каладин пересек каменную возвышенность тем же путем, и Шаллан с тревогой смотрела, как он несет ее сумку. Но девушка больше доверяла нести ее вещи над водой мостовику, чем самой себе. Как только Каладин перешел на другую сторону, она потянулась за сумкой и обнаружила, что взяла его за руку, чтобы привлечь внимание.

– Как насчет такого? – спросила Шаллан, ловя взгляд Каладина. – Торжественно клянусь десятым именем Всемогущего, что не собираюсь причинять вред ни Адолину, ни его семье. Я хочу предотвратить катастрофу. Я могу ошибаться и могу заблуждаться, но клянусь тебе, что говорю искренне!

Он пристально посмотрел ей в глаза. Такой напряженный взгляд. Шаллан почувствовала дрожь, увидев выражение его лица. Этого человека вела страсть.

– Я вам верю, – сказал Каладин. – И полагаю, этого достаточно.

Он посмотрел вверх и выругался.

– Что? – спросила Шаллан, взглянув на далекий свет в вышине.

Над краем гребня выглянуло солнце.

Не над тем гребнем. Они больше не шли на запад. Опять сбились с пути, направившись на юг.

– Бездна! – воскликнула Шаллан. – Дай мне сумку. Нужно нарисовать дорогу.

Глава 71. Ночное бдение

Он нес тяжкое бремя божественной ненависти, отделенной от добродетелей, которые придавали ей смысл. Он тот, кем его сделали мы, мой старый друг. Но именно таким, к сожалению, он и хотел стать.

– Я был молод, – сказал Тефт, – поэтому многое пропускал мимо ушей. Келек, я и не хотел ничего слышать. То, чем занималась моя семья... Это не то, чем, по твоему мнению, должны бы заниматься родители, понятно? Я не хотел знать. Неудивительно, что теперь не могу вспомнить.

Сигзил кивнул в своей спокойной, но в то же время выводящей из себя манере. Азианин многое понимал. И заставлял языки развязываться. Так нечестно. Ужасно нечестно. И почему Тефт оказался с ним на дежурстве?

Они сидели вдвоем на камнях недалеко от ущелий к востоку от лагеря Далинара. Дул холодный ветер. Сегодня вечером сверхшторм.

«Он вернется раньше. Конечно же вернется».

Мимо пробежал крэмлинг. Тефт бросил в него камешком, направив к ближайшей трещине.

– Я не понимаю, зачем тебе вообще выслушивать все эти вещи. От них никакого толку.

Сигзил кивнул. Штормовой чужеземец.

– Ну, ладно, – продолжил Тефт. – Видишь ли, это был своего рода культ. Его последователи называли себя Предвидящими. Они... В общем, они считали, что если у них получится найти способ вернуть Несущих Пустоту, то Сияющие рыцари тоже вернутся. Глупо, да? Вот только им было многое ведомо. Разные вещи, которые они не должны бы знать, например, на что способен Каладин.

– Вижу, тебе тяжело рассказывать, – произнес Сигзил. – Может, сыграем еще одну партию в мичим, чтобы побыстрее провести время?

– Ты просто хочешь заполучить мои штормовые сферы, – огрызнулся Тефт, наставив палец на азианина. – И не произноси это слово.

– Мичим – название игры.

– Это священное слово, а никакую игру нельзя называть священным словом.

– Там, откуда пришло это слово, в нем нет святости, – ответил Сигзил, явно раздраженный.

– Но мы же не там, ведь правда? Называй ее как-нибудь по-другому.

– Я думал, она тебе понравилась, – проговорил Сигзил, собирая разноцветные камешки, которые использовались в игре. На них требовалось делать ставки и прятать их в груде камней, при этом самому попытаться угадать те, что спрятал соперник. – Эта игра основана на умении, а не на угадывании, поэтому она не противоречит воринским постулатам.

Тефт наблюдал, как Сигзил собирает камешки. Может быть, лучше просто проиграть все сферы в штормовой игре. В кармане Тефта снова водились деньги, и это не шло ему на пользу. Ему нельзя доверять в денежных вопросах.

– Они считали, – произнес Тефт, – что люди скорее проявят свои способности, если их жизням будет угрожать опасность. Поэтому... они подвергали жизни опасности. Слава ветрам, членов своего культа, а не какого-нибудь невинного постороннего. Но и само по себе это было плохо. Я наблюдал, как люди позволяли сталкивать себя с утесов, как их привязывали, и свеча медленно сжигала веревку до тех пор, пока та не обрывалась, а сверху на них обрушивалась скала. Было страшно, Сигзил. Ужасно. Никому не стоит видеть такие вещи, особенно шестилетнему мальчику.

– И что ты сделал? – тихо спросил азианин, крепко затягивая завязки на мешочке с камешками.

– Не твое дело, – ответил Тефт. – Не знаю, зачем я вообще тут с тобой разговариваю.

– Не кипятись, – сказал Сигзил. – Я понимаю...

– Я их сдал, – выпалил Тефт. – Лорд-мэру. Он устроил большой судебный процесс. В итоге всех казнили. Никогда не мог этого понять. Они представляли опасность только для самих себя. Их наказанием за угрозу самоубийства стала смерть. Что за чепуха. Мне следовало найти способ им помочь...

– Твоим родителям?

– Мать умерла в том приспособлении для дробления камней. Она действительно верила, Сиг. Что они есть у нее, понимаешь? Способности. Что если она будет на волоске от смерти, они проявятся, и она спасется...

– И ты наблюдал?

– Шторма, нет! Думаешь, они позволили бы ее сыну увидеть такое? Ты с ума сошел?

– Но...

– Зато наблюдал, как умер отец, – произнес Тефт, устремив взгляд в сторону равнин. – Его повесили.

Мостовик покачал головой и начал рыться в карманах. Куда же он сунул ту фляжку? Повернувшись, он заметил еще одного сидящего неподалеку парня, вертящего в руках, как это часто бывало, маленькую коробочку. Ренарин.

Тефт не одобрял всей той чепухи, которую нес Моаш, желавший свергнуть светлоглазых. Всемогущий определил каждому свое место, и кто мог ставить под сомнение его решение? Уж точно не копейщики. Но в каком-то смысле принц Ренарин вел себя так же неправильно, как и Моаш. Они оба не знали своего места. Светлоглазый, который хотел присоединиться к Четвертому мосту, был ничем не лучше темноглазого, который болтал всякие глупости про короля. Парень не вписывался, даже если другим мостовикам он, по-видимому, нравился.

И, конечно же, теперь Моаш стал одним из них. Шторма, неужели фляжка осталась в бараке?

– Тефт, у нас гости, – сказал Сигзил, поднимаясь на ноги.

Тефт повернулся и увидел, как к ним приближается несколько человек в униформе. Он вскочил на ноги, схватив копье. К ним шел Далинар Холин в сопровождении нескольких светлоглазых советников, а также Дрехи и Шрама из Четвертого моста, дежуривших в течение дня. Теперь, когда Моаш возвысился, а Каладин... в общем, его не было... Тефт занимался ежедневными назначениями. Никто больше, шторм побери, не стал за это браться. Ему сказали, что он теперь главный. Идиоты.

– Светлорд, – отсалютовал Тефт, ударив кулаком в грудь.

– Адолин сказал мне, что вы, парни, приходите сюда, – сказал кронпринц. Он бросил взгляд в сторону принца Ренарина, который тоже встал и отсалютовал, как будто перед ним был не его собственный отец, а кто-то другой. – По очереди, как я понимаю?

– Да, сэр, – подтвердил Тефт, посмотрев на Сигзила. Все так и было. Просто Тефт брал себе почти каждую смену.

– Ты действительно считаешь, что он выжил там, солдат? – спросил Далинар.

– Он выжил. Неважно, что я или кто-то еще думает.

– Он упал с высоты в сотни футов.

Тефт продолжил стоять по стойке «смирно». Кронпринц не задал вопроса, поэтому он не стал ничего отвечать.

Однако ему пришлось прогнать из головы несколько ярких образов. Каладин, разбивший голову о камни при падении. Каладин, раздавленный обрушившимся мостом. Каладин, сломавший ногу, не в состоянии найти сферы, чтобы излечиться. Иногда глупый мальчишка считал себя бессмертным.

Келек, они все думали точно так же.

– Он вернется, сэр, – сказал Сигзил Далинару. – Выберется из ущелья прямо здесь. Хорошо бы, если бы мы его встретили. В униформе, с начищенными до блеска копьями.

– Мы дежурим здесь в наше личное время, сэр, – добавил Тефт. – Ни один из нас троих не должен находиться сейчас в каком-то другом месте.

Он покраснел, как только произнес эти слова, и вспомнил, как разговаривал Моаш с начальством.

– Я здесь не для того, чтобы запрещать вам делать то, что вы выбрали, солдат, – ответил Далинар. – Я пришел убедиться, что вы следите за собой. Никаких пропусков приема пищи, и даже не хочу ничего слышать о том, что вы останетесь здесь на время сверхшторма, если такая идея вдруг придет кому-то в голову.

– Э-э, есть, сэр, – проговорил Тефт.

Вместо сегодняшнего завтрака он отправился на дежурство к ущельям. Откуда Далинар узнал?

– Удачи, солдат, – попрощался Далинар и отправился дальше, окруженный сопровождающими, явно чтобы проверить батальон, который располагался ближе к восточной стороне лагеря. Солдаты там сновали как крэмлинги после шторма, перетаскивая мешки с припасами и складывая их в бараках. Время отбытия грандиозной экспедиции Далинара на равнины быстро приближалось.

– Сэр, – окликнул Тефт кронпринца. Далинар обернулся, его советники замолкли на полуслове. – Вы нам не верите. Что он вернется, я имею в виду.

– Он мертв, солдат. Но я понимаю, что вам в любом случае нужно находиться здесь.

Кронпринц прикоснулся рукой к плечу – салют мертвым – и продолжил путь.

Что ж, Тефт считал, что не было ничего страшного в том, что Далинар не верил. Только сильнее удивится, когда Каладин вернется.

«Сверхшторм сегодня ночью, – подумал Тефт, снова усаживаясь на камень. – Давай же, парень. Что ты там делаешь?»

* * *

Каладин чувствовал себя одним из десяти дураков.

Хотя нет, он чувствовал себя каждым из них. Десять раз идиотом. Но в особенности Эшу, который болтал о том, о чем не имел понятия, перед теми, кто понимал.

Ориентироваться так глубоко в ущельях оказалось тяжело, но обычно он мог определить направление по тому, как отлагался мусор. Вода текла с востока на запад, но откатывалась обратно в противоположном направлении, поэтому те трещины в стенах, в которые туго набился мусор, указывали на запад, а места, где он распределялся более равномерно – по мере оттока воды – означали, что там вода устремлялась на восток.

Инстинкты подсказывали ему, куда двигаться. И они подвели. Не стоило быть таким самоуверенным. Вдали от лагерей потоки воды, судя по всему, вели себя по-другому.

Раздраженный сам на себя, Каладин оставил Шаллан рисовать и прошелся вперед.

– Сил? – позвал он.

Ответа не было.

– Сильфрена! – прокричал он громче.

Вздохнув, Каладин отправился обратно к Шаллан, сидевшей на коленях на покрытой мхом земле. Она явно перестала пытаться спасти свое дорогое платье от пятен и прорех и рисовала что-то в альбоме. Еще одна причина, по которой он чувствовал себя дураком. Нельзя было позволять так себя провоцировать. Он мог сдержаться и не высказывать вслух резкие замечания о других, более раздражающих светлоглазых. Почему он переставал контролировать себя, когда разговаривал с ней?

«Стоит усвоить урок, – подумал Каладин, пока Шаллан рисовала. Ее лицо становилось все более напряженным. – Пока что она, нужно признать, опровергла все мои аргументы».

Он прислонился спиной к стене ущелья, пристроив копье на сгибе локтя. Сферы, крепко привязанные к древку, сияли у его головы. Каладин сделал неверные выводы на ее счет, о чем девушка не преминула так едко заметить. Не раз и не два. Казалось, будто какая-то его часть безумно желала испытывать к ней неприязнь.

Если бы только он мог найти Сил. Все бы наладилось, если бы только он увидел ее снова и убедился, что с ней все в порядке. Тот крик...

Чтобы отвлечься, Каладин подошел к Шаллан и склонился над ее наброском. Карта больше напоминала рисунок, пугающе похожий на то, что он видел много ночей назад, когда летал над Разрушенными равнинами.

– Это действительно необходимо? – спросил он, пока Шаллан заштриховывала боковые части плато, накладывая тени.

– Да.

– Но...

– Да.

На рисование уходило больше времени, чем ему хотелось бы. Солнце пересекло просвет наверху, исчезнув из вида. Уже миновал полдень. До сверхшторма оставалось семь часов, если прогноз точен, но иногда штормстражи ошибались в вычислениях.

Семь часов.

«Путь вглубь равнин занял примерно столько же», – подумал Каладин. Но они наверняка приблизились к военным лагерям, ведь они шли все утро.

Что ж, подгонять Шаллан было бесполезно. Каладин снова оставил ее, зашагав по ущелью, и стал посматривать вверх, на разлом, сравнивая его форму с наброском девушки. Насколько он видел, его очертания совпадали с картой идеально. Шаллан рисовала по памяти весь их путь, каким он виделся с высоты, учитывая каждую выпуклость и выступ.

– Отец штормов, – прошептал Каладин, побежав обратно. Он знал, что она хорошо рисовала, но это было чем-то абсолютно иным.

Кто же эта женщина?

Когда он вернулся, она по-прежнему рисовала.

– Ваш набросок на удивление точен, – сказал Каладин.

– Возможно... я немного преуменьшила свое мастерство прошлой ночью, – ответила Шаллан. – Я могу очень хорошо запоминать увиденное, хотя, если честно, не осознавала, насколько далеко мы забрались, пока не нарисовала весь путь. У многих плато незнакомые мне очертания. Скорее всего, мы находимся на территории, которую никто никогда не наносил на карту.

Каладин бросил на нее изумленный взгляд.

– Вы помните очертания всех плато на картах?

– Э-э... да.

– Невероятно.

Сидя на коленях и держа перед собой рисунок, Шаллан отбросила назад непослушный локон рыжих волос.

– Может быть, и нет. Здесь что-то очень странное.

– Что?

– Думаю, я где-то ошиблась. – Она поднялась с обеспокоенным видом. – Мне требуется больше информации. Я обойду это плато вокруг.

– Ладно...

Она пошла вперед, по-прежнему сосредоточенная на наброске, едва обращая внимание на то, куда наступала, спотыкаясь о камни и ветки. Каладин без усилий держался поблизости, но не беспокоил ее. Девушка подняла глаза к разлому наверху. Так они обошли вокруг всего основания плато по часовой стрелке.

Даже быстрым шагом обход занял мучительно много времени. Они теряли минуты. Поняла ли она, где они находились?

– Теперь вон то плато, – сказала Шаллан, указав на соседнюю стену ущелья, и двинулась вокруг другого плато.

– Шаллан, – начал было Каладин. – У нас нет...

– Это важно.

– Не погибнуть в сверхшторме тоже важно.

– Если мы не выясним, где находимся, то никогда не сможем спастись, – ответила Шаллан, протянув ему листок бумаги. – Жди здесь. Я быстро.

Она убежала, шурша юбкой.

Каладин уставился на рисунок, изучая изображенный путь. Несмотря на то, что утром они пошли в нужную сторону, все оказалось, как он и боялся, – в конечном итоге Каладин описал дугу, и они снова двигались строго на юг. Каким-то образом он даже умудрился некоторое время вести их обратно на восток!

Теперь они были даже дальше от лагеря Далинара, чем прошлой ночью.

«Пожалуйста, пусть она окажется не права», – подумал Каладин, обходя плато с противоположной стороны, чтобы встретить девушку на полпути.

Но если Шаллан ошибалась, то они вообще не знали, где находятся. Что хуже?

Он прошел по ущелью совсем немного и замер. Со стен здесь был содран весь мох, камни под ногами исцарапаны, а мусор разбросан по сторонам. Шторма, все выглядело свежим. С последнего сверхшторма, не позже. По этому пути прошелся скальный демон.

Может быть... может быть, он прошел здесь и углубился дальше в ущелья.

С другой стороны плато появилась Шаллан, рассеянная и бормочущая что-то себе под нос, по-прежнему уставившись в небо.

– ...Знаю, я говорила, что видела сходные закономерности раньше, но масштаб слишком велик, чтобы я могла понять их инстинктивно. Ты должен был что-то сказать. Я...

Она резко замолкла, подскочив, когда заметила Каладина. Он поймал себя на том, что сощурил глаза. Ее поведение так похоже на...

«Только без глупостей. Она не воин».

Сияющие рыцари – воины, ведь так? Ему было известно о них не так уж много.

И все же Сил несколько раз замечала странных спренов.

Шаллан взглянула на царапины на стенах ущелья.

– Это то, что я думаю?

– Ага, – ответил Каладин.

– Восхитительно. Так, дай-ка мне тот листок.

Он вернул ей рисунок, и Шаллан вытащила из рукава карандаш. Каладин передал сумку, и девушка пристроила ее на земле, использовав жесткую сторону в качестве подложки для наброска. Шаллан изобразила два ближайших к ним плато, которые она обошла по кругу, чтобы полностью определить их форму.

– Так ваш рисунок верен или нет? – спросил Каладин.

– Все точно, – ответила Шаллан, рисуя, – просто странно. Судя по тому, что я запомнила из карт, несколько ближайших к нам плато должны располагаться дальше к северу. Здесь находятся плато, полностью повторяющие их очертания, только в зеркальном отображении.

– Вы настолько хорошо помните карты?

– Да.

Каладин не стал давить сильнее. Исходя из увиденного, возможно, на этом ее способности исчерпывались.

Шаллан покачала головой.

– Какова вероятность, что несколько плато имеют точно такую же форму, что и плато на другом конце равнин? Не одно, а целая их последовательность.

– Равнины симметричны, – сказал Каладин.

Шаллан замерла.

– Откуда ты знаешь?

– Я... мне приснился сон. Я видел плато, образующие широкую симметричную фигуру.

Шаллан снова взглянула на свою карту и ахнула, а затем принялась быстро записывать сбоку.

– Киматика.

– Что?

– Я знаю, где паршенди. – Ее глаза расширились. – И Клятвенные врата. Центр Разрушенных равнин. Теперь я вижу картину целиком – и могу составить карту практически всей территории.

Каладин вздрогнул.

– Вы... что?

Она резко вскинула голову, встретившись с ним глазами.

– Нам необходимо вернуться в лагерь.

– Да, знаю. Сверхшторм.

– Все гораздо серьезней, – ответила Шаллан, вставая. – Теперь я знаю слишком много, чтобы умереть здесь. Разрушенные равнины представляют собой симметричный узор. Это не природная скальная формация.

Ее глаза расширились еще сильнее.

– В центре этих равнин располагался город. Что-то разрушило его. Оружие... Вибрации? Как песок на тарелке? Землетрясение, способное расколоть камни... Камень превратился в песок, а сверхшторма сдули его прочь, опустошив трещины.

Ее взгляд стал пугающе отсутствующим, а Каладин не понял и половины того, о чем она говорила.

– Нам нужно добраться до центра, – сказала Шаллан. – Я могу отыскать сердце равнин, следуя закономерности их расположения. И там мы найдем... найдем...

– Вашу тайну, – проговорил Каладин. Что она там говорила раньше? – Клятвенные врата?

Шаллан залилась сильным румянцем.

– Давай двигаться вперед. Разве ты не упоминал, что у нас совсем мало времени? Честно говоря, если бы один из нас не болтал постоянно и не отвлекал всех, я наполовину уверена, что мы бы уже вернулись.

Каладин посмотрел в ее сторону и выгнул бровь. Она ухмыльнулась, а затем указала, в каком направлении им нужно идти.

– Кстати, теперь я показываю дорогу.

– Возможно, так будет лучше.

– Однако, – проговорила Шаллан, – я тут подумала, может быть, лучше, если бы нас вел ты. Так мы могли бы добраться до центра по чистой случайности. Если, конечно, не оказались бы в Азире.

Каладин усмехнулся, потому что казалось правильным повести себя именно таким образом. Но мысленно он разорвал себя в клочья. Полное фиаско.

Следующие несколько часов превратились в сплошное мучение. Через каждые два плато Шаллан требовала остановиться, чтобы обновить карту. Все верно – они не могли пойти на риск снова сбиться с пути.

Просто им приходилось тратить так много времени. Даже если между остановками они передвигались с максимальной скоростью, почти бежали всю дорогу, продвижение вперед стало слишком медленным.

Пока Шаллан в очередной раз дорисовывала карту, Каладин переминался с ноги на ногу, наблюдая за небом. Девушка ругалась и ворчала, и он заметил, как она смахнула каплю пота, когда та упала с брови на становившуюся все более мятой бумагу.

«До шторма осталось часа четыре, – подумал Каладин. – Мы не успеем».

– Пойду покричу разведчикам, – сказал он.

Шаллан кивнула. Они добрались до территории, на которой прыгающие с шестами разведчики Далинара наблюдали за появлением новых куколок. Докричаться до них представлялось слабой надеждой. Даже если бы им повезло настолько, что они обнаружили бы один из дозорных отрядов, Каладин сомневался, что у них окажется веревка, способная достать до дна ущелья.

Но хоть какой-то шанс. Поэтому он отошел подальше, чтобы не мешать Шаллан рисовать, приложил руки ко рту и начал кричать:

– Эй! Пожалуйста, ответьте! Мы в ловушке в ущелье! Пожалуйста, ответьте!

Он покричал какое-то время и замер, прислушиваясь. Ответа не было. Никаких вопросительных криков, доносящихся эхом сверху, никаких признаков жизни.

«Теперь они, скорее всего, уже укрылись в своих пещерках, – подумал Каладин. – Разобрали наблюдательные посты и ожидают прихода сверхшторма».

Он разочарованно уставился на узкую полоску неба, по которому проплывали перистые облака. Такого далекого. Каладин помнил, как спускался в ущелья с Тефтом и остальными и что при этом чувствовал – страстное желание выбраться наверх и сбежать от ужасной жизни мостовика.

В сотый раз он попытался вдохнуть штормсвет из сфер, сжимая одну из них до тех пор, пока его ладонь и стекло не покрылись потом. Штормсвет – сама сила – не полился в него. Он больше не ощущал свет.

– Сил! – закричал Каладин, отбросив сферу и сложив ладони ковшиком у рта. – Сил! Пожалуйста! Ты где-то там?..

Тишина.

– Я ведь до сих пор не знаю, – сказал он уже тише. – Это наказание? Или что-то другое? Что не так?

Ответа не было. Если она наблюдала за ним, то, несомненно, не позволила бы ему здесь погибнуть. Если предположить, что ее осознанности хватило бы, чтобы заметить. Перед глазами Каладина стоял ужасный образ того, как она носится с ветрами, играет со спренами ветра, позабыв и себя, и его, подчинившись страшному, блаженному неведению того, кем она была на самом деле.

Подобная перспектива ее пугала. Она ее ужасала.

Шаллан поднялась, скрипнув ботинками.

– Ничего?

Каладин покачал головой.

– Что ж, идем дальше. – Она глубоко вздохнула. – Сквозь боль, без сил мы движемся вперед. Может, желаешь понести меня немного?..

Каладин смерил девушку взглядом.

Шаллан с улыбкой пожала плечами.

– Подумай, как славно! Я бы подгоняла тебя хворостиной. А ты бы мог по возвращении рассказывать остальным охранникам, какой я ужасный человек. Отличный повод для жалоб. Нет? Ну, ладно. Пошли.

– Странная вы женщина.

– Спасибо.

Каладин пошел рядом с ней в ногу.

– О нет, – заметила Шаллан. – Вижу, над твоей головой сгустился очередной шторм.

– Я погубил нас, – прошептал он. – Взял на себя руководство, и из-за меня мы сбились с пути.

– Ну, я тоже не заметила, что мы направились не по той дороге. У меня не получилось бы вести нас лучше.

– Мне следовало подумать о том, чтобы вы отмечали на карте наш сегодняшний маршрут с самого начала. Я был слишком самоуверен.

– Теперь поздно жалеть, – ответила Шаллан. – Если бы я яснее выразилась насчет того, как хорошо способна изобразить плато, тогда ты, возможно, смог бы лучше использовать мои карты. Я этого не сделала, а ты не знал, и вот к чему мы пришли. Нельзя во всем обвинять только себя, согласен?

Каладин шел молча.

– Э-э, согласен?

– Это моя вина.

Шаллан преувеличенно закатила глаза.

– Ты в самом деле полон решимости обвинять во всем только себя, да?

Его отец раз за разом повторял то же самое. Но Каладин был именно таким. Неужели они ожидали, что он изменится?

– С нами все будет в порядке, – сказала Шаллан. – Вот увидишь.

Он помрачнел еще больше.

– Ты до сих пор считаешь, что я слишком оптимистично настроена, не так ли?

– Вы не виноваты, – ответил Каладин. – Я предпочел бы быть похожим на вас. Предпочел бы не ту жизнь, которую прожил. Я бы хотел, чтобы в мире существовали только такие люди как вы, Шаллан Давар.

– Люди, которые не способны понять боль.

– О, все люди способны понять боль, – возразил Каладин. – Я не о том. Но...

– Горе, – тихо проговорила Шаллан, – когда наблюдаешь, как рушится чья-то жизнь. Когда изо всех сил стараешься ухватить ее и удержать, и только начинаешь чувствовать надежду, как все в момент оборачивается прахом, и лишь кровь капает сквозь пальцы.

– Да.

– Это чувство – когда ты сломлен. Не горе, а гораздо сильнее. Когда тебя разбивают вдребезги, так часто и так жестоко, что эмоции становятся тем, о чем можно лишь мечтать. Если бы только можно было заплакать, чтобы хоть что-то почувствовать. Но ты чувствуешь лишь пустоту. Только... мглу и дым внутри. Как будто уже мертв.

Каладин остановился посреди ущелья.

Шаллан повернулась и посмотрела на него.

– Сокрушающее чувство вины, – продолжила она, – от собственной беспомощности. От желания, что лучше бы они навредили тебе, а не тем, кто рядом. От воплей, жалкой борьбы и ненависти, в то время как твои любимые обращены в пепел, выдавлены, как гной из раны. А ты должен наблюдать, как их радость утекает прочь, не в состоянии ничего сделать. Они уничтожают тех, кого ты любишь, но не тебя. И ты умоляешь, чтобы вместо них били только тебя.

– Да, – прошептал Каладин.

Шаллан кивнула, удержав его взгляд.

– Да. Было бы прекрасно, если бы никто в мире не ведал подобного чувства, Каладин Благословленный Штормом. Я согласна. Целиком и полностью.

Он увидел это в ее глазах. Боль, разочарование. Ужасную пустоту, что скреблась изнутри и пыталась задушить. Она знала. Это сидело там, внутри. Она была сломлена.

Затем Шаллан улыбнулась. О шторма. Несмотря ни на что, она улыбалась.

Ее улыбка оказалась одной из самых прекрасных вещей, которые он видел за всю свою жизнь.

– Как? – спросил Каладин.

Шаллан слегка пожала плечами.

– Помогает, если ты сумасшедший. Пошли. Я все еще полагаю, что мы немного стеснены во времени...

Она заспешила дальше по ущелью. Каладин остался стоять, чувствуя себя опустошенным. И странным образом очистившимся.

Ему снова следовало почувствовать себя идиотом. Он еще раз проделал все то же самое – наговорил ей, насколько простой была ее жизнь, в то время как она столько скрывала внутри. Однако на этот раз он не испытывал подобного чувства. Ему казалось, что он понял. Что-то. Он не знал, что именно. Просто в ущелье стало немного светлее.

«Тьен всегда влиял на меня так же... – подумал Каладин. – Даже в самый темный из дней».

Он простоял так долго, что оборцветы вокруг снова раскрыли свои широкие, похожие на веер, листовидные отростки с прожилками и запестрели всеми оттенками оранжевого, красного и фиолетового. Наконец мостовик побежал за Шаллан, напугав растения, и они захлопнулись.

– Думаю, – сказала она, – нам стоит сосредоточиться на позитивной стороне нашего пребывания в этих ужасных ущельях.

Шаллан посмотрела на него с намеком. Каладин промолчал.

– Давай же, – проговорила она.

– У меня... такое чувство, что лучше не давать вам повод.

– Тогда не удастся позабавиться.

– Что ж, вскоре на нас обрушится наводнение, вызванное сверхштормом.

– И мы сможем сполоснуть нашу одежду, – ухмыльнулась девушка. – Видишь! Позитивный момент.

Каладин фыркнул.

– А, снова тот ворчливо-фыркающий диалект мостовиков, – заметила она.

– Я имел в виду, что если до нас и доберется вода, то хотя бы частично смоет вашу вонь.

– Ха! Почти забавно, но ты не заработал очков. Я уже упоминала, что из нас двоих отличаешься зловонием ты. Повторное использование шуток строго запрещено, нарушителя окунут в сверхшторм.

– Ну, ладно, – ответил Каладин – Хорошо, что мы здесь, внизу, потому что сегодня у меня ночное дежурство. Теперь я его пропущу. Все равно что получить выходной.

– Чтобы пойти поплавать, не меньше!

Он улыбнулся.

– Я, – объявила Шаллан, – рада, что я здесь, внизу, потому что наверху солнце светит слишком ярко, и я бы обгорела, будь я без шляпы. Гораздо лучше находиться в сырых, темных, вонючих, покрытых плесенью, с потенциальной угрозой для жизни глубинах. Никаких солнечных ожогов. Только чудовища.

– Я рад, что я здесь, внизу, потому что, по крайней мере, упал я, а не кто-то из моих людей.

Шаллан перепрыгнула через лужу и смерила его взглядом.

– У тебя не слишком хорошо получается.

– Прошу прощения. Я имел в виду, что рад находиться здесь, внизу, потому что, когда мы выберемся, все будут считать меня спасшим вас героем.

– Уже лучше. Не считая того факта, что, как мне кажется, это я тебя спасаю.

Каладин взглянул на ее карту.

– Очко в вашу пользу.

– Я, – заметила Шаллан, – рада оказаться здесь, внизу, потому что мне всегда было интересно, как себя чувствует кусок мяса, путешествуя по пищеварительной системе, а ущелья напоминают кишечник.

– Надеюсь, вы несерьезно.

– Что? – Она казалась шокированной. – Конечно нет. Фу.

– На самом деле вы старались чересчур усердно.

– Это помогает мне оставаться сумасшедшей.

Каладин взобрался на большую кучу мусора и предложил руку, чтобы помочь.

– Я счастлив быть здесь, – сказал он, – потому что ущелья напоминают мне о том, как удачно я освободился из армии Садеаса.

– Вот как, – произнесла Шаллан, ступив на вершину кучи рядом с ним.

– Его светлоглазые посылали нас сюда, вниз, собирать имущество павших, – пояснил Каладин, соскальзывая с другой стороны. – И не слишком много платили нам за усилия.

– Трагично.

– Можно сказать, – произнес он, когда она спускалась с кучи, – что мы получали столько, что немудрено было пропасть.

Он усмехнулся ей.

Шаллан вскинула голову.

– Пропáсть, – повторил мостовик, обведя рукой всю глубину ущелья, в котором они находились. – Понимаете? Пропáсть-прóпасть...

– О шторма, – ответила Шаллан. – Ты же не думал, что такое действительно будет считаться. Ужасная шутка!

– Я знаю. Сожалею. Моя мать была бы разочарована.

– Ей не нравились игры со словами?

– Нет, она их любила. Просто разозлилась бы, узнай, что я пытаюсь играть в них, когда ее нет рядом, чтобы она могла надо мной посмеяться.

Шаллан улыбнулась, и они продолжили идти бодрым шагом.

– Я рада, что мы здесь внизу, – промолвила она, – потому что теперь Адолин страшно волнуется за меня, так что, когда мы вернемся, он будет в восторге. Возможно, даже позволит мне поцеловать его прилюдно.

Адолин. Точно. У Каладина испортилось настроение.

– Возможно, нам следует остановиться, чтобы я смогла подрисовать карту, – сказала Шаллан, с хмурым видом посмотрев на небо. – И ты сможешь еще немного покричать нашим потенциальным спасителям.

– Полагаю, что так, – ответил Каладин, когда она устроилась поудобнее, чтобы заняться картой. Он сложил руки ковшиком. – Эй, наверху? Кто-нибудь? Мы здесь, внизу, и заняты игрой в скверные каламбуры. Пожалуйста, спасите нас от себя самих!

Шаллан хихикнула.

Каладин улыбнулся и вздрогнул, когда действительно услышал сзади какое-то эхо. Неужели голос? Или... Подождите-ка...

Трубный глас, похожий на звук горна, но частично перекрывающий сам себя. Он стал громче, прокатываясь над ними.

Затем огромная, быстро несущаяся масса панциря и клешней с грохотом вывалилась из-за угла.

Скальный демон.

Разум Каладина запаниковал, но тело просто начало двигаться. Он рванул Шаллан за руку, вздернув ее на ноги, и на бегу потянул за собой. Она закричала, уронив сумку.

Каладин тащил девушку и не оглядывался. Он чувствовал, что зверь слишком близко, стены ущелья сотрясались от погони. Хрустели и трещали кости, прутья, раковины и растения.

Чудовище опять оглушительно затрубило.

Оно почти нависло над ними. Шторма, монстр умел как следует двигаться. Каладин никогда не представлял, что нечто настолько огромное может быть таким быстрым. На этот раз его ничто не отвлекало. Каладин чувствовал его прямо рядом с...

Туда.

Мостовик пропустил Шаллан перед собой и подтолкнул ее в расщелину в стене. Когда над ним уже замаячила тень, он сам пролез в трещину, отпихнув девушку вглубь. Она заворчала, когда он прижал ее к остаткам прутьев и листвы, принесенных в расщелину наводнениями.

В ущелье воцарилась тишина. Каладин слышал только тяжелое дыхание Шаллан и свое сердцебиение. Они оставили большую часть сфер на земле, где Шаллан приготовилась рисовать. У него все еще было копье – импровизированный фонарь.

Каладин медленно развернулся спиной к девушке. Она держалась за него сзади, и он ощущал ее дрожь. Отец Штормов, он и сам дрожал. Каладин развернул копье, чтобы оно давало свет, и выглянул в ущелье. Трещина в стене оказалась неглубокой, и только несколько футов отделяло его от выхода.

Слабое бесцветное сияние бриллиантовых сфер отразилось от мокрого пола, осветив помятые оборцветы на стенах и несколько змеевидных лоз на земле, оторванных от растений. Они извивались и неуклюже подергивались, как люди с согбенными спинами. Скальный демон... Где он притаился?

Шаллан тяжело дышала, крепко держась за его пояс. Каладин посмотрел вверх. Там, над трещиной, за ними наблюдал огромный нечеловеческий глаз. Каладин не видел голову скального демона полностью, только пасть и часть морды с ужасным блестящим зеленым глазом. Огромная клешня ударила по краю дыры, пытаясь просунуться внутрь, но расщелина была слишком узкая.

Когти нырнули в отверстие, затем голова отдернулась. По ущелью раскатился звук царапания хитина по камню, но существо почти не продвинулось и остановилось.

Тишина. Только где-то равномерно капала вода в лужу. Но в остальном тишина.

– Он ждет, – прошептала Шаллан, прислонившись головой к плечу Каладина.

– Кажется, вы им гордитесь! – фыркнул мостовик.

– Немножко. – Она помолчала. – Как ты считаешь, сколько еще пройдет времени, пока...

Он поднял голову, но не смог увидеть неба. Трещина проходила не по всей стене ущелья и тянулась едва ли на десять-пятнадцать футов вверх. Каладин наклонился вперед, чтобы посмотреть на просвет высоко над ними, не высовываясь из трещины полностью, а просто приблизившись к выходу, чтобы взглянуть на небо. Темнело. Еще не закат, но он приближался.

– Может быть, два часа, – сказал Каладин. – Я...

Сминающая все на своем пути буря из панциря и клешней устремилась по ущелью. Каладин отпрянул назад, снова вжав Шаллан в кучу мусора, а скальный демон попытался снова, правда, безуспешно, просунуть лапу в расщелину. Лапа была слишком большой, и хотя скальный демон мог дотянуться до них самым ее кончиком – подобраться достаточно близко, чтобы задеть Каладина, – навредить им он не мог.

Снова показался глаз, в нем отражались Каладин и Шаллан, оборванные и перепачканные после стольких часов, проведенных в ущельях. Каладин держал наготове копье, уставившись в глаз существа, и выглядел менее испуганным, чем ощущал себя. Шаллан выглядела скорее не устрашенной, а очарованной.

Сумасшедшая женщина.

Скальный демон опять убрался. Он остановился чуть дальше по ущелью. Каладин слышал, как он устраивается, чтобы наблюдать.

– Так что... – проговорила Шаллан, – мы ждем?

По вискам Каладина струйками стекал пот. Ждать. Сколько? Он мог представить, как они останутся здесь подобно перепуганным камнепочкам, прятавшимся в своих раковинах, а тем временем по ущельям хлынет вода.

Однажды он пережил шторм. С трудом, да и то, только с помощью штормсвета. Здесь все совсем иначе. Поток воды будет таскать их по расселинам, швыряя о стены, валуны, перемешивая с мертвыми, до тех пор, пока они не утонут или не переломают руки и ноги...

Это будет очень-очень скверная смерть.

Каладин крепче стиснул копье и стал ждать, потея и волнуясь. Скальный демон не уходил. Текли минуты.

Наконец Каладин принял решение. Он пошевелился, чтобы шагнуть вперед.

– Что ты делаешь! – в ужасе прошипела Шаллан. Она попыталась потянуть его обратно.

– Когда я выйду, – сказал он, – бегите в другую сторону.

– Не будь глупцом!

– Я его отвлеку, – произнес Каладин. – Когда вы выберетесь, я уведу его от вас, а потом удеру. Мы сможем встретиться позже.

– Ложь, – прошептала Шаллан.

Он повернулся и встретился с ней глазами.

– Вы сможете вернуться в военные лагеря самостоятельно, – сказал Каладин. – Я не смогу. У вас есть информация, которую должен получить Далинар. У меня нет. Зато у меня есть боевая закалка. Возможно, после того, как я его отвлеку, получится убежать. Вы не сможете. Если мы будем ждать здесь, то оба умрем. Какая еще логика вам нужна?

– Я ненавижу логику, – прошептала Шаллан. – Всегда ненавидела.

– У нас нет времени спорить, – ответил Каладин, разворачиваясь к ней спиной.

– Ты не можешь так поступить.

– Могу.

Каладин сделал глубокий вдох.

– Кто знает, – сказал он тихо, – может быть, мне выпадет немного удачи.

Он потянулся вверх, содрал сферы с наконечника копья и швырнул их в ущелье. Понадобится постоянный свет.

– Приготовьтесь.

– Пожалуйста, – прошептала Шаллан с нажимом. – Не оставляй меня одну в этих ущельях.

Каладин криво улыбнулся.

– Вам действительно так трудно позволить мне выиграть хотя бы один наш спор?

– Да! – воскликнула она. – Нет, я имею в виду... Шторма! Он тебя убьет.

Каладин крепче сжал копье. После всего, что происходило с ним в последнее время, возможно, он это и заслужил.

– Извинитесь за меня перед Адолином. На самом деле он мне нравится. Хороший человек. Не только для светлоглазого. Просто... хороший человек. Я никогда не отдавал ему должного, хотя он заслуживал.

– Каладин...

– Это должно произойти, Шаллан.

– По крайней мере, – сказала она, протягивая руку над его плечом сбоку от головы, – возьми кое-что.

– Взять что?

– Вот это.

И она призвала Клинок Осколков.

Глава 72. Эгоистические соображения

Я подозреваю, что теперь он больше сила, чем личность, несмотря на то, что ты настойчиво утверждаешь обратное. Эта сила ограничена, а значит, достигнуто равновесие.

Каладин смотрел на блестящий металл, с которого капала влага, оставшаяся после призыва. Предмет мягко светился темно-красным вдоль нескольких едва различимых линий по всей длине.

Шаллан владела Клинком Осколков.

Каладин повернул к ней голову, и при этом движении его щека задела плоскость Клинка. Никакого крика. Он замер, затем осторожно поднял палец и коснулся холодного металла.

Ничего не случилось. Крик, который он слышал в голове, когда сражался вместе с Адолином, не повторился. Это показалось очень плохим знаком. Каладин не знал значения того страшного звука, но он каким-то образом был связан с узами между ним самим и Сил.

– Откуда? – спросил он.

– Не важно.

– Думаю, очень даже важно.

– Не сейчас! Слушай, ты собираешься брать его или нет? Очень неудобно держать Клинок таким образом. Если я случайно уроню его и отрежу тебе ногу, будешь виноват только ты сам.

Каладин медлил, рассматривая отражение своего лица на металле. Перед его глазами встали трупы друзей с выжженными глазницами. Он отказывался от подобного оружия каждый раз, когда его ему предлагали.

Но раньше это всегда происходило после боя или хотя бы на учебном полигоне. Теперь все по-другому. Кроме того, он не собирался становиться Носителем Осколков, он просто использует оружие, чтобы защитить чью-то жизнь.

Приняв решение, Каладин протянул руку и обхватил рукоять Клинка Осколков. Зато теперь он знал одну вещь: похоже, Шаллан не была волноплетом. Он подозревал, что в противном случае она ненавидела бы этот Клинок так же, как и он.

– Вы не должны одалживать свой Клинок другим людям, – сказал Каладин. – По традиции так делают только король и кронпринцы.

– Великолепно, – ответила Шаллан. – Ты можешь доложить ее светлости Навани о моем крайне неприличном поведении и незнании протокола. Теперь не возражаешь, если мы просто выживем, а?

– Да, – произнес Каладин, взвешивая Клинок в руке. – Звучит замечательно.

Он почти не знал, как им пользоваться. Тренировки с учебным мечом не делали тебя мастером в реальном бою. К несчастью, от копья было бы мало проку в борьбе против такой здоровой и защищенной твари.

– И все же... – сказала Шаллан. – Не мог бы ты обойтись без доклада, о котором я упомянула? Это была шутка. Думаю, по общему мнению, я не должна владеть Клинком.

– В любом случае мне никто не поверит. Вы ведь побежите, да? Как я сказал?

– Да. Но если сможешь, пожалуйста, уведи монстра влево.

– В сторону военных лагерей, – нахмурился Каладин. – Я планировал увести его подальше вглубь ущелий, тогда...

– Мне нужно вернуться за сумкой, – заявила Шаллан.

Сумасшедшая женщина.

– Мы боремся за наши жизни, Шаллан. Та сумка не настолько важна.

– Нет, она очень важна, – возразила девушка. – Мне она нужна, чтобы... В общем, в ней наброски симметричного узора Разрушенных равнин. Они понадобятся, чтобы помочь Далинару. Пожалуйста, просто сделай так, как я прошу.

– Ладно. Если смогу.

– Хорошо. И, гм, пожалуйста, не умирай, ладно?

Внезапно Каладин осознал, что Шаллан прижалась к его спине. Он почувствовал ее теплое дыхание на своей щеке, руки на своем поясе. Девушка дрожала, и он подумал, что слышит в ее голосе одновременно и ужас, и восхищение от той ситуации, в которой они оказались.

– Я постараюсь, – произнес он. – Приготовьтесь.

Она кивнула, отпустив его.

Раз.

Два.

Три.

Он выскочил в ущелье, развернулся и бросился влево, в сторону скального демона. Штормовая женщина. Чудовище притаилось в тени с этой стороны. Нет, оно само было тенью. Огромной, смутно различимой, вытянутой тенью, похожей на угря, которая возвышалась над дном ущелья и цеплялась за стены своими лапами.

Скальный демон затрубил и метнулся вперед, скрежеща панцирем о камень. Покрепче сжав Клинок Осколков, Каладин бросился к земле и нырнул под монстра. Чудовище нанесло сильный удар клешнями, взметнулись комья земли, но Каладин остался невредимым. Широко размахнувшись Клинком Осколков, он прочертил в скале рядом с собой борозду, но промазал мимо скального демона.

Тот выгнулся, извиваясь, чтобы развернуться в ущелье. Маневр монстра прошел гораздо более гладко, чем надеялся Каладин.

«Как вообще убить такую тварь?» – задался он вопросом, отступив, в то время как скальный демон замер на земле, изучая противника.

Если начать кромсать его огромное тело на куски, вряд ли он умрет быстро. Было ли у него сердце? Не гемсердце, а настоящее сердце? Нужно будет снова попробовать оказаться под ним.

Каладин прекратил отступать по ущелью и пытаться тем самым увести животное подальше от Шаллан. Оно двигалось гораздо более осторожно, чем ожидал Каладин. С облегчением он заметил, как девушка выбралась из трещины и побежала прочь.

– Ну, давай же, – проговорил Каладин, замахиваясь Клинком Осколков на скального демона.

Тот поднялся на задние лапы, но не стал нападать. Он наблюдал глазами, скрытыми на темной морде. Единственными источниками света оставались узкий просвет высоко вверху и сферы, брошенные на землю ущелья и находившиеся теперь позади монстра.

Странный узор, проходящий по всей длине Клинка Осколков Шаллан, тоже мягко сиял. Каладин никогда не видел такого прежде, но, с другой стороны, он никогда не рассматривал Клинок Осколков в темноте.

Взглянув вверх на вставший перед ним на дыбы чужеродный силуэт с огромным количеством лап, перекошенной мордой и разделенным на сегменты защитным панцирем, Каладин подумал, что теперь знает, как выглядит Несущий Пустоту. Несомненно, не существовало ничего более ужасного.

Пятясь шаг за шагом, Каладин споткнулся о пласт сланцекорника на тропинке.

Скальный демон атаковал.

Мостовик легко восстановил равновесие, но пришлось перекатиться, выпустив Клинок Осколков, иначе он мог бы порезаться. Темные клешни нанесли сокрушительный удар рядом с ним, когда он закончил кувырок, и метнулись в одну сторону, затем в другую. Тяжело дышащий Каладин оказался прижат к скользкой стене ущелья прямо перед монстром. Возможно, он подобрался чересчур близко, клешни не смогут дотянуться до него, и...

Голова чудовища неожиданно рванулась вниз, защелкали, широко открываясь, жвалы. Каладин застонал, перекатываясь на ноги, и схватил отброшенный Клинок Осколков. Тот не исчез. Каладин знал о них достаточно, чтобы понимать: если Шаллан приказала мечу оставаться осязаемым, он никуда не денется, пока она не призовет его обратно.

Каладин ушел из-под удара клешней, крутанувшись на месте в тот самый миг, когда они опускались. Когда клешня врезалась в камень, он взмахнул мечом и отсек ее кончик.

Порез, видимо, не нанес большого вреда. Клинок рассек панцирь и умертвил плоть внутри – послышался трубный звук, полный ярости, – но клешня была огромной. С таким же успехом он мог бы отсечь кончик большого пальца на ноге у солдата. Шторма, он не сражался с чудовищем – он просто его злил.

Скальный демон стал более агрессивным и пытался достать Каладина размашистыми движениями клешней. К счастью, ущелье оказалось достаточно узким, и чудовищу было трудно размахнуться. Его конечности задевали стены, и он не мог отвести их в стороны, чтобы ударить со всей силы. Возможно, поэтому Каладин до сих пор оставался жив. Он ушел с пути замаха, но снова погрузился в темноту. Не было видно практически ничего.

С очередным ударом клешни Каладин вскочил на ноги и бросился прочь, дальше по проходу, дальше от света, мимо растений и принесенного наводнениями мусора. Скальный демон затрубил и с треском и скрежетом рванулся в погоню.

Каладин чувствовал, что без штормсвета двигается слишком медленно, неповоротливо и неуклюже.

Скальный демон был уже близко. Каладин рассчитал его следующее движение, повинуясь инстинктам.

«Сейчас!»

Он резко остановился, пошатнувшись, и быстро побежал обратно к монстру. Тот с большим трудом затормозил, царапая панцирем о стены, а Каладин нырнул под него и ткнул Клинком Осколков вверх, глубоко погрузив меч в брюхо чудовища.

Зверь затрубил еще яростнее. Похоже, Каладин действительно причинил ему боль, потому что скальный демон тут же поднялся повыше, чтобы стащить себя с меча. В мгновение ока он развернулся, и Каладин обнаружил ужасающие жвалы прямо перед собой. Мостовик бросился вперед, но с треском захлопнувшиеся челюсти поймали его за ногу.

Ослепляющая боль охватила всю ногу, и он стал наносить удары Клинком, несмотря на то, что монстр подкинул его вверх. Каладину показалось, что он зацепил морду, но не был до конца уверен.

Мир вокруг завертелся.

Он ударился о землю и перекатился.

Не время раскисать. Перед глазами все по-прежнему вращалось. Каладин застонал и перевернулся. Клинка Осколков не было – он потерял его и не знал, где именно. Нога. Он ее не чувствовал.

Мостовик опустил взгляд, ожидая увидеть лишь обрубок, но все оказалось не так уж плохо. Лужа крови, порванные штаны, но кости не видно. Онемение появилось вследствие шока.

Его разум заработал в аналитическом режиме и сосредоточился на ранах. Ничего хорошего в этом не было. Сейчас он должен оставаться солдатом, а не хирургом. Скальный демон разворачивался в ущелье, часть его лицевого панциря отсутствовала.

Убраться. Подальше.

Каладин развернулся, встал на четвереньки и, покачнувшись, поднялся. Нога вроде бы слушалась. Он сделал шаг, и в ботинке захлюпало.

Куда подевался Клинок Осколков? Вот он, впереди. Меч упал достаточно далеко, воткнувшись в землю рядом со сферами, которые Каладин выбросил из трещины. Мостовик захромал к Клинку, но даже идти было трудно, не говоря уже о том, чтобы бежать. Он преодолел полпути, когда нога окончательно подвела. Сильно ударившись о землю, Каладин расцарапал руку о сланцекорник.

Скальный демон затрубил и...

– Эй! Эй!

Каладин извернулся и посмотрел назад. Шаллан? О чем думала эта глупая женщина, когда встала посреди ущелья и начала размахивать руками как помешанная? Как она вообще проскочила мимо него?

Девушка закричала снова, привлекая внимание скального демона. Ее голос отдавался странным эхом.

Скальный демон отвернулся от Каладина и начал наносить удары, пытаясь попасть по Шаллан.

– Нет! – вскрикнул Каладин.

Но какой прок от крика? Ему требовалось оружие. Стиснув зубы, он развернулся и заковылял, как получалось, к Клинку Осколков. Шторма, Шаллан...

Каладин вытащил меч из камня, но снова повалился на землю. Нога не выдержит. Он развернулся с Клинком Осколков в руках и зашарил глазами по ущелью. Монстр продолжал размахивать клешнями и трубил. Ужасный звук отражался и многократно повторялся эхом в узком ограниченном пространстве. Каладин не видел труп. Неужели Шаллан удалось сбежать?

Видимо, когда он ткнул проклятую тварь в брюхо, та разозлилась еще больше. Голова. Его единственным шансом была голова.

Каладин с трудом встал на ноги. Монстр перестал молотить по земле и с трубным воплем направился к нему. Мостовик обхватил меч двумя руками и замахнулся. Нога подвернулась. Он попытался опуститься на одно колено, но нога окончательно вышла из строя, и ему пришлось завалиться набок, лишь чудом не порезав самого себя Клинком Осколков.

Он плюхнулся в лужу. Прямо перед ним лежала одна из брошенных сфер, сияя ярким белым светом.

Каладин потянулся к воде, выловил сферу и сжал кусочек холодного стекла. Он так нуждался в ее свете. Шторма, от штормсвета зависела его жизнь.

«Пожалуйста».

Сверху навис скальный демон.

Каладин сделал вдох с такой жаждой, будто ему не хватало воздуха. Он услышал... хотя и в отдалении...

Плач.

Сила его не наполнила.

Скальный демон ударил клешней, и Каладин увернулся, странным образом обнаружив своего двойника. Копия возвышалась над ним с поднятым мечом, более крупная, чем в жизни. Она превосходила его в полтора раза.

«Что, во имя глаз Всемогущего?..» – ошеломленно подумал Каладин, когда скальный демон попал клешней по стоящей рядом фигуре. Двойник разлетелся облачком штормсвета.

Что он сделал? Как он это сделал?

Неважно. Он остался жив. С отчаянным воплем Каладин вскочил на ноги и, шатаясь, направился к скальному демону. Ему нужно подобраться поближе, как раньше, когда монстр не мог размахнуться клешнями из-за ограниченности пространства.

Так близко, чтобы...

Скальный демон поднялся на задние лапы и резко бросился вниз, чтобы укусить Каладина, раскрыв жвалы и буравя его ужасными глазами.

Каладин со всей силы ударил вверх.

* * *

Скальный демон с грохотом обрушился на землю, дергая лапами, его хитиновый панцирь затрещал. Прижав свободную руку ко рту, Шаллан вскрикнула в своем укрытии позади валуна. Ее кожа и одежда были полностью черными.

Скальный демон похоронил Каладина под собой.

Шаллан выронила листы бумаги: на одном – изображение ее самой, на другом – Каладина, и полезла по камням, рассеивая окружавшую ее темноту. Необходимо находиться ближе к схватке, чтобы иллюзии работали. Лучше, конечно, было бы послать их с Узором, но это оказалось проблематично, потому что...

Шаллан остановилась перед все еще подергивающимся животным – грудой из мяса и панциря, походившей на рухнувшую с обвалом кучу камней. Девушка переступила с ноги на ногу, не уверенная в том, что делать.

– Каладин? – позвала она. Ее голос слабо прозвучал в темноте.

«Прекрати, – сказала она себе. – Не робей. Все уже кончилось».

Сделав глубокий вдох, Шаллан шагнула вперед, выбирая, куда наступить между огромных, покрытых панцирем лап. Она попробовала отодвинуть клешню, но та оказалась слишком тяжелой, поэтому Шаллан взобралась на нее и соскользнула с другой стороны.

Послышался какой-то звук, и она застыла. Голова скального демона лежала рядом, огромные глаза затуманились. От головы начали подниматься спрены, напоминающие клубы дыма. Те же, что и раньше, только... уходящие? Шаллан поднесла свет ближе.

Из пасти скального демона торчала нижняя половина тела Каладина. Всемогущий над нами! Шаллан ахнула и начала пробираться вперед. Она попыталась вытащить Каладина из сомкнутой пасти, но ничего не вышло. Пришлось призвать Клинок и отрезать несколько жвал.

– Каладин? – позвала Шаллан, взволнованно вглядываясь в ту часть пасти твари, откуда отрезала жвалы.

– О-о-о, – донесся до нее слабый голос.

Живой!

– Держись! – воскликнула она, отрубая голову чудовища, стараясь резать плоть не слишком близко к Каладину. Струей брызнул фиолетовый ихор, заляпав ей руки и наполнив воздух запахом сырой плесени.

– Чувствую себя не слишком удобно... – проговорил Каладин.

– Ты выжил, – ответила Шаллан. – Так что прекрати жаловаться.

Живой. О Отец Штормов! Живой. Она сожжет целую кучу молитв, когда они вернутся.

– Здесь ужасно воняет, – слабо произнес Каладин. – Почти так же плохо, как от тебя.

– Радуйся, – сказала Шаллан, продолжая свое занятие. – Ведь у меня есть вполне безупречный экземпляр скального демона – правда, умерший – и ради тебя я кромсаю его на куски вместо того, чтобы изучать.

– Моя вечная благодарность.

– Кстати, как ты угодил в его пасть? – спросила Шаллан, разрезая отвратительно скрипящий кусок панциря. Она отбросила его в сторону.

– Пронзил небо, – ответил Каладин. – Прямо в мозг. Единственный способ убить проклятую тварь, который пришел мне в голову.

Шаллан наклонилась, протянув руку в огромную, проделанную ею дыру. Немного усилий, и, отрезав небольшой кусок переднего жвала, она помогла Каладину выбраться из пасти. Покрытый ихором и кровью, бледный от явной кровопотери, мостовик сам выглядел как мертвец.

– Шторма! – прошептала Шаллан, когда он лег спиной на камни.

– Перевяжи мою ногу, – слабо произнес Каладин. – Все остальное у меня должно быть в порядке. Заживет как...

От одного взгляда на превратившуюся в месиво ногу Шаллан передернуло. Прямо как... как... у Балата...

Не скоро Каладин сможет воспользоваться этой ногой.

«О Отец Штормов», – подумала Шаллан, отрезая подол платья на уровне колен.

Она туго перевязала ногу Каладина, следуя его указаниям. Он считал, что ему, скорее всего, не нужен жгут. Девушка послушалась, поскольку, по всей видимости, мостовик перевязал в жизни гораздо больше ран, чем она.

Шаллан отрезала правый рукав и перевязала вторую рану на боку, в том месте, где скальный демон пытался перекусить мостовика пополам. Затем села рядом, чувствуя, что совершенно устала и замерзла – ничто не защищало ее ноги и руку от холодного воздуха, царящего на дне ущелья.

Каладин глубоко вздохнул, лежа на каменной поверхности с закрытыми глазами.

– Два часа до сверхшторма, – прошептал он.

Шаллан проверила небо. Почти стемнело.

– Если это так, – пробормотала она, – мы его побили, но все равно умрем, верно?

– Кажется нечестным, – ответил Каладин и со стоном сел.

– Разве тебе не следует...

– Ба! У меня были раны и похуже этих.

Она подняла бровь, когда он открыл глаза. Каладин выглядел так, будто у него кружится голова.

– Я не лгу, – настоял он. – Это не какая-нибудь солдатская бравада.

– Похуже этих? – спросила Шаллан. – И сколько раз?

– Дважды, – признался Каладин, оглядывая массивные очертания скального демона. – Мы действительно убили эту тварь.

– Да, как ни печально, – загрустила Шаллан. – Он был таким прекрасным!

– Он был бы еще прекраснее, если бы не пытался меня сожрать.

– С моей точки зрения, – заметила Шаллан, – он не просто пытался, ему удалось.

– Ерунда, – возразил Каладин. – Он меня не проглотил. Так что не считается.

Он протянул ей руку, словно хотел, чтобы она помогла ему подняться на ноги.

– Хочешь попробовать идти?

– А ты ждешь, что я буду просто лежать здесь в пропасти до тех пор, пока не хлынет вода?

– Нет, но...

Шаллан подняла голову. Скальный демон был огромным. Около двадцати футов в высоту, когда лежал на боку.

– Что, если мы взберемся на него и попытаемся подняться на вершину плато?

Чем дальше они продвигались на запад, тем менее глубокими становились ущелья.

Каладин посмотрел вверх.

– Придется подняться еще на добрых восемьдесят футов, Шаллан. И что мы будем делать на вершине плато? Шторм нас снесет.

– Мы хотя бы сможем попробовать найти какое-нибудь укрытие, – ответила она. – Шторма, все в самом деле безнадежно, да?

Как ни странно, но он вскинул голову и проговорил:

– Возможно.

– Только «возможно»?

– Укрытие... У тебя есть Клинок Осколков.

– И? Я не смогу отрезать им стену воды.

– Нет, но им можно резать камни.

Каладин посмотрел вверх, на стену ущелья.

У Шаллан перехватило дыхание.

– Мы можем вырезать нишу в скале! Как у разведчиков.

– Высоко в скале, – подтвердил Каладин. – На стене видна линия, оставленная водой. Если мы сможем взобраться выше...

Это все равно означало, что придется лезть по стене ущелья. Шаллан не требовалось проделать весь путь на самый верх, туда, где ущелье сужается, но подняться будет, в любом случае, нелегко. И у нее очень мало времени.

Но шанс имелся.

– Это придется сделать тебе, – сказал Каладин. – Я смогу встать с помощью. Но ползти вверх по скале с Клинком Осколков...

– Хорошо, – Шаллан встала и глубоко вздохнула. – Хорошо.

Она начала подъем по спине скального демона. Гладкий панцирь скользил, но девушка нашла, куда поставить ноги между щитками. Оказавшись на спине монстра, Шаллан посмотрела на линию, оставленную водой. Отсюда она казалась гораздо выше, чем снизу.

– Вырежь поручни! – крикнул Каладин.

Правильно. Она все время забывала о Клинке Осколков. Не хотела о нем думать...

Нет. Сейчас не время. Шаллан призвала Клинок и вырезала в скале несколько длинных выемок. Куски камня падали и отскакивали от панциря. Она убрала волосы за уши, пытаясь создать при тусклом свете ряд выступов на стене, похожих на лестницу.

Шаллан начала подниматься по ним. Стоя на одном выступе и цепляясь за более высокий, она снова призвала Клинок и попыталась вырезать ступень еще выше, но оружие было таким, шторм побери, длинным!

Клинок услужливо сжался в ее руке и стал гораздо короче меча, размером с большой нож.

«Спасибо», – подумала Шаллан, вырезая в скале очередную выемку.

Она продвигалась вверх, опора за опорой. Это была тяжелая работа, и периодически ей приходилось спускаться вниз, чтобы дать рукам отдых. Наконец Шаллан забралась так высоко, как, по ее мнению, требовалось, прямо над линией воды. Неуклюже повиснув на одном месте, она снова начала вырезать куски скалы так, чтобы они не падали ей на голову.

Летящие камни громко ударялись о панцирь мертвого скального демона.

– Ты замечательно справляешься! – окликнул ее Каладин. – Продолжай в том же духе!

– Когда у тебя появилось столько бодрости? – прокричала она.

– После того, как я счел себя покойником, а затем выяснилось, что все не так плохо.

– Тогда напоминай мне, чтобы я время от времени устраивала попытки покушения на твою жизнь, – фыркнула Шаллан. – Если они увенчаются успехом, я почувствую себя лучше, в противном случае обрадуешься ты. Каждый в выигрыше!

Она услышала смешок мостовика и сильнее налегла Клинком на скалу. Все оказалось труднее, чем представлялось. Да, Клинок легко резал камень, но она отсекала куски, которые никак не выпадали. Приходилось разделять их на части, отпускать Клинок и вытаскивать обломки наружу.

Тем не менее спустя больше часа отчаянной работы Шаллан удалось создать подобие убежища. У нее не получилось углубить его настолько, как хотелось, но должно было сойти и так. Обессиленная, она в последний раз кое-как спустилась по импровизированной лестнице и шлепнулась на спину скального демона посреди обломков камней. По ощущениям в руках казалось, будто она таскала тяжести, и, возможно, так и было, если считать, что пришлось поднимать саму себя.

– Готово? – спросил Каладин со дна ущелья.

– Нет, – ответила Шаллан, – но почти получилось. Думаю, мы уместимся.

Мостовик замолчал.

– Ты поднимаешься вверх в дыру, которую я только что вырезала, мостовичок Каладин, убийца скального демона, несущий угрюмость. – Шаллан свесилась с бока чудовища, чтобы посмотреть на него. – Мы не будем заводить еще одну глупую беседу о том, что ты здесь умрешь, в то время как я храбро продолжу путь. Ясно тебе?

– Я не уверен, что смогу идти, Шаллан, – сказал Каладин со вздохом. – Не говоря уже о том, чтобы вскарабкаться наверх.

– Ты сможешь, – отрезала девушка. – Если придется, я тебя понесу.

Каладин посмотрел на нее и ухмыльнулся. Его лицо было покрыто засохшим фиолетовым ихором, хотя он и постарался вытереться как можно лучше.

– Хотел бы я на это посмотреть.

– Пойдем, – сказала Шаллан, сама с трудом поднимаясь. Шторма, как она устала.

Клинком девушка отсекла от стены лозу. Забавно, ей понадобилось два удара, чтобы ее отделить. Первый удар умертвил растение. Затем, уже мертвую, лозу действительно можно было резать мечом.

Верхняя ее часть отдернулась, извиваясь, и поднялась по спирали выше. Шаллан бросила вниз один конец отрезанной лозы. Каладин взялся за нее одной рукой и, оберегая больную ногу, осторожно взобрался на скального демона. Оказавшись наверху, он упал рядом с Шаллан; струйки пота проложили дорожки через грязь на его лице. Он взглянул на уводящую в высоту, вырезанную в скале лестницу.

– Ты на самом деле собираешься поднять меня вот по этому?

– Да, – сказала Шаллан, – из совершенно эгоистических соображений.

Он посмотрел на нее.

– Я не позволю, чтобы твой последний в жизни взгляд был обращен на меня, стоящую в наполовину разодранном платье, покрытую фиолетовой кровью, с волосами в абсолютном беспорядке. Слишком несолидно. На ноги, мостовичок.

Вдалеке она услышала гул. Плохо дело...

– Взбирайся, – приказал Каладин.

– Я не...

– Взбирайся, – повторил он жестче, – и ляг в углублении. После этого высунь руку. Когда я окажусь ближе к концу лестницы, ты сможешь помочь мне на последних футах подъема.

Шаллан помедлила мгновение, подхватила сумку и начала подниматься. Шторма, выступы были такими скользкими. Оказавшись наверху, она заползла в нишу в скале и ненадежно устроилась, вытянув вниз одну руку и держась другой. Каладин задрал голову и посмотрел на нее, затем стиснул челюсти и начал карабкаться вверх.

В основном он подтягивался на руках, свешивая раненую ногу и упираясь другой. Крепкие мускулистые руки солдата медленно тащили тело вверх, уступ за уступом.

Внизу по дну ущелья заструился ручеек воды, который стал быстро превращаться в стремительный поток.

– Давай же! – крикнула Шаллан.

В ущельях запел ветер, отозвавшийся навязчивым, жутким эхом во множестве трещин и разломов. Словно застонали духи давно умерших. Высокие завывания сопровождались низким грохочущим ревом.

Вокруг втянулись все растения: изогнулись и туго скрутились лозы, закрылись камнепочки, сложились оборцветы. Все живое в ущелье попряталось.

Каладин хрипел и истекал потом, его лицо исказилось от боли и усилий, пальцы дрожали. Он вскарабкался на очередную ступеньку и дотянулся рукой до пальцев Шаллан.

В этот момент ударила стена шторма.

Глава 73. Сонмы снующих существ

Один год назад

Шаллан скользнула в комнату Балата, зажав в руке коротенькую записку.

Балат резко обернулся, начав вставать, но затем расслабился.

– Шаллан! Ты напугала меня до смерти!

В маленькой комнате, одной из многих в особняке, на открытых окнах красовались простые тростниковые ставни, сегодня запертые, так как приближался сверхшторм. Последний перед Плачем. Снаружи доносились удары по стенам – слуги устанавливали прочные штормставни поверх тростниковых.

Шаллан надела одно из своих новых дорогих платьев, купленных отцом, – выполненное в воринском стиле, прямое и зауженное в талии, с карманом на рукаве. Женское платье. Также на ней было подаренное ожерелье. Отцу нравилось, когда она его носила.

Поблизости в кресле развалился Джушу. С отсутствующим видом он растирал между пальцами какое-то растение. За два года, что миновали с того дня, как его утащили из дома кредиторы, он сильно похудел, хотя из-за шрамов на запястьях и запавших глаз все равно не сильно походил на своего близнеца.

Шаллан окинула взглядом узлы с вещами, которые собирал брат.

– Хорошо, что отец никогда не заходит тебя проведать, Балат. Эти узлы выглядят так подозрительно, что ты бы не ушел далеко.

Джушу усмехнулся, потирая шрам на запястье.

– Он еще и подскакивает каждый раз, как в коридоре чихнет служанка.

– Так, тихо, вы оба, – сказал Балат, взглянув в окно, к которому рабочие прикрепляли штормставню. – Не время для шуток. Бездна, если он обнаружит, что я собираюсь уехать...

– Не обнаружит, – ответила Шаллан, разворачивая письмо. – Он слишком занят подготовкой к торжественной встрече с кронпринцем.

– Никому не кажется, что немного странно найти такие богатства? – спросил Джушу. – Сколько же залежей ценных пород камня на наших землях?

Балат вернулся к упаковыванию вещей.

– Пока отец счастлив, мне все равно.

Проблема заключалась в том, что отец не был счастлив. Да, теперь дом Давар разбогател, новые каменоломни приносили фантастический доход. И все же чем лучше шли их дела, тем угрюмее становился отец. С ворчанием бродил по коридорам. Срывался на слугах.

Шаллан просмотрела содержание письма.

– Не вижу радости на лице, – сказал Балат. – Они по-прежнему не могут его найти?

Шаллан покачала головой. Хеларан исчез. Действительно исчез. Больше не было ни контактов, ни писем. Даже те люди, с кем он общался раньше, понятия не имели, куда он отправился.

Балат присел на один из узлов.

– Так что же нам делать?

– Тебе нужно принять решение, – ответила Шаллан.

– Я должен выбраться отсюда. Должен. – Он провел рукой по волосам. – Эйлита готова уехать со мной. Ее родители в отъезде весь месяц, отправились в Алеткар. Лучшего момента не представится.

– А если ты не сможешь отыскать Хеларана, что тогда?

– Я обращусь к кронпринцу. Его бастард сказал, что он выслушает любого, кто пожелает свидетельствовать против отца.

– Прошло несколько лет, – проговорил Джушу, откинувшись назад. – Теперь отец в почете. Кроме того, кронпринц при смерти, все это знают.

– Другого шанса не будет, – сказал Балат, вставая. – Я уеду. Сегодня ночью, после шторма.

– Но отец... – начала было Шаллан.

– Отец хочет, чтобы я отправился проверить несколько деревень в восточной долине. Я скажу, что так и сделаю, а сам заберу Эйлиту, мы уедем в Веденар и пойдем прямо к кронпринцу. К тому времени, как прибудет отец, минует неделя, и я уже скажу свое слово. Возможно, этого хватит.

– А Мализа? – спросила Шаллан. По плану Балат должен был отвезти мачеху в безопасное место.

– Не знаю, – ответил Балат. – Он ее не отпустит. Может быть, когда он отправится с визитом к кронпринцу, ты сможешь отослать ее куда-то, где безопасно? Не знаю. Так или иначе, мне нужно ехать. Сегодня ночью.

Шаллан шагнула вперед, положив ладонь на его руку.

– Я устал бояться, – добавил Балат. – Устал быть трусом. Если Хеларан исчез, тогда я и вправду старший сын. Время это доказать. Я не убегу просто так. Не хочу провести всю жизнь, задаваясь вопросом, не охотятся ли за мной подручные отца. А так... так все будет кончено. Решено.

Дверь с шумом распахнулась.

Несмотря на все замечания о подозрительном поведении Балата, Шаллан сама подскочила от испуга так же высоко, как он, вскрикнув от удивления. Это был всего лишь Виким.

– Шторма, Виким! – воскликнул Балат. – Ты мог хотя бы постучать или...

– Эйлита здесь, – сказал Виким.

– Что? – Балат рванулся вперед, схватив брата. – Она не должна была приезжать! Я собирался забрать ее сам.

– Ее призвал отец. Она только что приехала со своей горничной. Он разговаривает с ней в пиршественном зале.

– О нет, – простонал Балат и, оттолкнув Викима в сторону, бросился к выходу.

Шаллан последовала за братом, но остановилась в дверях.

– Не делай никаких глупостей! – крикнула она ему в спину. – Балат, план!

Похоже, он ее не услышал.

– Это может плохо кончиться, – проговорил Виким.

– Или, наоборот, чудесно, – сказал Джушу позади них, по-прежнему сидя в расслабленной позе. – Если отец доведет Балата, может быть, он перестанет ныть и сделает хоть что-то.

Выйдя в коридор, Шаллан похолодела. Этот озноб... Неужели паника? Всепоглощающая паника, настолько острая и сильная, что смывала все остальные эмоции.

Это должно было случиться. Шаллан знала, что это должно было случиться. Они пытались спрятаться, они пытались сбежать. Конечно, ничего бы не вышло.

Как не вышло у матери.

Виким пробежал мимо нее. Она медленно пошла следом. Не потому, что оставалась спокойной, а потому, что чувствовала, будто ее тянут вперед. Неспешные шаги, казалось, помогали устоять перед неизбежностью.

Шаллан повернула вверх по ступеням вместо того, чтобы спуститься вниз. Ей требовалось кое-что захватить.

Не прошло и минуты. Вскоре она вернулась, засунув переданный ей так давно мешочек в потайной карман в рукаве. Девушка спустилась по ступеням и подошла ко входу в пиршественный зал. Джушу и Виким ждали снаружи, напряженно наблюдая.

Они освободили ей дорогу.

В пиршественном зале, конечно же, стоял крик.

– Тебе не следовало делать этого, не поговорив со мной! – воскликнул Балат.

Он стоял около главного стола, Эйлита находилась рядом и держала его за руку. Отец возвышался с другой стороны, перед ним виднелись остатки неоконченной трапезы.

– Балат, с тобой бесполезно разговаривать. Ты не слышишь.

– Я люблю ее!

– Ты еще ребенок, – произнес отец. – Глупый ребенок, не заботящийся о судьбе своего дома.

«Плохо, плохо, плохо», – подумала Шаллан. Голос отца стал тихим. Он был особенно опасен, когда его голос становился тихим.

– Думаешь, – продолжил отец, наклоняясь вперед и упираясь ладонями в стол, – что я не знаю о твоем запланированном побеге?

Балат отпрянул.

– Но откуда?

Шаллан вошла в комнату.

«Что это там на полу?» – подумала она, идя вдоль стены к двери, ведущей в кухню. Что-то не давало двери закрыться.

По крыше застучал дождь. Накатил шторм. Стражники находились в караулке, слуги – в своих помещениях, ожидая, когда минует буря. Семья осталась в одиночестве.

С закрытыми окнами единственным источником освещения в комнате был прохладный свет сфер. Отец не стал разжигать камин.

– Хеларан мертв, – сказал отец. – Ты знал? Ты не сможешь его разыскать, потому что он убит. Мне даже не пришлось ничего делать. Он нашел свою смерть на поле битвы в Алеткаре. Идиот.

Слова отца поколебали холодное спокойствие Шаллан.

– Как ты узнал, что я собираюсь уехать? – требовательно спросил Балат. Он сделал шаг вперед, но Эйлита его удержала. – Кто тебе сказал?

Шаллан опустилась на колени перед помехой за кухонной дверью. Прогремел гром, заставив особняк содрогнуться. Помеха оказалась телом.

Мализа. Умерла от нескольких ударов по голове. Свежая кровь. Тело еще теплое. Он убил ее совсем недавно. Шторма, он узнал об их плане, послал за Эйлитой и ждал, пока она приедет, а затем убил свою жену.

Это не убийство в припадке гнева. Он убил ее, чтобы наказать.

«Значит, вот до чего дошло, – подумала Шаллан, чувствуя странное, бесстрастное спокойствие. – Ложь превратилась в правду».

Она чувствовала себя виновницей случившегося. Девушка встала и обошла кухню, подойдя туда, где слуги оставляли для отца кувшин с вином и кубки.

– Мализа, – произнес Балат. Он не смотрел в сторону Шаллан, просто гадал. – Она раскололась и рассказала тебе все, ведь так? Бездна. Не нужно было ей доверять.

– Да, – сказал отец. – Она заговорила. В конце концов.

С шелестящим скрежетом Балат вытащил из кожаных ножен меч. Отец поступил так же.

– Наконец-то ты проявил признаки твердости.

– Балат, нет, – взмолилась Эйлита, цепляясь за юношу.

– Я больше не буду его бояться, Эйлита! Не буду!

Шаллан налила вина.

Они бросились друг на друга. Отец перепрыгнул через высокий стол и замахнулся, удерживая меч обеими руками. Эйлита вскрикнула и отпрянула в сторону, когда Балат поднял меч на отца.

Шаллан не слишком разбиралась в фехтовании. Она наблюдала, как тренируются Балат и другие, но единственными настоящими боями, которые ей довелось увидеть, оставались дуэли на ярмарке.

Теперь все было по-другому. Жестоко. Отец снова и снова сильно ударял мечом, а Балат изо всех сил сопротивлялся, блокируя удары. Металл лязгал о металл, а над всеми ними ярился шторм. Каждый удар, казалось, сотрясал комнату. Или это гром?

Балат споткнулся под натиском и упал на одно колено. Отец выбил меч из его пальцев.

Неужели все закончилось так быстро? Прошло всего лишь несколько секунд. Совсем не похоже на дуэли.

Отец навис над сыном.

– Я всегда презирал тебя, – проговорил отец. – Трус. Хеларан был благороден. Он сопротивлялся мне, но в нем бушевала страсть. А ты... ты только копошишься, ноешь и жалуешься.

К нему подошла Шаллан.

– Отец? – Она протянула вино. – Он повержен. Ты победил.

– Я всегда хотел сыновей, – продолжил светлорд Давар. – И у меня их четверо. Все никудышные! Трус, пьяница и слабак. – Он моргнул. – Только Хеларан... Только Хеларан...

– Отец? – позвала Шаллан. – Возьми.

Он принял вино и осушил кубок одним глотком.

Балат схватил свой меч. По-прежнему стоя на одном колене, он нанес стремительный удар. Шаллан вскрикнула, а меч издал странный лязгающий звук, когда почти задел отца, проткнув его сюртук, и вышел со спины, соприкоснувшись с чем-то металлическим.

Отец уронил кубок. Пустой, тот ударился о пол. Он застонал, ощупывая бок. Балат вытащил меч и теперь в ужасе смотрел на отца снизу вверх.

На руке отца показалась кровь, но совсем немного.

– И это лучшее, на что ты способен? – требовательно спросил он. – Пятнадцать лет тренировок с мечом, и это твоя лучшая атака? Срази меня! Ударь меня!

Отец отвел меч в сторону, поднимая другую руку.

Балат начал рыдать, меч выскользнул из его пальцев.

– Ба! – воскликнул отец. – Бесполезен.

Он швырнул меч на главный стол и шагнул к камину. Схватив железную кочергу, вернулся.

– Бесполезен.

И ударил кочергой по бедру Балата.

– Отец! – воскликнула Шаллан, пытаясь удержать его руку. Он оттолкнул ее в сторону и ударил снова, раздробив кочергой ногу Балата.

Балат закричал.

Шаллан упала, сильно ударившись головой. Она могла только слышать, что происходило дальше. Крики. Кочерга, ударяющая с глухим звуком. Бушующий над ними шторм.

– Почему. – Удар. – Ты. – Удар. – Не можешь. – Удар. – Ничего. – Удар. – Сделать как следует?

Зрение Шаллан прояснилось. Отец тяжело дышал. Его лицо забрызгала кровь. Балат скулил на полу. Его поддерживала Эйлита, уткнувшись лицом в волосы юноши. Нога Балата превратилась в кровавое месиво.

Виким и Джушу по-прежнему стояли в дверях и казались ужасно перепуганными.

Отец посмотрел на Эйлиту, и в его глазах застыла жажда убивать. Он поднял кочергу для удара. Но затем оружие выскользнуло из его пальцев и звякнуло о пол. Он удивленно взглянул на руку и споткнулся. Попытавшись схватиться за стол, упал на колени и завалился на бок.

По крыше сильно барабанил дождь. Звук был такой, что, казалось, сонмы каких-то снующих существ ищут, как бы пробраться внутрь дома.

Шаллан заставила себя подняться. Хладнокровие. Да, она узнала это хладнокровие, охватившее ее целиком. Она уже испытывала его раньше, в день, когда потеряла мать.

– Перевяжи раны Балата, – сказала она, подойдя к плачущей Эйлите. – Используй его рубашку.

Девушка кивнула сквозь слезы и дрожащими пальцами принялась за дело.

Шаллан опустилась на колени рядом с отцом. Он лежал без движения, уставившись в потолок открытыми мертвыми глазами.

– Что... что произошло? – спросил Виким.

Шаллан не заметила, как он и Джушу испуганно вошли в комнату, обогнули стол и присоединились к ней. Виким выглядывал из-за ее плеча.

– Балат ранил его в бок...

Бок отца кровоточил, Шаллан чувствовала это сквозь одежду. Но рана была не настолько серьезна, чтобы вызвать подобные последствия. Она покачала головой.

– Ты отдал мне кое-что несколько лет назад, – сказала Шаллан. – Мешочек. Я его сохранила. Ты говорил, что со временем яд становится более действенным.

– О Отец Штормов, – проговорил Виким, зажав рукой рот. – Чернояд? Ты подмешала...

– В его вино. Тело Мализы лежит на кухне. Он зашел слишком далеко.

– Ты его убила, – произнес Виким, уставившись на труп отца. – Ты его убила!

– Да, – сказала Шаллан, чувствуя себя полностью обессиленной.

Она проковыляла к Балату и начала помогать Эйлите с перевязкой. Балат оставался в сознании и стонал от боли. Шаллан кивнула Эйлите, и та убежала, чтобы принести ему немного вина. Конечно, неотравленного.

Отец мертв. Она его убила.

– Что у нас тут? – спросил Джушу.

– Не смей! – воскликнул Виким. – Шторма! Ты собираешься вот так сразу рыться у него в карманах?

Шаллан взглянула в сторону Джушу и увидела, как тот вытаскивает из кармана отцовского сюртука что-то серебристое. Предмет скрывался в маленьком черном мешочке, наполовину пропитавшемся кровью. В том месте, куда пришелся удар Балата, виднелись лишь небольшие части устройства.

– О Отец Штормов, – проговорил Джушу, вытаскивая его наружу. Устройство состояло из нескольких серебристых металлических цепочек, соединяющих между собой три больших драгоценных камня, один из которых треснул и перестал светиться. – Это то, о чем я думаю?

– Преобразователь, – сказала Шаллан.

– Помоги мне подняться, – попросил Балат Эйлиту, когда та вернулась с вином. – Пожалуйста.

Девушка неохотно помогла ему сесть. Его нога... Бедру пришлось совсем не сладко. Придется вызвать хирурга.

Шаллан встала, вытерла окровавленные руки о платье и взяла у Джушу преобразователь. Хрупкий металл оказался сломан в том месте, где в него ударил меч.

– Я не понимаю, – произнес Джушу. – Разве это не богохульство? Разве такие вещи не принадлежат королю и не должны использоваться только ардентами?

Шаллан провела большим пальцем по металлу. Она была не в состоянии думать. Оцепенение... шок. Вот что это было. Шок.

«Я убила отца».

Внезапно Виким вскрикнул, отпрыгнув назад.

– Его нога дернулась.

Шаллан обернулась и посмотрела на тело. Пальцы отца судорожно сжимались.

– Несущие Пустоту! – воскликнул Джушу. Он посмотрел на потолок, на бушующий шторм. – Они здесь. Они внутри него. Они...

Шаллан опустилась на колени рядом с телом. Глаза отца задрожали и сфокусировались на ней.

– Недостаточно сильный, – прошептала она. – Яд оказался недостаточно сильным.

– О шторма! – вскрикнул Джушу, опустившись на колени рядом с ней. – Он до сих пор дышит. Он не умер, его только парализовало. – Глаза Джушу расширились. – И он приходит в себя!

– В таком случае нам нужно закончить начатое, – сказала Шаллан. Она посмотрела на братьев.

Джушу и Виким отпрянули, замотав головами. Оглушенный Балат был почти без сознания.

Шаллан снова повернулась к отцу. Он смотрел на нее, теперь его глаза двигались с легкостью. Нога дернулась.

– Прости, – прошептала девушка, расстегивая ожерелье. – Спасибо за все, что сделал для меня.

Она обернула ожерелье вокруг шеи отца.

И начала его затягивать.

Шаллан воспользовалась рукояткой вилки, упавшей со стола, когда отец пытался удержаться на ногах. Завязав петлю на ожерелье, она просунула в него вилку и стала ее крутить, все сильнее затягивая цепочку вокруг горла отца.

– Спят ущелья, тьма окружит, хочет напугать. Ты закрой скорее глазки, нужно засыпать, – прошептала она.

Колыбельная. Шаллан проговаривала слова сквозь слезы – это была песня, которую отец пел ей в детстве, когда она чего-то боялась. Красная кровь испещрила его лицо и покрыла ее руки.

– Подкрадется страх по скалам в колыбель твою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.

Шаллан чувствовала, как он смотрит на нее. Ее кожа покрылась мурашками, в то время как рука все туже затягивала ожерелье.

– В вое шторма теплый ветер защитит тебя, – прошептала она. – Стонет буря, но напрасно. Спи, мое дитя.

Шаллан пришлось наблюдать, как глаза отца вылезают из орбит, как от лица отливает краска. Его тело задрожало, напрягаясь, пытаясь шевельнуться. Глаза смотрели на нее требовательно и обвиняли в предательстве.

Шаллан почти представила, что завывания шторма были всего лишь ночным кошмаром и что скоро она проснется, испугавшись, а отец споет ей колыбельную. Как он делал раньше, когда она была ребенком...

– Свет кристаллов негасимый вспыхнет на ладошке, прочь прогонит все невзгоды, спать уложит крошку.

Отец перестал шевелиться.

– Эту песню я с любовью каждый раз пою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.

Глава 74. Шествующий сквозь шторм

Однако ты никогда не был силой равновесия. Ты несешь хаос, как будто тянешь за собой за ногу труп по снегу. Пожалуйста, прислушайся к моему призыву. Оставь то место и присоединись ко мне в моей клятве невмешательства.

Каладин поймал Шаллан за руку.

Наверху, с грохотом ударяясь о плато, разбивались и разваливались на куски валуны, которые, в свою очередь, падали вокруг него. Ярился ветер. Снизу все ближе поднималась вода. Каладин вцепился в Шаллан, но мокрые пальцы начали выскальзывать из ее руки.

И вдруг, совершенно неожиданно, хватка окрепла. Она потянула с такой силой, которую нельзя было и предположить в ее маленькой фигурке. Каладин оттолкнулся здоровой ногой, когда до нее добралась вода, и заставил себя подтянуться оставшееся расстояние, чтобы присоединиться к девушке в каменной нише.

Полость оказалась всего лишь около трех-четырех футов глубиной, мельче, чем та расщелина, в которой они прятались раньше. К счастью, ниша выходила на запад. Несмотря на то, что ледяной ветер задувал и приносил брызги воды, главный удар шторма пришелся на плато.

Тяжело дыша, Каладин прижался к стенке углубления. Боль в раненой ноге стала совсем нестерпимой. За него цеплялась Шаллан. Она казалась такой теплой в его руках, и он держал ее так же крепко, как и она его. Они оба съежились в скале, задевая головами потолок полости.

Плато содрогалось, его мелко потряхивало, словно напуганного человека. Каладин мало что видел, темнота стала абсолютной, разрезаемой только ударами молний. И звуками. Казалось, что гром ударял независимо от самих молний. Вода ревела как разъяренный зверь, и вспышки высвечивали неистовую, текущую по ущелью реку, которая пенилась и закручивалась водоворотами.

Бездна... Река практически достигла их ниши. За буквально несколько мгновений уровень воды поднялся более чем на пятьдесят футов. В грязном потоке плыли ветки, изломанные растения, сорванные с опор лозы.

– Сфера? – спросил Каладин в темноте. – У тебя была сфера для освещения.

– Ее нет! – прокричала Шаллан сквозь рев. – Наверное, выронила, когда схватила тебя!

– Я не...

Оглушающий удар грома, сопровождаемый ослепительной вспышкой молнии, заставил Каладина запнуться. Шаллан прижалась еще крепче, сунув пальцы в его ладонь. В глазах после молнии остался послеобраз.

Шторма, Каладин мог поклясться, что послеобразом было лицо, ужасно искаженное, с открытым ртом. Следующий удар молнии серией вспышек высветил поток, подобравшийся к ним почти вплотную. В воде плавали десятки трупов, их проносило течением мимо. Мертвые глаза смотрели в небо, многие глазницы оказались пустыми. Люди и паршенди.

Вода всколыхнулась волной и на несколько дюймов подтопила убежище. Река мертвецов. Вокруг снова потемнело, чернота стала такой непроглядной, как если бы они находились в подземной пещере. Только Каладин, Шаллан и трупы.

– Это была самая невероятная вещь, которую я когда-либо видела, – сказала девушка, прижав свою голову к его.

– Шторма – странная штука.

– Ты говоришь, исходя из собственного опыта?

– Садеас подвесил меня снаружи во время одного из них, – ответил Каладин. – Я должен был умереть.

Та буря пыталась содрать кожу, а затем и мышцы с его скелета. Дождь, походивший на ножи. Молния, как будто прижигающая железом.

И маленькая фигурка, вся белая, стоящая перед ним, вытянув вперед руки, словно хотела отодвинуть бурю. Крошечная и хрупкая, но в то же время сильная, как сами ветра.

«Сил... Что я с тобой сделал?»

– Я хочу услышать эту историю, – сказала Шаллан.

– Расскажу как-нибудь в другой раз.

Их снова омыло водой. На какое-то мгновение они стали легче, всплыв во внезапном всплеске воды. Течение потащило с неожиданной силой, будто хотело вытолкнуть их в реку. Шаллан вскрикнула, а Каладин схватился за камень с другой стороны, сдерживая панику. Река отступила, но он по-прежнему слышал ее стремительный натиск. Они поудобнее устроились в нише.

Сверху засиял свет, слишком ровный, чтобы быть молнией. Что-то светилось на плато. Что-то двигалось. Не удавалось разглядеть практически ничего, потому что с края плато устремлялся вниз поток воды на расстоянии локтя от их убежища. Каладин мог поклясться, что заметил огромную фигуру, передвигающуюся поверху, – светящийся нечеловеческий силуэт, за которым следовал еще кто-то, поблескивающий и чуждый. Шествующий сквозь шторм. Шаг за шагом, пока сияние не угасло.

– Пожалуйста, – взмолилась Шаллан. – Мне нужно услышать хоть что-то другое. Расскажи мне.

Каладин поежился, но кивнул. Голос. Звук голоса поможет.

– Все началось, когда меня предал Амарам, – заговорил он приглушенным тоном, громким настолько, чтобы прижавшаяся к нему Шаллан услышала. – Он сделал из меня раба, потому что я знал правду. Он убил моих людей, повинуясь своей жажде заполучить Клинок Осколков. Она значила для него больше, чем собственные солдаты, больше, чем честь...

Каладин продолжил описывать ей свои дни, проведенные в рабстве, попытки побега. Людей, которые погибли, потому что доверяли ему. Слова хлынули потоком. Он никогда не рассказывал эту историю. Да и кому было ее поведать? Четвертый мост прожил большую ее часть вместе с ним.

Он рассказал ей о повозке и о Твлакве – при упоминании имени торговца послышался удивленный вздох. Шаллан определенно знала, о ком шла речь. Каладин поделился с ней, каково это – находиться в оцепенении, в... апатии. С мыслями покончить с собой и сомнениями, стоит ли.

А потом заговорил о Четвертом мосте. Он не рассказал о Сил, испытывая в тот момент слишком сильную боль. Но поведал о забегах с мостами, об ужасе, о смерти и о своем решении.

Порывы ветра хлестали их дождевыми струями, и Каладин мог бы поклясться, что слышит снаружи чей-то напев. Мимо их убежища сновали какие-то странные спрены, красные и фиолетовые, напоминающие молнии. Наверное, их видела Сил?

Шаллан слушала. Он ожидал вопросов, но она не задала ни одного. Она не докучала обсуждением деталей, не болтала попусту и явно знала, что значит вести себя тихо.

Удивительно, но он рассказал всю историю целиком. Последний забег с мостом. Спасение Далинара. Хотелось выплеснуть все накопившееся, и Каладин говорил о том, как сошелся в бою с Носителем Осколков паршенди, как оскорбил Адолина, как сам возглавил бригаду мостовиков...

Когда он закончил, они оба позволили тишине окутать их покрывалом и разделили тепло. Вместе они устремили взгляды на бушующий поток воды, освещаемый вспышками молний, до которого было так легко дотянуться.

– Я убила своего отца, – прошептала Шаллан.

Каладин посмотрел на девушку и во вспышке молнии увидел ее глаза, когда она оторвала голову от его груди и посмотрела вверх. На ресницах блестели капельки воды. Его руки покоились на ее талии, она так же крепко держалась за его пояс. Так близко в объятиях Каладин не держал ни одну женщину после Тары.

– Мой отец был жестоким, гневным человеком, – сказала Шаллан. – Убийцей. Я его любила. И я задушила его, пока он лежал на полу, наблюдая за мной, не в силах пошевелиться. Я убила своего собственного отца...

Каладин не стал подталкивать ее продолжить рассказ, хотя и желал знать, что же произошло. Ему было необходимо знать.

К счастью, она продолжила, рассказав о своей юности и ужасах, с которыми пришлось столкнуться. Каладин думал, что его жизнь была ужасна, но в ней имелась одна вещь, которой он, возможно, дорожил недостаточно, – любившие его родители. Рошон превратил Хартстоун в саму Бездну, но Каладин хотя бы всегда мог рассчитывать на мать и отца.

Что бы он сделал, если бы его отец оказался таким же склонным к насилию, полным ненависти человеком, каким описала своего отца Шаллан? Если бы его мать умерла у него на глазах? Что бы он сделал, если, вместо того чтобы жить за счет света Тьена, ему пришлось бы самому стать источником света в семье?

Каладин слушал с изумлением. Шторма, почему же эта женщина не сломлена, по-настоящему сломлена? Шаллан описывала себя именно так, но она была сломлена не более чем копье с зазубринами на лезвии, а такое копье могло служить ничем не хуже любого другого оружия. Каладин предпочитал копье с одной или двумя зарубками и потертым древком. Острие копья, повидавшего сражения, было просто... лучше, чем новое. Точно известно, что его использовал сражавшийся за свою жизнь человек и что копье не подвело и не сломалось. Такие отметины являлись признаками силы.

Каладин похолодел, когда она упомянула о смерти брата Хеларана, в голосе Шаллан слышалась ярость.

Хеларана убили в Алеткаре. Руками Амарама.

«Шторма... Его убил я, ведь так? – подумал Каладин. – Брата, которого она любила».

Упоминал ли он об этом?

Нет. Нет, он не сказал, что сам лишил жизни Носителя Осколков, только что Амарам убил людей Каладина, чтобы скрыть свою жажду обладания оружием. Уже давно он привык вспоминать то событие, не уточняя, что сам убил Носителя Осколков. В первые несколько месяцев рабства в него вбили, как лучше говорить о том случае, чтобы избежать последствий. Каладин даже не осознавал, что это вошло в привычку.

Поняла ли Шаллан? Сделала ли она вывод, что на самом деле Каладин, а не Амарам убил Носителя Осколков? Похоже, она не связала эти события. Шаллан продолжала говорить, рассказывая о ночи, тоже во время шторма, когда она отравила, а затем убила отца.

Всемогущий над нами! Эта женщина всегда была сильнее, чем он.

– Таким образом, – произнесла Шаллан, упершись головой ему в грудь, – мы решили, что мне следует отыскать Джасну. Видишь ли, у нее... был преобразователь.

– Ты хотела выяснить, не сможет ли она починить ваш?

– Это было бы слишком разумно. – Он не видел, как Шаллан сердито нахмурилась, но каким-то образом услышал. – Мой план, глупый и наивный, заключался в том, чтобы подменить ее преобразователь своим и вернуть домой работающее устройство, с помощью которого наша семья зарабатывала бы деньги.

– Раньше ты никогда не покидала фамильные земли.

– Да.

– И отправилась обворовать одну из умнейших женщин в мире?

– Э-э... да. Помнишь те слова – «глупый и наивный»? Так или иначе, Джасна меня разоблачила. К счастью, я ее заинтересовала, и она согласилась принять меня в ученицы. Брак с Адолином был ее идеей, способом защитить мою семью, пока я обучалась.

– Хм, – произнес Каладин.

Снаружи сверкнула молния. Ветра, судя по всему, задули еще яростнее, если это было вообще возможно, и ему пришлось повысить голос, хотя Шаллан находилась рядом.

– Очень щедрый поступок для женщины, которую ты намеревалась ограбить.

– Думаю, она увидела во мне что-то, из-за...

Тишина.

Каладин моргнул. Шаллан пропала. На миг его охватила паника, и он попытался взять себя в руки, как вдруг понял, что нога больше не болит и головокружение от потери крови, шока и возможной гипотермии тоже исчезло.

«А, – подумал он. – Снова».

Каладин глубоко вздохнул и поднялся на ноги, выйдя из темноты на кромку скалы. Поток внизу замер, будто затвердел, а выступ ниши, который Шаллан вырезала слишком низко, чтобы на нем можно было стоять, теперь позволял ему выпрямиться во весь рост.

Он выглянул наружу и встретился взглядом с лицом, простирающимся в саму бесконечность.

– Отец Штормов, – произнес Каладин.

Некоторые называли его Джезерезе, Герольд. Так или иначе, это не соответствовало ничему из того, что Каладин слышал о Герольдах. Возможно, Отец Штормов был спреном? Богом? Казалось, что он простирается во все стороны, но Каладин все же мог различить лицо в бесконечном просторе.

Ветра затихли. Каладин слышал собственное сердцебиение.

– ДИТЯ ЧЕСТИ.

Сегодня Отец Штормов заговорил с ним. В последний раз, во время шторма, такого не произошло, хотя во сне случалось.

Каладин посмотрел вбок, снова проверив, на месте ли Шаллан, но не смог ее различить. Она не была частью этого видения, чем бы оно ни являлось.

– Она одна из них, не так ли? – спросил Каладин. – Одна из Сияющих рыцарей или, по крайней мере, волноплет. Вот и объяснение того, что произошло, пока я дрался со скальным демоном, вот как она выжила при падении. Оба раза дело было не во мне. В ней.

Отец Штормов загрохотал.

– Сил, – проговорил Каладин, снова поворачиваясь к лицу.

Плато перед ним исчезли. Существовали только он и лицо. Он должен спросить. Это причиняло боль, но он должен.

– Что я с ней сделал?

– ТЫ УБИЛ ЕЕ.

Голос сотряс все вокруг. Как будто... как будто вибрация плато и его собственного тела создавали звуки для голоса.

– Нет, – прошептал Каладин. – Нет!

– ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. ТАК ЖЕ, КАК ПРОИЗОШЛО УЖЕ ОДНАЖДЫ, – рассерженно прогремел Отец Штормов. Каладин узнал человеческую эмоцию. – ЛЮДЯМ НЕЛЬЗЯ ДОВЕРЯТЬ, ДИТЯ ТАНАВАСТА. ТЫ ЗАБРАЛ ЕЕ У МЕНЯ. МОЮ ЛЮБИМИЦУ.

Лицо начало исчезать, растворяться.

– Пожалуйста! – прокричал Каладин. – Как я могу все исправить? Что я могу сделать?

– НЕЛЬЗЯ НИЧЕГО ИСПРАВИТЬ. ОНА СЛОМЛЕНА. ТЫ ТАКОЙ ЖЕ, КАК ТЕ, ЧТО ПРИХОДИЛИ ДО ТЕБЯ. ОНИ УБИЛИ ТАК МНОГО ТЕХ, КОГО Я ЛЮБИЛ. ПРОЩАЙ, СЫН ЧЕСТИ. БОЛЬШЕ ТЫ НЕ БУДЕШЬ ЛЕТАТЬ С МОИМИ ВЕТРАМИ.

– Нет, я...

Шторм возобновился. Каладин снова скорчился в нише, ахнув от внезапно вернувшихся боли и холода.

– Дыхание Келека! – воскликнула Шаллан. – Что это было?

– Ты видела лицо?

– Да. Такое огромное... Я видела в нем звезды, столько звезд, бесконечность...

– Отец Штормов, – пояснил Каладин, совсем усталый.

Он потянулся к какому-то предмету, который неожиданно засиял под ним. Сфера, та самая, которую Шаллан потеряла раньше. Она потускнела, но теперь оказалась снова заряжена штормсветом.

– Изумительное зрелище, – прошептала Шаллан. – Мне нужно его нарисовать.

– Удачи, – ответил Каладин.

Словно чтобы подчеркнуть его слова, накатила очередная волна. Она закружилась водоворотами между стенок ущелья, иногда ударяясь о них. Каладин и Шаллан сидели в воде глубиной несколько дюймов, но угрозы, что их вынесет наружу, больше не существовало.

– Мои бедные рисунки, – проговорила девушка, прижав сумку к груди безопасной рукой и продолжая держаться за Каладина – больше было не за что – другой рукой. – Сумка непромокаемая, но... Не знаю, является ли она штормонепромокаемой.

Каладин хмыкнул, уставившись на бурлящую воду. В потоке будто проглядывал гипнотизирующий, повторяющийся рисунок из вырванных растений и листьев. Больше не проплывало трупов. Текущая вода поднималась перед ними массивным горбом, словно омывая что-то большое. Каладин понял, что туша скального демона по-прежнему зажата внизу. Она оказалась слишком тяжелой, чтобы даже поток смог ее сдвинуть.

Они замолчали. После того, как посветлело, необходимость разговаривать исчезла, и хотя ему хотелось вызвать Шаллан на откровенность относительно того, кем она являлась на самом деле, Каладин не стал ничего говорить. Когда все закончится, у них будет время.

Теперь он хотел подумать, хотя по-прежнему был рад присутствию девушки. Он ощущал это присутствие во всех смыслах, так как она прижималась к нему в мокром, все больше и больше напоминающем лохмотья платье.

Однако разговор с Отцом Штормов отвлек его внимание от мыслей подобного рода.

Сил. Неужели он действительно... убил ее? Он ведь слышал ее рыдания раньше, так?

Каладин попытался, просто ради бесполезного эксперимента, втянуть немного штормсвета. Отчасти он хотел, чтобы Шаллан увидела, как он это делает, и оценить ее реакцию. Конечно же, ничего не вышло.

Шторм постепенно уходил все дальше, потоки воды отступали дюйм за дюймом. После того, как ливень ослаб до обычной бури, вода потекла в обратном направлении. Все было так, как он всегда и думал и в чем никогда не имел возможности убедиться. Теперь дождь больше лил на территории к западу от равнин, чем на сами равнины, а сток был направлен на восток. Река закручивалась, теперь гораздо более вяло, в противоположном направлении.

Из воды показался труп скального демона. Наконец наводнение закончилось, река превратилась в тонкую струйку, а дождь – в легкую морось. Ручьи воды, стекавшие сверху, с плато, оказались гораздо сильнее, чем сам дождь.

Каладин шевельнулся, чтобы спуститься, но понял, что Шаллан, свернувшаяся калачиком рядом с ним, уснула и тихонько посапывает.

– Должно быть, ты единственный человек, – прошептал он, – который когда-либо смог заснуть, пока снаружи бушует сверхшторм.

Несмотря на неудобства, Каладин понял, что на самом деле совсем не в восторге от идеи спускаться с раненой ногой. Силы закончились. После слов Отца Штормов о Сил на него опустилась сокрушающая темнота. Каладин позволил себе впасть в оцепенение и уснул.

Альбом Шаллан: скальный демон

Глава 75. Настоящая слава

Судьба самого космера может зависеть от нашей сдержанности.

– Хотя бы поговорите с ним, Далинар, – сказал Амарам.

Он быстро шагал, чтобы не отставать от кронпринца, его плащ Сияющих рыцарей развевался за спиной. Они проверяли солдат, заполняющих повозки припасами для путешествия через Разрушенные равнины.

– Договоритесь с Садеасом до того, как уедете. Пожалуйста.

Далинар, Навани и Амарам прошли мимо группы копейщиков, бегущих к своему батальону, который строился в шеренгу. Прямо за ними так же взволнованно суетились мужчины и женщины, живущие в лагере. Тут и там сновали крэмлинги, некоторые барахтались в лужицах воды, оставленных сверхштормом.

Сверхшторм, прошедший прошлой ночью, был последним в этом году. Завтра начнется Плач. Несмотря на сырость, он означал перерыв, безопасное время без штормов, возможность нанести удар. Далинар планировал отправиться в путь в полдень.

– Далинар? – позвал Амарам. – Вы поговорите с ним?

«Осторожно, – подумал Далинар. – Пока что воздержись от каких-либо суждений».

Требовалось сделать все очень аккуратно. Шедшая по другую его руку Навани встретилась с ним взглядом. Он поделился с ней планами насчет Амарама.

– Я... – начал было Далинар.

Его прервал рев труб, разнесшийся по всему лагерю. Сигнал был неотложным, не таким, как обычно. Обнаружили куколку. Далинар отсчитал ритм, определяя местоположение плато.

– Слишком далеко, – решил он, делая жест в сторону одного из писцов – высокой, худощавой женщины, которая часто помогала Навани в ее экспериментах. – Чья очередь участвовать в забеге на плато?

– Кронпринцев Себариала и Ройона, сэр, – ответила женщина, сверившись со своими записями.

Далинар поморщился. Себариал никогда не посылал войска, даже когда ему приказывали. Ройон был медлительным.

– Отправьте этим двум с помощью флажков сигнал о том, что гемсердце слишком далеко для попытки захвата. Сегодня мы выступаем к лагерю паршенди, и я не могу позволить армии разделиться и отправиться за гемсердцем.

Он издал приказ, согласно которому каждый мог присоединиться к нему с любым количеством войск. Далинар надеялся на Ройона. Да укрепит его Всемогущий, чтобы кронпринц не испугался в последний момент и не отказался отправиться в экспедицию.

Помощник убежал передать послание об отмене забега на плато. Навани указала на группу писцов, которые составляли перечни припасов, и Далинар кивнул, остановившись, в то время как она подошла к женщинам и стала оценивать степень готовности.

– Садеасу не понравится, что никто не отправился за гемсердцем, – сказал Амарам, пока они стояли в ожидании. – Когда он услышит, что вы отменили забег, пошлет свои собственные войска.

– Садеас сделает, что пожелает, независимо от моего вмешательства.

– Каждый раз, когда вы позволяете ему не подчиняться в открытую, трещина между ним и троном становится еще шире. – Амарам взял Далинара под руку. – Мой друг, у нас есть проблемы посерьезнее, чем ваши отношения с Садеасом. Да, он вас предал. Да, скорее всего, он сделает это снова. Но мы не можем позволить вам двоим развязать войну. Надвигаются Несущие Пустоту.

– Как ты можешь быть так уверен, Амарам? – спросил кронпринц.

– Интуиция. Вы доверили мне это звание, эту должность, Далинар. Сам Отец Штормов посылает мне какие-то предчувствия. Я уверен, что надвигается катастрофа. Алеткар должен стать сильным. А значит, вы и Садеас должны действовать сообща.

Далинар медленно покачал головой.

– Нет. Для Садеаса возможность действовать со мной сообща давно миновала. Путь к объединению Алеткара теперь не за столом переговоров, он перед нами.

Через плато, к лагерю паршенди, где бы тот ни находился. Конец войне. Решение проблем и для него, и для брата.

«Объедини их».

– Садеас хочет, чтобы вы отправились в эту экспедицию, – сказал Амарам. – Он уверен, что у вас ничего не выйдет.

– И когда у меня все получится, – ответил Далинар, – он утратит весь свой авторитет.

– Но вы даже не знаете, где искать паршенди! – воскликнул Амарам, всплеснув руками. – Что вы собираетесь делать, просто ходить кругами, пока не наткнетесь на них?

– Да.

– Безумие. Далинар, вы возложили на меня эту задачу, напоминаю, невыполнимую задачу, – нести свет всем нациям. Однако я вижу, что даже вы сами не хотите прислушаться к моим словам. Так почему это должны делать остальные?

Далинар покачал головой, устремив взгляд на восток, к расколотым равнинам.

– Мне нужно идти, Амарам. Ответы находятся там, а не здесь. Мы словно прошли весь путь до берега и стали топтаться на одном месте долгие годы, заглядывая в море, но боясь намокнуть.

– Но...

– Довольно.

– Когда-нибудь вам придется делегировать власть и не забирать ее обратно, Далинар, – тихо произнес Амарам. – Вы не можете удерживать ее всю целиком, притворяясь, что вы не главный, а затем просто не обращать внимания на приказы и советы, как делаете сейчас.

Слова, так близкие к правде, больно ударили по Далинару. Он не отреагировал на них, по крайней мере, внешне.

– Что насчет дела, которое я тебе поручил? – спросил кронпринц.

– Бордин? – уточнил Амарам. – Пока что, насколько могу сказать, его история похожа на вымысел. Думаю, сумасшедший просто бредит насчет того, что обладал Клинком Осколков. Откровенно нелепо, если бы в его распоряжении на самом деле был Клинок. Я...

– Светлорд! – К ним подбежала запыхавшаяся молодая женщина в форме посыльной – узкой юбке с разрезами сбоку и шелковых леггинсах. – Плато!

– Что, – вздохнул Далинар, – Садеас посылает войска?

– Нет, сэр, – ответила женщина. Ее щеки раскраснелись от бега. – Нет... Я имею в виду... Он вышел из ущелий.

Далинар нахмурился, резко взглянув на посыльную.

– Кто?

– Благословленный Штормом.

* * *

Весь путь Далинар бежал.

Когда он приблизился к треугольному шатру на краю лагеря, который обычно использовали для ухода за ранеными, вернувшимися с забегов на плато, он не смог ничего толком разглядеть из-за толпы солдат в кобальтово-синей униформе, преградивших путь. Хирург кричал, чтобы они отошли назад и расчистили место.

Некоторые солдаты заметили Далинара и отсалютовали ему, в спешке освободив дорогу. Синяя толпа расступалась, как волны под ударами шторма.

Он действительно был там. В лохмотьях, волосы спутаны в клубок, лицо в царапинах, нога перевязана подручными материалами. Он сидел на сортировочном столе, сняв мундир, который лежал рядом, скомканный в узел и перевязанный чем-то очень похожим на лозу.

Когда Далинар приблизился, Каладин поднял голову и попытался вскочить на ноги.

– Солдат, не... – начал было кронпринц, но мостовик не слушал. Он рывком встал, используя копье как опору для покалеченной ноги, и медленно поднес руку к груди так, будто на ней висел тяжелый груз. Это был, как осознал Далинар, самый усталый салют, который он когда-либо видел.

– Сэр, – произнес Каладин. Вокруг него заклубились спрены усталости, похожие на маленькие струйки пыли.

– Как... Ведь ты упал в ущелье!

– Я упал лицом вперед, сэр, и, к счастью, у меня очень прочная голова.

– Но...

Каладин вздохнул и оперся на копье.

– Простите, сэр. На самом деле я не знаю, почему выжил. Мы думаем, в этом замешаны какие-то спрены. Так или иначе, я прошел пешком обратно, через ущелья. На мне лежала ответственность.

Он кивнул в сторону.

В глубине шатра Далинар увидел то, что не заметил сразу. Шаллан Давар – спутанный клубок из рыжих волос и обрывков одежды – сидела в окружении нескольких хирургов.

– Одна будущая невестка, – сказал Каладин, – доставлена в целости и сохранности. Жаль, что немного пострадала упаковка.

– Но ведь прошел сверхшторм! – воскликнул Далинар.

– Мы очень хотели вернуться до его наступления. Но, боюсь, по пути встретились с некоторыми неприятностями.

Вялым движением он вытащил поясной нож и разрезал лозы, стягивающие лежащий рядом сверток.

– Помните, все болтали, что в ближайших ущельях бродит скальный демон?

– Да...

Каладин развернул на столе остатки мундира, и перед глазами всех присутствующих предстало массивное зеленое гемсердце. Несмотря на то, что оно было шишковатым и неограненным, гемсердце сияло мощным внутренним светом.

– Так вот, – продолжил Каладин, взяв его одной рукой и бросив к ногам Далинара. – Мы позаботились об этой проблеме, сэр.

В мгновение ока спрены усталости сменились спренами славы.

Не в силах произнести ни слова, Далинар уставился на гемсердце, которое перекатилось по полу, коснувшись его ботинка. Оно почти ослепляло сиянием.

– О, не будь таким мелодраматичным, мостовик, – прокричала Шаллан. – Светлорд Далинар, мы нашли чудовище уже мертвым, гниющим в ущелье. А выжили во время сверхшторма благодаря тому, что взобрались по его спине до трещины в скале, где и переждали бурю. У нас получилось вырезать гемсердце только потому, что скальный демон уже наполовину разложился.

Каладин посмотрел на нее, нахмурившись, а затем чуть ли не мгновенно обернулся к Далинару.

– Да, – сказал он. – Так все и было.

Он оказался гораздо худшим лжецом, чем Шаллан.

Наконец подоспели Амарам и Навани. Амарам отстал, чтобы сопроводить даму. Увидев Шаллан, Навани ахнула и бросилась к ней, сердито ворча на хирургов. Она засуетилась вокруг девушки, хотя, несмотря на ужасное состояние платья и волос, ее одеяние пострадало намного меньше, чем форма Каладина. За несколько секунд Навани завернула Шаллан в одеяло, прикрыв ее обнаженную кожу, а затем отправила посыльного в лагерь с указанием приготовить в комплексе Далинара теплую ванну и еду в том порядке, в котором пожелает Шаллан.

Далинар понял, что улыбается. Навани подчеркнуто не обращала внимания на протесты Шаллан насчет того, что нет необходимости в подобной заботе. Наконец проявилась мать-громгончая. Шаллан определенно больше не была посторонней, попав в цепкие объятия матери короля. Помоги Чана тому мужчине или женщине, которые встанут между Навани и теми, кого она считала своими.

– Сэр, – произнес Каладин, позволив наконец хирургам уложить себя обратно на стол. – Солдаты грузят припасы. Строятся батальоны. Это та самая экспедиция?

– Тебе не нужно о ней беспокоиться, солдат, – ответил Далинар. – Едва ли я могу ожидать, что ты сможешь охранять меня, в твоем-то состоянии.

– Сэр, – проговорил Каладин уже тише. – Светледи Шаллан кое-что обнаружила. Вам следует об этом узнать. Поговорите с ней прежде, чем отправиться в путь.

– Так я и сделаю.

Мгновение Далинар помедлил, а потом жестом отослал хирургов подальше. Судя по всему, Каладину не угрожала немедленная опасность. Далинар подошел ближе, наклонившись вперед.

– Твои люди ждали тебя, Благословленный Штормом. Они пропускали приемы пищи, брали тройные смены. Я наполовину уверен, что они просто уселись бы перед ущельями даже во время сверхшторма, если бы я не вмешался.

– Они хорошие люди, – сказал Каладин.

– Дело не только в этом. Они были уверены, что ты вернешься. Что они знают о тебе такого, что не известно мне?

Каладин встретился взглядом с кронпринцем.

– Ведь все это время я искал тебя, верно? – спросил Далинар. – Все это время, не замечая.

Каладин отвел взгляд.

– Нет, сэр. Возможно, раньше, но... Теперь я тот, кого вы видите, а не тот, про кого думаете. Мне жаль.

Далинар хмыкнул, изучая лицо Каладина. Он уже почти решил, что... Но, наверное, нет.

– Обеспечьте его всем необходимым и всем, чего он захочет, – приказал он хирургам, позволив им приблизиться. – Этот человек – герой. В который раз.

Кронпринц удалился, и толпа мостовиков сомкнулась, что, конечно же, вызвало только новые проклятия хирургов. Куда подевался Амарам? Он находился здесь всего пару минут назад. Когда за Шаллан прибыл паланкин, Далинар решил последовать за ней и выяснить, что имел в виду Каладин, говоря, что девушке что-то известно.

* * *

Час спустя Шаллан уютно устроилась в гнезде из теплых одеял. Волосы, все еще мокрые и щекотавшие шею, распространяли цветочный аромат. На ней было одно из платьев Навани, слишком большое, и она чувствовала себя ребенком, нарядившимся в материнскую одежду. Хотя, возможно, именно так и обстояло дело. Внимание тети Адолина стало для нее неожиданностью, но Шаллан приняла его с радостью.

Ванна оказалась великолепна. Хотелось свернуться калачиком на кушетке и проспать дней десять. Однако на несколько мгновений Шаллан позволила себе насладиться неповторимыми ощущениями чистоты, тепла и безопасности, которые не испытывала уже, казалось, вечность.

– Ты не можешь взять ее с собой, Далинар, – произнес Узор голосом Навани, устроившись на столе рядом с кушеткой.

Девушка ни на миг не почувствовала угрызений совести, отправив его шпионить за ними обоими, пока сама принимала ванну. В конце концов, они ведь говорили о ней.

– Но карта... – послышался голос Далинара.

– Она может нарисовать тебе карту получше, и ты удовольствуешься ею.

– Она не может изобразить то, чего не видела, Навани. Она должна быть там, с нами, чтобы нарисовать схему центра на карте равнин, когда мы доберемся туда.

– Кто-то еще...

– Никто другой не был способен это сделать, – ответил Далинар, и в его голосе послышался трепет. – Четыре года, и ни один из наших разведчиков или картографов не увидел закономерности. Если мы хотим найти паршенди, она мне понадобится. Мне жаль.

Шаллан вздрогнула. У нее не слишком хорошо получалось скрывать свое умение рисовать.

– Девочка только что вернулась из этого ужасного места, – снова послышался голос Навани.

– Я не допущу, чтобы снова произошло что-то подобное. Она будет в безопасности.

– Если только вы все не погибнете. Если только экспедиция не обернется катастрофой. Тогда я снова все потеряю. Снова.

Узор замолчал и заговорил дальше своим обычным голосом:

– После этого он обнял ее и начал шептать какие-то слова, но я их не расслышал. Затем они все время находились близко друг к другу и издавали странные звуки. Я могу воспроизвести...

– Нет, – прервала его Шаллан и покраснела. – Это слишком личное.

– Ладно.

– Мне нужно отправиться вместе с ними. Я должна закончить карту Разрушенных равнин и понять, каким образом она соотносится с древними картами, на которых изображен Штормпост.

Это был единственный способ отыскать Клятвенные врата.

«При условии, что их не уничтожило то, что раскололо равнины, – подумала Шаллан. – И если я найду врата, получится ли у меня их открыть?»

Считалось, что только один из Сияющих рыцарей способен открыть проход.

– Узор, – проговорила она тихо, сжав чашу с подогретым вином. – Я ведь не Сияющая, так?

– Думаю, нет, – ответил он. – Пока нет. Полагаю, нужно сделать что-то еще, но я не уверен.

– Как ты можешь не знать?

– Я не был сам собой в то время, когда существовали Сияющие рыцари. Сложно объяснить. Мы не рождаемся так, как люди, и так же не можем умереть по-настоящему. Узоры вечны, как огонь, как ветер. Как спрены. И все же я находился не в этом состоянии. Я не обладал... осознанностью.

– Ты был неразумным спреном? – спросила Шаллан. – Как те, что собираются вокруг меня, когда я рисую?

– Даже менее, чем они, – ответил Узор. – Я был... всем. Во всем. Я не могу объяснить. Язык не может передать подобных понятий. Мне понадобились бы цифры.

– Однако среди вас наверняка есть и другие. Старейшие? Криптики, которые жили в те времена?

– Нет. Не осталось никого, кто был связан с людьми.

– Ни одного?

– Все мертвы, – подтвердил Узор. – Для нас это означает, что они лишены разума, так как силу нельзя по-настоящему уничтожить. Те старые спрены теперь стали узорами в природе, как нерожденные криптики. Мы пытались их возродить. Не получилось. М-м-м-м. Возможно, если бы их рыцари до сих пор жили, можно было что-то сделать...

Отец Штормов. Шаллан посильнее натянула одеяло.

– Целый народ, все убиты?

– Не один народ, – проговорил Узор серьезно. – Многие. Разумные спрены встречались тогда не так часто, и большинство народов спренов было связано. Осталось лишь несколько выживших. Например, тот, кого вы зовете Отцом Штормов. И несколько других. Остальные, тысячи спренов, погибли, когда наступил тот день. Вы называете его Изменой.

– Неудивительно, что ты уверен, будто я тебя убью.

– Это неизбежно. В конце концов ты предашь свои клятвы, разрушишь мой разум и оставишь меня умирать, но попытаться все равно стоит. Мой вид слишком статичен. Мы всегда меняемся, да, но меняемся одним и тем же образом. Снова и снова. Трудно объяснить. А ты, напротив, живая. Чтобы прийти в это место, этот ваш мир, мне пришлось отказаться от многого. Переход... причинил мне вред. Моя память возвращается понемногу, но я радуюсь новой возможности. Да. М-м-м.

– Только Сияющий может открыть проход, – сказала Шаллан, сделав глоток вина. Ей нравилось разгорающееся внутри тепло. – Но мы не знаем, почему или каким образом. Может быть, я сойду за Сияющую, чтобы заставить врата заработать.

– Возможно. Или ты можешь продолжать развиваться. Стать чем-то большим. Есть еще кое-что, что ты должна сделать.

– Слова? – спросила Шаллан.

– Ты уже произнесла слова, – пояснил Узор. – Ты произнесла их очень давно. Нет... Не слов тебе не хватает. А правды.

– Но ты же предпочитаешь ложь.

– М-м-м. Да, но ты и есть ложь. Сильная ложь. Однако то, чем ты занимаешься, не всегда является ложью. Это смесь правды и лжи. Ты должна понимать и то, и другое.

Шаллан погрузилась в размышления, допивая вино. Через какое-то время дверь в гостиную распахнулась, и в комнату влетел Адолин. Он замер, пожирая ее дикими глазами.

Девушка встала, расплывшись в улыбке.

– Похоже, у меня не получилось должным образом...

Шаллан оборвала фразу, когда он схватил ее и сжал в объятиях. Эх, а ведь она приготовила такое остроумное замечание. Обдумывала его все то время, пока принимала ванну.

Все же здорово оказаться в объятиях. Адолин никогда не проявлял чувства так открыто. Что ж, выживание в невозможном приключении на самом деле имело свои преимущества. Шаллан позволила себе обвить его руками, ощутить сквозь форму мускулы на спине, вдохнуть запах одеколона. Принц удерживал ее в течение нескольких ударов сердца. Недостаточно. Она изогнулась и спровоцировала поцелуй, накрыв своими губами его рот, прижавшись еще сильнее.

Адолин разомлел от поцелуя и не стал отодвигаться. Но в конце концов идеальный момент миновал. Он взял ее лицо в свои ладони, заглянул в глаза и улыбнулся. Затем снова заключил в объятия и рассмеялся лающим, неудержимым смехом. Искренним смехом, который ей так нравился.

– Где ты был? – спросила Шаллан.

– Наносил визиты другим кронпринцам, – ответил Адолин. – Всем по очереди и доводил до сведения каждого окончательный отцовский ультиматум: присоединиться к нам в атаке или навсегда прославиться в качестве тех, кто отказался выполнить Пакт мщения. Отец решил, что если поручит мне какое-то дело, то оно отвлечет меня от... ну, тебя.

Он выпрямился, удерживая девушку за руки, и глуповато ухмыльнулся.

– Мне есть, что нарисовать для тебя, – проговорила Шаллан, ухмыльнувшись в ответ. – Я повстречала скального демона.

– Мертвого, да?

– Бедняжка.

– Бедняжка? – переспросил Адолин, рассмеявшись. – Шаллан, если бы ты встретилась с живым, то точно была бы мертва!

– Почти наверняка.

– Я все еще не могу поверить... Ведь ты же упала. Я должен был спасти тебя. Шаллан, прости меня. Первым делом я бросился к отцу...

– Ты сделал то, что должен был. Ни один человек на том мосту не стал бы спасать одного из нас вместо твоего отца.

Адолин обнял ее еще раз.

– Что ж, я не позволю, чтобы это повторилось. Никогда. Я защищу тебя, Шаллан.

Она напряглась.

– Я позабочусь о том, чтобы тебе больше никогда не причинили вреда, – свирепо произнес Адолин. – Мне нужно было предусмотреть, что ты можешь пострадать при покушении на отца. Мы устроим все так, чтобы ты никогда больше не оказалась в подобном положении.

Она отпрянула от него.

– Шаллан? – позвал Адолин. – Не волнуйся, они до тебя не доберутся. Я защищу тебя. Я...

– Не говори такие вещи, – прошипела она.

– Что?

Адолин провел рукой по волосам.

– Просто не говори, – ответила Шаллан, задрожав.

– Тот человек, который это сделал, который вытащил тот рычаг, теперь мертв, – сказал принц. – Ты о нем волнуешься? Его отравили до того, как мы смогли получить ответы, но мы уверены, что это был человек Садеаса. Тебе не нужно беспокоиться на его счет.

– Я буду беспокоиться о том, о чем захочу. Меня не нужно защищать.

– Но...

– Не нужно! – повторила Шаллан. Она глубоко подышала, успокаиваясь, а затем потянулась и взяла молодого человека за руку. – Меня никогда не запрут снова, Адолин.

– Снова?

– Не важно. – Шаллан подняла руку и переплела его пальцы со своими. – Я ценю твою заботу. Вот что имеет значение.

«Но я не позволю ни тебе, ни кому-то другому обращаться со мной как с вещью, которую можно спрятать. Никогда, никогда больше».

Далинар открыл дверь в гостиную, пропустив вперед Навани, и последовал за ней в комнату. Навани казалась спокойной, ее лицо походило на маску.

– Дитя, – произнес Далинар. – Я вынужден обратиться к тебе с непростой просьбой.

– Все, что пожелаете, светлорд, – ответила Шаллан, поклонившись. – Но я также хочу попросить вас кое о чем.

– И о чем же?

– Я должна сопровождать вас в экспедиции.

Далинар улыбнулся, стрельнув глазами в сторону Навани. Старшая женщина никак не отреагировала.

«Она так хорошо управляет своими эмоциями, – подумала Шаллан. – Я даже не могу понять, о чем она думает».

Будет полезно приобрести такой навык.

– Я считаю, – продолжила Шаллан, переведя взгляд на Далинара, – что на Разрушенных равнинах скрыты руины древнего города. Их разыскивала Джасна. А значит, теперь это должна сделать я.

– Экспедиция будет опасной, – сказала Навани. – Ты понимаешь весь риск, дитя?

– Да.

– Учитывая испытания, выпавшие недавно на твою долю, – продолжила женщина, – можно было сделать вывод, что ты захочешь провести какое-то время в безопасности.

– Э-э, я не стал бы на вашем месте говорить ей подобные вещи, тетя, – проговорил Адолин, почесывая голову. – Она забавно ведет себя в таких случаях.

– Не вижу ничего смешного, – сказала Шаллан, высоко подняв голову. – У меня есть долг.

– Тогда я разрешаю, – произнес Далинар. Ему нравилось все, что было связано с долгом.

– А что насчет вашей просьбы?

– Эта карта. – Далинар пересек комнату и поднял измятую карту, на которой был изображен обратный путь Шаллан через ущелья. – Ученые Навани сообщили, что она такая же точная, как любая из тех карт, которыми мы располагаем. Ты действительно можешь ее дорисовать? Изобразить полную карту Разрушенных равнин?

– Да. – В особенности если бы она использовала отложившиеся в памяти детали с карты Амарама, чтобы восстановить кое-какие пробелы. – Но, светлорд, могу ли я кое-что предложить?

– Говори.

– Оставьте ваших паршменов в военном лагере, – сказала Шаллан.

Далинар нахмурился.

– Я не могу толком объяснить почему, – продолжила девушка, – но у Джасны было ощущение, что они опасны. Особенно, если вывести их на Разрушенные равнины. Если вам нужна моя помощь, если вы доверяете мне настолько, чтобы я нарисовала вам карту, тогда доверьтесь мне и в этом единственном случае. Оставьте паршменов. Отправляйтесь в экспедицию без них.

Далинар посмотрел на Навани, но та лишь пожала плечами.

– Как только будет упаковано все необходимое, они нам по большому счету не понадобятся. Единственное неудобство почувствуют офицеры, потому что им придется самим устанавливать себе палатки.

Далинар поразмышлял над ее просьбой.

– Это следует из заметок Джасны?

Девушка кивнула. Сбоку, к счастью, вмешался Адолин:

– Шаллан рассказывала мне кое-что о них, отец. Тебе стоит прислушаться к ее словам.

Она одарила его благодарной улыбкой.

– Тогда так и сделаем, – ответил Далинар. – Собери вещи и отправь послание своему дяде Себариалу. Мы выступаем через час. Без паршменов.

Интерлюдия 12. Лан