– Без них, – подхватила Венли, – ты сможешь вернуться к исследованиям. Никакой ответственности – ты будешь путешествовать, составлять карты, открывать новые места, которые никто не видел прежде.
– То, чего хочу я, не имеет значения, – ответила Эшонай в ритме порицания, – пока мы все рискуем быть уничтоженными.
Она посмотрела на пятнышки на бумаге – записанные песни. Песни без музыки, как есть. Их обнаженные души.
Могло ли спасение слушающих в самом деле заключаться в чем-то, настолько ужасном? Венли и ее команда провели пять лет, записывая все песни, изучая нюансы, рассказанные стариками, запечатлевая их на этих страницах. Через сотрудничество, изучение и глубокие размышления они открыли ловкую форму.
– Это единственный путь, – сказала Венли в ритме мира. – Мы вынесем вопрос на Совет пяти, Эшонай. Ты должна быть на нашей стороне.
– Я... я подумаю.
Интерлюдия 2. Им
Им старательно обтачивал бок маленького деревянного чурбана. Он поднес его к светящейся сфере рядом с верстаком, двумя пальцами взял за оправу очки и приблизил их к глазам.
Такое восхитительное изобретение – очки. Жить – значило быть фрагментом космера[3] и, следовательно, познавать его на опыте. Как он мог правильно познавать, если бы не мог видеть? Азианин, который первым создал это устройство, давно умер, и Им внес предложение считать его одним из Заслуженных Умерших.
Мастер опустил кусок дерева и продолжил обрезать его, тщательно выстругивая изгиб спереди. Некоторые его коллеги покупали у столяров готовые деревянные заготовки, на которых башмачник выкраивает обувь, но Им научился делать собственные. Это был старый способ, так делали веками. Если что-то столь долго делалось одним способом, то наверняка на то имелась веская причина.
За его спиной прятались в тенях углы лавки. Десятки башмаков выглядывали, как носы угрей из своих нор. Там стояли пробные башмаки, используемые для определения размера, стиля и выбора материала, чтобы Им мог конструировать превосходную обувь, подходящую ноге и характеру человека. Подгонка могла занять некоторое время, если делать ее хорошенько.
Справа от него в полумраке что-то зашевелилось. Им посмотрел туда, но не изменил позы. В последнее время спрен приходил все чаще – пятно света, как от осколка хрусталя, зависшего в солнечном луче. Но башмачник не знал, что это за спрен, и прежде не видел ничего похожего.
Спрен перемещался по поверхности верстака, подкрадываясь ближе. Когда он остановился, свет пополз от него вверх, словно маленькие вьющиеся стебли начали прорастать из своих убежищ. Когда спрен зашевелился снова, они втянулись обратно.
Им вернулся к резьбе.
– С помощью этого можно будет сделать башмак.
Только скрежет ножа по дереву нарушал тишину вечерней лавки.
– Ба-башмак?.. – переспросил голос. Он нежно звенел колокольчиками, словно говорила молодая женщина.
– Да, друг мой, – ответил Им. – Башмак для малышей. В последнее время мне нужно таких все больше и больше.
– Башмак, – повторил спрен. – Для ма-малышей. Маленьких людей.
Им смахнул с верстака стружки, чтобы затем подмести их, и положил последнюю из них перед спреном. Тот отпрянул, похожий на отражение в зеркале, – прозрачный, почти как блик света.
Им отдернул руку и подождал. Спрен медленно двинулся вперед – робко, как крэмлинг, выползающий из трещины после шторма. Когда он остановился, из него крошечными ростками поднялся свет. Такое странное зрелище.
– Ты интересный опыт, друг мой, – сказал Им, когда световой блик стал прежним. – В котором я имею честь участвовать.
– Я... – произнес спрен. – Я...
Фигурка спрена вдруг задрожала, а затем стала более яркой, как будто свет сфокусировался.
– Он идет.
Им встал, внезапно встревожившись. Снаружи, на улице, что-то двигалось. Что там? Соглядатай в военной форме?
Но нет, всего лишь ребенок, заглядывающий в открытую дверь. Им улыбнулся, открыл ящик со сферами и впустил в комнату больше света. Ребенок отшатнулся, прямо как спрен.
Сам спрен куда-то исчез. Он поступал подобным образом, когда поблизости появлялись другие люди.
– Не нужно бояться, – сказал Им, садясь обратно на табурет. – Заходи. Дай мне посмотреть на тебя.
Грязный маленький беспризорник заглянул снова. Он мог похвастать только оборванными штанами, без рубашки. Впрочем, здесь, в Ири, где и дни, и ночи обычно теплые, это было общепринято.
Ноги бедного ребенка были грязными и исцарапанными.
– Так дело не пойдет, – проворчал Им. – Заходи, юноша, располагайся. Подберем что-нибудь для твоих ног.
Он придвинул одну из своих маленьких табуреток.
– Говорят, что вы ничего не берете, – ответил мальчик, не двигаясь.
– Не совсем так, – ответил Им. – Но я думаю, ты найдешь цену приемлемой.
– У меня нет сфер.
– Сферы не нужны. Платой станет твоя история. Твой опыт. Я бы их послушал.
– Говорят, что вы странный, – проговорил мальчик, наконец заходя в лавку.
– Верно, – согласился Им, похлопав по табуретке.
Беспризорник робко шагнул к сиденью, пытаясь скрыть хромоту. Он принадлежал к народу ириали, хотя его золотистые волосы и кожа потемнели от грязи. Насчет кожи было не вполне ясно – требовался свет, чтобы ее рассмотреть, но волосы определенно золотистые. Признак его народа.
Им жестом показал ребенку поднять здоровую ногу, затем достал полотенце, намочил его и вытер грязь. Он не хотел делать примерку на такие грязные ноги. Было заметно, что мальчик отставил хромую ногу назад, будто пытался скрыть, что она обернута тряпкой.
– Итак, – сказал Им, – что ты мне расскажешь?
– Вы старый, – ответил мальчик. – Старше всех, кого я знаю. Старый дедушка. Вы уже должны все знать. Почему вы хотите меня слушать?
– Одна из моих причуд, – пояснил Им. – Давай-ка послушаем твою историю.
Мальчик вздохнул, но заговорил. Кратко. В этом не было ничего необычного. Он хотел удержать свою историю в себе. Медленно, тщательными расспросами, Им вытягивал слова. Мальчик был сыном шлюхи, и его прогнали, как только он смог заботиться о себе сам. Беспризорник полагал, что это случилось три года назад. Теперь ему было около восьми лет.
Слушая, Им сначала почистил ногу, затем подрезал и подпилил ногти. Закончив с одной, он потянулся к другой ноге.
Мальчик неохотно ее поднял. Им размотал тряпку и обнаружил на ступне нехороший порез. Туда уже попала инфекция, и по ноге ползали крошечные красные пылинки спренов гниения.
Им помедлил.
– Нужны какие-нибудь башмаки, – сказал беспризорник, глядя в сторону. – Я не могу без них.
Порез на коже был неровным.
«Перелезал через ограду, наверное», – подумал Им.
Мальчик посмотрел на него, изображая беззаботность. Такая рана ужасно замедлила бы пострела, а на улицах подобное легко могло означать для него смерть. Им знал все это слишком хорошо.
Он посмотрел на мальчика, заметив тень беспокойства в маленьких глазах. Инфекция поднималась вверх по ноге.
– Друг мой, – прошептал Им. – Я полагаю, мне понадобится твоя помощь.
– Что? – спросил беспризорник.
– Ничего, – ответил Им, потянувшись в ящик стола.
Свет исходил только от пяти бриллиантовых обломков. Каждый приходящий к нему беспризорник их видел. До сих пор у Има отбирали сферы только дважды.
Он залез глубже, выдвинув скрытый отсек ящика, и достал оттуда более яркую сферу – брум, торопливо скрыв свет в кулаке, пока другой рукой доставал немного антисептика.
Мальчишке, которому необходимо оставаться на ногах, одного только лекарства недостаточно. Неделями лежать в постели для исцеления, постоянно применяя дорогие лекарства? Невозможно для беспризорника, который каждый день борется за пропитание.
Им вытащил руку с зажатой в ней сферой. Бедный малыш. Похоже, болело просто невыносимо. Мальчик, судя по всему, должен лежать в постели с лихорадкой, но каждый беспризорник знает, что нужно жевать гребнекорник, чтобы сохранять бдительность и долго оставаться в сознании.
Рядом из-под стопки лоскутов кожи выглянул искрящийся светом спрен. Им приложил лекарство, затем убрал его и поднял ногу мальчика, тихо напевая.
Сияние в другой руке Има погасло.
Спрены гниения сбежали из раны.
Когда Им убрал руку, порез зарубцевался, цвет кожи вернулся к нормальному, признаки инфекции ушли. Пока что Им использовал эту способность только считанные разы и всегда маскировал ее под лекарство. Она не походила ни на что, о чем он когда-либо слышал. Возможно, именно поэтому он ее получил – так космер мог испытать новинку.
– Эй, – сказал мальчик. – Стало намного лучше.
– Я рад, – ответил Им, возвращая сферы и лекарство в ящик. Спрен спрятался. – Давай посмотрим, есть ли у меня что-нибудь подходящее для тебя.
Он начал подбирать обувь. Обычно после примерки башмачник выдворял клиентов из лавки и мастерил безупречный комплект обуви специально для них. К несчастью, для этого мальчика ему пришлось взять уже готовую пару. У него побывало слишком много беспризорников, которые никогда не возвращались за своей парой башмаков, заставляя его беспокоиться и гадать. Может, с ними что-то случилось? Или они просто забыли? Или их природная настороженность взяла верх?
К счастью, у Има имелось несколько хороших, крепких пар, которые могли подойти мальчику.
«Мне нужно больше обработанной кожи», – подумал Им, делая заметку.
Мальчишки не заботились об обуви как следует. Ему требовалась кожа, которая прослужит долго даже без ухода.
– Вы в самом деле собираетесь дать мне пару башмаков, – удивленно проговорил беспризорник. – Просто так?
– Просто так, не считая твоей истории, – ответил Им, надевая проверочный башмак на ногу мальчика. Он отказался от намерения научить беспризорников носить носки.
– Почему?
– Потому, – сказал Им, – что ты и я – Единое.
– Единое что?