Слова. Том V. Страсти и добродетели — страница 24 из 25

О том, что рассуждение – это венец добродетелей

Наша рассудительность напрямую зависит от нашего духовного состояния

Геронда, почему святые отцы говорят, что добродетель рассуждения «выше всех добродетелей»[241]?

– Рассуждение – не просто добродетель. Рассуждение – это корона, венец добродетелей. Наша рассудительность напрямую зависит от нашего духовного состояния и качества наших добродетелей. Если наши добродетели картонные, то такой же игрушечной будет и корона, их венчающая, то есть наше рассуждение. Если добродетели бронзовые, то корона тоже будет сделана из бронзы. Если же наши добродетели из золота, то и венец их, рассуждение, тоже будет золотым. А уж если наши добродетели украшены бриллиантами, ими же будет украшено и наше рассуждение.

– Геронда, так что же это такое – рассуждение?

– Рассуждение – это духовное зрение. А духовным зрением обладает тот, у кого ум очищен, и поэтому он имеет духовную зоркость и получает Божественное просвещение.

– Геронда, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Двумя очами мы видим телесное, а рассуждением видим духовное»[242].

– Так оно и есть. Ведь если наши глаза здоровы, то и видим мы хорошо. А если они слабы или больны, мы видим плохо. Острота нашего зрения зависит от здоровья глаз. То же самое происходит и в духовной жизни. От того, насколько мы здоровы духовно, зависит и наше духовное зрение, рассуждение.

– Геронда, как открываются душевные очи?

– Разве Христос не при помощи грязи отверз очи слепому?[243] Чтобы открылись очи нашей души, мы должны очистить себя от греховной грязи. Не сказано ли: «Ти́ну бо оттря́с очесе́ у́мнаго»[244]? Если мы не отречёмся своего «я» и не освободимся от своего ветхого человека, но в нас будут оставаться самолюбие, эгоизм и человекоугодие, то духовной зоркости у нас не будет.

Чем больше человек преуспевает в духовной жизни, тем лучше видят очи его души. Ум очищается, человек начинает яснее замечать как собственные недостатки, так и многочисленные благодеяния Божии, смиряется, внутренне сокрушается. К такому человеку, конечно же, приходит благодать Божия, Божественное просвещение, и он приобретает рассуждение. Он в каждом случае ясно видит, какова воля Божия, и не претыкается на своём духовном пути. Ведь рассуждение – это навигатор, который безопасно направляет душу, чтобы она не претыкалась ни направо, ни налево.

– Геронда, когда человек, будучи расположен по-доброму, начинает делать что-то хорошее, а потом уклоняется в крайность и причиняет вред себе или другим, это значит, что ему не хватает рассуждения?

– Начало-то может быть и хорошим… Но если мы невнимательны, то примешивается эгоизм и сбивает с нужного курса: мы привносим в дело своё «я», начинаем работать эгоистично, с пристрастием, а потом диавол вертит нами, как хочет. Поэтому старайтесь, чтобы жизнь ваша была в первую очередь внутренняя, сокровенная, будьте смиренными, трудитесь незаметно – ради того, чтобы получить Божественное просвещение. Внутренняя жизнь и смирение преодолевают человеческую мелочность и фанатизм, делают человека ревнителем в лучшем смысле этого слова.

– Геронда, мне трудно рассудить, как правильно поступать в том или ином случае.

– Тебе необходимо очиститься, чтобы появилась духовная зоркость. Читай «Лавсаик», «Луг духовный», «Историю боголюбцев»[245], авву Варсонофия… Читай эти книги применительно к себе, чтобы развить свой о́рган духовного чувства. Тогда ты сможешь отличать золото от меди и станешь настоящим мастером золотых духовных дел.

В каждой добродетели необходимо рассуждение

– Геронда, авва Исаак пишет: «Бог вменяет добродетель по рассудительности»[246].

– Так оно и есть. Для того чтобы какое-нибудь наше дело было угодно Богу, а добродетель была на самом деле добродетелью, нужно рассуждение. Рассуждение – это соль добродетелей. Поэтому Христос и говорит в Евангелии: Вся́ка же́ртва со́лию осоли́тся[247]. Взять, например, монашеский подвиг, аскезу – сколько здесь требуется рассудительности! Человек должен учитывать свои силы, своё духовное состояние, миллион других факторов. Если он перегнёт палку, то окажется неспособным вообще подвизаться, а это нанесёт ущерб всей его духовной жизни. Потому отцы и говорят: «Что сверх меры, то от диавола»[248]. Преподобный Паисий Великий, например, мог двадцать дней оставаться без пищи, поэтому для него не было бы крайностью регулярно по три дня оставаться без еды и воды. Но для человека, у которого подкашиваются ноги от слабости и который не может даже раз в год выдержать со всей строгостью первые три дня Великого поста, часто налагать на себя такие трёхдневные посты будет крайностью, а крайность, как мы уже сказали, от диавола.

– Геронда, я понимаю, что в подвиге нужна рассудительность, но мне трудно понять, зачем она нужна в других добродетелях. Не могли бы Вы привести нам какой-нибудь пример?

– Что ж, возьмём для примера тебя. У тебя сердце материнское, но ведёшь ты себя… Не знаю даже, продолжать или нет?

– Продолжайте, геронда, продолжайте…

– Но ведёшь ты себя как злая мачеха!.. В тебе ведь столько жертвенности, столько самоотречения, столько доброты, но так не хватает рассудительности! Ты не обращаешь внимания, что за человек с тобой говорит, чего именно он хочет, ты не думаешь, как нужно себя вести именно с ним, а прёшь на него, как танк. Увы, человек не видит того, что у тебя в сердце, а замечает только твоё внешнее поведение и расстраивается.

– Так что же мне делать, геронда?

– Проси у Бога просвещения, чтобы ко всему относиться с рассуждением. Вооружись терпением и молитвой, и рассуждение потихоньку тоже приобретёшь.

Даже в любви требуется рассудительность

– Геронда, авва Пимен говорит: «Узнай, чего хочет брат, и доставь ему покой»[249]. Что именно имел в виду преподобный?

– Он имеет в виду, что нужно узнать, в чём нуждается ближний, и дать ему это с рассуждением. Потому что даже в любви требуется рассудительность. Если, например, человек подвержен чревоугодию, то не стоит каждый день накрывать ему ломящийся стол, потому что на пользу это ему не пойдёт. Вкусные блюда приготовь тому, у кого совсем нет аппетита. Или представь: у человека сахарный диабет, а ты предлагаешь ему вкусные пирожные. Это, по-твоему, любовь?

– Геронда, как человек может любить всех людей одинаково сильно, но при этом каждого любить с рассудительностью?

– Можно всех любить одинаково, но проявлять свою любовь к каждому особым, пригодным именно для него способом. Одного надо любить на расстоянии, потому что этого человека нельзя приближать, другого – наоборот, надо любить вблизи: это кому как полезно. С кем-то не нужно говорить совсем, с другим обмолвиться парой слов, с третьим нужно поговорить подольше.

– Геронда, а может ли моё обильное проявление любви повредить ближнему?

– Если в ближнем есть любочестие и ты проявишь к нему обильную любовь, то он изменится в лучшую сторону и постарается воздать тебе любовью. А вот если ты окажешь большую любовь наглому то он сделается ещё наглее, потому что обильная любовь любочестных делает любочестнее, а наглых наглее. Если ты видишь, что твоя любовь не приносит пользы, рассудительно будет умерить её проявление. Но и это ты тоже сделаешь по любви.

– Геронда, а может произойти так, что я из чистых побуждений пойду на какую-то жертву, а потом сорвусь и начну возмущаться?

– Может. Поэтому идти на жертву необходимо с рассудительностью. Будь внимательна и не взваливай на себя больше того, что сможешь понести, – ведь твои физические силы тоже не бесконечны. Если взвалишь на себя сверх меры, то не сможешь выдержать даже мелкого упрёка. Кто-то тебя спросит: «Сестра, ты что это без дела сидишь?» – а ты тут же взорвёшься внутри такими мыслями: «Ах, неблагодарная! Я с утра пашу не разгибаясь, только первый раз присела, а она такие слова дерзает мне говорить!» От таких мыслей твоя жертва и все твои труды пойдут насмарку.

– Геронда, но если я тут же изгоню этот помысел и укорю себя, поняв, что мои изначальные побуждения были не совсем чистыми? Тогда тоже всё пойдёт насмарку?

– В этом случае тангалашка тебя толкает и хочет свалить, а ты в ответ бьёшь его кулаком. А получив по морде, тангалашка пускается наутёк.

В рассудительности нет пределов и правил

– Геронда, какие правила для рассудительности?

– Нет для неё правил, нет в рассудительности ни пределов, ни меры. В ней одновременно и «да» и «нет», и «чуть-чуть» и «премного». Сестре, у которой есть дар рассуждения, не нужно указывать, что ей делать и что говорить. Она всегда действует правильно, потому что всегда рассуждает духовно. Она просвещается Божественным просвещением и обладает духовной интуицией.

– Геронда, Вы мне как-то сказали, что я человек узколобый. Что Вы имели в виду?

– То, что ты смотришь на вещи узко: тебя волнует только порядок и не интересует сам человек. На службе, к примеру, ты говоришь: «Такая-то сестра обязана стоять на клиросе и петь канон». Ты не смотришь ни на то, есть ли вообще у сестры силы стоять, ни на то, может ли она петь. Сначала посмотри, выполнимы ли твои приказы, а потом уже распоряжайся. У тебя нет рассуждения, поэтому ты и относишься ко всему сухо, формально.

Человек должен прийти в правильное духовное состояние, чтобы иметь духовное рассуждение. Только тогда он сможет применять церковные каноны с пользой для людей. Иначе он останется на уровне буквы закона, а буква закона убивает[250]. Человек без рассуждения будет сухо говорить: «Так написано в Кормчей книге»[251] – и буквально применять её к живым людям. Тогда как до́лжно каждый случай разбирать с рассуждением. В Кормчей грехи описываются кратко, несколькими словами. А грех конкретного человека имеет тысячу нюансов. Для того чтобы епитимия не навредила, а помогла, она должна соответствовать состоянию конкретного человека, обстоятельствам его падения, степени его раскаяния и множеству других факторов. Нет единого рецепта для всех, нет канона на все случаи жизни.

При всём многообразии случаев главное – руководствоваться рассудительностью и Божественным просвещением. Поэтому я всегда молюсь, чтобы Бог послал людям в первую очередь просвещение. «Христе мой, – прошу я, – мы на далёкой чужбине и заблудились, потеряли путь, ведущий к дому. Просвети нас, чтобы мы нашли наш дом, нашего Отца. Подай нам, пожалуйста, Божественное ведение».

Эпилог. О доброй обеспокоенности