«Если мы будем постоянно помнить, что наша цель на земле – это стяжание Царствия Божия, то в нас появится добрая обеспокоенность. Эта обеспокоенность рано или поздно перенесёт нашу душу в духовное пространство, где в преизбытке кислорода она оживёт и высоко воспарит».
Добрая обеспокоенность – это добрая тревога о «подвиге добром»[252]
Геронда, что такое доброе беспокойство?
– Доброе беспокойство – это добрая тревога о по́двизе до́брем. Человек прилагает усилия, следит за собой, обнаруживает помехи, мешающие его духовному преуспеянию, размышляет над их устранением, при необходимости просит помощи у более опытных и ведёт духовную работу над собой. Например, он осознаёт, что в каком-то случае повёл себя гордо, и сразу начинает думать: «Так-так, чем у нас побеждается гордыня? Ага, смирением. Ну что ж, смирение так смирение!..» Берёт топорик, засучивает рукава и рубит поросли своей гордыни. Короче говоря, человек стремится возрастать духовно и занимается работой над собой. Так школьник, закончив первый класс, идёт во второй, окончив начальную школу, проходит основной курс средней школы, потом идёт в старшие классы и так далее. Если учёба ему даётся с трудом, то он прибегает к помощи репетиторов, а желая поступить в университет, сначала идёт на подготовительное отделение. Поступив, он напряжённо занимается, чтобы получить диплом. Затем он может пойти в магистратуру, потом в аспирантуру а если захочет учиться дальше, может поехать и за границу. Так он шаг за шагом продвигается ради того, чтобы преуспеть в земной науке. Тем более надо заботиться о том, чтобы продвигаться в духовной жизни – это ведь тоже наука, но духовная. Должно быть беспокойство о своём духовном преуспеянии!
Доброе беспокойство – это устремление ввысь. Оно придаёт душе удали и бодрости, приносит утешение, а не страх и не печаль. Доброе беспокойство – это не напряжение и не тревога, а ревность о подвиге. А у вас в монастыре иногда наблюдается некоторый застой. Вы просто констатируете: «Мои духовные труды такие-то, а состояние моё такое-то» – и топчетесь на месте. Допустим, состояние своё вы оцениваете правильно. Но почему бы не подумать, как бы повёл себя на вашем месте человек святой? Нет у вас, к сожалению, этого порыва внутреннего, окрылённости и воспарения. Вы не меняетесь внутренне, потому что нет ещё в вас доброй обеспокоенности, которая бы как пружина толкнула вас ввысь.
Воспримем близко к сердцу вопрос спасения своей души
– Геронда, в житии старца Хаджи-Георгия Вы пишете: «Забота о спасении души смиряет тело и умерщвляет страсти»[253]. А у меня и смирения нет, и страстей полно – значит, у меня нет и заботы о спасении души?
– Всё дело в том, что спасение души не стало главным попечением твоего ума и твоего сердца. И ум, и сердце должны быть постоянно сосредоточены на том, как добраться до пункта назначения – Царствия Небесного. Когда сердце болезнует о спасении души, то и ум устремляется туда, где боль сердца. Всё дело в боли. Когда больно, невозможно ни есть, ни спать. В ком есть доброе беспокойство, тот за дело берётся с ревностью. Похоже, ты ещё не устремилась к единственной высшей цели – к Небу, твои цели земные. Ты ещё не начала всеми силами заботиться о спасении своей души. Но если мы не бросим все силы на спасение собственной души, то разве можем на что-то хорошее рассчитывать?
Нам не может быть безразлично спасение собственной души. Мы постоянно должны думать о том, как спастись. В противном случаем мы останемся привязанными к земному и будем топтаться на месте. Если мы будем постоянно помнить, что наша цель на земле – это стяжание Царствия Божия, то в нас появится добрая обеспокоенность. Эта обеспокоенность рано или поздно перенесёт нашу душу в духовное пространство, где в преизбытке кислорода она оживёт и высоко воспарит.
Для чего Бог наделил человека умом? Разве для того, чтобы он только и изобретал способы, как до Австралии быстрее долететь? Нет, чтобы человек прежде всего думал о главном: как достичь своей конечной цели, прийти к Богу, добраться до спасительного райского берега.
«Да́ждъ прему́дрому вину́, и прему́дрший бу́дет»
– Геронда, что для безразличного человека может послужить поводом к тому, чтобы начать жить духовной жизнью?
– Послужить поводом может многое, но только при условии, если он сам хочет идти вперёд. А если сам он идти вперёд не хочет, то просто замучается, как осёл, которого дёргаешь за повод, чтобы он шёл за тобой, а он упирается; все губы раздерёт об удила, а с места не сдвинется.
– Геронда, если у человека есть благое произволение и появляется повод идти вперёд, разве Бог не поможет?
– Бог-то поможет, но с первого же лёгкого толчка человек должен начать свой бег вперёд. Иначе замучается и тот, кто его подталкивает. Когда человек всё время топчется на одном месте и не хочет исправляться, это очень утомительно для того, кто пытается ему помочь.
В человеке должна зародиться добрая обеспокоенность. Тогда он побежит вперёд и станет совершать духовную работу, а иначе он никогда не преуспеет духовно. Он будет катиться так же мучительно, как квадратное колесо, которое нужно то и дело толкать. Толкнул – «брык», встало. Опять толкнул – опять «брык» и встало. Далеко так уедешь? Если впереди долгий путь, разве можно его преодолеть на квадратных колёсах? А духовный путь долог, это не сто и не двести метров.
– Геронда, как пробудить в самом себе добрую обеспокоенность?
– Допустим, я читаю душеполезную книгу и остановился на том месте, которое тронуло моё сердце, словно нашёл драгоценный бриллиант и хочу его получше рассмотреть. Всматриваюсь в него и вижу в его гранях своё отражение, спрашиваю себя, правильно ли я понял прочитанное, и старюсь применить на практике. Потом внимательно смотрю, верно ли я применяю. Так постепенно я учусь идти правильным путём в духовной жизни. Об авве Исааке мне никто не рассказывал, но однажды продавец бакалейной лавки завернул мне селёдку в лист журнала «Святогорская библиотека». Когда я её разворачивал, мой взгляд зацепился за напечатанный текст. Это был отрывок из святого Исаака. Я сохранил этот лист, высушил его на солнце, прочитал и был глубоко потрясён. За чтением этого клочка бумаги я провёл ни много ни мало целый год: читал и перечитывал этот драгоценный листок, в который когда-то была завёрнута селёдка. Так я полюбил святого Исаака. Потом я стал искать, не найдётся ли где-нибудь его книга. Я искал её и трепетал от одной мысли, что возьму в руки эту книгу. А вы столько всего читаете! Неужели ничего из прочитанного не трогает ваше сердце? Выписывайте то, что вам особо запоминается. Если будете выписывать и постоянно перечитывать свои тетрадочки, то это не выветрится из вашей памяти и вы станете применять советы святых отцов на практике.
Некоторым говоришь всего два-три слова, и глаза у людей сразу загораются. Записывают эти два-три слова на автобусном билетике, исполняют и духовно преуспевают. Разве Соломон не сказал: Да́ждъ прему́дрому вину́, и прему́дрший бу́дет[254]? А другие, хотя столько всего слышат и часто получают помощь, сами ничего не делают, потому что в них не вошла добрая обеспокоенность. Они формально описывают мне своё состояние, не имея доброй обеспокоенности о подвиге. Очень уж несерьёзное отношение! В голове не укладывается. Неужели им всё ясно в духовной жизни? Неужели у них совсем нет никаких вопросов?
Как только в человеке возникает добрая обеспокоенность, он осознаёт, чего именно ему не хватает, спрашивает, как это можно приобрести, и извлекает духовную пользу. Как можно что-то узнать, если об этом не спрашивать? Как-то я ехал вместе с одной молодой семьёй: папа, мама и маленький сынок. Малыш всю дорогу не оставлял отца в покое, спрашивал то одно, то другое: «Папа, а это что? Папа, а это зачем?» – «Отстань, у папы уже голова от тебя болит», – говорила ему мать. «Пусть спрашивает, – остановил её отец, – иначе как он узнает, если не будет спрашивать?» И в духовных вопросах дела обстоят так же.
Давайте попробуем получше понять, к какой именно работе над собой подвигает добрая обеспокоенность. Для этого расскажу вам, какие вопросы задаёт мне одна из сестёр вашей обители. Чтобы ответить даже на один из её вопросов, требуется исписать целую тетрадь, ведь она спрашивает не ради праздного любопытства, а от доброй обеспокоенности. Смотрю на неё и радуюсь. У неё великая добрая обеспокоенность, она многое улавливает, подвизается ревностно, потому и получает большую благодать. Когда человек старается найти, в чём у него недостаток, и пытается исправиться, смиряется, то к нему приходит благодать Божия, и с этого момента он идёт вперёд не спотыкаясь.
Добрая обеспокоенность должна быть всегда
– Геронда, я беспокоюсь, что подвизаюсь неправильно.
– Скажи, ты чувствуешь нервозность и уныние?
– Нет, но почему у меня это беспокойство?
– Благословенная душа, бывает спокойная обеспокоенность, а бывает неспокойный покой. Добрая обеспокоенность у нас должна быть всегда – лишь бы при этом не было уныния с нервозностью. Если человек правильно подвизается, он никогда не бывает вполне доволен собой, он всегда чем-то обеспокоен по-доброму. Эта обеспокоенность происходит от его любочестного устремления.
– Геронда, а наступает ли когда-нибудь момент, когда подвижнику уже не нужна добрая обеспокоенность?
– Нет, не наступает, потому что добрая обеспокоенность не прекращается никогда в этой жизни. Тецыте, да пости́гнете[255], – наставляет апостол Павел. Всю свою жизнь человек устремляется вперёд. Он бежит ко Христу и никогда не останавливается. Бежит и чувствует радость, а не усталость.
Чтобы вы поняли, что я имею в виду, приведу вам такой пример: хорошая гончая, учуяв зайца, не стоит возле охотника, а срывается с места, бежит и ищет зайца. Бежит, потом ненадолго останавливается, принюхивается, опять бежит. Она не может стоять на месте, её ум занят тем, как догнать зайца. Она не отвлекается на постороннее. Для неё больше радости в беге, чем в покое. Она живёт тем, что гонится и ищет добычу.
Ещё более целеустремлёнными должны быть мы. Ум наш должен постоянно стремиться ко Христу, потому что наша цель – это Он. А мы, хотя и взяли след, хотя и знаем дорогу, хотя и знаем, где сможем встретить Христа, часто стоим на месте и переминаемся с ноги на ногу. Если бы мы не знали пути, то наше топтание на месте имело бы хоть какое-то оправдание.
Помню, у моего отца в Конице были две хорошо обученные борзые. Как-то раз Продром Корцино́глу, певчий, бывший когда-то помощником святого Арсения, попросил у него щенка от этих борзых, но не для охоты, а для для охраны отары овец. Отец дал ему щенка. Продром приучил пса лаять, когда приближается волк. Сосед у Корциноглу был заядлым охотником. Как-то его собака заболела, и он очень сокрушался, что оставался без охоты. Продром узнал об этом и говорит: «Не переживай, я дам тебе свою собаку, гончую, она той же породы, что и Эзнепидиса[256]». Сосед обрадовался, взял собаку и пошёл на охоту. Пришёл он в лес, махнул рукой, как обычно делают охотники, подавая собаке команду искать, а пёс, вместо того чтобы бежать, стал вертеться вокруг него, лизать ноги и тыкаться в ладони, ища хлеба! Видите как: собака была хорошая, породистая, но не натасканная на зайца, потому она и не побежала искать добычу, а вертелась всё время вокруг охотника.
Но думаю, что вы напали на след Христа и теперь будете не останавливаясь бежать, взыскуя Его. Ваши сердца исполнятся Им настолько, что Он не будет в них вмещаться и вы станете Его умолять: «Хватит, Боже мой, хватит! Я больше не могу!»