Молитва становится сердечной, когда ум соединяется с сердцем
Геронда, как ум нисходит в сердце?
– Когда сердцу становится больно, ум нисходит в сердце. Что значит «сердцу становится больно»? Когда человек размышляет о благодеяниях Божиих и о собственной неблагодарности, его сердце пронзает боль, и ум направляется туда.
– Геронда, когда у меня болит голова, я не могу молиться.
– Представь, что у тебя болит нога и в этот самый момент ты порезала себе ножом руку. Что происходит: ты забываешь о боли в ноге и всё своё внимание переключаешь на пораненную руку. Так и с головной болью, которая мешает тебе молиться. Подумай сначала о собственных грехах, потом о страданиях людей, и тогда у тебя начнёт болеть сердце. Боль сердца «нейтрализует» головную боль, и начинается сердечная молитва о себе самой и обо всём мире.
– Геронда, что нужно делать, чтобы ум не блуждал и не рассеивался?
– Трудно обуздать ум, который носится со скоростью, большей скорости света. Нужно, как ребёнка, «взять его за ручку» и отвести к страждущим, больным, покинутым, усопшим. Тогда ум, который всё это увидит, начнёт стучаться в двери сердца, а оно – каким бы чёрствым ни было – раскроется, и молитва станет сердечной, и человек со слезами начнёт просить Бога о помощи. Но если человек думает обо всём этом и не сострадает – не трогают его ни людские беды, ни муки осуждённых усопших, ни страдания их душ, – то это значит, что такой человек заелся, а плотское мудрование и ветхий человек в нём очень сильны.
– Геронда, часто во время службы мой ум не к небесному устремляется, а сосредотачивается на страданиях людей.
– Одно с другим неразрывно связано. Цель не в том, чтобы просто произносить слова молитвы или только хранить ум свободным от помыслов; нужно, чтобы «моторчик» заработал, чтобы сердце со-болезновало тому, о чём молишься.
– Геронда, когда я прихожу в келью после послушания, то пытаюсь собрать мозги в кучу, освободиться от мыслей о работе и от разных образов, но голова всё равно трещит.
– Надо не «мозги в кучу собирать», а ум. А ты мозги собираешь, потому что головой молишься. Когда человек молится головой, естественно, что его мозг напрягается и потом начинает болеть голова. Не у тебя одной такая проблема. Люди занимаются чем-то душеполезным, к примеру, читают какую-нибудь духовную книгу, но не умом при этом работают, а «обмозговать» пытаются, из-за этого потом болит голова. Похожие проблемы и у тех, кто механически подходят к сердечной молитве[143], и потом у них болит сердце. Когда я хочу помолиться и стараюсь сосредоточиться, ум должен обратиться ко Христу. Тогда он не рассеивается, но тут же направляет «телеграмму» сердцу и соединяется с ним. Другое дело – работа рассудком, она утомляет. Почему я часто вам повторяю, что чужую боль нужно сделать своей? Ум должен войти в боль другого человека, и тогда можно молиться. Иначе получается не молитва, а доклад. К примеру, говоришь рассудком, что есть больные люди и нужно о них помолиться, но ни ум, ни сердце в этом не участвуют. А если у тебя самого что-то болит, тогда ум на этом постоянно сосредоточен. То же самое, если сделаешь своей боль другого человека, тогда ум неотступно будет в ней.
– Геронда, но разве в этом случае есть гарантии, что ум не будет отвлекаться?
– Гарантий таких нет, и отвлекаться он может. Это зависит от того, насколько сильно чувствуется боль. Например, в доме, где есть больной, которому вырезали аппендицит: родные и посидят немного рядом с ним, могут и попеть, и поплясать, а потом каждый займётся своими делами. Другое дело, если человек болен тяжело, например раком: случилась великая беда, о которой никто в доме ни на минуту не может забыть. Только тот, кто не понимает всей серьёзности положения, может забыться. Помню, когда я был маленьким, однажды привезли домой мою тяжелобольную сестру. Она была почти при смерти, а я взял губную гармошку, сел рядом с ней и стал играть – не понимая, что она может скоро умереть.
– Геронда, получается, что мозг – это телесный орган, а ум – духовный?
– Ум в человеке – что спирт в вине: сила в нём, а не в виноградном соке. Так и ум – это жизненная сила мозга, лучшее, что есть в человеке.
– Значит, геронда, сердце не работает от того, что не работает ум?
– Конечно, благословенная душа! Вся сила именно в нём.
– А мозг, геронда? Получается, от него нет никакой пользы при молитве?
– Он тоже нужен, но до некоторой степени: рассудок принимает решение войти в боль другого человека. Вот и всё. А потом начинает работать ум. Надо подумать о конкретных бедах и трудностях, которые испытывают люди, почувствовать к ним сострадание и начать молиться.
Любовь Божия собирает ум в сердце
– Геронда, иногда во время молитвы, чтобы ум не рассеивался, я говорю: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, я Тебя люблю».
– Любишь Иисуса Христа, а ум твой уходит от Него во время молитвы Иисусовой – разве это возможно? Один-два раза сказать Ему, что любишь, – возможно. Но если повторяешь эти слова всё время, то это неправда. Нельзя одно иметь в сердце, другое в уме, а третье произносить языком. Тогда к нам применимы слова Писания: Приближа́ются Мне лю́дие сии усты́ свои́ми и устна́ми чтут Мя: се́рдце же их дале́че отстои́т от Мене́[144].
– Геронда, почему я молюсь без теплоты?
– Потому что ты рассеиваешься на внешнее. Сердце твоё в другом месте; в нём нет взыграния, нет любви к Богу, поэтому и молитва Иисусова выходит слабая. Любовь Божия собирает ум в сердце, и потом человек «сходит с ума».
– Геронда, как постоянно стремиться к Богу и творить сердечную молитву Иисусову?
– Если человек постоянно напоминает себе о благодеяниях Божиих и том, что он ничем не отблагодарил Господа, тогда сердце пронзает боль и оно начинает работать. Сердце само любочестно сжимается, и уже не человек гоняется за молитвой, а молитва за ним. Потому всегда имей любочестные и смиренные помыслы. Господь обитает в сердцах смиренных[145], так и в тебя войдёт благодать Божия, сердце усладится и молитва станет сердечной.
– И что, в это время даже злой помысел не может прийти?
– Нет, не может. Чтобы пришёл злой помысел, нужно прекратить молитву. Но даже если ты прекращаешь творить Иисусову молитву умом, а твоё сердце продолжает её творить, то злой помысел всё равно не может прийти – сердце-то молится!
– Геронда, благословите меня и посоветуйте, как собрать ум воедино.
– Благословенная душа, желаю тебе, чтобы твой ум собрался в сердце. Что мы имеем в виду, когда говорим «сердце»? Сердце – это ведь не контейнер, куда надо положить ум. Сердце – средоточие наших чувств и переживаний. Следовательно, говоря «чтобы ум собрался в сердце», мы имеем в виду, чтобы он собрался в любви, доброте, трепетном желании, в невыразимом сладком взыгрании… Бог есть Любовь, и сердце имеет в себе любовь; если сердце очистилось, тогда можно сказать, что человек имеет в себе Бога. Возлю́биши Го́спода Бо́га твоего́ всем се́рдцем твои́м, и все́ю душе́ю твое́ю, и все́ю мы́слию твое́ю[146]. Возлюби Его всем своим существом. Если ум вкусит той сладости, которая приходит в сердце благодаря любви и доброте, то молитва «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» будет приводить всего человека в великий трепет и умиление.
Весь фундамент духовной жизни в том, чтобы человек очистил сердце, дабы принять в него Христа и обуздать ум. Надо сделать так, чтобы уму было сладко находиться в сердце. Если уму в сердце будет сладко, то он не захочет уходить из сердца – как ребёнок из кондитерской.
Часть шестая. Богослужебная жизнь
«Храм – это дом Самого Бога, он освящает человека, там получаешь Божественную благодать. Одной мысли об этом достаточно, чтобы прийти в трепет».
Глава первая. О периодах церковного года
«Христо́с ражда́ется»[147]
Геронда, можно ли будет завтра вздремнуть после всенощной на Рождество Христово?[148]
– Ну давайте ещё на Рождество спать уляжемся! Моя мать говорила: «В рождественскую ночь одни евреи дрыхнут». В ночь, когда родился Христос, славные мира сего спали крепким сном, а пастухи бдели[149]. Они стерегли овец ночью и играли на свирели. Чувствуешь разницу? Пастухи, которые бдели, удостоились увидеть Христа.
– Геронда, а как выглядела та пещера?
– Это была пещера в скале, и в ней была одна только кормушка для скота; ничего другого не было. Туда приходили одни бедняки и укрывали своих овец. Божия Матерь вместе с Иосифом пришли в эту пещеру[150], потому что все постоялые дворы были переполнены. В ней были ослик и телёнок, которые своим дыханием согревали Христа. Позна́ вол стяжа́вшаго и́, и осе́л я́сли господи́на своего́[151] – не так ли говорит пророк Исаия?
– Геронда, насколько прекрасно в сегодняшней стихире сказано, что Пресвятая Богородица, видя новорождённого Христа, восклицала, «ра́дуяся вку́пе и пла́ча: сосцы́ ли Тебе́ пода́м, вся́ческая пита́ющему, или́ воспою́ Тя, я́ко Сы́на и Бо́га Моего́? Ка́ко Тя наимену́ю?»[152]
– Это тайны Божии, величайшее снисхождение Бога, Которого мы не можем постичь!..
– Геронда, как нам пережить сердцем и почувствовать это событие Рождества, что Христос «днесь ражда́ется от Де́вы»[153]?
– Чтобы нам пережить и почувствовать эти божественные события, ум должен быть сосредоточен на божественных смыслах. Тогда человек изменяется. «Ве́лие и пресла́вное чу́до соверши́ся днесь»[154], – поём мы. Если ум наш будет пребывать там, в «преславном», в странном, тогда мы будем переживать сердцем великое таинство Рождества Христова.
И я буду молиться, чтобы сердце ваше стало Вифлеемскими яслями и Божественный Младенец даровал вам все Свои благословения.
Святая Четыредесятница – шествие на Голгофу
– Дорогие сёстры, желаю вам доброй Четыредесятницы и особой помощи Божией в первые три дня[155]. Надеюсь, в этом году во время поста на вас не навалится много забот, и вы будете душой сострадать Страстям Христовым, трудясь больше духовно. С началом пения Постной Триоди[156] надо начинать шествие на Голгофу. И если человек с духовной пользой проведёт это время, то после смерти его душа, восходя горе́, не будет встречать препятствий на мытарствах[157]. Каждый год наступают эти святые дни, но проблема в том, что и времени с каждым годом у нас становится всё меньше и меньше. А как мы используем это время? С небесной выгодой или растрачивая на земное?
Монахи каждый Великий пост начинают с трёх дней, в которые они отдают все силы строжайшему посту и усердным молитвам. А у мирских людей тоже есть свои три особых дня – не раз в год, а каждую неделю: пятница, суббота и воскресенье – в эти дни они отдают все силы безумным развлечениям и сомнительным удовольствиям. К счастью, великопостные три дня воздержания соблюдаются в монастырях и немногих христианских семьях в миру – и этим держится мир. Усиленная молитва и пост в эти три дня ограждают мир от многих духовных падений, которые случаются с людьми обычно во время трёх дней мирских наслаждений.
– Геронда, зачем такая строгость в эти первые три дня святой Четыредесятницы?
– Главным образом для того, чтобы человек встроился в пост и воздержание. Со второй седмицы, когда он станет вкушать пищу уже ежедневно, но один раз в день – вечером, для него это будет слаще царской трапезы. Когда я жил в общежительном монастыре, после первых дней воздержания суп на воде в четыре часа пополудни мы считали настоящим благословением. Три дня не ел, не пил, а теперь каждый день можешь супчику похлебать – разве это не благословение?
Три дня полного воздержания в начале поста помогают поститься и всю Четыредесятницу. Но если у кого-то действительно нет сил на такую трёхдневную аскезу, то пусть вечером какой-нибудь сухарик сгрызёт или хотя бы держится без еды и воды каждый день до вечера. Тут лучше снисхождение: ведь если человек будет падать в обморок и не сможет духовно трудиться, какая от этого будет польза? Как-то раз во вторник первой седмицы Великого поста старец Варлаам из каливы преподобных Варлаама и Иоасафа пошёл в одну келью, где только что поселились двое молодых монахов, его знакомые. Стучит, стучит – тишина. Отворяет сам дверь и видит, что оба брата лежат без движения. «В чём дело, – спрашивает, – заболели?» – «Постимся без еды и воды!» – говорят. «А ну-ка, вставайте живо, – говорит он. – Ставьте чай, по две ложки сахара на чашку, сухариков поешьте, хоть помолиться сможете, а то уже и чётки в руках не держатся. Что это за пост, какой от него толк?!»
– Геронда, как мне научиться во время Великого поста строже воздерживаться?
– Люди в миру вспоминают о воздержании хотя бы во время Великого поста, тогда как мы, монахи, к воздержанию должны относиться внимательно круглый год. Главное, на что должен обратить внимание каждый из нас, – это душевные страсти, потом – страсти телесные. Если человек отдаёт предпочтение телесному подвигу и не подвизается в искоренении душевных страстей, то он топчется на месте. Как-то раз в начале Великого поста пришёл в один монастырь мирянин, и какой-то монах грубо с ним обошёлся. Однако бедняга имел добрый помысел и не стал его осуждать. Потом этот мирянин пришёл ко мне и говорит: «Я на него, геронда, не обижаюсь, он же после трёх дней строгого поста!» Если бы монах этот три дня постился духовно, то ощущал бы некую духовную сладость и с другими разговаривал бы повежливей. А он горделиво себя принуждал три дня строго поститься, и потому все ему были должны.
– Геронда, о чём мне думать постом?
– Думай о страданиях Христовых, о Его Крестной Жертве. Но по большому счёту, не надо ради этого дожидаться поста – мы, монахи, должны ежедневно переживать Страсти Христовы, ведь в этом нам помогают каждый день церковные песнопения и службы.
Во время Великого поста нам даётся больше возможности для подвига, для более полного участия в спасительных Страстях нашего Господа – покаянием, поклонами, отсечением страстей и уменьшением количества пищи ради любви ко Христу.
Извлечём же на этом духовном поприще максимальную пользу. Именно сейчас у нас исключительно благоприятные условия и наилучшая возможность припасть к распятому Господу, принять от Него помощь. Чем духовнее мы проведём пост, тем сильнее мы преобразимся и тем радостнее встретим Святое Воскресение.
Желаю же вам сил и крепости во время Великого поста, чтобы взойти ко Христу на Голгофу вместе с Пресвятой Богородицей и вашим покровителем святым Иоанном Богословом и стать соучастниками Страстей нашего Господа. Аминь.
«Поклоня́емся Страсте́м Твои́м, Христе́»[158]
– Геронда, как мне стяжать благоговение к Страстям Христовым?
– Прежде всего, надо думать о той великой Жертве, которую принёс за нас Христос, а также о том, насколько мы неблагодарны и грешны. Почитай святых отцов, которые об этом говорят, – это тоже немного тебе поможет. Но гораздо больше тебе помогут сами святые Страсти, сама Жертва Господня. Христос не просто учил нас на словах, – нет, Он принёс Себя в жертву за человеческий род, пострадал, был распят, перенёс столько уничижений и мучений.
– И позорную казнь на Кресте, геронда…
– Да, самую унизительную! Страшно подумать! Все пророки предвозвещали о Христе, а евреи Его били, оплёвывали, издевались над Ним и, в конце концов, распяли! Всё это приводит человека в великий трепет, когда он об этом думает. Даже человека самого равнодушного при наличии хоть капли благого расположения эти размышления пробуждают к духовной жизни.
– Геронда, вечером в Великий Четверг после последования Страстей Христовых я не остаюсь в храме на ночь, а ухожу в келью.
– Жалко. Я-то думал, что хоть капля благоговения у тебя есть! Неужели вы не остаётесь в храме вечером в Великий Четверг? Оставляете распятого Христа в одиночестве и расходитесь по кельям?
– Многие сёстры, геронда, бо́льшая часть, остаются в храме, а мне трудно сосредоточиться из-за того, что я отвлекаюсь на любой шорох – и поэтому я совершаю бдение в келье.
– Ну, если так, хорошо. Пусть у тебя в келье будет икона Распятия, и ты молись перед ней: «Сла́ва свято́му Распя́тию Твоему́, Го́споди» и «Пресвята́я Богоро́дица, поклоняе́мся Отрасте́м Сы́на Твоего́». Одновременно делай поклоны – сколько можешь. Этот день нужно пережить, прочувствовать. Я в Великую Пятницу для этого запираюсь в келье.
– В этом году, геронда, в Великую Пятницу я соблюла строгий пост, но вечером во время чина погребения плащаницы не смогла стоять на ногах. Если бы я с достаточным благоговением относилась к Страстям Господа, разве бы позволила я себе сидеть в храме в такой момент?
– Хорошо, что ты так подвизаешься в воздержании. Да и как можно есть в такой день? Кому тяжело, можно перебить голод сухариком. Раньше в монастырях в Великую Пятницу только старые и больные монахи вечером могли выпить чай с сухарём. Некоторые монахи в этот день, подражая Господу, Которому евреи дали на Кресте пить уксус, смешанный с желчью[159], также вкушают немного винного уксуса. Когда я пришёл в монастырь Филофей, то первый год на Страстной седмице ничего не ел. В Великую Пятницу, узнав, что у некоторых в обычае пить уксус, тоже выпил. Но уксус оказался очень крепким, так что я потерял сознание.
– Геронда, почему на Страстной седмице я могу три дня не есть, хотя в обычное время мне тяжело поститься?
– Страстная седмица – это время скорби о страданиях Христа. Если умрёт близкий тебе человек, сможешь ты думать о еде? Когда случилось такое горе, ни есть, ни пить не можешь.
– Геронда, в эту Великую Субботу мы впервые стали петь «Непорочны» с похвалами – раньше мы их читали[160].
– Я слышал. Но хочу чтобы вы сказали мне правду. Когда вы пели, то думали о Христе, совершали Его погребение? И сестра, которая возглашала стихи псалма, и вы, сёстры, которые пели тропари – все вы были как на сцене! Что за спектакль вы устроили? Разучили новое музыкальное произведение? Но это совсем по-мирски! Неужели трудно понять? «Непорочны» Великой Субботы – это надгробный плач. Плач! В чём-то другом не так страшно немного увлечься, но здесь Христа мучили, били, оплёвывали, потом распяли, и теперь мы Его погребаем. Если вы даже в такой день не чувствуете, что поёте, то не знаю, чем я вообще могу вам помочь.
– Геронда, а по афонскому уставу в Великую Пятницу колокола звонят погребальным звоном?
– Колокола звонят, когда выносится Плащаница.
– А в течение дня тоже совершается погребальный звон?
– Это что, настолько важно, где и как звонят? Главное, чтобы звон, возвещающий о погребении Христовом, звучал в моём сердце.
«Воскресения день»
– Геронда, тут приезжали паломники с детьми, и детки порадовались: «Ой, какие у вас тут яички красные-распрекрасные!»
– Не давайте детям застревать на красивеньком, а то они остановятся на внешнем и не будут искать глубинного смысла. Скажите только, что красное яйцо символизирует земной шар, который обагрился Кровью Христа, и весь мир искупился от греха.
– Геронда, меня поражает дерзновение жён-мироносиц.
– Мироносицы без остатка доверяли Христу, в них горела божественная любовь, поэтому они пренебрегали всеми опасностями. Если бы в них не пламенел огонь божественной любви, разве они бы решились на это? На рассвете, в ранний час, когда ещё запрещено было появляться на улице, они с ароматами в руках отправились ко святому Гробу Господню по любви ко Христу. Потому и удостоились услышать от ангела радостную весть Воскресения.
– Геронда, а как нам ощутить радость Воскресения?
– Чтобы пришла настоящая радость, надо возделывать в себе радостотворную печаль. Если мы благочестно и в умилении проживём Страстную седмицу, то в духовном ликовании и священном веселии встретим Святое Воскресение.
– Геронда, у меня в пасхальную ночь почему-то особо радоваться не получается…
– Бывает и такое – ведь всю Страстную седмицу мы переживали скорбь Страстей, особенно накануне в Великую Пятницу. А так как чувство скорби глубже чувства радости, то мы не можем за один день преодолеть это душевное состояние. Не то что душа не радуется Христову Воскресению, нет. Она не радуется ему настолько, насколько требует этот светлый день. Но постепенно в течение Светлой седмицы, которая вся как один сплошной пасхальный день, боль Страстной седмицы уходит и душа наполняется пасхальной радостью. Уже на второй день человек начинает чувствовать Пасху.
– Почему, геронда, в некоторых монастырях совершают крестный ход и на второй, и даже на третий день Пасхи?
– Чтобы распространить пасхальную радость вокруг себя.
– Что, и в колокола звонят, геронда?
– На Светлой седмице и в колокола звонят, и в била, клепа́ла и сима́ндры[161] радостно клеплют, и сердце поёт, переживая «Воскресе́ния день»[162].
Небесного веселия Христова
И радости пасхальной непрестанной
Со сладким безмятежным непокоем
Дай Бог всегда моим духовным сёстрам!