voluminous, adj.
объемистый, прил.
Пять тысяч часов. Столько или около того уже потрачено мною на сон рядом с тобой. В конце концов, это что-то да значит.
W
wane, v.
иссякать, гл.
Это было незадолго до нашей первой годовщины. Мне вдруг показалось, что «не могу я так больше, не могу!». В тот день мы с Джоанной пошли по магазинам: решили тебе что-нибудь присмотреть. Вдруг я чувствую: не могу больше в помещении находиться. Еще немного — и задохнусь в этом магазине. Джоанна меня спрашивает: что, мол, с тобой? А я ей, не задумываясь, отвечаю: «Все, пора с этим заканчивать». Она, естественно, обалдевает от таких заявлений и деликатно так интересуется, с чего это у меня такие мысли появились. Ну а я в ответ говорю, что это не мысли, а скорее чувства. Причем не эмоции, а физические ощущения. Я словно дышать не могу. На свежий воздух мне надо. А если не выберусь, то мне точно конец. У меня тогда явно не разум сработал, а инстинкт. Инстинкт самосохранения.
Джоанна сказала, что пора перекусить. Она усадила меня за столик и начала успокаивать. Говорит, не надо, мол, так волноваться. С ее точки зрения, то, что творилось со мной, было похоже на неожиданное пробуждение посреди ночи: тебе страшно, ты не понимаешь, где находишься, что с тобой происходит, и от этого становится еще страшнее… А самое главное, ты пребываешь в полной уверенности, что все так и есть: тебе действительно плохо, у твоих страхов есть совершенно реальные причины. Но полежи так немного, приди в себя, проснись наконец окончательно — и ты поймешь, что не все так страшно и не все так плохо. Жить можно.
— Успокойся, — говорит мне Джоанна. — Ты дышишь. Ты снова можешь дышать.
Мы сидели в кафе, и я дышал. Снова дышал.
whet, v.
раззадоривать, гл.
Придя домой, ты целуешь меня. Когда же я в ответ целую тебя чуть дольше и крепче, ты говоришь:
— Потом, зайчик. Давай чуть позже.
woo, v.
ухаживать, гл.
Я говорю тебе, что тратить тридцать баксов на дюжину роз в подарок на День святого Валентина — это смешно и глупо. В общем, я просто запрещаю тебе делать это.
Ну вот наступает этот самый день, я иду на работу. Подходит время обеда. Я собираюсь рассчитаться в кафе за ланч и — на что натыкаюсь в своем кошельке? Правильно, на тридцать однодолларовых купюр, на каждой из которых напечатано по алой розе! Я как-то мгновенно рисую себе эту картину: воспользовавшись тем, что меня нет дома, ты запихиваешь банкноты по одной в принтер. Цветной ведь не зря недавно купили! Я с умилением представляю себе улыбку, расплывшуюся у тебя по физиономии в эту минуту. Мне ничего другого не остается, кроме как сунуть буфетчице мой телефон и попросить ее сфотографировать ту улыбку, которая в тот момент уже сияет на моем лице. Эту фотографию я тотчас же пересылаю тебе.
X
x, n.
икс,сущ.
Тебе не кажется странным, что в нашем алфавите есть буква, которой никто практически никогда не пользуется? Она составляет одну двадцать шестую часть списка букв и при этом почти не востребована. Если бы мы с тобой решили усовершенствовать этот мир, то, наверное, нам следовало бы для начала заняться придумыванием новых слов, содержащих букву «икс», а еще лучше — начинающихся с нее.
Y
yarn, n.
байка, сущ.
Может быть, в этом проявляется великодушие языка: он дает нам многозначные слова, слова с двойным смыслом, чтобы мы научились быть многозначными, чтобы могли стать двуединой сущностью. Этот урок языка мы просто обязаны выучить.
Сшей мне байковый халат — из своих лучших баек. Только не из обрывков сегодняшних мелких обид, не из лоскутков десятка подзабытых мгновений твоего прошлого, не из чего-то, что кто-то рассказал кому-то, что тот потом пересказал тебе. Нет, мне нужно одеяние из плотной ткани нескончаемых воспоминаний и образов. И вовсе не обязательно, чтобы все они были правдивы.
— Хорошо, — говоришь ты. — Хочешь, я расскажу тебе, как мы познакомились?
Я киваю.
— Дело было так: мы катаемся на карусели. Ты — на розовой лошадке, я — на желтой. Ты впереди, обгоняешь меня на две лошадки. Я вижу тебя и сразу же забываю обо всем на свете. Мне теперь нужно только одно: догнать тебя, поравняться с тобой и, не слезая со своего скакуна, поздороваться, познакомиться с тобой. Мы скачем — круг за кругом, — и я все сильнее сжимаю поводья, но жду: я понимаю, что мой конь лучше знает, когда броситься в отчаянную погоню. Лошадь — она всегда чувствует тот момент, когда всадник действительно готов к безумной скачке. Я вижу, как в такт движению своей лошади ты то взлетаешь вверх, то опускаешься к самой земле. Я скачу, скачу, и мне уже кажется, что мой шанс упущен, что мне тебя не догнать. И вдруг, как по волшебству, во всем городе гаснет свет. Все вокруг погружается в темноту, музыка стихает, и слышно только, как бьются сердца. Я тебя не вижу и начинаю волноваться. Где ты? Неужели я тебя больше не увижу? Но в этот момент из-за туч выходит луна, и в ее свете я вижу тебя. Оказывается, мы оба слезли со своих лошадок и пошли в темноте по кругу. Я налево, ты направо. И вот — мы наконец встречаемся, и…
— И что же мы друг другу сказали?
— Разве не помнишь? Я говорю: «Замечательный выдался вечерок, вы не находите?» А ты в ответ: «И не говорите! Просто на редкость милый вечер».
Если вы с любимым человеком можете вместе мечтать, придумывать, показывать фокусы и колдовать — что же, спрашивается, еще нужно для счастья? Если мы вместе сочиняем себе сказку, в которой мы оба счастливы, то о чем еще можно мечтать?
— Я люблю тебя с той самой минуты, — говорю я.
— И я люблю тебя с той самой минуты, — вторишь мне ты.
yearning, n.
томление, сущ.
В основе этого чувства лежит вера в то, что все может быть хорошо.
yell, v.
орать, гл.
Интересно бывает прислушаться к тому, как мы общаемся. Взять, например, глаголы. Если один из нас что-то «говорит», значит все в порядке. «Спрашивает» или «отвечает» — похоже, не все так безмятежно. Даже невинное «шутишь» коварно и может таить в себе сюрпризы. Ну а если кто-то «орет» — дело плохо. Причем какое-нибудь «кричишь» означает всего-навсего, что тот, к кому обращаются, находится далеко от того, кому, собственно, и приходится «кричать». А вот если дело дошло до «орать», это значит, что по крайней мере одного из нас второй уже довел до точки кипения.
У нас в квартире нет нормальных, полноценных дверей. Хлопнуть толком нечем. Если тебе так уж хочется что-то доказать мне именно этим способом, то приходится выскакивать на лестничную площадку (входная дверь — еще ничего) либо бежать в ванную (только вот незадача: дверь туда может захлопнуться — вызволяй тебя потом оттуда). Вот так. Других возможностей хлопнуть дверью попросту нет.
yesterday, adv.
вчера, нареч.
Ты звонишь мне, чтобы спросить, когда я собираюсь прийти домой. А когда я напоминаю тебе, что сегодня дома не ночую, ты очень расстраиваешься. И я решаю все же изменить свои планы и переночевать дома.
Z
zenith, n.
кульминация, сущ.
Я в ванной, вытираю руки твоим полотенцем. Ты — на кухне, пылесосишь. Мне хорошо: ужин удался, день, считай, прожит, но тут… До меня доносится твой голос, и я даже не успеваю поинтересоваться, что случилось, когда до меня доходит смысл твоих слов. Оказывается, «нам нужно серьезно поговорить… кое о чем».
Вот оно, мгновение за секунду до того, как ты скажешь мне именно то, чего я слышать никак не хочу.
Неужели это и есть кульминация всего: последнее мгновение незнания?
Или это случится потом, намного позже?
Благодарности
Я хочу поблагодарить всех друзей, прочитавших первую редакцию этой книги — ту, что я подарил им в виде повести на День святого Валентина. Больше всего я благодарен Билли Мерреллу, Энн Мартин, Джону Грину, Элиоту Шреферу и Дэну Эренхафту. Их отзывы на мое произведение заставили меня поверить в то, что над ним нужно работать дальше, что из него может что-то получиться.
Спасибо вам, Билл Клегг и Джонатан Гэлэсси: именно благодаря вам эта книга стала такой, какой ее увидел читатель. Спасибо Джесси Коулману, Шону Долану, Алисии Гордон и всем остальным сотрудникам издательства FSG и радиоканала WMEE, а также зарубежным издателям этой книги. Я очень признателен вам за интерес, проявленный к моему произведению.
Наконец, я выражаю благодарность членам всех моих замечательных семей. Это и семья моих собратьев по перу, пишущих для молодежи, и семья моих друзей по издательству «Сколастик», и, конечно же, моя настоящая семья: мама, папа, Адам, Дженнифер, Пейдж, Мэттью, Хейли. Самое важное для меня — то, что вы прошли через все это вместе со мной.