Но если не знать ничего про краснозуб, невозможно по-настоящему понять Мацяо. Это земля, с которой деревенские ведут ежедневную борьбу на протяжении долгих и долгих лет, земля, о которую с оглушительным лязгом бьются железные мотыги, земля, которая обращает мозоли на ладонях в кровавое месиво, земля, о которую сталь стачивается быстрее, чем кожа, земля, от которой штаны вечно пропитаны потом, и по низу штанин белеют соляные разводы, земля, от которой мутится голова и рябит в глазах, земля, с которой живые завидуют мертвым, земля, которая обращает время в пустоту, стирает мысли, земля, с которой все желания уходят в одышливый хрип, земля, которая вытравляет из лета зной, а из зимы стужу, и каждый день становится похож на предыдущий, земля, которая лишает мужчин рассудка, а женщин надежды, земля, которая превращает детей в морщинистых стариков, земля, которая никогда не иссякнет, земля, которая плодоносит ненавистью, раздорами, драками и поножовщиной, земля, которая одаривает людей горбами, бельмами, зобами, одышкой, хромотой, выкидышами, слабоумием и смертью, земля, от которой спасаются бегством, земля, на которой кончают с собой, земля, которая превращает жизнь в череду одноликих дней, и как ты ни бейся, этой земле ничего не будет, ничего не будет, ничего не будет, ничего не будет, ничего не будет, ничего не будет.
Слой краснозуба начинается на противоположном берегу реки Ло, в горах восточной Хунани, и стелется до самого хребта Тяньцзылин, у подножия которого резко сворачивает на юг. Краснозуб твердый, словно застывшее железо, безбрежный, словно море бушующего пламени, краснозуб – медленный огонь, что день за днем иссушает человеческую жизнь.
Старший сын Чжаоцина погиб, погребенный под глыбами краснозуба. Чжаоцина отправили строить плотину, копать котлован под водохранилище – чтобы дело шло быстрее, рабочие сначала вынимали землю вдоль стенок, а следом рушили уступы. Такой способ повышения производительности труда назывался «выпустить духа земли». Пожадничав и понадеявшись на жесткость краснозуба, Чжаоцин выдолбил пещеру на целый чжан в глубину и не торопился выпускать духа земли из нависшей сверху кручи. Когда он пошел за корзиной, чтобы вынуть из котлована лишнюю землю, позади вдруг грохнуло – Чжаоцин обернулся, но увидел только глыбы, красные глыбы рушились и катились вниз, только глыбы, красные глыбы плясали и наскакивали друг на друга, а сына нигде было не видно и не слышно.
Сын Чжаоцина играл в котловане.
Он кинулся откапывать сына, зарывался в красное, а под красным снова было красное, зарывался в красное, а под красным снова красное, красное, красное, он содрал все пальцы в кровь, но даже башмачка не выкопал. Это был его любимый сын, в год он уже разговаривал, а в два умел отличать своих кур от чужих, прогонял соседских со двора. На лбу у него была большая черная родинка.
△ Обжа́тка△ 罢园
Чжаоцин никак не мог забыть этого своего сына, все надеялся родить его снова. Так они с женой настругали восемь детей, но все без толку, ни у одного сына не было черной родинки на лбу.
В стране тогда разворачивалась политика контроля рождаемости, и выводок Чжаоцина был явно не ко времени. После четвертого сына Чжаоцин стал выбирать пащенятам имена с окончанием на «юань»: Гуйюань, Чанъюань, Маоюань, Куйюань. В Мацяо иероглиф юань произносится как вань «конец». Стало быть, Чжаоцин каждого следующего пащенка нарекал последним. Но почему за последним снова и снова появлялся следующий, он объяснить не мог, только бормотал какую-то невнятицу.
Бэньи в бытность свою партсекретарем страшно сердился на такую непоследовательность и однажды, выступая с докладом на общем собрании, вдруг покосился на Чжаоцина и сказал: «Есть у нас и такие – раз конец, два конец, три конец, а свой конец никак в штаны не упрячут, до обжатки не спешат. Опять новую тыкву выродили, это что же такое делается?»
И добавил: «В производстве потомства главное качество! А то наплодил целую головоломню образин: безбровые, носы кнопками! Мне и то перед людьми стыдно!»
Чжаоцин только ворчал себе под нос, не решаясь спорить с партсекретарем.
Чтобы понять слова Бэньи, надо знать еще, что такое «обжатка». Это слово часто можно услышать в деревне, сначала «обжаткой» называли последний в году урожай, после которого земля «роздыхает» до весны. Потом у «обжатки» появились и переносные значения: 1) осень; 2) конец. Например: «Вот и обжатка, пора ватник надевать». «Американскому империализму скоро настанет полная обжатка». В понимании Бэньи жена Чжаоцина была тыквенной делянкой, которая все плодоносила и плодоносила, не зная обжатки.
△ Блужда́ние души́△ 飘魂
Смерть Чжаоцина так до конца и осталась загадкой.
За день до его пропажи мы вместе ходили перекапывать чайное поле в Чжанцзяфани. Говорили, что кормить работников будут свининой, и Чжаоцин взял с собой младшего сына Куйюаня, загодя приготовил ему детские палочки, а когда наступило время обедать, они в несколько прыжков обогнали всех остальных и бодро зашагали на кухню, на звук шипящего в котелке мяса. Куйюань за отдельного едока не считался, но все прекрасно видели, что челюстями он работает еще быстрее взрослых. В то время было принято кормить приглашенных работников мясом, ставить по одной миске на шесть человек. Но ни одна из шестерок не хотела делиться с Куйюанем своей миской, его гоняли от стола к столу, и в конце концов Мелкий Чжао не выдержал:
– Да сколько он съест, малец такой! Совсем совесть потеряли, неужто у самих детей нет? А в старости кто вас кормить будет? Государство?
После таких слов люди уже не могли их прогнать, пришлось потесниться, чтобы Чжаоцин с Куйюанем уселись за стол, а потом слушать их звонкое чавканье. И молча смотреть, как Чжаоцин, улучив удобный момент, зачерпывает из котелка целую плошку мясного бульона и ставит ее перед сыном – когда Куйюань, запрокинув голову, пил из этой огромной плошки, она закрывала ему все лицо.
Разделавшись со своей порцией, Чжаоцин полез в плошку Куйюаня и выудил оттуда стручок острого перца. Куйюаня он любил больше остальных детей, и если где-то выпадала возможность угоститься мясом, Чжаоцин обязательно брал эту пару маленьких неутомимых челюстей с собой. Рассказывали, будто недавно Чжаоцину приснилось, как Куйюань убежал играть на хребет Тяньцзылин, и там некий человек в белых одеждах отобрал у него кукурузную пампушку. Чжаоцин так рассвирепел, что наутро первым делом схватил серп и пошел в горы, чтобы поквитаться с негодяем в белых одеждах. В это было невозможно поверить. Неужели наш водяга до того очудел, что ищет по хребту потерянные во сне пампушки?
Я не очень-то этому верил. Но пока мы перекапывали поле, не выдержал и спросил Чжаоцина, правду ли про него рассказывают.
Он не ответил. Чжаоцин всегда уходил в работу с головой и не любил отвлекаться на разговоры, не повышавшие производительности труда.
Тогда я сказал:
– Эй, ты монетку обронил.
Чжаоцин оглянулся.
– Правда, поищи как следует.
– Сестренки твоей приданое?
Мелкий Чжао снова взялся за мотыгу.
Наконец ему захотелось пить, тут он заметил у меня на поясе флягу с водой и стал заискивать, подражая говору «сосланных пащенят»:
– Эй, песье племя! Дай-ка погляжу на твою флягу!
– Если пить захотелось, так и скажи, чего на нее глядеть!
– Хе-хе, не знал, что сегодня будет такая жара.
– Значит, только я понадобился, ты тут как тут?
– Чего? Неужто я за глоток воды должен тебе земной поклон отбить?
Он отхлебывал из моей фляги и бормотал:
– Парочка, еще парочка… – «Парочкой» он называл два глотка.
– Пей уже, – раздраженно сказал я, – зачем мне твои парочки?
– Привычка, больше не буду, – смущенно улыбнулся Чжаоцин.
Угостившись из моей фляги, он сделался немного учтивей, но так и не сказал ничего конкретного про поход против человека в белых одеждах: не подтвердил эту историю, но и не опроверг. Чжаоцин сердито упирал на то, что этот белый человек уже не первый раз появляется в его снах: сначала украл тыкву с его делянки, в другой раз стащил курицу из курятника, а на третий раз ни с того ни с сего отвесил Куйюаню затрещину. До чего бесстыжий тип, цедил сквозь зубы Чжаоцин. Я промолчал. Но по его интонациям стало ясно, что истории о Чжаоцине, который с серпом в руках поклялся отомстить человеку в белых одеждах, скорее всего, недалеки от правды.
Странное дело. Зачем человеку в белых одеждах понадобилось ломиться в сны Чжаоцина? И откуда у Чжаоцина такие чудные сны? Сбитый с толку, я повесил флягу на пояс.
Я не знал, что Чжаоцин в последний раз пьет из моей фляги. К вечеру следующего дня его жена явилась к начальству и сказала, что Мелкий Чжао куда-то ушел и дома вчера не ночевал. Люди с нарастающей тревогой озирались по сторонам, понимая, что Чжаоцин сегодня на работу не выходил.
– Небось, убежал на Кошачье озеро? – пошутил Черный Барич.
– И чего там так долго делать? – жена Чжаоцина не поняла намека.
– Да я так… Наугад сказал… – прикусил язык Барич.
«Кошачьим озером» называли одну деревеньку неподалеку от Мацяо, место это было глухое, а деревенька всего на пару дворов. Мелкий Чжао много лет назад сошелся там с какой-то женщиной – мы не знали, кто она такая, но когда нас посылали на работу в те края, он собирал с земли упавшие ветки и сухую траву, укладывал в вязанку и заносил на Кошачье озеро в доказательство своей любви. Очень скоро он возвращался и снова брался за работу, и отлучки его были так коротки, что мы только гадали, как он успевает управиться, – не курицу ведь топчет.
Фуча сбегал на Кошачье озеро, вернулся к сумеркам и сказал, что Мелкого Чжао там никто не видел. Тогда-то мы и поняли, что дело серьезное. Деревенские собирались кучками, перешептывались, и одна новость взбудоражила всех не на шутку. Какой-то малый из соседней деревни недавно вернулся из Пинцзяна и передавал наказ от сонехи, жены Чжихуана по прошлому котлу: сонеха сказала, что Чжаоцину надо следить за обуткой. В Мацяо эти слова были всем известным предостережением, тайным знаком, что у человека «блуждает душа».