Да и Грегуш тоже схватил меня за руку. Чтобы отвлечь меня, он продолжал прерванный рассказ.
— Пойдем, скажу тебе лучше, кого Запоточный выбрал себе в жены. Думаю, тебя это заинтересует. В детстве, когда мы все в Турце жили, вы были с ней соседями.
Еще бы не заинтересоваться! И я уставился на Грегуша, охваченный недобрым предчувствием, от которого едва не разорвалось мое сердце. В величайшем нетерпении ждал я, кого назовет Грегуш, и в то же время боялся его слов.
А Грегуш уже произносит:
— Мою двоюродную сестру Магдалену.
Тут-то я и нажал на курок, чтобы в гуле выстрела потонул звук ее имени. Я был не в силах слышать его, оно вонзилось в мой мозг раскаленным прутом.
Когда животное, прохрипев, затихло и рука моя упала, Грегуш, полагая, будто из-за грохота я не расслышал его слов, повторил еще раз:
— Мою двоюродную сестру Магдалену он выбрал, и для нее это счастье.
Выстрелить еще раз, чтобы заглушить его слова, я не решился. Стоя на вершине, над которой мерцали первые вечерние звезды, Запоточный выбранил меня за то, что я, несмотря на его запрещение, прибегнул к оружию. И я услышал явственно имя Магдалены, принял первый удар на пути к заветной цели.
У меня не было даже времени свыкнуться с нежданной вестью — мой выстрел и в самом деле навлек на нас опасность.
Едва я опомнился, как с противоположного склона холма донесся лай жандармских собак. Погоня приближалась.
С проворством заправского контрабандиста Запоточный отвязал своих лошадей, знаком приказал нам: по коням, и мы во весь опор помчались, не успев даже оглянуться и посмотреть, что происходит у нас за спиной.
Жандармы не догнали нас под Бабьей горой, но мы все-таки едва не угодили в их силки. За нами увязалась одна из собак и лаем наводила жандармов на след. К счастью, когда собака попыталась обогнать коней, Запоточный, изловчившись, ударил ее наотмашь толстой рукоятью плетки. Оглушенная, она рухнула наземь. Почувствовав себя уверенней, мы уносились все дальше и дальше прочь от границы.
Тем временем окончательно стемнело. Мы скакали при слабом свечении неба, стараясь держаться в стороне от дорог.
Мой конь показал себя молодцом, это был превосходный скакун. Конь Грегуша тоже держался. Но лошади Запоточного, проделавшие путь от Нового Тарга, выдохлись вконец. От усталости головы их клонились к земле. Мы советовали Яно дать им отдых — ведь главная опасность уже миновала, — но, к нашему удивлению, он пропустил совет мимо ушей. Чтобы взбодрить коней, он колотил их каблуками и пинал носками сапог в брюхо. Когда же и это не помогло, выхватил из-за голенища плетку и стал немилосердно стегать ею животных. Мы с Грегушем так кричали, чтоб он прекратил это истязание, что у нас жилы вздулись на шее. Как назло кони понесли, и мы никак не могли их придержать.
Наконец возле Ясеницы он рванул поводья и осадил лошадей. Лошади повиновались, но, став, боязливо мотали головами во все стороны, будто ждали, откуда посыплются новые удары. Однако Яно их больше не бил. Сунув плетку за голенище, он осмотрелся вокруг в поисках убежища. Поодаль тянулась межа, поросшая высоким кустарником, — на нее он и указал нам.
Укрытие было отнюдь не безопасное. Я хотел сказать об этом, но Грегуш меня опередил.
Он спросил Яно:
— Ты что ж, собираешься здесь отдохнуть?
— Сейчас узнаешь, что я собираюсь делать, — ответил Запоточный, и даже в темноте было видно, как сверкнули его злые глаза.
— Не больно-то подходящее для нас место, — добавил Грегуш, — деревня под боком.
— А мне как раз на руку, — и он осклабился, обнажив свои массивные челюсти. — Есть тут у меня зазноба, сбегаю к ней, проведаю.
Я видел, что Йожку покоробили эти слова и он нахмурился.
Но Запоточный и бровью не повел. Не стесняясь, он принялся с вожделением говорить о том, что ни одна его поездка не обходится без такой встречи. Жаль, мол, проезжать мимо теплой постели, знатной выпивки и сытной еды. Надо же путнику подкрепиться! При этом он гоготал и причмокивал, словно ощущая во рту вкус всех этих лакомств.
Я не вмешивался в их разговор и только наблюдал за обоими.
Понурив голову, Грегуш уставился в землю.
— Ты чего? — взъелся Запоточный, видя, что тот приумолк.
— Да так… — ответил Йожка довольно спокойно, — о Магдалене подумал… Ты ведь завтра собирался свататься! Или уже раздумал?
— Магдалена подождет до завтра, — рассмеялся Запоточный, — нынешнюю ночку я еще подарю Еве, а захочет — так и сына на память. Само собой, — он погрозил Грегушу пальцем, — сестре — ни звука! Пойми, надо быть сволочью, чтоб не проститься с Евой. Зря только станет ждать меня да постель греть. Целый год она была мне верна и не скупилась на любовь. Еще неизвестно, сравнится ли с ней Магдалена. Ну да…
Он спохватился, сообразив, что не следовало так говорить, и прикусил язык. Воспользовавшись минутным замешательством, Грегуш попытался его отговорить. Но тщетно. Только теперь Запоточный сознался, что неспроста истязал лошадей — он торопился, чтобы провести ночь с Евой. Сейчас до этой ласковой кошечки рукой подать, и только круглый болван объехал бы ее стороной.
Поскольку Грегуш отказался сторожить на меже его коней, Яно решил взять их с собой. На закрытом дворе в темноте их никто не увидит! Нам же, раз уж мы боимся, он велел продолжать путь. Но при условии, что мы поедем шагом, и он сможет нас догнать. На случай, если он задержится, условились о месте, где мы должны его подождать — неподалеку от окружного городка. Он запретил нам являться к Малярикам без него — те сразу поняли бы, что дело нечисто. А он не хочет раскрывать свои карты раньше времени, не хочет лишиться Магдалены. Ведь с завтрашнего дня она станет его невестой — не такая уж плохая замена! Этакий цыпленочек!
Слушая эти бессовестные речи, Грегуш скрежетал зубами и на скулах его перекатывались желваки.
Запоточный уже совсем было собрался уезжать, но заколебался и неожиданно подошел ко мне.
— Хочу сказать тебе пару слов, — сказал он угрожающе.
— Ну…
— Девки любят вешаться на шею красавчикам. Гляди, не вздумай становиться мне поперек дороги.
Я стоял перед ним, распрямившись, и не уклонился от его здоровенного кулака, которым он водил у меня перед носом. Я смело смотрел на него в упор.
— Я не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мои дела, — продолжал он, выкатив глаза, — не то кровь пущу…
С этими словами он вскочил на коня и стал спускаться вдоль межей к деревенским садам. Мы видели, как он остановился перед воротами на загуменье и осторожно постучал. Выбежала женщина — издалека, при свете звезд рисовался лишь ее смутный силуэт — и, отперев ворота, бросилась ему на шею. Яно сгреб ее в охапку.
— Поехали, — мрачно произнес Грегуш, ошеломленный поведением Яно.
— Поехали, — согласился я, сознавая, какому унижению подверг Магдалену тот, кому она предназначена навеки.
В ту минуту я ощутил необыкновенный прилив сил — если бы понадобилось, ради Магдалены я не побоялся бы бросить вызов всему свету.
Словно желая ее утешить, я произношу про себя под перестук копыт наших коней:
«Я не побоялся бы никого в целом мире, будь я уверен, что ты не отвергнешь мою защиту. С готовностью обнажил бы я грудь и подставил ее под нож, если б знал, что помогу тебе этим. Я не ведал бы страха, даже если бы мне пришлось драться за тебя с таким жестоким человеком, как Запоточный.
Ты, конечно, поражена моими словами, прекрасная моя Магдалена, и удивляешься тому, как я изменился, как не похожи мои речи на те, что ты слыхала от меня в отрочестве. Но ведь я, Магдалена, не исключение. Пока я был ребенком, я и рассуждал, как ребенок, и мыслил, как ребенок, и поступал, как ребенок; теперь же, став мужчиной, я отрешился от всего, что было в детстве.
И я рад, что стал взрослым, что мышцы мои налились силой, — ведь на пути к тебе мне придется преодолеть столько преград! Времени остается немного: завтра одному из нас, Запоточному или мне, ты должна будешь сказать свое «да»».
На рассвете мы добрались до окрестностей городка.
Добрались без Яно, хотя и поджидали его в пути. Он не возвращался, и нам не оставалось ничего иного, как ждать его в условленном месте — явиться без него к Малярикам мы не смели.
Привязав лошадей к деревьям, мы укрылись в ивняке над рекой. Густой туман заволок долину, и, хотя брезжил рассвет, мы едва различали окружающее. От нечего делать мы беспрерывно курили и, продрогнув после студеной ночи, с нетерпением ждали восхода солнца.
Грегуш первым нарушил молчание:
— Каюсь, что ввязался в это грязное дело с лошадьми. Вместо дохода — один убыток: заплатил за две лошади, а осталась у меня одна. Магдаленина мать настояла, старая Маляриха; ей только бы будущего зятя ублажить, а я отдувайся. Тянется к нему, как пчела к меду. Что правда, то правда, в его руках почти половина лештинских земель, другого такого богача во всей округе не сыщешь. Да только не знаю, хорошо ли с ним будет Магдалене.
Хотя у меня и разрывалось сердце от его слов, все же я спросил не без задней мысли:
— Чем же он плох?
Стараюсь говорить ледяным тоном, чтобы Грегуш не заподозрил, как мне это важно знать.
— Крутоват малость, — произносит Йожка и, задумавшись, затягивается дымом, — крутоват малость, боюсь, Магдалене это не понравится.
— Тогда пусть не выходит за него, — советую я с деланным равнодушием, — Магдалена и лучшего жениха дождется.
— Лучшего, — подхватывает он, явно собираясь мне возразить, — лучшего ей не найти, я ж говорю тебе — у Запоточного тугая мошна. Вот только натура его не дает мне покоя. Магдалена с виду хоть и весела, а душа у нее чувствительная. Мать ее все уговаривает. Отцу, старому Малярику, сватовство это не по нутру. Они с Магдаленой заодно, сестренка тоже что-то хитрит. Сдается мне…
Он осекся и, помолчав, продолжил:
— Сдается мне, потому хитрит, что в душе на тебя надеется.
От неожиданности я так вздрогнул, что даже пепел с сигареты осыпался. Уже не в силах вникнуть в то, о чем продолжал говорить Грегуш, я слышал лишь одно-единственное: