Кого бы я ни встретил на пути к моей Магдалене, все, точно сговорившись, рассказывали мне об одних страданиях.
Сперва тот молодец с тонкими усиками.
Казалось, что́ может быть ужаснее новости, которую он мне поведал. Но потом я поговорил с корчмарем в Лештинах и услышал нечто более страшное о жизни моей Магдалены. Наконец, за пачку табака старый газда привел меня в полное смятение. Как знать, что я услышу еще, когда приеду к ней?
К счастью, чем горше становилось у меня на душе, тем сильнее желал я встретиться с Запоточным. Оставшись в одиночестве, я мало-помалу пришел в себя и еще раз прикинул в уме план действий. Я не стану вступать с ним в драку — это я знал твердо. Будь моя воля, я разрешил бы наш спор полюбовно.
Я побрел через пашни вверх по косогору.
Сразу же на меня пахнуло густым запахом земли. Я даже остановился на минуту. Теплое дыхание свежих борозд буквально опьянило меня. Оно исходило из самых недр земли и белесым паром стлалось над нею. Я невольно подумал о том, что и моя земля в Турце, хоть и арендованная все еще, тоже пробуждается сейчас под лемехом. И меня вдруг обуяла жгучая любовь к ней. Крестьянский труд показался мне самым прекрасным на свете. Первый раз в жизни задумался я над тем, отчего раньше не бросил скитания по белу свету и не обзавелся хозяйством. Я понял: должна была явиться женщина, чтобы пробудить во мне любовь к земле. Женщина, подобная Магдалене.
Глядя на Магдалену, я начинал ощущать близость природы и желанность сельской жизни. Глядя на ее руки, ощущал запах теста, которое они замешивали, чтобы испечь хлеб. Глядя на ее ноги, чувствовал прохладу утренней росы на траве. Глядя на ее стан, вспоминал мягкие очертания родного края. Глядя на ее уста, ощущал забытый вкус материнского молока и черешневого сока. Глядя в ее глаза, испытывал прилив силы и доброты, как плодородная нива под ласковым майским дождем.
Мне чудилось, что Магдалена и земля неотделимы друг от друга. Подобно тому, как некогда при взгляде на Магдалену я впервые в жизни воспылал истинной любовью к женщине, теперь при виде свежих борозд я воспылал истинной любовью к земле. Но не время было предаваться раздумьям. Меня ждали неотложные дела.
Старик боялся, как бы вечер не застиг нас в дороге; вспомнив его предостережение, я окинул взглядом гору, за которой пахали Запоточные, и, вскоре перевалив через нее, стал спускаться по противоположному склону.
Я увидел их еще издали.
Магдалена стояла среди борозд, держа под уздцы коня. За конем стоял Запоточный с длинным кнутом в руке. Возле него на земле валялось сломанное кнутовище.
В тот момент, когда я заметил их, Яно размахнулся и ударил коня с такой силой, что бедное животное осело, коснувшись брюхом земли. Конь не заржал — он закричал. Закричал так пронзительно, что у меня сердце захолонуло.
Борозда шла в гору, и конь заупрямился. Вероятна, он был из тех, необъезженных. Но зачем же выводить на работу шалого коня? Уж не для того ли, чтобы поизмываться над ним и заставить Магдалену страдать при виде мучений животного? Я поразился: внешне Магдалена выглядела совершенно спокойной, но лицо ее было скорбно.
В Яно словно бес вселился. Он с такой яростью хлестнул коня, что даже издали я увидел, как на его спине вспухла кровавая полоса. Несчастное животное дрожало и металось.
Я не знал, что мне делать — броситься ли к Яно и вырвать из его рук кнут или вернуться в деревню и звать людей на помощь, чтобы не позволяли ему истязать животное. У меня даже пот выступил на лбу, пока я решал, как мне быть.
Но то, что произошло в следующую минуту, заставило меня не раздумывая кинуться к Яно.
Несмотря на зверские побои, истерзанный конь не двигался с места. Тогда Яно зашел спереди и дважды стегнул его по морде. Конь взвился на дыбы и вырвался от Магдалены. Ослепленный яростью, Запоточный замахнулся было и на нее, но она отпрянула и, изловчившись, снова схватила коня за уздечку.
— Держи его! — заорал Яно и, словно обезумев, принялся хлестать коня по морде, по глазам.
Конь метался в поисках спасения. Вправо, влево. Не в силах справиться с ним, Магдалена снова выпустила уздечку. Конь рванулся и выворотил плуг из борозды. Магдалена оказалась под брюхом коня. Один удар копытом — и все было бы кончено.
Я бросился на помощь. У коня из разбитой морды хлещет кровь, а Запоточный все бьет и бьет его, не обращая внимания на грозящую жене опасность.
Когда бы я теперь ни вспоминал о том случае, мне всегда кажется, что тогда над нами незримо присутствовал, как говорится, сам бог, ибо, не будь его, случилось бы непоправимое.
Яно так бесился, что не видел и не слышал моего появления. И только когда я был уже рядом, он от изумления остолбенел. Вероятно, он принял меня за призрак, так как снова повернулся к лошади. Я выхватил у него кнут и так его огрел, что он без чувств рухнул на борозду. «Уж не сломал ли ему позвоночник?» — испугался я. Но бросился к Магдалене и вытащил ее из-под коня. В тот же миг конь рванул с места и, волоча за собой плуг, как бешеный пустился вскачь. Когда мужики изловили коня, от плуга уже ничего не осталось — он был разбит вдребезги.
Меня, разумеется, больше всего беспокоила Магдалена. Снова спас я ее из-под копыт. Снова держу на руках. Не так представлял я себе нашу встречу. Два года грезилось мне, как она, завидев меня, роняет ведерки и лицо ее заливает румянец счастья. Частенько останавливался я возле играющей детворы, в их криках мне слышался крик и ее радости, он казался мне таким же звонким и простодушным, как у ребенка.
И вот как я встретил ее! С нею обморок, она ничего не видит, не слышит. А я вместо того, чтобы поздороваться с ней, бегу сломя голову, чтобы привести ее в чувство.
Держу Магдалену на руках и озираюсь по сторонам. Ищу колодец или родник, где можно зачерпнуть воды. Наконец обнаруживаю родник под кустом лещины и несу туда Магдалену. Кладу ее на землю, горстью черпаю воду и брызгаю ей в лицо.
Магдалена медленно, с трудом приходит в себя. И опять, как в ту лунную ночь под соснами, не сразу понимает, где она и что с нею. Откроет глаза и снова закроет, но меня словно не видит.
Может, она думает, что это Яно так нежен с нею, но его нежности ей не нужны. Она не знает, что Яно лежит в беспамятстве. Чтобы убедиться в этом, я оглядываюсь — да, он нам не опасен.
Она долго не может меня узнать. Я не выдерживаю и произношу:
— Магдалена.
Будто ощупью двигаясь в темноте на чей-то голос, она медленно приподнимает голову, открывает глаза и смотрит в мое лицо, склоненное над нею.
— Петер, — произносит она неуверенно и начинает ощупывать мои руки и плечи, желая убедиться, что это действительно я.
— Это я, Магдалена, я, — твержу ей, — я вернулся, как обещал.
Голос у меня дрогнул, и из-под ресниц Магдалены скатились две слезинки. Обоим нам было тяжело, я это понимал и все же надеялся, что она вознаградит меня за приезд хотя бы робкой улыбкой. Но не тут-то было. Все тревожнее смотрела она мне в глаза. Наконец приподнялась и проговорила:
— Где Яно?
Она осмотрелась по сторонам в надежде увидеть Запоточного, а для меня это было что нож острый.
— Магдалена, — произнес я с укоризной, — неужто он значит для тебя больше, чем я? Магдалена…
— Я жена ему, Петер, — обронила она грустно, — и, покуда я с ним, грешно…
Она не докончила и скорбно опустила глаза.
— Я видел, как он только что мучил тебя, — сказал я в надежде вразумить Магдалену.
— Люди и Христа мучили, да он простил им.
— Но ведь ты не Христос, Магдалена, — старался я убедить ее.
— Я только следую ему, Петер.
— Что с тобой, Магдалена? — вырвалось у меня.
Я понял: она покорилась судьбе. Ее взгляд тревожно стремился туда, где в бороздах лежал поверженный Запоточный.
— Уходи, Петер, он убьет тебя. Ты должен спастись, а мне уж все одно.
Вымолвив это, она хотела встать и бежать от меня без оглядки, явно страшась моей встречи с Запоточным.
Удержав Магдалену, я еще раз объяснил, что приехал за ней. Но, видимо, она была не в состоянии понять меня и никак не ответила на мои слова.
А мне так хотелось, чтобы к ней вернулась ее всегдашняя жизнерадостность.
Торопясь, я стал рассказывать о том, что теперь у меня в Турне свой домик, а скоро появится и собственная земля. Что в горнице стоят две кровати, на одной еще никто не спал, ведь она предназначена для Магдалены. Что под окнами у нас цветет мальва и бузина. Что в саду много яблонь и слив, а вдоль забора растут вишни и орехи. Что на деревьях висят скворечники…
— Да ты не слушаешь меня, Магдалена! — горестно воскликнул я, убедившись, что говорю понапрасну.
Она не отрывала глаз с пашни; проследив ее взгляд, я увидел среди борозд Запоточного — он понемногу приходил в себя и, видимо, пытался вспомнить, где родник. Вспомнив, Яно двинулся прямо к нам.
— Он убьет тебя, — предупреждает меня Магдалена, — зачем ты приехал? Уж я как-нибудь отмаюсь до могилы.
— Пусть убивает, — отвечаю я безнадежно, — все равно без тебя мне не жить.
— На том свете мы встретимся, — уговаривает она меня, — когда пробьет наш час.
— Ты нужна мне на этом свете, Магдалена. Ты здесь мне нужна, и я не дам себя в обиду, обещай только стать моей женой, а я найду какой-нибудь законный путь.
Я вскочил, так как Запоточный приближался. Я выжидал.
Но Яно проковылял мимо, прямо к роднику, словно нас и не было. Наклонив голову, он стал поливать ее водой. Вода струйками стекала по шее на рубаху. Особенно старательно он смачивал темя; зачерпнув в горсть воды, он тщательно прополоскал рот, выплюнув вместе с водой комочки земли.
Я уж думал, все обойдется, как вдруг, не разгибаясь, Яно схватил обеими руками камень, загораживавший протоку, и двинулся на меня. Я едва успел отскочить от Магдалены, чтобы он, чего доброго, не угодил в нее. Мне нечем было обороняться, и, поняв это, Магдалена так пронзительно вскрикнула, что эхо еще долго плутало в горах. Мне не оставалось ничего другого, как увертываться. Но когда я отскочил во второй раз, я поскользнулся на раскисшей весенней земле и кубарем покатился под гору. Запоточный шел на меня, высоко подняв камень, и я видел с земли, что он метит мне прямо в голову.