Он наверняка прикончил бы меня, если бы Магдалена не стала во весь голос звать на помощь.
На взгорке появился крестьянин с мотыгой и, не долго думая, бросился к нам вниз по склону. Следом за ним бежали другие. Из лесу высыпали бабы, собиравшие хворост. И откуда взялось сразу столько людей? Ведь здесь не было ни души.
Яно все же метнул камень, но рука у него дрогнула, и он в меня не попал. Булыжник покатился по пашне и застрял в борозде.
Я вскочил. Прибежавшие на выручку люди не могли понять, что, собственно, произошло.
Яно все свалил на коня. С завидной изворотливостью он втолковывал людям, будто лошадь внезапно понесла. Я-де пытался ее остановить, но она сбила меня с ног, Магдалена испугалась, как бы обезумевшее животное не причинило кому-либо из нас вреда.
Люди с облегчением вздохнули.
А с Магдаленой творилось что-то ужасное. Она дрожала как осиновый лист. Лицо ее стало мертвенно-бледным. Она слова не могла выговорить, точно у нее отнялся язык.
Бабы советовали поскорей отвезти ее домой, чтобы хуже не стало.
Один из мужиков предложил свои услуги. Его воловья упряжка стояла на дороге. Мы уложили Магдалену и отвезли ее в деревню.
Яно ошибался, полагая, что своими россказнями он скроет истинную причину поднятого Магдаленой переполоха. Вечером по всей деревне пошли пересуды. Говорили, что человек, причастный к происшествию в Окружинах, и есть тот самый бродяга, который обещал Магдалене приехать за ней. Об остальном нетрудно было догадаться.
Хуже всего, что Магдалена тяжело заболела.
Я решил не уезжать из Лештин, пока она не выздоровеет. Я хотел знать, на что могу надеяться, хотел услышать от Магдалены последнее слово. Ведь тогда, на пашне, ей было трудно собраться с мыслями, не подумав, сгоряча решить свою судьбу. Но бесспорно одно — втайне она все-таки склонялась к тому, чтобы уехать со мной.
Вести о ее здоровье приносил мне в корчму, где я поселился, маленький тощий мужичонка. Согласно уговору, я ставил ему шкалик. Мужичок был не дурак выпить и норовил посещать меня как можно чаще. Таким образом, я знал все, что происходит с Магдаленой.
Разумеется, вести были неутешительные. Я видел собственными глазами, как несколько раз к ней приезжал фельдшер. Кругом говорили, что Магдалене не выкарабкаться. В один из вечеров она была так плоха, что все мы в корчме приуныли. Никто не пил, хотя перед каждым стоял шкалик. Я мучился ужасно. Мне все мерещилось мое крохотное хозяйство в Турне. С ним я давно уже связывал свое будущее: перестану скитаться, совью гнездо, достойное Магдалены. И вот теперь, когда это гнездо у меня есть, я теряю ее. Порой мне казалось, что не хватает воздуха — тревога спазмой перехватывала горло.
Положение усугублялось еще тем, что в Лештины, едва узнав о несчастье, нагрянула мать Магдалены. Через людей она наказывала мне взять мой нищенский посох и отправиться к черту в пекло. Меня она считала во всем виноватым, в глазах Малярихи я был отъявленным негодяем. Не пощадила злая баба и Магдалену. Другая, мол, себя не помнила бы от счастья за таким мужем, как Запоточный, почитала бы себя богатой хозяйкой. Хлеба вдоволь, денег тоже! В шелка ее разодеть готов, а она? Нарочно ходит в одном платье, что привезла из родительского дома! Жалит его, будто змея. Еще бы в нем не взыграла кровь!
Нельзя сказать, чтобы я принимал близко к сердцу рассуждения Малярихи — старая песня! Алчность и тщеславие прочно укоренились в старухе. Ослепленная богатством Запоточного, с крутым характером, она не желала вникнуть в суть дела, понять меня или дочь.
Старуха быстро уразумела, что ее разглагольствования и советы мало действуют на меня. И тогда она явилась в корчму собственной персоной, велев хозяйке вызвать меня из комнаты, которую я снимал.
Я не избегал ее, хотя с самого начала были ясны цель и возможные последствия ее посещения.
Стараясь держать себя в руках, я спокойно поздоровался с ней:
— Добрый день.
Она не ответила на мое приветствие и дернула плечом, окинув меня взглядом с головы до ног. Расположившись посреди залы, где восседает обычно сельская аристократия, она вызывающе забарабанила пальцем по столу.
Я стоял у стойки и ждал. Мне бросилось в глаза, что даже беспокойство за дочь не помешало ей вырядиться в платье, которое не посрамило бы семейства Маляриков. На пальце у нее сверкал массивный перстень, она теребила белоснежный платочек тончайшего батиста.
— Вероятно, вы хотите мне что-то сказать? — спрашиваю я, пытаясь прервать холодное молчание.
— Хочу, — подтвердила она злобно, — у меня есть на это право, я мать. — Она перевела дух. — Я тебя за человека не считаю после того, как ты внес разлад в наш дом и в дом Яно. Небось теперь ты доволен — моя дочь при смерти. Ты загубил ее. Как тебе на люди-то не совестно показываться! — Она вскочила и простерла руки, как простирает ястреб крылья над своей добычей. — Что ему, этакому бездельнику?! Сегодня здесь, завтра там. Он не боится, что за грехи провидение в первую же грозу спалит его хату, что за издевательство над порядочными людьми ливень побьет его урожай. Легко жить этаким никчемным бездельникам!
Я смело шагнул к ней, чтобы унять поток хулы. В жизни я не совершил подлости и не позволю оскорблять себя.
— Я не так богат, как Запоточный, правда, — возразил я, — но о человеке судят не по богатству. С такой меркой нельзя подходить к людям. Есть в человеке достоинства, которые стоят несметных богатств, об этом вы забыли. Мы же с Магдаленой предпочитаем такие человеческие качества лештинским угодьям. Мы вправе распоряжаться собою, ведь наш выбор сделан добровольно, без насилия, от чистого сердца.
— Ах негодяй, мерзавец! — закричала Маляриха. — Я велю жандармам выдворить тебя из деревни! — Она повернулась к хозяйке, пытаясь найти у нее поддержку. — Вы только полюбуйтесь на этого проходимца! Магдалена умирает, а ему хоть бы что!
Хозяйка умышленно отвернулась и поспешила закрыть окно: проходившие мимо люди могли услышать вопли Малярихи и догадаться о нашем бурном объяснении.
— Другой давно бы уже сообразил, что к чему, а этого и из деревни не выкуришь. — Маляриху трясло. — Магдалена — жена Запоточного, не понимаю, чего ты здесь торчишь? — обрушилась она на меня еще яростней. — Ишь приехал! Поздно спохватился! Ты… — Она кичливо вскинула голову, — бродяга. Бездельник…
Не знаю, почему она вспомнила вдруг Бездельника, но у меня и вправду есть с ним нечто общее. Согласитесь, не легко было сказочному Бездельнику перебить воинство злой ведьмы, одолеть трех драконов и лишить могущества Железного Монаха, но насколько труднее оказалось вырвать Магдалену из-под власти Запоточного и ее матери. В отличие от Бездельника я не мог прибегнуть к помощи волшебной сабли. Вместо нее у меня была лишь чистая совесть, решимость да безграничная любовь к Магдалене, ради которой я не пожалел бы самой жизни.
С уходом разъяренной Малярихи наше положение предстало предо мной во всей своей жестокости. Кто знает, не разлучены ли мы с Магдаленой навсегда? Из последних сил борется она за жизнь в доме Запоточного. Но пути туда, словно в заколдованный замок, мне заказаны. А мои попытки что-нибудь предпринять с приездом в Лештины потеряли всякий смысл. Рушились все мои надежды.
Мне хотелось в последний раз взглянуть на Магдалену, но Запоточный не позволил. Разумеется, я мог бы силой ворваться в дом, но учинять скандал у смертного одра Магдалены казалось мне кощунством. Хозяйка корчмы проводила меня к дому Запоточных, однако внутрь меня не пустили. Тогда я решил взглянуть на Магдалену хотя бы в окно, но окна были тщательно занавешены. Совершенно очевидно: умри она — и мне не позволят взглянуть на нее даже в гробу. Я уж подумал, не подкупить ли мне могильщика, чтобы он ночью тайком откопал тело: на что только не решаются люди с отчаяния!
Поразмыслив, я убедился, что ничего другого мне не остается.
Вдруг в корчму вбегает мой мужичок. Белый как мел, заикаясь, он сообщает, что уже послали за попом.
Мужики в корчме закивали головами, дескать, конца следовало ожидать, я же, не теряя надежды, вышел вслед за гонцом.
На улице спрашиваю, как он считает — не поможет ли мне святой отец повидать Магдалену. Мужичок охотно взялся проводить меня к дому приходского священника. Я ухватился за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку.
Священника мы застали еще дома.
Он принял меня чрезвычайно радушно и, сочувственно выслушав, принялся отечески утешать.
— Я и сам скорблю о Магдалене, — сказал он, — добрая и набожная она женщина.
Разговаривая, он продолжал собираться, и я ждал его стоя. Как ни торопился святой отец, а все же не забывал меня утешать и признался, что ему одному поведала Магдалена о своей нелегкой жизни.
— Велика и сильна была ее вера, — добавил он.
Затем он взял со стола молитвенник, скрещенными руками прижал его к груди и, прикрыв глаза, зашептал:
— Да не оставит ее господь своей милостью. Да облегчит ей душу в царствии своем. Да вознаградит всевышний ее доброту. Да воссияют ее смиренность и богобоязненность, яко звезды на небесах. Да не отринут ангелы чистоту ее и любовь. Да низойдут ее человечность и вера в сердца наши, дабы не таились в них отныне и присно жестокость и безбожие. Аминь.
Он кончил, и мы тотчас вышли. Священник торопился к Магдалене, чтобы дать ей последнее причастие. Твердым шагом человека, проведшего полжизни в скитаниях, я шел рядом в надежде уловить хотя бы последний взор Магдалены.
Как ни был я тверд духом, в последнее время уныние все больше и больше овладевало мной. Как могу я лишиться Магдалены?! Возвращаться без нее в родные края было бессмысленно. Уж лучше опять колесить по белу свету: что ни день — новый город или село. С севера влечет юг, на востоке привлекательным кажется запад. Так и скитаться до конца своих дней, авось все забудется. Но какие бы муки ни выпали на мою долю, ни за что не полосну себя ножом по жилам и не суну голову в петлю. Надо выдержать, стиснув зубы, надо пройти через все испытания. Пусть ноша тяжела — я не стану роптать.