Макбета славьте, славься, тан Кавдорский!
Филиппа не двинулась с места, но чистым, звонким голосом произнесла:
– Макбета славьте, королем он станет!
Джеймс отшатнулся. Я поймал его за плечо и сказал:
– Ты вздрогнул? Отчего? Зачем бояться / Того, что сладко слушать?
Он искоса взглянул на меня, и я нехотя его отпустил. Поколебавшись пару мгновений, я обогнул его и, шагнув с последней песчаной ступеньки, оказался среди ведьм.
Я:
Правды ради,
Вы – морок или вы на самом деле
То, чем предстали? Друга моего
Вы встретили по чести, вы сулите
Ему и возвышенье, и надежду
Стать королем – заворожен он. Мне же
Ни слова. Если в семенах времен
Вы видите, что прорастет, что нет,
Скажите. Не прошу и не боюсь
Ни милости я вашей, ни вражды.
Мередит в мгновение вскочила на ноги.
– Будь славен! – произнесла она, и остальные девушки отозвались эхом. Она метнулась вперед, подошла слишком близко, ее лицо оказалось почти вплотную к моему. – Ниже, чем Макбет, и выше.
Рен возникла у меня за спиной, побарабанила пальцами по моим бокам, поглядывая на меня с плутоватой улыбкой.
– Не так счастли́в, зато куда счастливей.
Филиппа так и стояла поодаль.
– Ты не король, но короли твои, – сказала она; тон ее был безразличным, почти скучающим. – Так славьте Банко и Макбета все.
Рен и Мередит продолжали меня оглаживать и похлопывать, перебирая мою одежду, изучая очертания моей шеи и плеч, зачесывая назад волосы. Рука Мередит проследовала до самого моего рта, пальцы обвели нижнюю губу, пока Джеймс – наблюдавший за всем этим и правда в каком-то завороженном отвращении – не вздрогнул и не заговорил. Девушки резко обернулись к нему, и я зашатался, от утраты их внимания у меня подогнулись ноги.
Джеймс:
Постойте! Доскажите про меня.
Я – Гламис, раз отец мой Синел умер,
Но я не Кавдор, ибо тан Кавдорский
Живет и благоденствует; а мне
Стать королем – то вне пределов веры.
Они лишь покачали головами, прижали пальцы к губам и ускользнули обратно в воду. Когда они совсем исчезли в глубине, а к нам по большей части вернулся разум, я обернулся к Джеймсу, в ожидании подняв брови.
– Твои потомки – короли, – сказал он.
– А ты – король.
– И тан Кавдорский. Так ведь было?
– И музыка такая, и слова. – За деревьями послышались шаги, и я вскинул голову. – Кто там?
До конца сцены оставалось немного, и, когда была не моя очередь говорить, я все время посматривал на воду. Она снова лежала гладко, отражая грозовое пурпурное небо. Когда пришло время, я и двое везучих третьекурсников, игравших Росса и Энгуса, ушли вправо, от света костра.
– Мы всё, – шепнул один из них. – Ни пуха.
– К черту.
Я нырнул за сарай на краю песчаного берега. Он был не больше уличного сортира, и, выглянув из-за угла, я видел костер, покоившееся на воде каноэ и полосу песка, на которой теперь стоял в одиночестве Джеймс.
– Что вижу я перед собой, кинжал? И рукоять ко мне. – Он зашарил в пустом воздухе перед собой. – Дай, ухвачу.
Я совершенно не ожидал, что когда-нибудь услышу от Джеймса этот монолог. Он был слишком незапятнан, чтобы говорить о крови и убийстве, как Макбет, но в алом отсвете костра уже не выглядел прежним ангелом. Наоборот, он был красив угрожающей красотой – таким представляешь себе дьявола.
Джеймс:
Надежная и твердая земля,
Не слышь моих шагов, боюсь, иначе
Где и зачем я, камни разболтают
И это время ужаса лишат,
Который с ним согласен. Я грожу —
И он живет, словами я стужу
Жар дела. Так вперед, покончим с этим.
Он еще раз приговорил Дункана, потом прокрался прочь, чтобы встретиться со мной в стороне от света костра, пока зрители, перешептываясь, ждали, когда начнется следующая сцена.
– Что теперь? – спросил я, когда Джеймс подошел достаточно близко.
– По-моему… погоди.
Он отшатнулся, воткнулся в меня.
– Что?
– Геката, – прошипел он.
Прежде чем я даже уловил суть этого слова, из воды вырвался Александр. Пока вокруг него рушилась обратно в озеро вода, зрители повизгивали от изумления. Мокрый насквозь, он был обнажен до пояса, вокруг лица буйно плясали распущенные кудри. Он закинул голову назад и завыл в небо, как волк.
– Воплощенное зло, – сказал я.
Девушки снова появились из воды, но стоило Мередит произнести: «Что ты, Геката, смотришь так сердито?» – Александр сгреб ее за шею сзади, плеща во все стороны водой.
– А нет причины, наглые карги? – прорычал он. – Бесстыжие, как вы посмели / Болтать с Макбетом о путях / И тайнах смерти, не шутя?
Джеймс схватил меня за руку.
– Оливер, – сказал он. – «Банко в крови, с улыбкой».
– Ох. Ох, черт.
Он затащил меня в сарай, дверь за нами предательски скрипнула. Пол сарая был завален веслами и спасательными жилетами, едва оставалось место, где мы могли встать лицом к лицу. На нижней полке нас дожидалось ведро.
– Господи, – сказал я, поспешно расстегивая жакет. – Сколько нам, по их мнению, нужно крови?
– Судя по всему, залиться, – ответил Джеймс, наклонившись, чтобы снять крышку. – А воняет она!..
Сладкий, гнилостный запах заполнил помещение, пока я сбрасывал сапоги.
– Полагаю, надо начислить им очки за правдоподобие.
Рука запуталась в рукаве рубашки.
– Черт, черт, черт, я застрял, да твою мать… Джеймс, помогай!..
– Тише! Давай. – Он распрямился, ухватил мою рубашку за подол и стянул через голову. Я застрял головой в воротнике, ткнулся в Джеймса. – А эти штаны можно кровью поливать? – спросил он, хватая меня за пояс, чтобы я не упал.
– Ну, голышом я не пойду.
Он потянулся за ведром.
– И то. Рот закрой.
Я стиснул губы, зажмурился, и Джеймс вылил мне кровь на голову, что-то вроде извращенного языческого крещения. Когда она полилась по лицу, я заплевался и закашлялся.
– Да что ж это за дрянь такая?
– Не знаю. И не знаю, сколько у тебя времени. – Он схватил меня за голову. – Не шевелись.
Размазал кровь мне по лицу, по груди и по плечам, растрепал пальцами волосы, чтобы они встали дыбом.
– Вот.
Долю секунды Джеймс просто смотрел на меня, и вид у него был пораженный и вместе с тем полный отвращения.
– Как я выгляжу?
– Охрененно, – сказал он, потом толкнул меня к двери. – А теперь иди.
Я, спотыкаясь, вышел из сарая и потрусил между деревьями, ругаясь, когда в мои босые ступни впивались острые камешки и сосновые иголки. Страшновато, конечно, было дожидаться полуночи, понятия не имея, кого встретишь в темноте, но задача и сама по себе была непростая. Я знал только свои сцены, так что никак не мог понять, сколько у меня времени, прежде чем нужно будет выйти окровавленным призраком Банко. Меня хлестнула по лицу ветка, но я не остановился и полез на холм, по корням, камням и ползучим растениям. Еще одна царапина на щеке погоды не сделает, я и так весь в крови. Кожа, остывавшая на свежем ночном воздухе, была липкой на ощупь, сердце снова колотилось – отчасти из-за усилий, требовавшихся, чтобы забраться на тропу, отчасти от боязни, что я пропущу свой второй выход.
Как выяснилось, я добрался до крайних деревьев куда раньше срока. На место я шел медленно и неуклюже, у меня под ногами хрустели прутики, но зрители напряженно следили за вторым разговором Джеймса с ведьмами и не обратили на меня внимания. Я притаился под низкой веткой, и яркий запах сосны прорезался сквозь густой смрад бутафорской крови на моей коже.
Рен:
Что-то пальцы запекло —
Значит, на пороге зло.
Джеймс:
Эй, черные полуночные ведьмы!
Чем заняты?
Девушки танцевали вокруг костра, их распущенные волосы были спутаны, к юбкам прилипли зеленые озерные водоросли. Временами то одна, то другая швыряли в костер горсть сверкающей пыльцы, и из пламени вырывались клубы цветного дыма. Я переминался с ноги на ногу в своем укрытии, дожидаясь выхода. В череде видений я шел последним, но какими явятся остальные? Я поискал в толпе зрителей знакомые лица, но было слишком темно, чтобы различить черты. Слева от дома я заметил белокурую голову Колина, а еще в свете костра мерцали медные кудри, которые, по-моему, могли принадлежать Гвендолин. Я не мог не гадать: куда подевался Ричард?
Нечеловеческий пронзительный смех Рен вернул меня на берег.
Мередит: Скажи!
Рен: Спроси!
Филиппа: Ответ тебе дадим.
Мередит:
Нас выслушаешь – или тех, кому
мы служим?
Джеймс: Пусть являются, зовите.
Голоса девушек слились в высоком нестройном напеве. Джеймс смотрел на них с задумчивым сомнением.
Мередит:
Лейте кровь свиньи, что съела
Девять поросят, все в дело,
И убийцы смертный пот…
Все вместе:
Низший, высший, да придет,
Все расскажет в свой черед!
Филиппа бросила что-то в огонь, и пламя заревело, взметнувшись выше их голов. Над берегом разнесся голос, необъятный и ужасающий, как первобытное божество. Ричарда не узнать было нельзя:
– МАКБЕТ. МАКБЕТ. МАКБЕТ. СТРАШИСЬ МАКДУФА.